4. Философия и эстетика Мориса Метерлинка.

Рассмотрим несколько аспектов деятельности Метерлинка – философия, эстетика, поэзия и драма. Конечно, более всего Метерлинк известен как драматург, но для понимания его пьес очень важна его книга «Сокровище смиренных» (1896). Действительность, по Метерлинку, представляет собой отблеск неведомой истины, мировой души. В своей философии он – последовательный идеалист-мистик. Историю человечества он видит как смену эпох материалистических и спиритуалистических. Духовные эпохи - это древний Египет, древняя Индия и средние века в Европе. Материалистические - греческая и римская античность, Франция 17 и 18 веков. Современная эпоха (конец 19 – начало 20 века) – переходная, Метерлинк верит, что это будет переход к усилению духовного начала, «власть души в человечестве увеличилась». Однако Метерлинка нельзя считать оптимистом, ему принадлежит понятие «трагедия каждого дня» (так называется 9 глава «Сокровища смиренных»). Мир – тайна, неподвластная познанию, поэтому сама жизнь таит в себе трагедию. «Существует каждодневная трагедия, которая гораздо более реальна и глубока, и ближе касается нашего истинного существа, чем трагедии больших событий». Одной из новых философских категорий, которую предлагает Метерлинк, является категория молчания. «В чем обнаруживается истинный смысл жизни - в шуме или молчании?,- спрашивает он. И уже в самом вопросе есть ответ. Созерцание, по мнению бельгийского мыслителя, выше, чем действие. «Я восхищаюсь Отелло, но мне кажется, он не живет величественной повседневной жизнью Гамлета, у которого есть время жить, потому что он бездействует». Здесь мысль Метерлинка парадоксально заострена, но предельно понятна, для него познание ничего общего не имеет с интеллектом, оно – интуитивно и спонтанно, оно связано с предвидением, предчувствием, постижением Судьбы, Рока. «Мы все знаем, но не можем сказать». «Мы знаем друг друга в сферах, о которых не имеем понятия… и у нас есть общая родина, куда мы уносимся и где находим друг друга…» Отсюда романтическое отношение к женщине: по мнению Метерлинка, женщина ближе к «запредельному», через нее мы приобщаемся к тайнам бытия, «она держит светильник, который нами утрачен». В главе «Предупрежденные» автор вводит еще один важный для него концепт - Смерть. «Смерть руководит нашей жизнью, и жизнь не имеет другой цели, кроме смерти». Человек - безвольная, пассивная игрушка высших сил; «люди – лишь случайные, слабо мерцающие искры». В этом Метерлинк близок к Шопенгауэру, и также, как и он находит источники своего мышления в восточных религиозных школах. Понимание морали у Метерлинка также окрашено мистикой - «Нами руководит Нечто, вложенное в нас свыше». Правда, нужно заметить, что эти взгляды характерны для раннего периода творчества (конца 19 века) и были потом частично пересмотрены.

На этой философской основе построена театральная эстетика Метерлинка. Театр Метерлинка называли «театром молчания», «неподвижным театром», «театром марионеток». В пьесах бельгийского драматурга мало действия, нет психологизма, очень слабо подчеркнута индивидуальность персонажей (герои – скорее олицетворение каких-то сил). Зато важна атмосфера, большое значение имеет пауза и, конечно, символика. Любимая ситуация в драмах Метерлинка - тревожное ожидание, присутствие Рока, Судьбы, Смерти. Роль актера сведена до минимума, все делает режиссер: он создает образ спектакля при помощи освещения и декораций (отсюда подробные ремарки автора, направленные не на создание конкретной обстановки, а на ее символизм). Театр Метерлинка - это театр умолчаний, подтекста. Метерлинк пишет о роли «второго диалога» (так он называет скрытый смысл реплик в ходе действия): «…Красота и величие прекрасных и больших трагедий заключается не в поступках, а в словах. И не в одних словах… Надо, чтобы было еще нечто, кроме внешне необходимого диалога. Только те слова, которые с первого взгляда кажутся бесполезными, и составляют сущность произведения. Лишь в них заключена его душа. Рядом с необходимым диалогом идет почти всегда другой диалог, кажущийся мнимым… Поэма приближается к высшей красоте и истине по мере того, как в ней уничтожаются слова, объясняющие поступки, и заменяются словами, объясняющими не то, что зовется «состоянием души», а какие-то неуловимые и беспрерывные стремления души к своей красоте и своей истине» (курсив мой – Л.Т.). Задача Метерлинка изобразить не очевидное, а скрытое.

Отсюда и его теория символа. «Я думаю есть два типа символов: один, который можно назвать априорным символом, символом заданным, он исходит из абстракций и пытается придать этим абстракциям человеческое лицо. Прототип этой символики, которая очень близко соприкасается с аллегорией, можно найти во второй части «Фауста» Гете.. Другой вид символа, который скорее бессознателен, возникает без ведома поэта, часто против его желания и почти всегда сверх его понимания; это символ, который рождается во всех гениальных творениях человечества (Эсхил, Шекспир)». По мнению Метерлинка, символ – это сила природы, разум человека не может противостоять ее законам. Если нет символа, нет произведения вообще. Таким образом символ у Метерлинка – не просто художественный прием, а гораздо большее: стихийное объективное начало, заложенное в самой специфике искусства, именно через него осуществляется связь художника с Высшим.

Все это в наибольшей степени присутствует в раннем творчестве Метерлинка (1890-е годы). В это время созданы одноактные пьесы («Маленькие драмы») - «Слепые», «Там, внутри», «Непрошенная», «Пелеас и Мелисанда» и другие. В предисловии к «Маленьким драмам» автор пишет: «Они полны веры в какую-то необъятную, невидимую и роковую власть, намерений которой никто не знает, но которая по духу драмы кажется недоброжелательной, внимательной ко всем нашим поступкам, враждебную улыбке, жизни, миру, счастью… невинные, но невольно враждебные друг другу судьбы сплетаются и расплетаются на общую погибель под опечаленными взглядами более мудрых, которые предвидят будущее, но ничего не могут изменить в жестоких и неумолимых играх. Любовь, смерть и другие таинственные силы творят что-то вроде лукаво-несправедливого суда, назначают наказания - этот несправедливый суд никогда не награждает – похожие не прихоти судьбы». Здесь Метерлинк вполне отчетливо демонстрирует свой мистический фатализм.