Н

Томас Кун

(1922 – 1996)

Литературные аллюзии

Идея несоизмеримости выражений языков различных систем была блестяще обыграна в научно-фантастической повести Г. Шахназарова «Нет повести печальнее на свете». На отдаленной планете Гермес сообщество людей разделилось по профессиональному признаку на кланы – каждый со своим языком. Но это различие языков кардинально отличается от различия земных языков. У землян (то есть нас) различаются звуковые символы общепринятых понятий, у гермеситов же сами эти понятия. Скажем, у них нет общего понятия любви как чувственного влечения мужчины и женщины. В языке каждого клана оно «профессионализировалось», а при переводе указывается, какие именно элементы профессиональной культуры более или менее соответствуют передаваемому тексту. Можно говорить лишь о некоей аналогии. У математиков понятию любви отвечает уравнение, химиков – реакция, историков – аналогия, агрономов – посев. Единство понятия у гермеситов утеряно, разные кланы обозначают все, что с ним связано, не различными словесными символами, а специфическими образами своей профессиональной деятельности. Математик скажет «Он и она уравнялись», химик «Он и она реагируют», историк «Он и она аналогичны» и т.д.

а этом фоне эффект разорвавшейся бомбы произвела вышедшая в 1962 г. работа Т. Куна «Структура научных революций». Сформулированная там «теория парадигм» резко порвала со всей предыдущей кумулятивистской традицией и представлениями о науке, согласно которым развитие этой науки всецело определяется ее внутренней логикой («логикой научного поиска», такая модель называется интернализмом), а критерии рациональности неизменны (линия, идущая от Декарта). Кун отмечает, что науку делают люди. Люди эти объединены в научные сообщества. Но научное сообщество – это сообщество живых людей, и законы его функционирования не могут быть совершенно безразличны к принципам, скажем, социологии, социальной психологии или теории лидерства. Борьба альтернативных научных традиций – это не только абстрактная борьба идей, это еще и борьба живых ученых за «место под солнцем». И здесь многое зависит от лидеров подобных групп. Обладают ли они той необходимой харизмой, чтобы убеждать всех в своей правоте? Многие, к примеру, полагают, что успех теории относительности не в последнюю очередь связан с личными качествами и связями ее создателя – А. Эйнштейна. Наука не изолированная от остального мира бухта, напротив, она в значительной мере зависима от процессов в остальных сферах жизнедеятельности общества (например, от социального заказа).

Как же происходит, по Куну, развитие науки? Утвердившееся тем или иным образом в качестве господствующего научное сообщество приносит с собой определенный способ описания и интерпретации мира, лучше сказать – «очки» (уже знакомая нам из кантовской гносеологии метафора). Здесь присутствуют как непосредственные знания (формулы, теории и т.д.), так и представления о считающихся приемлемыми технических средствах, методах получения, обработки, интерпретации информации, о научных ценностях, о месте науки в культуре и т.д. Весь этот комплекс Кун предложил обозначать греческим термином «парадигма», что означает – образец. Действительно, парадигма – это фундаментальная схема «прочтения» окружающего человека мира. Кун приводит примеры таких парадигм: птолемеевская астрономия (геоцентризм), ньютоновская механика и т.д. Но вот господствующая парадигма (сам период ее относительно спокойного существования Кун называет «нормальной наукой») ослабевает под натиском не укладывающихся в нее фактов, набирают силу «оппозиционные» научные сообщества (которые пока лишь «секты»). Рано или поздно все это приводит к свержению старой и появлению новой парадигмы. Происходит «научная революция». Король умер, да здравствует король? Казалось бы, чем отличаются эти идеи Куна (кроме терминологии) от традиционных представлений о смене одних научных теорий другими? А отличаются они радикально. При смене парадигм меняется не просто их содержание. Меняется само представление о том, что считается «научным содержанием», меняются сами стандарты научности и рациональности. Не факты, по сути, судят парадигму (теорию), напротив, сама парадигма определяет, что именно будет рассматриваться как осмысленный опыт. К примеру: теория относительности говорит о невозможности существования частиц, двигающихся со сверхсветовыми скоростями (так называемых тахионов). То есть ученый, вооруженный этой теорией, уже априори настроен на то, чтобы их не видеть. Сам опыт зависим от теории, ибо наблюдения превращаются в таковые собственно только благодаря изначальной теоретической интерпретации. Теперь понятно, почему опять шла речь об «очках»? Может быть, мы каждый день сталкиваемся в лаборатории с тахионными взаимодействиями, но просто их не видим, толкуя соответствующие явления на свой, принятый взгляд? Такова суть критики Куном известной теории «чистого опыта» позитивистов, независимого ни от какой теории.

Следовательно, парадигмы по своей научной силе по сути не лучше и не хуже друг друга (в традиционном смысле). Они вообще несоизмеримы. Они просто разные, каждая последующая объясняет мир не более удачно, она объясняет его по-другому (вспоминается известный анекдот путешественников: «Самый лучший способ заново сложить дорожную карту – это сложить ее по-другому»). Научные сообщества вытесняют друг друга. История науки – это не единый, целостный, прогрессивный процесс, это история отдельных, так и хочется написать «локальных», парадигм (чтобы подчеркнуть идейное родство этих методологических идей Куна культурологическим построениям Шпенглера). Основания этой, без сомнения, релятивистской теории в конвенционализме Пуанкаре (мы говорили о нем) тоже прослеживаются достаточно четко.

В

Пол Фейерабенд (1924 – 1994)

есьма радикальные и вызывающие выводы из куновской теории парадигм сделал П. Фейерабенд. Он предложил вообще отказаться от идеи приоритета науки и научного познания в освоении мира. Чем больше будет таких способов – магия, религия, обыденное сознание, наука и т.д. – тем богаче будет духовная жизнь индивида, тем полнее, с большего количества позиций и точек зрения он будет познавать мир. В науке же вообще нужно отказаться от «приоритетных» направлений. Чем больше будет самых разных теорий, тем лучше (тезис о «пролиферации», т.е. «размножении» научных теорий). Весьма п

оказательно название основной работы Фейерабенда – «Против методологического принуждения». Ученые должны взять на вооружение принцип «Все дозволено», ибо следование какому-либо предписанному методу несовместимо с творческим мышлением. Неудивительно, что в своем воинствующем релятивизме стирающая всякие демаркационные линии, теория Фейерабенда получила наименование «методологический анархизм». Несмотря на некоторые весьма здравые наблюдения (такие, как тезис о «зашоренности» взгляда ученого, не признающего иных типов интерпретации опыта, чем его собственный), концепция эта отдает дурной эпатажностью и не очень хорошо, на взгляд авторов, согласуется с реальной практикой научного поиска.

Тем не менее, надо оценить заслуги Куна и Фейерабенда в обосновании доктрины экстернализма (в интерпретации механизмов эволюции науки и ее взаимодействия с факторами внелогической природы), в критике вульгарных вариантов моноцентризма (признания только одного правильного пути, направления, теории) в методологии, которые, перекликаясь с аналогичными идеями в других областях философского знания, посягая на до сей поры неприступные бастионы, в некотором роде стимулировали творческое, диалектическое мышление современных ученых. Однако многие за деревьями не увидели леса. И подобные идеи стали могучим оружием в руках вульгарного релятивизма современных «идеологов».

1 Конечно, случалось так, что у одного и того же философа весьма органично сочетались как «оптимистические», так и «пессимистические» нотки (например, у Канта, о чем мы дальше скажем подробнее). Поэтому следует иметь в виду, что подобная классификация предполагает т.н. «идеальные типы» - позиции, продуманные и доведенные до своего логического конца. Как говорится, уж если оптимизм, то уж безо всяких уступок пессимизму…Возможно, имея в виду Канта, следовало бы ввести такое понятие, как «частичный оптимизм» («комбинация оптимизма и пессимизма»)

2 В этой гегелевской идее заключена весьма мудрая мысль, что истина есть процесс - подобно тому, как бытие мира есть процесс (его диалектического развития).

3 Если вопрос о возможностях объективного познания считается неразрешимым, не является ли уже само признание этой неразрешимости отрицательным ответом на него? В духе «раз не признается положительным, признается отрицательным»? Подумайте над этим.

4 Подобные идеи в гносеологии уже ХХ века выдвигал Карл Поппер (так называемая теория «трех миров»). Объективная информация, объективные истины способны существовать автономно как от субъекта с его «внутренними знаниями», так и от объектов. Поппер с помощью этой доктрины обосновывал, к примеру, имевшую место в его время возможность «расшифровывать» миры древних ушедших цивилизаций на основании одних только сохранившихся документов эпохи, как раз и хранящих эти самые «объективные знания».

5 Фактически речь идет о всеобщем законе мироздания, открытом Гегелем, - законе единства и борьбы противоположностей.

6 Упомянем здесь имя Л.В. Лескова.

7 Здесь вполне уместно вспомнить добавку Лейбница к высказыванию Локка «Нет ничего в разуме, чего прежде не было бы в чувствах» - «…кроме самого разума».