живать сознательную и немучительную жизнь больного без применения сложных технических средств;

—наличие соответствующей правовой базы в виде специального закона об эвтаназии.

Выполнение первого условия должно предварять юридическую процедуру оформления желания больного.

Не исключено, что больной после преодоления депрессивного состояния откажется от своего желания умереть до срока.

2. Пресечение жизни смертельно больного без его желания оправдано при соблюдении следующих условий:

—больной не способен сам принять решение(психиатрическая экспертиза);

—письменное заключение врачей о прогрессирую-

щей смертельной болезни;

—письменное согласие близких;

—наличие соответствующей правовой базы в виде специального закона об эвтаназии.

Выше я говорил о том, что уход из жизни смертельно больного с помощью врачей должен рассматриваться как крайний, исключительный случай. В самом деле, жизнь человека священна. Поэтому даже несколько часов, дней, месяцев сознательной жизни больного до наступления смерти драгоценны и для него самого, и для близких, и вообще для людей. Если это творческий человек, если ему есть что сказать людям, то последние мгновения жизни могут быть вдвойне драгоценны.

3.БЕССМЕРТИЕ КАК АБСОЛЮТ

О ПРИТЯГАТЕЛЬНОСТИ ИДЕИ ЛИЧНОГО БЕССМЕРТИЯ

Теперь рассмотрим представления, основывающиеся на идее абсолютного бессмертия, т. е. признания реальности индивидуального бессмертия при одновременном отрицании реальности смерти, ее игнорировании, объявлении ее ненастоящей, невозможной. Эти представления с высоты сегодняшних знаний кажутся наивными, неле-

пыми. Тем не менее на протяжении тысячелетий они “кружили голову” людям. Люди порой совершенно серь-

60

езно полагали, верили в то, что настоящей смерти нет, что они будут жить всегда. И. И. Мечников приводит такие удивительные факты:

“Многие первобытные народы буквально понимают религиозное учение о бессмертии и смотрят на обещание загробной жизни как на неопровержимую истину. Так, туземцы островов Фиджи убеждены, “что они возродятся в ином мире в том же точно виде, в котором они покинули землю; поэтому они желают умереть раньше наступления какой бы то ни было болезни”. И так как очень трудно достигнуть старости без болезни или какой-нибудь немощи, то “как только человек чувствует приближение старости, он предупреждает своих детей, что ему пора умирать, Если же он не говорит этого, то дети сами предупреждают его. Собирают семейный совет, назначают день и роют могилу. Старик делает выбор между удушением и погребением заживо”.

Следующий пример показывает, до какой степени может доходить вера в будущую жизнь. Молодой фиджиец однажды пришел к английскому путешественнику Генту для того, чтобы пригласить его на похороны своей матери. Гент принял приглашение и присоединился к похоронному шествию.

Удивленный отсутствием трупа, он спрашивает об этом молодого человека. Последний “указал ему на свою мать, идущую среди них столь же веселой и спокойной, как и все присутствующие. Гент выразил юноше свое удивление и спросил его, как он мог его обмануть, сказавши, что мать умерла, в то время как она жива и здорова. Ответом было, что только что совершилось похоронное пиршество и что теперь будут ее хоронить, что она достаточно пожила и что пора ее убить, на что она согласилась с удовольствием” (Lubbock, 1, p. 372).

Приведенный пример не исключителен. Известны целые города с несколькими сотнями жителей, между которыми не было людей старше 40 лет, потому что все старики были погребены. Легко понять, что при такой ревностной вере люди могут не бояться смерти.

По Скулькрафту, индейцы Северной Америки очень мало боятся смерти. “Они не боятся перейти в страну, полную беспрерывных наслаждений, в которой, как им приходилось постоянно слышать, нет ни горя, ни печали” (там же, с. 374).

Мне самому знаком пример православной девочки, которая была так убеждена в блаженстве рая, что во время серьезной болезни с нетерпением ожидала смерти. Перед смертью она уверяла, что уже видит чудные цветы и слышит дивное пение райских птиц”1.

В идее личного, индивидуального бессмертия есть ог-

1 Мечников И.И. Этюды о природе человека. Опыт оптимистической философии. М., 1917. Гл. VII.

61

ромная притягательная сила, которая вновь и вновь заставляет людей создавать различные учения, теории, концепции. Человек как существо деятельное, творческое, не может примириться с мыслью о неизбежности своей кончины, что бы там ни говорили философыутешители1. Также, когда умирает близкий человек, то это воистину безутешное горе и ничто не может его компенсировать, разве только слепая вера в потустороннее бессмертие, в то, что настоящей смерти нет.

Поначалу идея бессмертия и родилась как идея отрицания, неприятия смерти. На это указывает само слово “бессмертие”, образованное путем приставления к слову “смерть” частицы отрицания “без”. Вполне логично, что бессмертие и понималось сначала только в этом своем отрицательном содержании, т. е. в противопоставленности смерти. Если есть бессмертие, то, значит, смерти нет. Или-или. Из этого противопоставления и из того, что люди полностью не могли отмахнуться от факта смерти и родилась вера в потустороннее бессмертие, в жизнь после смерти (или, как еще говорят, жизнь за гробом, загробную жизнь).

Люди по своей природе реалисты. Почему же они упорно тешили, убаюкивали себя сказками о потустороннем бессмертии? Это объясняется тем, что, во-первых, они страстно желали жить, жить и жить, а кто сильно чего хочет, то и видит это. Жажда нескончаемой жизни порождала иллюзорные представления о реальности -бес смертия. В общем-то тривиальный пример того, когда желаемое выдается за действительное. Во-вторых, психическая жизнь людей при неразвитости их мышления давала массу квазифактов, якобы свидетельствовавших о жизни после смерти(образы памяти, сновидения, сила воображения, галлюцинации, убедительные рассказы обманщиков, фантазеров, психически нездоровых людей). В-третьих, определенное терапевтическое значение веры в потустороннее бессмертие. Она притупляла, ослабляла

1 По поводу философов-утешителей см. выше, стр. . В жанре утешений написана, пожалуй, глава ХХ знаменитых “Опытов” Мишеля Монтеня под характерным названием: “О том, что философствовать — это значит учиться умирать”.

62

инстинктивное чувство боязни смерти, инстинкт самосохранения и этим позволяла людям действовать раскованнее, смелее, увереннее. (Правда, в больших дозах вера в потустороннее бессмертие превращалась из терапевтического средства в сильнейший яд: она подавляла инстинкт самосохранения и делала человека незащищенным перед всякого рода неблагоприятными воздействиями). В- четвертых, социально-политическое значение веры в потустороннее бессмертие. Власть имущим было выгодно по разным причинам поддерживать эту веру в народе. Например, военачальнику легче было управлять войском, легче было посылать на смерть людей, одурманенных верой в потустороннюю жизнь. Кстати, до сих пор среди религиозных фанатиков находятся террористыкамикадзе, которые идут на смерть в полной уверенности, что на том свете их ждет райское блаженство.

Платон и Сенека: доводы в пользу бессмертия

Стихийную веру людей в бессмертие некоторые философы пытались осмыслить, объяснить, укрепить логическими доводами. Сенека, например, писал:

“(10) А если в тебе так сильно желание жить дольше, то подумай вот о чем: ничто исчезающее с наших глаз не уничтожается — все скрывается в природе, откуда оно появилось и появится снова. Есть перерыв, гибели нет. И смерть, которую мы со страхом отвергаем, прерывает, а не прекращает жизнь. Опять придет день, когда мы снова явимся на свет, хоть многие отказались бы возвращаться, если бы не забывали все. (11) Позже я растолкую тебе подробнее, что все, по-видимости гибнущее, лишь изменяется. А кому предстоит вернуться, тот должен уходить спокойно. Всмотрись в круговорот вещей, вновь спешащих к прежнему: ты увидишь, что в этом мире ничто не уничтожается, но только заходит и опять восходит. Лето минует, но следующий год снова приводит его; зима исчезает, но ее немедля прогоняет день. И разнообразное течение звезд таково, что они повторяют пройденный путь, и пока одна часть неба идет вверх, другая опускается вниз”1.

Как видим, Сенека пытается доказать, что настоящего уничтожения, гибели нет, что смерть не прекращает жизнь, а лишь прерывает ее. Примечательно, что он ис-

1 Сенека. Нравственные письма к Луцилию. М., 1977. С. 65 (Письмо ХХХVI).

63

пользует аналогию с движением небесных тел. Получается, что бессмертие сродни бесконечному движению по кругу. Смерть Сенека понимает как обратимый процесс, как момент круговорота вещей. Аргументация философа оставляет желать лучшего. По форме она напоминает индуктивное умозаключение. Сенека перечисляет факты кругообращения (лето-зима, ночь-день, движение звезд) и ставит в один ряд с ними факты смерти и рождения. Он подобрал примеры, которые свидетельствуют как будто в пользу обратимости смерти. Мы знаем, однако, что индуктивное умозаключение не обладает достаточной полнотой логического доказательства. Сенека не заметил или проигнорировал факты противоположного порядка: когда процессы протекают необратимым образом, в одну сторону. Смерть как раз принадлежит к разряду необратимых процессов.

Сенеку извиняет только то, что в его время (в древности) люди не совсем хорошо представляли себе, что такое смерть и факт ее необратимости не был таким бесспорным, как это представляется сейчас, с позиций современного научного знания.

Еще раньше Сенеки подобным же образом аргументировал Платон. Однако не в пример первому он дал развернутую аргументацию, весьма интересную с логической точки зрения. В “Федоне” он доказывает бессмертие души с помощью идеи взаимоперехода противоположностей. Если отвлечься от фактической стороны его рассуждений, то нельзя не согласиться с ним в том, что взаимопереход противоположностей лежит в основе долговременного существования, сохранения, бессмертия. Платон угадал логическую связь, соответствие между взаимопереходом противоположностей и бесконечностью, бессмертием. Его можно упрекнуть лишь в том, что он явным образом абсолютизировал взаимопереход противоположностей, т. е. не увидел ( или не захотел увидеть) того, что в природе наряду с взаимопереходом имеет место необратимый переход одной противоположностей в другую.

Вот как Платон аргументирует.

Во-первых, он настойчиво проводит мысль о том, что если имеются противоположности, то между ними дол-

64

жен быть обоюдный переход. Для подтверждения этой мысли он приводит различные примеры взаимоперехода противоположностей (большего и меньшего, слабого и сильного, скорого и медленного, худшего и лучшего, справедливого и несправедливого, разъединения и соединения, охлаждения и нагревания, сна и бодрствования). В данном случае Платон, как и Сенека, использует индукцию. И как Сенека он явно переоценил возможности индуктивного доказательства. Даже если будут приведены тысячи примеров взаимоперехода противоположностей, все равно с их помощью нельзя доказать, что все природные процессы обратимы, что в природе нет необратимого перехода одной противоположности в другую.

Во-вторых, для обоснования идеи двойного перехода противоположностей Платон неявно исходит из идеи всеобщей симметрии природы. В одном месте он говорит, что обратный переход противоположностей(не только живого в мертвое, но и мертвого в живое) необходим для равновесия, иначе придется допустить, что “природа хромает на одну ногу”. Ничего не скажешь, образ сильный. Асимметричная природа, по Платону, такая же нелепость, как и хромоногий человек. Легко, однако, возразить философу: всякое сравнение хромает и сравнение природы с человеком в плане симметрии-асимметрии явно хромоногое. Платон видит в человеке только симметричное — две ноги, — и не замечает, что у человека много асимметричного (например, вид спереди — вид сзади, внизу две ноги — наверху одна голова). Так и в природе: наряду с симметрией полно всякой асимметрии. Философ, в сущности, использует негодный прием: пытается

доказать противоестественность асимметрии природы ссылкой на противоестественность нарушения симметрии (хромоногости) там, где она (симметрия) должна быть, где она естественна.

В-третьих, Платон использует доказательство от противного: пытается дискредитировать идею необратимого перехода противоположностей и тем самым утвердить идею взаимоперехода противоположностей. Он доводит идею одностороннего перехода до логического конца и показывает ее нелепость. Платону в данном случае изменяет чутье диалектика: он рассматривает проблему пере-

65

ходов противоположностей только в двух вариантах: либо взаимопереход, либо необратимый переход — третьего не дано; поскольку необратимый переход невозможен как всеобщее явление, постольку он вообще невозможен, а существует лишь взаимопереход противоположностей. Платон не видит того, что и взаимопереход противоположностей невозможен как всеобщее явление. Если бы

все противоположности постоянно переходили друг в друга и не было бы односторонних переходов, то мы наблюдали бы картину вечного круговорота, вечного повторения одного и того же. А это означает полный застой, отсутствие подлинного возникновения, становления. Иными словами, мы приходим к тому же, что и в случае допущения всеобщности одностороннего перехода.

Ошибка Платона в том, что по отношению к природе в целом он позволяет себе мыслить в рамках ограниченного принципа “или-или” (избирает взаимопереход противоположностей и отвергает необратимый переход). Если живое переходит в мертвое, то, значит, существует обратный переход мертвого в живое, оживание. У Платона было мелькнула мысль об иных путях возникновения живого из неживого, но он тут же ее отбросил, настолько владела им мысль о всеобщем характере взаимоперехода противоположностей.

В-четвертых, в своей попытке обосновать взаимопереход живого и мертвого Платон использует аналогию с взаимопереходом бодрствования и сна. С позиции современной науки эта аналогия кажется наивной, но в древние времена она была одним из сильнейших аргументов в пользу идеи бессмертия души. Платона можно упрекнуть лишь в том, что он пошел на поводу у древних авторов этой аналогии, некритически заимствовал ее. Здесь Платона подвели пристрастие к общему, сходному, тождественному и нелюбовь к единичному, особенному, к подробностям, деталям. Если бы он скрупулезно разобрался во всех сходствах и различиях между двумя парами противоположностей (живым-мертвым и бодрствованиемсном), то увидел бы, что между ними больше различия, чем сходства и забраковал бы аналогию.

От Платона тянется нить к христианскому представ-

66