philosophy_profiles

101

добровольному принятию “статус кво”, “правил игры”. Что касается этнических предрасположенностей к суицидуто это предмет дискуссий. В целом же

преобладает мнение о том,	что такая предрасположенность	отсутствует	и всё в
достаточной степени объяснимо социокультурными факторами. Обратимся			теперь
к их анализу.
Социальное развитие	оказывает по существу	основное	воздействие

динамику суицида. Это вообщем-то ожидаемо, имея в виду достаточно бесспорно принимаемый большинством философов тезис о социальностичеловека как основном способе его видового бытия. Отношение к акту самоубийства было различным в зависимости от ступени социального развития и характера культуры. Можно выделить три таких типа - по критерию степени персонализации общества и меры ценности индивидуальности в общественном сознании.

Первое отношение характерно для архаических обществ. Они отличаются от последующих очень слабой степенью индивидуализации и, соответственно, крайне низкой оценкой “среднего” индивида. Человек не выделяет себя из коллектива, считая себя органичной его частью. Мнение коллектива для него безусловно, предписания и желания коллективного сознания(“мы”) воспринимались большинством индивидов не как внешняя чужая воля, а скорее как естественное веление самой жизни, порядка вселенной - по-иному просто не может быть. В условиях, когда ценен был только коллектив, социальное целое, а индивид был в принципе заменим, отношение к жизни отдельного человекабыло соответствующим. В некоторых случаях акты самоубийства прямо предписывались

людям, в других они морально	поощрялись, в	третьих - они воспринимались с
восхищением. Обязательные	суициды в	разных	формах	существовали

большинстве архаических обществ. Так самоубийством должны были“достойно” кончать свою жизнь престарелые и тяжело больные индивиды, жены после смерти своих мужей, рабы и слуги после смерти хозяина и повелителя. Факультативные суициды культивировались как морально поощряемые поступки, демонстрирующие бесстрашие и удаль мужчин, полное пренебрежение смертью. В этих обществах с самого детства человек привыкает дешево ценить свою жизнь и презирать людей, слишком к ней привязанных. Поэтому для него не составляло большого труда решиться на эту жертву, которая в его глазах так мало стоила. Тем более, что самоубийство здесь как бы удостаивалось общественной премииблагосклонности и уважения, передачи в рассказах и преданиях. И, наконец, в древних обществах существовали религиозные идеологии, которые культивировали самоубийства как путь слияния с беспредельным божеством. Их можно назвать мистическими.

Другое отношение к самоубийству, которое знакомо всем нам, сложилось под влиянием утверждения мировых религий: христианства, ислама, и складывания на их основе новых систем морали. Оно основывалось уже на ценностях умеренного индивидуализма, включающего в себя персонализмпредставление о наличии у каждого человека неотъемлемой и уникальной индивидуальной духовноститак называемой “души”. Постулат “души” собственно и является одним из базисных оснований этих религий, чьи доктрины эсхатологичны(т.е. включают в себя

представления	о “конце света” и	“Страшном суде”). Поэтому четкая
идентификация	индивидуальной души	просто необходима для осуществимости

102

идеи воздаяния

человеку

по делам

. егоЦенность

человека,

вернее

его

души,

поэтому неизмеримо возрастает (отсюда распространённый сюжет средневековых

произведений о продаже души дьяволу, который готов платить довольно-таки

приличную цену за столь эфемерный казалось “товарбы”). В этих условиях

сложилось отношение однозначного осуждения самоубийстваибо человек,

совершая акт суицида, вмешивается в прерогативы Богасвоевольно прекращая

своё

существование. Подобное

идеологическое

обоснование

определило

формирование

весьма

жёстокого

отношения

к

самоубийцам

либо

к

сумашедшим, либо как к преступникам. Их запрещали хоронить по религиозным

обрядам

на

кладбищах, их

предсмертные

распоряжения

объявлялис

недействительными. Лишь

в

начале60-х годов нашего

века

в Великобритании

отменили уголовное наказание за попытку суицида.

В нашем веке начинает складываться иное, более человеческое отношение к

самоубийцам.

Оно

оформляется

в

контексте

утверждения

либераль

представлений на взаимоотношения отдельного человека и общества. Можно

сказать,

что

утверждается

радикальный

индивидуализмсамоценность

индивидуальности признается высшей целью общественного развития. Не человек

существует

для

общества,

общество

для

человека. Человек

обладает

естественными правами на жизнь, свободу, творчество и, в том числе,

правом на

смерть.

Последняя

идея,

однако,

оформилась

теоретически

и

была

принята

общественным мнением не так давно.

Известно, что борьба индивидуальности с государством и обществом за свои

права идет тысячелетия, но только в последние два века она стала давать ощутимые

результаты для

личности. Один из последних

бастионов контроля

со стороны

государства над личностью -

это право на смерть, монополизированное в виде: во-

первых, права государства на смертную казнь(институт смертной казни для

преступников);

и, во-вторых, право

объявления

войны-

а

значит

право

предписывания своим членам опять-таки обязательной смерти(на “поле брани”).

Монополия на право распоряжения жизнью своих членов выражается и в том, что

общество исторгает из себя, уничтожает особыми социальными санкциями попытки

социализировать самоубийство, включить его в пространство коммуникации и

сотрудничества. В этом контексте борьба за терпимое и понимающее отношение к

суицидам превращается в составную часть борьбы

за права

челов: еловекка

должен иметь право на предельную самодетерминацию.

Среди

самоубийств

особый

интерес

вызывают

так

на

“метафизические

самоубийства”

-

где

суицид

совершается

исходя

и

интеллектуальных убеждений. Немецкий философ Гартман как-то заметил, что

существует параллелизм между развитием сознания и ослаблением любви к жизни.

Углубленное

развитие

интеллектуальной

жизни, рефлексии

приводит

к

девальвации

для

человека“маленьких

радостей”

повседневного

мира,

удовлетворения

материальных

потребностей. Сконструированная

в

сознании

интеллектуала реальность дает ему гораздо больше эмоциональной радости и удовлетворения, чем окружающая его, к которой он относится снисходительно либо с презрением. Отношение к смерти и к самоубийству, соответственно, рассудочно-

	103
расчетливое. Наиболее адекватно подобное отношение выразили в		истори
философии стоики и эпикурейцы.
Так стоики учили, что человек должен отречься от всего того, что лежит вне
его, чтобы жить своим внутренним миром и только с помощьюодного себя.
Человек-философ должен видеть	тщету и суетность ,миранаходящегося	в
непрерывном становлении. Все преходяще в этом мире. Единственно устойчивое,
хотя бы отчасти, - это самосознание. Однако оно заключено в бренную оболочку,
которая изнашивается - несмотря на	все попытки ее сохранить путем отказа	от

разрушающих страстей. Стоик предвидит время, когда телесные страдания не позволят ему спокойно размышлять. Соответственно, настоящий мудрец точно определяет час своей смерти и задолго наперёд составляет план ее выполнения.

Последние минуты его окрашены спокойной меланхолией, стоик до конца не прекращает самоанализа. Об этом свидетельствует Диоген Лаэртский: основатель

стоицизма Зенон умер задержав дыханиеДионисий	и	Клеанф уморили	себя
голодом, а Сенека, как известно, вскрыл себе вены (правда		не добровольно, а	по
приказу императора Нерона).
К аналогичным следствиям вели и этические	представления эпикурейцев.

Эпикур утверждал, что счастье человека состоит в получении удовольствия от

удовлетворения своих	разумных личных потребностей, ни на	что другое он не
может надеяться, ибо	все другоеиллюзия. Соответственно,	эпикуреец ничего

другого не ожидает и не требует, кроме как возможности удовлетворять свои нехитрые потребности, из которых важнейшая - это интеллектуальная. Если, однако,

окружающие	условия или здоровье начинают ставить перед ним				неодолимые
преграды, эпикуреец всегда готов спокойно разделаться со своим, ставшим уже
бессмысленным, существованием. Т.о., Эпикур		не	предписывал	своим	ученикам
стремиться к	смерти. Наоборот, он советовал	им	жить до тех	пор, пока	жизнь

представляет для них хоть какой-нибудь интерес. Вместе с тем, он учил их всегда быть готовым расстаться с жизнью как только обстоятельства превратят эту жизнь в необратимые страдания. Свое самоубийство эпикуреец хорошо предвидит в более или менее близком будущем и выполняет акт суицида без позы и надрыва, холодно и расчетливо, с ироничным равнодушием, не затрудняя себя долгими приготовлениями, лишь стараясь уменьшить болезненность суицида. Собственно Эпикур и принял смерть согласно своему учению. Как известно, он страдал длительное время мочекаменной болезнью и когда он счел, что болезнь и старение уже делают невозможным поддерживать приличествующий философу образ жизни, то он “лег в медную ванну с горячей водой, попросил неразбавленного вина, выпил, пожелал друзьям не забывать его учений и так скончался”. Его выдающийся последователь Тит Лукреций Кар, автор знаменитой поэмы“О природе вещей”, покончил жизнь самоубийством бросившись на меч.

И, наконец, рассмотрим вкратце проблему самоубийства как эвтаназии - когда человек принимает решение безболезненно окончить свое существование вследствие либо далеко зашедшего неизлечимого заболевания, вызывающего непереносимые страдания, либо из-за тяжелейшей физической инвалидности, которая вызывает такое ограничение существования, что даже после длительных размышлений индивид не в состоянии его вынести.

104

Растущее признание прав личности и ограничение прав государства тесно связаны с успехами медицины в деле увеличения продолжительности человеческой жизни. Большинство людей в настоящее время живут значительно дольше, чем в прошлом. Значительное число наших современников преодолевает рубеж80 лет. Однако подобные достижения являются относительным благом. Человеческое тело может существовать долгие годы в таких условиях, когда оно лишено сознания. Процесс умирания, который прежде занимал относительно короткий промежуток времени, в настоящем может растягиваться на целые недели и месяцы. Болезни, которые раньше быстро убивали чаповека, сейчас делают его полностью парализованным, но сохраняют присутствие сознания. Многие люди которым за80, страдают жесточайшими формами склероза. И хотя медицина добилась успехов в продлении срока человеческой жизни, в то же время она не в состоянии обеспечить надлежащего качества этой жизни для тех, кто вынужден ее продолжать. В этих условиях допущение самоубийства или эвтаназии преследует следующие цепи: 1) отказ субъекта от попыток достичь надлежащего качества жизни; 2) прекращение страданий для тех, кто нашел свою жизнь неприемлемой, так, выбрав интубацию (искусственное поддержание дыхания), больной может столкнуться с постоянно сопровождающей дыхание болью, тогда как определенная доза наркотических - ве ществ могла бы ускорить его естественную смерть. Такой выбоp медики редко предлагают пациенту, справедливо опасаясь обвинений в преследуемой по закону

помощи в самоубийстве. Подобная ситуация осложняется также темоб стоятельством, что порой весьма трудно определить ту лекарственную дозу, которая бы снимала боль у пациента и в то же время не приводила к летальному исходу. Таким образом, медицина поставила перед нами проблему самоубийства в ее классическом варианте. Возможность продления жизни приводит нас к необходимости контролировать процесс умирания так, чтобы мы сами могли выбирать, когда нам умереть. Однако чаще всего простой отказ услуг печения не обеспечивает лучшую смерть или даже приемлемую смерть.

			§ 3 Идея бессмертия
По-видимому,			стремление		к	самосохранению, воля к жизни, лежат в
фундаменте		жизнедеятельности				большинства		нормально-средних .		лю
Самоубийство, как мы выяснили ранее, при всей его неоднозначности, является
уделом отклонения от				нормы-	будь	то выражением биологической			ущербности
(расстроенная			психика,		генетическая		наследственность);		эксцессов
индивидуализации			либо, наоборот, её			зачаточности; или		выражает	достижение
некоторыми индивидами самосознания предельного контроля интеллекта над своим
телом. Так или иначе, но большинство людей такие отклонения категорически не
приемлет.
Более	того,		идея	бессмертия		имманентна	умонастроениям		большинства.
Природа	этой	имманентности психовитальна, т.е.					связана	как с особенностями

“жизни вообще” утверждать себя всегда и везде, так и с особенностью бытийного исполнения человеческой психики - в виде самосознающего свою неповторимость и единственность в своем роде индивида. Воля к жизни, любовь к ней свойственна

105

всему живому в его нормально-среднем состоянии- о чем, кстати, писали ещё

стоики: “первым побуждением живого существа является самосохранение. Ибо

природа

изначально

дорога

сама ”. себеРеально

мы

живем

с

неявным

гипотетическим

допущением “вечной жизни”,

не

включая “смерть”

в

наши

повседневные расчеты и прогнозы. Мы чувствуем себя как существа, наделённые

неисчерпаемым запасом прочности и способные жить столько, сколько захотим. Это

стремление нашло свое метафизическое выражение в идее бессмертия. Рассмотрим

основные ее версии.

Идея бессмертия является в той же степени древней, как и само человеческое

сознание с его способностью познавать мир. Однако сначала она существовала в

более представимой для конкретного мышления древних людей формеформе

представлений

о продолжении

существования

человеческой

индивидуальности

после

смерти.

Это первая простейшая“концепция”

бессмертия

в

истории

человечества. Она появилась как результат выводов древних

людей

из

таких

явлений как видения в снах умерших людей. А поскольку “для мифопоэтического

склада

ума “то,

что

волнует” равнозначно “тому, что

существует”,

постольку

реальность посмертного существования считалась бесспорной. Разумеется, люди

видели, что тело мертвеца погибает, но то, что сам он в прежнем виде мог запросто

“являться” в сновидениях неоспоримо свидетельствовало, по мнению

древних,

о

существовании

души

- эфирного образования, т.е.

состоящего из

тончайшей

субстанции, копии-двойнике

человека. Смерть

тела

означает

расторжение

уз

с

душой и продолжение в принципе того же существования, но лишь в несколько

изменённых условиях. Эти условия локализуются в нашей же реальности,

вынесены за

пределы досягаемости. Это могут

быть: земной

рай,

острова

блаженства, подземные области - Аид и Шеол, Солнце,

луна,

звезды,

небо.

По

каким-то неведомым причинам души могут иногда возвращаться и воплощаться в

новорожденных.

Именно последняя идея положила началатрадиционной

концепции метемпсихоза, широко известной в основном по индуистской версии.

Главное отличие концепции метемпсихоза от более ранних представлений о

продолжении существования - в утверждении о

непременной

смене

душами

телесных оболочек. Это означает, одновременно, начало фундаментального сдвига в

человеческом

мышлении -

утверждения

в

нем

идеи

четкого

различения:

материального и идеального, тела и мысли, обыденной повседневности и

умопостигаемого мира, естественного и сверхъестественного.

Реальность здесь удваивается: наряду с обычной, мирской признаетеся

существование

более ценной и священнойидеальной реальности Абсолюта,

космического сознания. Эти

идеи

стали возможны при

достижении

человеческим

мышлением чёткого различения мысли и и объектов мысли(мира “вещей”), различения субъективных состояний человека, где он контролирует свои идеи и находится как бы“у себя дома”, и объективного мира, где он слишком часто беспомощен и страдает. Лишь в мире мысли, абсолютного космического сознания человек (т.е. его индивидуальное самосознание, душа) может обрести свободу от необходимости быть “сращенным” с каким-либо телом. Это и есть, в упрощенном виде, концепция сансары, представленная в “Упанишадах”. Все индивидуальные души здесь признаются бессмертными, однако само бессмертие имеет две формы:

						106
свободное	и	связанное. Первое	есть	высшее	проявление	бессмертия, где

осуществлена вечная нерасторжимая связь подобного с подобным, индивидуальной души с мировым духом (Брахманом, идеальной праосновой вселенной), преодолена конечность. Второе есть рабство сансарыкруга перевоплощений, где души прикованы к временной сфере, представляя собой нескончаемую вереницу смены состояний. Причем определенность этих состояний зависит от поведения человека в каждом из своих предыдущих воплощений. Здесь проявляется другая новая особенность концепции метемпсихоза в сравнении с более архаичным взглядом о продолжении существования - она обретает этическое содержание и мотивацию, где появляются четкие акценты на воздаяние. Смерть здесь - это только “врата жизни”,

а природа нового рождения зависела от поведения человека в предшествующих жизнях. Позднее было разработано объяснение механизма перевоплощения. Предполагалось, что душа - это тончайшее духовное тело(в отличие от более

древних представлений,			допускавших	и особую“материальность”			душ)		или
“астральное тело”, которое в момент смерти собирает в себе все жизненные духи и
отходит с ними, перенося их в другие тела.
Появление трансцендентных религий привело к изменению									взглядов н
бессмертие. Под “трансцендентными”				имеются в виду	монотеистические				религии
(иудаизм, христианство, ислам), в которых имеется четко дуалистическое видение
природы	мира	и	человеческой	нравственности. Творец		мира	и		источник
нравственности - всемогущий и всеблагий Богявляет собой трансцендентную
реальность.	Это сверхъестественное и непостижимое, принципиально								иное,
несоизмеримое по отношению к нашему обыденному миру. И именно это начало
созидает человеческие души, а после смерти тела оно же распоряжается ими же уже,
так сказать, в “чистом виде”.
Ранее христианство, в лице Августина Блаженного, радикализовало							понимание
отношения между двумя мирами: повседневным и трансцендентным, так же
радикально	развело душу и тело человека. Сущность человека, как единственного
из всех земных существ в какой-то степени напоминающего Бога, заключается в его
душе. Если Августин настаивал на радикальном различении души и тела, то более
поздний	классик	христианской		философииФома	Аквинский			предложил
концепцию,	более аутентичную одному из основных догматов церкви-						положению

о воскресении во плоти. Это действительно очень важное для каждого верующего обстоятельство - гораздо предпочтительнее знать о том, что ты бессмертен в своей именно этой форме тела и психики, чем уповать на то, о чем все знают понаслышке и имеют крайне смутное представление (о душе). Поэтому в Апостольском Символе Веры говорится: “верую в воскрешение плоти и жизнь вечную”; а в Никейском Символе Веры: “ожидаю воскресения из мертвых и жизни будущего века”. Фома

Аквинский	предложил скорее компромиссное решение о характере	соединения
души и	тела. В противоположность платоновско-августинианской	традиции,

рассматривавшей вселение души в тело как некое наказание для неё и видевшей в телесном воплощении души значительную ущербность, Аквинат считал соединение души и тела нормальным явлением бытия. Человек в качестве их единства

представляет собой	полную	субстанцию, тогда	как посмертное существование
души, обособившейся	от	тела, представляет	неполную	субстанцию. Сама

107

бестелесная душа, как полагал Фома, творится Богом “штучно” - для данного индивидуального тела и всегдаа соразмерно ему. Причем свою индивидуальность человеческая душа не утрачивает и после смерти своего конкретного тела, которое оно оживляет. Это происходит благодаря специальной помощи Бога, особому акту, который сохраняет ее индивидуальную суть и в состоянии бестелесности. Но бестелесное существование души является ущербным, ибо полная субстанция человека требует единства души с телом. Последнее и осуществляется в день Страшного Суда, когда душа воссоединяется во своим воскрешённым телом. Что же ждет людей после Страшного Суда? В большинстве христианских направлений

утвердилась идея справедливого воздаяния: грешников ждут вечные муки(благо

тело

то

воскрешенно), праведников - вечность

блаженства. Однако

в

раннем

христианстве существовали ещё две версии

понимания сути идеи“Страшного

Суда”. Так Арнобий полагал, что грешников (коих, как следует ожидать, окажется

большинство человечества)

ожидает после Страшного Суда полное уничтожение,

вечное небытие. Бессмертие есть награда Бога и оно будет блаженным. Напротив,

другой

раннехристианский

мыслитель-

Ориген,

предложил

учение

об

апокатастасисе -

всеобщем

возвращении

всех

грешников в абсолютное добро.

Смерть сама по себе, полагал Ориген, есть достаточно сильное испытание, чтобы

врачевать любое, даже самое жуткое зло. Человек очищается через смерть, её

ожидания и её муки.

Бог достаточно всемогущ и добр, чтобы принять и простить

всех, даже самых закоренелых грешников. Бессмысленно мучить людей вечность за

поступки, совершённые в столь короткой жизни. Понятно, что такое логичное и

довольно-таки гуманное учение делало бессмысленной саму церковь как таковую-

Бог все равно всех простит и обратит в добро. Т.о., как мы могли убедиться, идея

бессмертия возникла и долгое время развивалась в рамках мифологии и религии.

Трансцендентное

же

бессмертие,

во-первых,

недоказуемо, а, во-вторых, означает

пресечение преемственности в развитии личности, ибо трансцендирование смертью

(обрыв прежнего качества “жизни”) означает отказ от рассмотрения этой проблемы

как специфично человеческой.

Однако существуют и “светские” смыслы идеи бессмертия. Так традиционной

является

интерпретация бессмертия

как метафоры для

обозначения

социальной

памяти. Человека

помнят: его

деяния, его

идеи.

Круг “помнящих” может

быть

разным:

родственники, этнос,

человечество и пр. Интенсивность

памяти

также

может быть различной: от поколения до инвариантности в общечеловеческой

памяти (Будда, Сократ, Христос, Александр Македонский и мн. др.)

Помимо крупнейших имён в общечеловеческой памяти скорее и в большей

мере

остаются

люди, чья

деятельность

воплощается

в

символически

коммуникационных средствах - информационных текстах, независимо от формы их

фиксации (от каменых плит до современных компьютеров).

Наша технологическая действительность, однако, заставляет пересматривать

многие, прежде казавшиеся незыблимыми и бесспорными, идеи. Так, к примеру,

атомное оружие может уничтожить в принципе нашу человеческую реальность - и

не только её так сказать“живых носителей”, но и информационно-материальную

базу

человеческой

культуры-

а

значит

и

основание

любого

возможного

человеческого бессмертия как “памяти”. Ведь страх перед атомной войной не есть

108

страх только перед индивидуальной смертью. Это страх уничтожения музеев, библиотек и вообще всех хранилищ, созданного, написанного, нарисованного и т.д., в чём современные интеллектуалы, лишенные веры в трансцендентное, ищут социального, мирского, исторического бессмертия. Атомная война, т.е. техническая возможность уничтожения запасов музеев и библиотек, приводит современную мысль в апокалиптический ужас не потому, что она уничтожает жизнь, а потому,

что она грозит убить ее социальное бессмертие.
Также	весьма	симпатична, хотя	и	слишком	абстрактна, концепция
антропологического бессмертия - человек бессмертен в своем виде. По ней
самосознание, индивидуальное “Я” являются				родовыми		формами	бытия
человеческого вида - более того, это неуничтожимая самосознающая субстанция
универсума.	Или говоря словами Шопенгауэра: я всегда был я: именно, все те, кто
в течении бесконечного времени до моего рождения называли себя "я", это были я.
Так что же можно сказать относительно смыслов идеи бессмертия ?

Во-первых, истоки идеи бессмертия - в страхе индивидуального сознания перед своим угасанием. Многие философские либо религиозные учения о бессмертии

имеют	явно	выраженный	компенсаторный		характ, предлагаяр	утешение
бессмертия, навевая человечеству очередной“золотой сон”. Похоже, что степень
нуждаемости		в этой идее	скоррелирована		со степенью	самодостаточнос,
внутренней силы и креативности самосознания. Чем				меньше внутренних оснований

витальной и творческой силы, тем сильнее потребность в иллюзии бессмертия. Что же, если эта идея помогает жить, то она имеет полное право на бытиеравно как и другие разновидности метафизической или религиозной веры.

Во-вторых, необходимо помнить о том, что бессмертия жаждет прежде всего наше самосознание, дух, биографическое “Я”, хранящее в себе анналы собственной неповторимой истории и, одновременно, “поле радости” памяти. И реально идея бессмертия является жаждой“зацепки” за бытие, его хоть какой-то фиксации (“зарубки”). Ясно, что и эти фигуры речи тоже являются красивыми метафорами, но это то утешение, та иллюзия, которые помогают нам жить именно сейчас (что будет “потом”, после смерти, для нас, для нашего “этого” жизненного качества, вообщемто всё равно).

В-третьих, следует, что для людей самосознающих идея бессмертия может выступать двояко: и как одна из действеннейших социально-метафизических идей в духовном опыте человечества; и как “идеал”, “сверхзадача”, один из сильнейших мотивов в индивидуальной жизнедеятельности.

И, наконец, в-четвертых, идея бессмертия не сводима только к мотивационной сфере человека, она имеет и реальное содержание и экзистенциальные воплощения. Бессмертны мы в актах творчества, возможных для нас функциях демиурга творить бытие своего жизненного проекта мыслью и волей из“ничто”. Когда мы фиксируем мыслью бытие так, как этого не делал до нас никто(по крайней мере важна личная убежденность в этом в самый момент творческого озарения) - мы бессмертны.

Бессмертие - это те, к сожалению довольно краткие и редкие, временные моменты, где мы сами являемся хозяевами своего времени, ощущая мгновения радости творчества. Ведь время жизни лишь отчасти бывает действительно “моим” -

109

тогда, когда я себя ощущаю в своём проживании действительно собой, когда я произвожу то, чем я могу гордиться (т.е. это обязательно продуктивное, творческое или эстетически освоенное время).

Большую же часть времени проживания вряд ли стоит считать“своим” - это скорее время анонимного функционирования, когда я являю собой требуемые либо ожидаемые от меня социальные роли. Лишь моменты настоящей моей жизни могут считаться недоступными смертиэтому великому нивелировщику. Многое за смерть делает (т.е. нивелирует “меня”) мое окружение. Бессмертие, таким образом, возможно только в этой жизни как мгновения осознания реализации именно твоих глубинных потребностей, как время “меня настоящего”.

Отдел 3 Судьба

Идея “судьбы” принадлежит к архетипичным в истории человеческого духа. Мы не случайно обозначили её “идеей” - только этот объёмный и многозначный термин, пожалуй, и может сохранить (и не элиминировать) всё богатство культурологических смыслов, связанных с “судьбой”. Её особенностью является то обстоятельство, что эта идея относима к числу фундаментальных первоустоев человеческого мышления в его первичной, коллективно-бессознательной форме - являясь одним из организующих принципов мифологического (и в определённой мере “родового” сознания - “коллективного бессознательного”) - мифологемой.

Вкачестве мифологемы идея судьбы представляла собой одну из первых рефлексий коллективного (и, отчасти, индивидуального) интеллекта над имеющимся тогда знанием о мире - в поисках “пределов”, оснований бытия, человеческого существования. Затем, неизбежно, по мере развития абстрагирующих и индивидуальных рефлексивных способностей человеческого духа, мифологема судьбы как трансформировалась в религиозные образы, так и “расщеплялась” рациональным мышлением на свои метафизические ингредиенты: “необходимость”, “случайность”, “свобода”, “произвол” и т.п.

Самая первая историко-культурная “ипостась” идеи судьбы - мифологема. Этот термин обозначает принадлежность идеи судьбы к содержанию мифосознания

-специфически синкретичного типа становящегося человеческого мышления. Он характеризовался цельным представлением о мире, где не разводились в разные сферы природное, объективное и личностное, субъективное (как то имеет место быть в современном мышлении). Поэтому мифологема судьбы характеризует равно и космический порядок, и последовательность, логику индивидуальной жизни.

Впервом случае судьба совпадала с обозначением одной из существенных сторон мировой основы, мировой необходимости. Как известно, большинство мифологий основываются на космологических идеях Хаоса и Порядка, где последний представлен творцом, началом разумности, демиургом. Судьба же представляет изначальный Хаос, начало “неопределённости”, непредсказуемости, неотвратимости, принудительной силы слепого и тёмного, иррационального начала. Судьба и творец, таким образом, две различные ипостаси универсальной креативной силы, лежащей в основание вселенского развития. Поэтому во многих мифологиях это даже не рав-

110

ноценные стороны Космоса - явное предпочтение отдаётся довлению над всем и вся Судьбы.

Мифологема судьбы в личностном ракурсе обретает более определённые антропоморфные воплощения. Во-первых, это первоначальные персонификации судьбы в “личных духах” - это “демоны рождения”, римские гении, духи-покровители (личная удача) в большинстве мифологий. Предполагалось, что дух-охранитель сопровождает человека в ходе всей его жизни, становясь при определённых обстоятельствах (как правило кризисных) даже видимым ему. Соответственно, считалось, что личный дух-удача либо умирал вместе с человеком, либо переходил после смерти к ему потомку или родичу.

Во-вторых, это уже более поздние, суммативные образы богинь: “мойры”, “парки”, “адрастея”, “норны”, и пр.; олицетворяющие “функциональные” различия судьбы в отношении людей. Так три мойры в античной мифологии фиксируют три важнейшие судьбоносные “точкикоординаты” жизни любого человека: а/ рождение - Клото “прядущая”; б/ сама жизнь в чреде обусловленностей и случайностей - Лахесис “дающая жребий”; в/ смерть - Антропос “неотвратимая”. Это непереходимые “роковые” границы человеческого удела: надо родиться, чтобы жить, а жизнь у всех без исключения неизбежно устремляется, в чреде обусловленностей и случайностей, к смерти.

И хотя оба аспекта мифологемы судьбы: космологический (кармический) и личностный имеют обязательную представленность в мышлении древних людей, однако акцентирование первого либо второго зависело уже от рано возникшей специфичности “пути Востока” и “пути Запада”: корпоративно-холистского (довление и приоритет целого, коллектива в общественном развитии) и индивидуалистского.

Соответственно, в древневосточных культурах (Месопотамия, Египет, Индия, Китай) мифологема судьбы имеет чётко выраженную “кармическую доминанту” - это прежде всего неотвратимая, слепая, безжалостная, недобрая, безличная сила, предопределяющая с абсолютной принудительностью все человеческие действия. Здесь преобладает жёстко детерминационная схема. Как отмечают востоковеды, в этих мифологиях термин “судьба” не имеет даже того сопутствующего, дополняющего значения “случайности” - как возможного отклонения от предопределения, которое имеется в европейском мышлении. На Востоке “случай” имеет лишь смысл “неожиданности” - новой ситуации для человека, но не для судьбы, в которую эта “неожиданность” включена как один из возможных вариантов предопределённого развития. Налицо доминирование ауры трагизма, фатальности и безысходности. От человека требуется безусловное и спокойное принятие им судьбы, что и почитается за высшую мудрость. Можно лишь ускользнуть от судьбы через аскетизм и слияние с Абсолютом, бегство в нирвану. Конечно, и здесь есть настроения, намекающие на потенциальную возможность борьбы с роком, но, они, как правило, так и остаются полуявными - на открытую конфронтацию с Роком восточное сознание не идёт.

Напротив, для мифологий западных народов (германская, скандинавская) характерна “активистская” концепция судьбы. Разумеется, и здесь судьба - это рок, слепая неизбежность, иррациональная сила, господствующая над людьми и богами. Вместе с тем, имеет место и индивидуализация судьба в активистских личностях. Причём речь идёт не столько о воплощении предзаданности в человеческом поведе-