Whitehead - копия

подчеркивается эстетической целью всей деятельности. Варвары рассуждали в понятиях силы. Они мечтали о супермене с бронированным кулаком. Они могли прикрывать свои страсти сентиментальной моралью того типа, который характерен для Карлейля55. Но в конечном счете высшее благо осознается варваром как его воля, подавляющая другие воли. Это интеллектуальное варварство. Идеал Перикла – это деятельность, вплетающая себя в ткань неотразимой красоты, аналогичной изысканному великолепию природы. Установление свободы требует большего, чем только ее интеллектуальная защита. Платон раньше, чем кто-либо другой, внес в мир этот самый существенный элемент цивилизации. Его Диалоги проникнуты ощущением разнообразия Универсума – чувством, недоступным во всей его глубине нашему интеллекту. И в своем Седьмом письме он выразительно отвергает возможность адекватной философской системы. Мораль всего написанного Платоном состоит в том, что все точки зрения, если они разумны и в некотором смысле пригодны к употреблению, могут внести вклад в наше понимание универсума и в то же время допускают пробелы и поэтому неспособны вместить в себя тотальность очевидного факта. Долг терпимости является свидетельством нашего уважения к неограниченным возможностям нового, которое может возникнуть в будущем, и к полноте завершенного факта, которая превышает силу нашего видения.

Два типа характера, таким образом, должны быть исключены из тех, кто существенно усовершенствовал понятие свободы. Первый принадлежит тем, кто утратил надежду на достижение какого бы то ни было уровня истины – это скептики. Скептический темперамент, очевидно, ничего не может дать тем, кто утверждает значение мышления. Поиски свободы при наличии ментальности нетерпимости обречены на поражение. Пример жизни Мильтона56 при всей силе его воображения, учености и литературной одаренности в деле защиты свободы свидетельствует о том, что он скорее тормозил это дело, чем служил его продвижению вперед. Он совершенствовал образ мыслей, предметом которого была нетерпимость.

Древний мир язычества был терпим по отношению к различным вероучениям. При условии, что ваши действия соответствовали общему правилу, ваши спекуляции никого не интере-

91

совали. Действительным знаком того, что сделан шаг вперед по сравнению с чисто инстинктивными социальными отношениями, является беспокойное чувство, что спекулятивное мышление имеет деструктивную силу. Вероучения являются одновременно результатом спекуляции и способом ее обуздания. Но они всегда релевантны спекуляции. До спекуляции не может быть никаких вероучений. Где бы ни возникло кредо, вместе с ним возникают еретики, высказывающие сомнения относительно «острых углов»этогокредоилидажеегосути.Внутрибольшихимперий– Египта, Месопотамии, империи хеттов – благодаря открытию мореплавания развивались связи, породившие проницательные сравнения, постепенно перераставшие в спекулятивное мышление. Вначале этот сдвиг человеческой ментальности должен был развиваться очень медленно. Там, где не было ожиданий, изменения происходили случайно и быстро истощали себя, не будучи замеченными. К счастью, Библия сохранила нам фрагменты процесса, происходившего внутри одаренного еврейского народа в узловых точках его развития. Свидетельства были записаны людьми, которые обладали ментальностью, развившейся к более поздним временам. Задача современного ученого аналогична попыткам исследовать историю Дании или Шотландии, изучая «Гамлета» и «Макбета».

Можно обнаружить тот первоначальный антагонизм, который перешел в спекулятивные попытки рационализировать первоначальный хаос. Можно увидеть, как за Самуилом и Агагом проследовали Соломон и царица Савская. Можно раздумывать над судьбой Иова и его друзей, над книгами пророков и «мудростью» Библии. Через шесть столетий одна версия истории оканчивается символом веры, выработанным Никейским собором57.

Раздел IV. Греческая цивилизация в эпоху ее недолгой независимости создала новую ситуацию. Была ясно осознана реальность спекулятивного мышления. Ему стали отдаваться со страстью, были открыты различные способы и методы спекуляции. Отношение греков к своим предшественникам аналогично – судя по продолжительности времени и эффективности результатов – отношению второй фазы современной промышленной революции в течение последних пятидесяти лет к ее первой фазе, которая поистине растянулась на столетия, начиная с XV вплоть до XIX в.

92

Римская империя благодаря тому, что она многое унаследовала от греческой культуры в вопросах и в родственных ей проблемах социальных институтов, отличалась бо́льшим самосознанием, чем ее предшественники. Что касается Западной Европы, то начало средневековой цивилизации должно датироваться эпохой императора Августа и странствий апостола Павла. Для Византии, семитских народов и Египта начало должно быть отодвинуто назад в историю и отнесено к смерти Александра Великого и возрождению греко-египетского образования. На протяжении первых двух столетий после Августа прежний регион с центром в Италии сыграл для цивилизации Европы несравненно более важную роль, чем все другие. Латинская литература представляет собой такую трансляцию эллинской культуры в средневековый способ мышления, которая окончилась только с Французской революцией. На протяжении всего этого периода культура оглядывалась назад. Лукреций, Цицерон, Вергилий были средневековыми относительно греческой литературы и спекулятивного мышления; правда, им недоставало семитического фактора. После этого первого латинского вклада любой значительный вклад в мышление – языческий, христианский и магометанский – вел свое происхождение из восточного региона; существенным исключением является только Августин. Наконец, центр культуры снова сместился на Запад, т.к. восточная цивилизация погибала в результате длительного воздействия татар и турок. Особенностями этих трех родственных культур – восточной, латинской и позднеевропейской – являются широкое образование, повторение греческого образа мыслей, восстановленного в вероисповедных формах, зарождающаяся литература, прочеркивающая чаяния человечества, направление любознательности в русло профессиональной деятельности и – на Западе – новый уровень мышления, воплотившийся в развитии многообразных социальных институтов. Этот последний фактор и сохранил прогресс человеческого рода.

Новые социальные институты формировались очень медленно. До сих пор еще не до конца осознано их полное значение. Социальная философия не усвоила соответствующих принципов, так что даже теперь каждый отдельный случай трактуется как специфический факт. Дело, однако, в том, что образование этих институтов трансформировало проблему свободы. Новизна состо-

93

яла в постепенном образовании институтов, воплощавших цели отдельных групп, равнодушных к общим целям любого политического государства и к любому типу родового единства, играющего роль в государстве. Конечно, любая большая империя включает в себясращениеразличныхгрупп,привычекистилеймышления.Но для более ранних обществ характерно, что там каждый отдельный период имел свой статус в единой империи и образ действий этой народности был частью всей системы. Следовательно, должны были существовать сложные способы поведения, специфические для каждого народа, унаследованные им от предков и признаваемые как нечто само собой разумеющееся. В случае более мелких единств, таких как греческий город-государство, мы обнаруживаем условия, при которых вся совместная деятельность является элементом полиса. Свобода носила чисто индивидуальный, но не корпоративный характер. Все объединения, религиозные или светские, были общинными или патриархальными. Слова «кесарю – кесарево, а Богу – богово» были произнесены Христом в царство Тиберия58, а не Платоном четырьмя столетиями раньше. Однако, как ни ограничивала, вероятно, права Бога первоначальная интенция этого высказывания, Бог очень быстро был осознан как принцип организации, совершенно независимый от кесаря.

Интересно подумать над моментами различия и сходства смерти Сократа и святого Павла. Оба были мучениками. Сократ умер потому, что его спекулятивная точка зрения была сочтена разрушительной для общинного способа жизни. Трудно поверить, что чиновники Клавдия, Нерона, Гальбы59 имели понятие о спекулятивной точке зрения Павла относительно путей Бога к человеку. В более поздние времена точка зрения Лукиана60 была не более ортодоксальной, чем точка зрения Платона, но он умер в своей постели. К несчастью для Павла, путешествуя, он покинул организованные группы, допускавшие возможность действий, не скоординированных с целями государства. Имперские чиновники, симпатизировавшие обычным предрассудкам, были этим встревожены. Нам точно известно, что думал по этому поводу через 50 лет один из лучших римских императоров. Траян61 в своем письме к Плинию Младшему отвергает христианскую теологию как незначительную. Он проявляет равнодушие к организации христиан в группы до тех пор, пока не обнаружилось, что их действия оскор-

94

бляют традиционное единство государства и религии. Траян понимал, что христиане не способны принять имеющуюся в наличии политическую философию и что их организация близка по своим принципам к нетерпимости. Таким образом, если обстоятельства это раскрывают, то христиан стоит допросить, освободить, если возможно, а в случае, когда их действия становятся слишком грубыми, наказать. Интересно сравнить положение христиан в РимскойимперииотНеронадоТраянасположениемкоммунистов в современной Америке.

Траян показал себя прекрасным государственным деятелем в то время, когда проявились слабые проблески новой эпохи, не осмысленной до конца, да и не могущей еще быть осмысленной. Старая организация человеческого рода испытывала воздействие новых глубоких форм интеллектуальности, созданных эллинизмом. Организация, в целом возникшая из темных глубин наследственности и испытывавшая воздействие интеллекта только в частностях и в формах истолкования, должна была испытать шок от других типов организации, основанных преимущественно на интеллектуальной оценке частных целей, т.е. целей, независимых от интересов государства. Решающей силой человеческой организации стало то, что Генри Осборн Тейлор62 определил как «рациональное рассуждение». Конечно, Платон и Аристотель демонстрируют блестящий уровень «рационального рассуждения», но кучка мыслителей далеко не всегда обладает политическим влиянием. Столетия, а иногда и тысячелетия должны пройти, прежде чем мысль овладеет действием. В этом отношении типично то обстоятельство, что в течение двух столетий рукописи Аристотеля пролежали в подвале, а Платон даже до настоящего времени ценится преимущественно как религиозный мистик и как великолепный стилист. Как стилист Платон является представителем того мира, который он унаследовал от прошлого, а не того, создателем которого стал он сам. Возможно, самое лучшее в нем – это его литературное дарование, но в истории он сыграл еще и другую роль.

Ситуация, создавшаяся в Римской империи, была по сути дела совершенно новой. Перикл осознал значение свободы для частных действий,норечьшлаобопределенномцивилизованномтипевнутри определенных узких границ. Платон провозгласил требование созерцательной свободы. Но Империя столкнулась с требованием

95

свободы для совместных действий. Современная политическая история, начиная с тех дней и до нашего времени, представляет собой повествование об упорном сопротивлении государства этому требованию и его частичных уступках. Империя подтвердила старую доктрину божественного происхождения власти императора; но она также пошла на уступки, легализовав принцип стоиков о голосе природы. Средние века пошли на компромисс, приняв доктрину двух мечей. В последнее время государство сражается за свой последний бастион – официальную доктрину суверенитета.

Мысль XVII и XVIII вв. рационализовала политическую филосо-

фию под знаком иллюзии «первоначального договора». Эта концепция доказала свою значительность, она помогла отвергнуть Стюартов, основать американскую республику и совершить французскую революцию. Действительно, это явилось одним из самых своевременных понятий, известных истории. Слабость состоит в том, что такого рода концепция предвосхищала эру, придававшую значение рациональному рассуждению, и переоценивала то политическое значение, которым обладал разум. Противоположной была доктрина о «божественном праве королей» – призрак былой доктрины «божественного императора».

Раздел V. Политическая философия не могла требовать освобождения от доктрины золотой середины. Неограниченная свобода означает полное отсутствие принудительной координации. Человеческое общество, если отсутствует какое-либо принуждение, верит в удачную координацию индивидуальных эмоций, целей, воздействий и действий. Цивилизация может существовать только у того народа, который в своей массе проявляет эту счастливую взаимную адаптацию. К несчастью, незначительного числа вредных индивидуальных требований, если они не контролируются,достаточнодлятого,чтобыперевернутьсоциальнуюструктуру. Некоторые люди по складу своего характера и большинство людей по своим отдельным действиям антисоциальны в отношении того особоготипаобщества,которыйвозможенвихвремя.Невозможно уйти от того простого факта, что принуждение необходимо и что оно является ограничением свободы.

Отсюдаследует,чтонеобходимадоктринаосочетаниивобществе свободы и принуждения. Поверхностная философия выдвигает требование одной только свободы, требование столь же вред-

96

ное, как и противоположное ему – о необходимости полного подчинения стандартному образцу. Возможно, не существует одного решения этой проблемы для всех обстоятельств, в которых пребывало или когда-нибудь будет пребывать человеческое общество. Мы должны определить для себя путь, на котором эта проблема может быть приспособлена к условиям западной цивилизации – к условиям Европы и Америки – на сегодняшний день.

Грубо говоря, эффективность решения этой проблемы предполагает широкое распределение институтов, основанных на профессиональной квалификации и требующих такой квалификации. Очевидно, необходима определенная направленность, при которой разнообразные занятия превращаются в профессию. Термин «профессия» означает здесь призвание, проявления которого подчинены теоретическому анализу и модифицируются посредством теоретических выводов, вытекающих из этого анализа. Этот анализ принимает во внимание цель призвания и возможности приспособления действия к достижению этих целей. Такого рода критика должнаосновыватьсянаопределенномпониманииприродывещей, включенных в действия так, чтобы результаты деятельности можно было предвидеть. Предвидение, которое базируется на теории, и теория, которая базируется на понимании природы, играет существенную роль для профессии. При этом задачи профессии не есть простое соединение конечных целей. Существует основная задача – например, задача излечения болезней, которая определяет предмет медицины. Но среди множества способов излечения есть такие, от которых человеческий организм, находившийся в относительно хорошем состоянии и бывший биологически приспособленным, может пострадать. В каждом случае необходим отбор средств, зависящий отчасти от специфики этих средств, а отчасти – от целесообразности их применения. По этой причине профессиональная практика не может быть оторвана от теоретического понимания и vice versa63. Мы поэтому считаем необходимой дальнейшую специализацию – не только в рамках определенной профессиональной сферы, например хирургии, но также и в рамках дальнейшего углубления в теорию или дальнейшего углубления в практику.

Антитезой профессионализации является призвание, базирующееся на привычных формах деятельности и модифицируемое посредством проб и ошибок индивидуальной практики. Такое призва-

97

ние относится к Ремеслу с большой буквы или (на низшем уровне индивидуального умения) к обычной форме мускульной работы. В древних цивилизациях преобладали ремесла, современная жизнь во все большем масштабе формирует профессии. Таким образом, древнее общество представляло собой гармоническое сочетание ремесел,которыебылинаправленынаинстинктивныецелиобщинной жизни, а современное общество является гармоническим сочетанием профессий. Правда, различие между ремеслом и профессией не прослеживается четким образом. На всех стадиях цивилизации ремесла пробивались все снова и снова сквозь вспышки конструктивного понимания, а что касается профессий, то они базируются на унаследованных процедурах64. Неверно думать, что люди должны оцениваться выше в зависимости от их уровня абстрактной ментальности. Напротив, в этом отношении ремесленник представляет собой, по-видимому, более утонченный тип. Если сравнить количество людей с блестящими способностями со всем населением ЕвропыXV,XVI,XVIIстолетий,томожнопредположить,чтовэтот период была достигнута полная гармония. Чистая ментальность легко становится банальной в отношении восприятия явлений.

Установление профессий посредством самоуправления институтов осветила проблему свободы с новой точки зрения, поскольку теперь именно институты требовали свободы и осуществляли контроль.ВДревнемЕгиптеэтивопросырешалфараон,действуячерез своих чиновников. В современном мире различные институты сами обладаютвластьюиненуждаютсявнепосредственномсоотнесении с государством. Эта новая форма вольности, состоящая в автономии институтов, ограниченных конкретными целями, особенно ярко проявляется в гильдиях средневековья; для периода средневековья характерно удивительное количество гениев. Важно, что, по крайней мере в Англии, слово «вольность» означало тогда проект новой социальной структуры, возобладавшей над старой формой привычной детерминации. Слово «вольность» в те времена понималось не каксвободавообще,нокакособоеправодляотдельныхгруппсамоорганизовываться в пределах конкретной сферы деятельности. По этой причине «вольность» приводила иногда к общему беспорядку.

Конечно, католическая церковь обладала громадными «правами», которые вначале вызывали ее конфронтацию с Римской империей, а позднее стали доминирующими в средневековой

98

жизни. На первых ступенях развития церкви это обстоятельство просматривается в ее собственном теоретическом отношении к другим автономным обществам. Например, в языческой Империи ее легальный статус, по-видимому, был аналогичен статусу языческих похоронных обществ, хотя статус самой церкви до эпохи Константина еще не полностью разъяснен учеными. Но в средние века церковь так возвысилась над другими институтами, что оказалась вне конкуренции. Соответственно, она совершенно затмила светские институты, такие как цехи ремесленников или университеты. Католическая церковь имела еще одно бесценное свойство: она была, по крайней мере в Европе, вселенской, т.е. католической. До эпохи Ренессанса в Европе не существовало наций в современном смысле. Католическая церковь возвышалась над всеми государственными границами, всеми национальными и географическими различиями. Она представляла собой неизменный вызов любой форме общественного деспотизма – вызов со стороны универсальной «свободы».

Раздел VI. С начала XVI в. эта первая форма институциональной цивилизации с ее феодализмом, ее гильдиями, ее университетами, ее католической церковью находилась в полном упадке. Новые средние классы, будь то ученые или торговцы, не принадлежали ни к чему из этого. Они были индивидуалистами. Для них университеты были чем-то второстепенным, монастыри были помехой, помехой была церковь, помехой был феодализм, помехой были гильдии. Они стремились к прочному порядку, но хотели, чтобы их оставили в покое вместе с их профессиональным видом деятельности. Деятельность великих мыслителей VI и XVII вв. уже полностью не совпадала с деятельностью универси-

тетов. Эразм нуждался в наборщиках, а Бэкон, Гарвей65, Декарт, Галилей, Лейбниц жаждали патронажа или протекции со стороны правительства больше, чем со стороны университетских коллег, по большей части настроенных реакционно. Когда Лютер, Декарт, Галилей или Лейбниц меняли свое местожительство, они делали это не в поисках лучшего университета, а в поисках подходящего правительства – князя, который оказывал бы протекцию, принца, который бы платил, или Голландской республики, которая не задавала вопросов. Тем не менее именно университеты лучше других институтов пережили перемены. Для университетов это было в

99

некотором отношении великое время, хотя они и не стали национальными организациями. В конце концов в Европе возникли современные национальные организации, каждое с суверенным государственным устройством, диктующим все формы институализованной организации, – подчиненные элементы, созданные ради целей государства. Это было возвращение к той более ранней формечеловеческойорганизации,котораяобнаружиланекоторыепризнаки своего упадка во времена Римской империи. Естественно, существовали и значительные различия, т.к. ничего никогда не повторяется в том же самом виде. Фактически реакция потерпела неудачу, т.к. человечество уже переросло простую форму ранней цивилизации.

Политическая философия нового времени была регрессивной: она базировалась на возвращении к философам и законникам старой классической цивилизации. Средние века с их упрощенной формой отношений между церковью и государством наметили проблему цивилизации, в которой люди обязаны были проявлять различного рода лояльность по отношению к множеству пересекающихся институтов, преследующих различные цели. Это было настоящей проблемой в мире, в котором доминировало братское общество, ведшее свое происхождение от распространения католических идей и от интернационального распределения собственности. Решение, которое давала доктрина суверенитета государства, любезное сердцу протестантов и монархов, поражало воображение и в то же время оказывалось недейственным – только дубинкой против папистов в XVI и XVII вв., только способом обеспечить полисменов для купеческих контор. Но среди этого возврата к идее перикловского индивидуализма в политических философиях XVIII и XIX вв. возникли институты, базировавшиеся на энергии современных интеллектуальных интересов. Эти институты, даже будучи национальными, были связаны с интересами справедливого отношения к нациям. Это было время торжества науки, а наука универсальна. Таким образом, научные институты, даже будучи по форме национальными, неформально образовали католическую лигу. Снова развитие образования и естественных наук трансформировало профессии. Это интеллектуализировало их в гораздо большей степени, чем это было возможно на более ранних уровнях их развития. Вначале профессии проявляли себя как привычные

100