Whitehead - копия

виды деятельности, трансформированные новыми сферами применения теории. Теории часто бывают ошибочными; и некоторые ранние профессиональные учения были вопиюще ошибочными

иупорствовали в своих заблуждениях. Учения возникали как заслуживающие доверия дедукции и выживали под знаком мудрости предшественников. Таким образом, прежняя профессиональная практика коренилась в обычаях, хотя она и обращалась к солнечному свету разума. Тут и там отдельные люди намного опережали своих коллег. Например, за те 1400 лет, которые отделяют Галена от Везалия66, нормы европейской медицинской практики изменились несравненно меньше, чем различия в понимании медицины этими двумя людьми. Более чем через 100 лет после Везалия медики мучили Карла II Английского на его смертном одре бесполезными лекарствами, которыми было принято лечить в то время. Леонардо да Винчи как инженер-проектировщик оставался непревзойденным, пока не появились Вобан и Джеймс Уатт67. В ранние периоды профессиональное влияние в качестве всеобщего социологического факта было в основном переплетением редких вспышек разума и возвращений к привычным процедурам. Оно представляло собой постоянное отклонение от разума и возвращение к инстинкту. Но в моментыкульминациинаукаполностьюпереворачиваласоотношение обычая и разума в старых профессиях. Посредством этих изменений профессиональные институты получали интернациональное значение. Каждый такой институт действовал в рамках своего собственного народа, но источником его силы был весь мир. Таким образом, лояльность выходила за пределы суверенного государства.

Возможно, наиболее важной функцией этих институтов было наблюдение над стандартами индивидуальной профессиональной компетенции и профессиональной практики. Для этих целей существует сложная сеть университетов и более специализированных институтов. Проблема свободы пришла и сюда, т.к. профессиональная деятельность перестала быть проблемой мнений, которые могут быть подвергнуты осуждению, но стала проблемой образования и способностей. Таким образом, в наиболее значительных сферах мысли мнение стало свободным и получило возможность расходиться с практикой. Общество получило доступ к объективной информации относительно значения отдельных лиц

иотносительно того рода свободы действий, которая может быть

101

дозволена. Все, что делалось, могло стать предметом проверки со стороны всеобщего профессионального мнения, действующего через эту сеть институтов. Далее, даже непрофессионалам теперь моглабытьдозволенаширокаясвободадействий.Крупныежепрофессиональные организации в той мере, в которой они были действенными, должны были быть в состоянии доказать опасность, исходящую от экстравагантных понятий. Таким образом, там, где неожиданное действие не ставится под сомнение, разум овладевает неприступными укреплениями. Действительно, индивидуальная свобода, стоящая в стороне от какой-либо организации, оказывается теперь необходимой. Так как все организации подвержены упадку, открытость для внешней критики является лучшей гарантией профессионального мастерства.

Итак, суверенное государство на основании современной теорииправаимеетсвоюсферудействийисвоипределы.Государство представляет собой мудрость общества, ведущую свое происхождение из опыта более широкого, чем предметы различных наук. Роль государства сводится к высказыванию всеобщего суждения о деятельности различных организаций. Оно может судить о том, привлекают ли эти организации способных людей, находятся ли онинауровнеродственныхилимировыхинститутов,нокогдадело идет о решении вопросов внутри научной или профессиональной сферы, это дело оказывается вне компетенции государства.

Например, очевидно, что в деле обучения профессиональному умению студенты не должны зависеть от произвола отдельных педагогов. В этом смысле требование свободы преподавания бессмысленно. Но в целом общество совершенно некомпетентно определять, преподается ли то, что нужно, или возможны определенныеотклоненияотпредметапреподавания,ононеможеттакже решать вопрос об индивидуальной компетентности. Здесь возможно только обращение к всеобщему профессиональному мнению, что практикуется в пользующихся доверием институтах. Это обращение должно быть всеобъемлющим. Штат Теннесси не совершил ошибки, придерживаясь принципа, что свобода преподавания в школах и колледжах должна быть ограничена. Но он проявил колоссальное непонимание своей роли, когда стал отрицать профессиональное мнение, которое практически единодушно принято всеммиром.Правда,дажездесьедвалиможнопорицатьэтотштат,

102

т.к. в настоящее время политическая философия государственного суверенитета совершенно некомпетентна в вопросах определения границ, в которых может распространяться власть морального авторитета.Конечно,ктовданныймоментимеетфизическуювласть, тот и владеет средствами физического насилия, будь это бандит, судья или политический правитель. Но моральная власть ограничена способностью для достижения тех целей, приоритет которых очевиден для просвещенной мудрости. Политическая лояльность прекращается там, где начинается радикальная некомпетентность.

Функции профессиональных институтов были рассмотрены столь подробно потому, что они представляют собой очевидное новшество современных обществ. В Древнем мире существовало лишь слабое предчувствие этих институтов, например афинские школы, в частности те, которые были основаны Платоном, Аристотелем, стоиками, или великая александрийская школа. Только позднее христианские теологи сформировали профессиональную группу, которая распространила свои притязания на авторитет за все мыслимые пределы. Благодаря этим предчувствиям и узаконенному развитию римской и византийской правовых школ появление современного взгляда на проблемы свободы и морального авторитета может быть отнесено к временам Александра и Октавиана Августа.

Раздел VII. Ныне экономическая организация создает самую значительную проблему человеческих отношений. Это знаменует переход человеческих отношений в новую фазу и представляет собой смешение форм. Очевидно, что развивается некая новая форма.ИндивидуалистическийлиберализмXIXв.совершеннонеожиданно пришел в упадок. До тех пор, пока преобладали в качестве группы, удовлетворяющей требованиям времени, промышленные средние классы, их учения были самоочевидными. Как только индустриализация и образование создали в больших масштабах современный тип ремесленника, всему тому базису, на котором процветали эти классы, был брошен вызов. Потребность в больших капиталах, добываемых с помощью изобретательности, не выходящей за рамки законности, создала коммерческую корпорацию с ограниченной ответственностью. Такие корпорации не подвержены физиологической смерти и могут исчезнуть только благодаря насильственному роспуску или банкротству. Появление на сцене

103

этого нового типа «личности» существенно изменило значение характерных черт доктрины договорной свободы. Одно дело требование свободы и естественных прав для человеческой личности, и совсем другое дело – требование этой свободы и прав для корпоративной «личности». То же самое относится к понятию частной собственности. Для народа, жившего у подножия горы Синай, даже еще в XVIII в. понятие частной собственности имело простой и очевидный смысл. Когда дороги были примитивны, система осушения незначительна, колодцы принадлежали частным лицам, когда не существовало знаменитой системы кредита, а система платежей означала прямое производство золотых слитков, когда каждая фабрика была разумно самостоятельной, не говоря уже о современных легализованных фикциях, т.е. когда мир был иным, чемонсталтеперь,–тогдабылосовершенноочевидно,чтоследует понимать под частной собственностью. Сегодня частная собственность является в основном именно узаконенной фикцией и вне такого юридического определения ее контуров остается совершенно неопределенным понятием. Такое юридическое определение является почти наверняка лучшим способом общественного устройства. Но «голос природы» – слабое эхо, когда мы прислушиваемся к нему. Существует поразительная аналогия между туманными понятиями справедливости в Платоновой республике и туманными понятиями частной собственности сегодня. Современный ремесленник, подобно Тразимаху Древнего мира, склонен определять ее как «волю более сильного».

Конечно, такие крайности в понимании частной собственности, как ее наивное утверждение и ее наивное отрицание, являются преувеличением. Целостное понятие абсолютного индивида с абсолютными правами и с договорной силой формирования определенных внешних связей пришло в упадок. Человеческое существо неотделимо от окружающей среды, в которой протекает его существование. Среда, которую человек в каждом отдельном случае наследует, имманентна ему, и, наоборот, он имманентен среде, которую он помогает передавать следующим поколениям. Распространенное учение о переходе от общества, основанного на обычаях, к обществу, построенному на договоре, базируется на поверхностной социологии. В действительности не было бегства от привычного статуса. Этот статус представляет собой только дру-

104

гое наименование для наследия, имманентно проявляющегося в каждом отдельном случае. Существует привычный статус, существуют условия, которых невозможно избежать. С другой стороны, унаследованный статус никогда не является полным определением. В каждом индивидуальном случае существует свобода определения. Выражаясь в понятиях высокоразвитого общества, можно сказать, что привычный факт является существенным элементом смысла каждого договорного обязательства. Не может быть договора, предпосылкой которого не служит обычай, но и не существует обычая, не оставляющего лазейки для спонтанного договора. Это та истина, которая придает жизненность англо-американскому общему праву. Это инструмент в руках искусных экспертов для интерпретации эксплицитного договора в терминах имплицитного статуса. Никакой код вербального утверждения не может исчерпать изменчивого фона предполагаемого факта. Доминирующие интересы внутри любой социальной системы изменяются благодаря относительному значению договорных факторов и факторов, связанных с обычаем в общем осознанном опыте общества. Этот баланс благоприятно и неблагоприятно влияет на тип социального наследия, который получает данное общество. Но договор есть способ выражения спонтанности. В ином случае он бессмыслен и является ненужным жестом сознания.

В конце концов, нет ничего более действенного, чем хорошо скоординированное наследие. Спорадическая спонтанность состоит из вспышек, нейтрализующих друг друга. Идеи должны быть испытанными, распутанными, распространенными и скоординированными с исходными. Наконец, идеи с помощью действия становятся примерами. Отличительным знаком современной цивилизации служит количество институтов, происхождение которых можно проследить до первоначального момента возникновения определенной идеи. В период древних цивилизаций мышление по большей части носило объяснительный характер. Оно было творческим только в отношении к индивидуальным действиям. Но корпоративные действия предшествуют мысли. Древние боги независимо от того, воплощались они в понятии или образе, не производили грозу, а объясняли ее. Иегова не создавал древнееврейских племенных эмоций, но только объяснял их. Он никогда не занимался условиями, положившими начало еврейской истории;

105

понятие условия было объяснительной идеей. Это была влиятельная идея, но сама она возникла как объяснение истории племени. Тем не менее она обозначает факт предшествования. Ветхий Завет – это грань, разделяющая древнюю и новую историю. Таким водоразделом является эллинизм. Различие – это только одно из соотношений, это только нечто большее или меньшее. Но существенное изменение соотношения и составляет суть любого различия. В последний период древнего мира возникало постоянное ощущение, что корпоративные действия обязаны своим происхождением идеям. Таким образом, историческое воображение древнего человечества бессознательно вбирало в себя типы объяснений прошлой истории, которые лишь в слабой степени соответствовали настоящему этого человечества: фантастические, не заслуживающие доверия объяснения, пригодные только для того, чтобы ученые их развенчивали. Это была тень будущего, отбрасываемая на прошлое.

Вернемся к экономической стороне жизни. В Древнем мире существовало экономическое взаимодействие между племенами и между государствами, а также экономическая деятельность ремесленников, торговцев и банкиров. Существовала общественная и индивидуальная деятельность. Цицерон в своих письмах к Аттику сохранил для нас свои экономические тревоги. Эти письма очень схожи с письмами Гиббона к Холройду, которые характеризуют образованную Европу XVIII столетия. Конечно, дела Цицерона отличаются исключительной сложностью. И дело не в том, что Древний мир пал внезапно. Письма, из которых мы узнаем, что думал Аттик о финансовом положении Цицерона, составляют существенную часть латинской литературы. Даже через две тысячи лет трудно удержаться от дружеского сочувствия по этому поводу. Возможно, Цицерон гнал из головы беспорядочные мысли о банкротстве, когда меч солдата нанес ему смертельный удар.

Этот древний мир аналогичен современному, как в смысле физических событий, подстерегающих нас, так и теми волнами беспокойства, источником которых являются социальные неурядицы. В это время человеческий разум обладал необыкновенной силой производства идей. Источники наших философских, наших религиозных и правовых идей, а также паттернов современной государственной организации прослеживаются в эпоху от Платона

106

до Юстиниана. Мы узнаем, что Плиний обсуждает вопрос о том, должны ли родители входить в совет, управляющий основанной ими грамматической школой. Сидоний Аполлинарий68 является предшественником многих джентльменов из Новой Англии – духовных и светских. Но на протяжении этого периода идеи в течение долгого времени не толкали общество к трансформации посредством создания корпораций, возникших как результат эксплицированной мысли. В частности, крупные коммерческие корпорации возникли только в Новое время: банк св. Георгия в Генуе, английский банк, крупные торговые компании в Индии и на Востоке. Аттик был банкиром, но он не был президентом банковской корпорации. Сокровища, принадлежавшие частным лицам, хранились в языческих храмах; но храмы были корпорациями, занимавшимися соблюдением традиционных религиозных ритуалов. Государственные налоги отдавались на откуп частным корпорациям римских капиталистов. Здесь мы приближаемся к современным понятиям. Однако все граждане были обязаны выполнять какую-либо государственную обязанность. Их действия носили общественный и традиционный характер с некоторым оттенком современного способа инкорпорирования. Вообще можно обнаружить множество прототипов современных коммерческих институтов уже в Древнем мире. Древний мир сохранил себя в современном мире. Однако это были лишь зачатки современной коммерции. Фактически примеры современной коммерческой деятельности относятся к промежуточному периоду – и только совсем недавно влияние идей дало, наконец, решительный экономический результат. Но там, где идеи оказываются эффективными, существует свобода.

Раздел VIII. К несчастью, понятие свободы было выхолощено либеральным отношением к ней. Мастера слова, специалисты по эстетическому воображению дали художественное изображение шока от новизны мысли, противопоставившей себя традиции. Понятие свободы было сведено к образу созерцателей, шокирующих своих современников. Когда мы думаем о свободе, мы ограничиваем себя представлениями о свободе мысли, свободе печати, свободе религиозных мнений. Так, границы свободы осознаются как границы, целиком и полностью возникающие из антагонизмов различныхмнений.Этовсеобщаяошибка.Страданиячеловечества

107

связаны с законами физической природы, ее неизбежным порядком. Рождение и смерть, жара, холод, голод, разлука, болезни, общая неосуществимость целей – все это играет определенную роль в несвободе человеческих душ. Наш опыт не идет в ногу с нашими надеждами. Эрос Платона, который есть не что иное, как душа, возбуждающая себя к жизни и движению, – это калека. Сущность свободы состоит в осуществимости целей. Человеческий род стра- даетвосновномиз-зафрустрациисвоихосновныхцелей,особенно таких, которые относятся к самому определению. Буквальные описания свободы в основном имеют дело не с самой свободой, а с ее пустячными формами. Греческий миф был более точен. Прометей далчеловечествунесвободупечати.Онпринесемуогонь,который необходим человеку для того, чтобы готовить пищу и согреваться. Действительно, свобода действий является первейшей потребностью человека. В современной мысли выражение этой истины приняло форму «экономической интерпретации истории».

То обстоятельство, что «экономическая интерпретация» есть новая мысль, возникшая за последние 60 или 70 лет, само по себе иллюстрирует важный социологический факт. Литературный мир не протяжении всей истории принадлежит в основном удачливой части человечества, чьи основные человеческие стремления были почти полностью удовлетворены. Лишь немногие писатели нуждались на протяжении всей своей жизни, многие время от времени испытывали страдания. Этот факт потрясает нас, он ошеломляет нас в силу своей необычности. Обеспеченные классы предали забвению то обстоятельство, что на протяжении всей своей истории человечество жило в страхе перед ужасными бедствиями – засухой, дождливым летом, неурожаем, падежом скота, нападениями пиратов. Основные человеческие потребности, когда их удовлетворение стало привычкой, перестают занимать человеческую мысль. Заинтересованность в удовлетворении голода смещается в сторону привычки к изысканной пище. Так, в основе мотивов, которые побуждают обеспеченные правящие классы к осознанной деятельности, лежат прогнозы на будущее и некоторые отвлеченные стремления – к власти, славе, безопасности в отдаленном будущем, формам правления, роскоши, религии, сильным ощущениям, отвращению к необычным путям, созерцательному любопытству, игре. Человечество выживает, развивая

108

в себе особую восприимчивость, благодаря которой оно быстро приспосабливается к новым обстоятельствам. Нестабильность быстро превращается в некоторую простую форму наиболее абстрактных интересов меньшинства. Серьезные потрясения случаются тогда, когда экономическое давление на массы совпадает с некоторой упрощенной идеальной целью. Интеллект и инстинкт тогда работают в одном направлении, и старый социальный порядокотмирает.Номассынаселениявсегдатуткактутсосвоимтребованием по меньшей мере минимального удовлетворения жизненных стандартов, в одних случаях падающих и опускающихся ниже обычного уровня, в других – поднимающихся выше. Таким образом, даже тогда, когда преобладает меньшинство, прямые экономические факты должны быть движущей силой социального развития. Однако в целом массы интеллектуально пассивны, хотя наиболее идеальные цели меньшинства, хорошие и плохие, распространяются в массах, направляя линии их поведения в соответствии с фантазией поколений. И основное требование свободы состоит в том, чтобы быть фундаментом общей настойчивости в достижении тех основных целей, которые представляют собой соединение идеальной и экономической линий поведения, создающих материал истории. Поскольку населением владеют определенные склонности и стремления, свобода не представляет для государственных деятелей особой проблемы. Действия групп неизбежно приспосабливаются к этим целям, и группы населения понуждаются к свершению или разрушению.

Всовременных государствах есть сложная проблема. Существует множество типов характера. Свобода означает, что внутри каждого типа должно быть возможно такое гармоническое сочетание, которое требуется, чтобы не были нарушены основные цели всего общества. Действительно, одна из его общих целей состоит в том, чтобы различным образом скоординированные группы вносили свой вклад в комплексную модель общественной жизни – каждая соответственно своей собственной специфике. Таким образом, индивидуальность извлекает из сочетания выгоду, и свобода получает необходимые для ее совершенствования силы.

Вэтом – надежды государственных деятелей, терпеливому осуществлению которых способствовал долгий ход истории. Но это осуществление не есть дело интуиции, которая придает людям

109

силу выходить за пределы человеческих возможностей. В конце концов, племя приматов, животных, жизнь на земной поверхности – все это преходящие детали. Существует свобода, лежащая по ту сторону обстоятельств, происходящая из непосредственного предчувствия, что жизнь может быть основана на погруженности в то неизменное, что остается посреди любых изменений. Это свобода, к которой ощупью шел Платон, свобода, которой владели стоики и христиане, свобода – дар эллинизма. Это свобода той добродетели, которая ведет свое происхождение из гармонии, т.к. ее условием является только адекватное понимание. И понимание имеет то качество, что, будучи к этому подготовлено, оно приводит природу души в свободное соответствие с верховной властью интуиции. Это – примирение свободы с принудительностью истины. В этом смысле пленник может быть свободным – пленник, рассмотренный со стороны его высшей интуиции, постоянного побуждения к гармонии, которая является вершиной существования.

Глава V

От силы к убеждению

Раздел I. Постепенное развитие сил убеждения в общественной жизни человечества отнюдь не целиком связано с проникновением идей. Действительно, сама привычка к интеллектуальной деятельности укоренилась в результате медленного естественного развития общения, построенного на убеждении, общения, практикуемого внутри каждого отдельного общества и между различными обществами. Очевидно, существование семьи предполагало сложную смесь любви, зависимости, симпатии, убеждения и принуждения. Не существовало периодов, когда мягкие формы человеческих отношений отсутствовали бы полностью. В действительности жестокость могла быть продуктом более позднего развития и была обязана своим появлением возрастанию интеллектуального эгоизма.Оналегкомогласформироватьсякакчертахарактера,возникшая из необходимости самосохранения, и развиться в нарост, сдерживающий движение эволюции от низкого уровня жизни к более высокому. Мы видим, что цивилизованные общества боролись с двумя видами принуждения. Это, во-первых, естественная

110