Проблема культуры, языковой культуры, языкового бескультурья, языковых штампов

Проблема языковых штампов

За…

Как рождаются словесные штампы в языке? Может ли метафора, пословица стать штампом?

Давайте подумаем: какова первая реакция человека на вопросы?

- Поэт?

- Пушкин.

- Река?

– Волга.

Скажете, штамп? А что поделаешь, если чуть что обращаемся к Пушкину: говорим о дружбе – «Друзья, прекрасен наш союз!», о любви – «Я вас любил!», о приятном – «Я помню чудное мгновенье!» И Волга свежа в памяти: «Выдь на Волгу… Чей стон раздается над великою русской рекой!» Так что не стоит огорчаться по поводу злоупотребления иных штампов. Штамп, конечно же, не накормит, не напоит и в постель не уложит, но как-то скучно без некоторых жить, потому что иной штамп – эта та же истина. Например, «бедность не порок», «суженого конем не объедешь», «жить не с богатством, а с человеком». Заметим, эти нравственные максимы, ставшие штампами, использовал опять же Пушкин в повести «Метель».

Против…

Дети банальности – словесные штампы, особенно, если они идеологические. Вспомним редактора Ермолкина из романа В. Войновича «Претендент на престол». День и ночь он сидел и правил тексты молодых корреспондентов. Живые слова менял на мертвые. Советских летчиков выправлял на «сталинских соколов», немецких – на «фашистских стервятников». Любимые перифразы Ермолкина – «голубое золото» (газ), «черное золото» (нефть), однако драгоценный металл у него - «простое золото». Чудесную пору бабьего лета он не признавал, а была обычная крестьянская пора. Дошло до того, что и женщину-просительницу уговаривал отказаться от мужа, как несознательного элемента советского государства. Нужны ли такие штампы? Нет! Банальность лишает человека творчества.

О «рабах канцелярской эстетики» писал Корней Чуковский в книге «Живой как жизнь», резко осуждая бюрократические формы речи. «Что было бы, если вдруг Пушкин писал канцеляритами?» - спрашивает он. Получилось бы следующее:

Надо отметить, что в синем небе звезды блещут.

Необходимо сказать, что в синем море волны хлещут.

Следует особо остановиться на том, что туча по небу идет.

Приходится указать, что бочка по морю плывет.

«Не для того наш народ вместе с гениями русского языка – от Пушкина до Чехова и Горького – создал для нас и наших потомков богатый, свободный и сильный язык, не для того нам оставлено в дар это величайшее сокровище нашей национальной культуры, чтобы мы, с презрением забросив его, свели свою речь к нескольким десяткам штампованных фраз» - с горечью восклицал Корней Иванович Чуковский.

Проблемы русского языка

Что происходит с нашим языком?

Отражаются ли изменения в обществе на языке?

Что делать, чтобы наш «великий и могучий язык» сохранил свою истинную красоту, мудрость и богатство?

«Состояние современного русского языка, к сожалению, вызывает тревогу. Это уже не тот «великий и могучий» язык, о котором писал И. С. Тургенев. Тогда, в XIX веке, русское языковое пространство быстро расширялось, словарь Даля был переполнен словами. Одних только слов с корнем «добр» около 200, а в корневом гнезде «люб» - 150: от «любится» до «любощедрый». В XXI веке язык пошел на убыль: вдвое-втрое поредела его крона, обломались ветви, а от многих корней остались одни черные пни», - пишет известный литературовед, лингвист М. Эпштейн.

Действительно, «как из грязи в князи» выскочили блатные слова, такие как «беспредел», «отморозок», «разборка», «париться», то есть «напрягаться» и другие. Уж очень полюбились нашим журналистам слова, как им кажется, с неким гламурным духом: «креативный», тот же «гламурный», «бутик», «реально». Журнал – «гламурный», прическа – «креативная», а всякие там горжеточки, кокардочки, юбочки и кофточки непременно можно приобрести в «бутиках». Что касается отдельных книг, то и они сжаты до размеров интернетовского чата. Тому пример – роман В. Пелевина «Шлем ужаса», действие которого происходит в виртуальном пространстве, а романные герои – те же чатовские умалишенные персонажи, которые утратили какой бы то ни было человеческий облик.

«С русским языком теперь происходит то же самое, что и с населением России, – вымирает, и это, на нашу беду, мало кого волнует, разве что А. И. Солженицына, который в своем «Русском словаре современного расширения» пытается спасти «великий и могучий русский язык», - констатирует М. Эпштейн. «Лучший способ обогащения языка – это восстановление прежде накопленных, а потом утерянных богатств», - пишет он. Мы же можем лишь низко кланяться нобелевскому лауреату за его стремление спасти наш язык, но одним «восстановлением утерянных богатств» «живого великоросского языка» вызову времени не ответишь. «Язык жив до тех пор, пока его корни продолжают разветвляться и плодоносить в новых словах, поэтому необходимо творческое и духовное обновление самого языка».

Проблема потребительского отношения к культуре

Известный театральный режиссер Валерий Фокин в интервью «Новой газете» рассказал, как иные зрители возмущаются по поводу того или иного спектакля. Например, в Петербурге человек подал в суд на Александринский театр, защищаясь законом о правах потребителя. Он приобрел товар, то есть купил билет на спектакль по Гоголю, и не увидел того спектакля, который хотел бы. Ему всучили не тот товар. И потребовал компенсировать моральный ущерб. Судья, понятно, не театральный критик, но мигом разобрался и вынес вердикт: если хотите получить чистого Гоголя, возьмите книгу, сидите дома и читайте! В театр ходить не надо! В правовом же смысле театру помогло то, что в афише стояло: сценическая версия Мейерхольда. Вот такая истинно гоголевская фантасмагория!

Или другой пример, взятый у того же Фокина. Одной зрительнице на «Ревизоре» стало плохо. Вынесли в фойе на диван, стали капать валокордин, спрашивать, что случилось. Она вся в слезах говорит: «Ну как же! Ведь Хлестаков у Гоголя такой милый, а тут…» Опять же у нее свое представление о герое, и не вздумайте трогать! Взяточник, мошенник, фигляр, щелкопер, без царя в голове – но «милый». Вот он художественный вкус отдельных зрителей! Никому не хочется думать, кто же такой на самом деле ревизор. А вдруг он приедет и начнет «ревизовать» наш внутренний мир!

Приехал же он у Булгакова и устроил сеанс черной магии в театре «Варьете». Все там продемонстрировал маг Воланд: и денежный дождь, и платья парижских фасонов, и сотни дамских шляпок, сотни туфель и сумочек, футляры с дорогими духами. Публика в восторге, в очередь выстроилась за заморскими чудесами, и ни у кого не возник вопрос о цене. Пошлость, алчность, наглость волнами взмывали в театре, и как результат – разоблачение: дамы, выходя на улицу, оказывались в нижнем белье.

Таким образом, в пошлом мире не может не быть потребительского отношения к культуре, в нем даже зрителей нет, а есть «зрительская масса». В связи с этим хотелось бы задать вопрос Н. В. Гоголю: «Когда же приедет настоящий ревизор?»

Проблема коммерциализации литературы

«Искусство принадлежит народу!» - этот лозунг провозгласил основатель советского государства В. И. Ленин. И с этим невозможно не согласиться: искусство в настоящее время действительно принадлежит массам, потому что именно она платит за него свои деньги. В мире, где литературный успех, определяется размерами гонораров и прибылей, серьезной продукцией в книжной индустрии становится плохая книга. Об этом пишет В. Аксенов в эссе с символичным названием «Крылатое вымирание» и приводит пример о том, как одно солидное американское издательство заплатило полуторамиллионный гонорар писательнице за книгу «Промельк чулка» (название ироничное, придуманное, очевидно, самим писателем). В анонсе книги представлен «захватывающий» сюжет о жизни девушек, в финале оказавшихся родными сестрами.

Романы такого рода, – продолжает Аксенов, - сочинялись в сталинском ГУЛАГе. Уголовники заказывали политическим романы с определенным сюжетом, особенно нравились про незаконных детей именитых князей. Романы эти нередко спасали жизнь сочинителям. Но сейчас, к счастью, нет сталинских ГУЛАГов, и не в Америке мы живем, однако посмотришь на наш книжный ландшафт и упадешь ниже всякого вкуса.

Огромный мир коммерческой халтуры загрязняет среду духовного обитания, диктует свои законы и жанры, формирует убогое массовое сознание. Коммерция вытесняет настоящую литературу. Отсюда вновь возникает вопрос: что делать? Рецепт возьмем все у того же Аксенова: у читателя должен быть свой внутренний цензор, который поможет отличить коммерческую халтуру от настоящей литературы, где существует «достоинство, независимость, вдохновение».

Приложение 1

Проблематика произведений В. М. Шукшина

Проблему предательства, компромисса с совестью поставил

писатель В. М. Шукшин в киноповести «Калина красная». Герой повести Егор Прокудин – человек умный, от природы добрый и талантливый – в юности оступился, свернул с прямого пути, чтобы обойти трудности, но так и задержался на воровской дороге, где «одни ларьки и чемоданы». С этого момента и начался путь компромисса с совестью, предательства – матери, общества, самого себя. Жизнь искривилась, потекла по ложным законам. Но Егор Прокудин, безусловно, человек сильный, сумел-таки вырваться из тупика, куда загнала его воровская романтика. Человек он также самолюбивый. Все двадцать лет, что провел вне дома, не забывал о матери, но явиться к ней стриженому и нищему после очередной отсидки выше его сил. «Не время еще», - говорит он Любе, женщине, которая по-настоящему полюбила его. «Не время», потому что там, где родился и вырос, тюрьма – это позор, крайняя степень падения человека: что угодно, только не тюрьма. Лучше обмануть, прикинуться чужим, чем принести позор родному человеку.

А деньги? Ведь мог же посылать их матери. Как раз и не мог, потому что особенность характера Егора – ходить по краю. Вся жизнь пошла вбок, вся жизнь – загул. Наголодавшись, настрадавшись в детстве, думал, что деньги – это и есть праздник души, но понял, что это не так. А как? – так и не смог узнать, хотя муки совести перед матерью, любимой женщиной успел испытать.

В статье «Нравственность есть Правда» В. Шукшин попытался

объяснить особенности характера своих героев. Есть человек трезвый и разумный, который до конца понимает свое время и место, знает правду жизни, и если обстановка сложится против правды, то лучше о ней помолчать. Есть человек умный и талантливый – это творческий человек. Он найдет способ сказать правду. Гениальный обрушит правду «на головы и души людские». Даже если она убьет его. Но есть и такой тип человека, по мнению Шукшина, в котором соединились причудливым образом ум и трезвость, гениальность и талантливость. «Человек этот – дурачок», - пишет В. Шукшин. Много их было не от мира сего в литературе: юродивые, кликуши, странники. У Шукшина это герои-«чудики», тоже странные люди. Они совершают, с точки зрения здравой логики, необдуманные поступки: покупают, например, на последние деньги микроскоп («Микроскоп»), сбегают из тюрьмы за три месяца до окончания срока («Степка»). Есть среди них свои фантазеры-вруны («Миль пардон, мадам!»), мыслители («Алеша Бесконвойный») и даже задумавшиеся об устройстве государства («Штрихи к портрету»).

Что хотел показать нам своими героями Шукшин? Например, своим Степаном из рассказа «Степка», который составил основу фильма «Ваш сын и брат». Он, конечно, дурачок этот Степан, но писатель по-своему любит его. Не досидел три месяца и сбежал из тюрьмы, но сбежал-то не воровать и грабить – пришел открыто в свою деревню, чтобы вдохнуть запах родной земли, повидать отца с матерью. Могуч и властен оказался зов малой родины, откликнулась русская душа на этот зов. И пошел чудик Степан, потому что не утерпел, сгорела бы его душа за эти три месяца неволи. Кто в здравом уме поймет этот феномен русской души? Шукшин понял!

Или другой герой – Бронислав Пупков из рассказа «Миль пардон, мадам!» Имя свое получил при крещении, за что обиделся на священника, вызвался даже сопровождать его в район во время ареста. Во время войны служил санитаром в прифронтовом госпитале, вернулся в родные места, обзавелся семьей, работал, но душа требовала своего выхода и находила в сочинении невероятных историй. Одна из них о том, как он совершил покушение на Гитлера. Рассказывал он эту историю исключительно заезжим охотникам, потому что деревенские были уже сыты по горло байками доморощенного сочинителя, даже жена пригрозила, что его посадят за искажение истории. Ничего не мог поделать с собой Бронислав, видимо, служба обычным санитаром требовала героического наполнения. Это и мучило героя.

Проблему смысла жизни по-своему решают герои Шукшина. Они тоже

задаются вечными вопросами: зачем я родился, для чего живу? Но делают это как-то нелепо, неуклюже, опять же с точки зрения деревенской морали. Например, Алеша Бесконвойный в одноименном рассказе. Звали героя на самом деле Костей Валиковым – «Бесконвойным» его прозвали за неуправляемость характера, хотя слыл в колхозе работником старательным и трудолюбивым, не чурался никакой работы. Но в субботу и воскресенье ни под каким предлогом его нельзя было заставить работать. Суббота вообще для него был святой день – «в субботу он топил баню».

В этот день он размышлял о жизни, вспоминал прошлое, думал о будущем. Сам процесс подготовки бани вызывал у Бесконвойного чувство необычайной радости – душа звенела. Сначала колол дрова и таскал воду, потом по-особому, по-своему, растапливал каменку. Глядя на огонь, философствовал: «Два полена и то сгорают неодинаково, а вы хотите, чтоб люди прожили одинаково». Взволновало и открытие, которое совершил он, глядя на огонь: «Любая головешка, догорая, вспыхнет последним огнем – так и человек перед смертью горит желанием жить». И от этого немудреного открытия становилось спокойно на душе. Никто в деревне и не поверил бы, что Алеша серьезно вдумывался в жизнь, «что в ней за тайна, надо ли ее (жизнь) жалеть». Размышлял, правда, в пределах все тех же бытовых координат, в которых жил. О том, как дети вырастут, заведут свои семьи, будут приезжать к старикам в гости , а он будет гордиться ими. На все эти думы он отводил один субботний день, но это был его день, его личное пространство, войти в которое никому не было дано.

Все эти герои Шукшина вызывают у читателя понимание, душевные отклики, но есть и те, от которых хочется отмахнуться, как от назойливой мухи. Например, от Николая Николаевича Князева из рассказа «Штрихи к портрету» (сб. «Печки-лавочки»).

Князев родился в бедной семье, где об образовании и воспитании мало задумывались, ибо знали, что в деревне воспитывает труд. Герой рано обнаружил в себе способность к философствованию. Став взрослым, задумался о глобальном – о государственном устройстве. «Сколько всего наворочено! А порядка нет!» - приходит к мысли герой. И пишет главный труд своей жизни «О государстве». Что такое государство и как оно устроено? – задается вопросами Князев, пристает с ними к окружающим (чем не Сократ!), но люди его не понимают, отмахиваются от него, иногда и бьют. Создается впечатление, что герой страдает за истину, ведь он озабочен построением идеального общества, где «никто не ворует, не пьет, ни лодырничает» - каждый на своем месте «кладет свой кирпичик в грандиозное здание» государства. Благие мысли Князева разворачиваются до фантасмагорических объемов: «Ведь мы могли бы заасфальтировать весь земной шар! Прорыть метро до Владивостока! Построить лестницу до луны!» Вопрос «зачем?» не князевский вопрос – он озабочен глобальной мыслью «великого почина» (проблема «великого почина»). Поэтому все должны оставить свои повседневные дела: пахать и сеять, добывать руду и плавить металл, лечить и учить, наконец, создавать семьи и воспитывать детей. Нет, надо бросить все дела и ринуться строить лестницу до луны!

Мысли о едином трудовом порыве не оставляют героя даже вовремя отдыха. С вопросом о том, какой отдых тот предпочитает, пристает к дачнику Сильченко. Услышав, что рыбалку, не на шутку сердится. «Вместо того чтобы идти на рыбалку, люди взяли бы горсть земли, принесли в определенное место, и образовался бы огромный холм!» - возмущается Князев.

- Зачем? – спрашивает Сильченко, - может быть, лучше отдохнуть.

- Нет, с вашим бесполезным отдыхом вы нарушаете цепь человеческих полезных дел, - гневно отвечает философ.

По его мнению, все должны трудиться на благо государства. Таким образом, сам того не ведая, философ-демагог сформулировал «закон великого почина», когда личные интересы не должны мешать общегосударственным делам.

Не отпускает Князева и вечный вопрос о смысле жизни, но опять же он мыслит масштабными категориями.

- Вот, представьте себе, я, вы, дедушка несем бревно. Нам нужно пронести его 100 метров, а вы пронесли 50 метров, бросили и говорите: «У меня отпуск, я отдыхаю!»

- Бред какой-то! Что же отпусков не нужно что ли? – спрашивает Сильченко.

- Вот пронесем положенные 100 метров, тогда и отдыхайте!

Для Сильченко, не задумавшегося над глобальными вопросами бытия, смысл жизни в том, «чтобы работать, быть честным, защищать Родину, когда требуется». Для Князева это все «ответвления от главного смысла, но от какого, он и сам не знает.

Приложение 2