Исходные тексты

Фрагменты книги З. Прилепина «Я пришел из России»

О красоте

Когда великий Федор Михайлович говорил о том, что красота спасет мир, он, наверное, меньше всего имел в виду красивых людей и красивые виды. Речь шла о красоте поступка, о красоте мужества и женственности, о красоте веры, прозрачной и чистой.

Добро красиво, милосердие красиво, подвиг красив. Красива молитва, честность красива, нежность красива. Мир преисполнен красотой, как счастьем. Другой вопрос, что красота, наверное, уже никого не спасет.

В свое время красота была бесконечно дальним центром мироздания – и к этому центру стремилось любое страстное и честное сердце. Наивысшую точку красоты, ее средоточие, можно было называть гармонией. Мир искал гармонии.

Сегодня красота стала служанкой человека, с его бесконечным стремлением облагородить и засыпать конфетти любой свой неприглядный поступок. Для современного человека гармония – это комфорт. Нынешний гармоничный взгляд на вещи – это устойчивая привычка видеть и знать то, что хочется, это отказ от знаний о вещах трудных, сложных. Подлинность, которая является главным содержанием красоты, стала непристойной, стыдной, странной.

Подлинное милосердие почти неслышно, затеряно среди пышных и пошлых жестов людей, очевидно и насквозь немилосердных. Подвига уже нет. Он стал, по сути, неполиткорректен – оттого, что оскорбляет человека, не склонного к подвигу. Подобно тому, как гармония стала комфортом, то и подлинность заменил имидж. Имидж и комфорт создали гламур. Таким образом, мир стал триединым. Где тут протиснуться красоте, как ей появиться на свет Божий? Как ей протиснуться в нашу комфортную клетку? У нас и так вокруг много приятных и гладких на ощупь вещей.

Отвлеченные понятия, такие как милосердие, поступок, честность, подвиг, вера, занимают слишком много места, слишком много сердца, заставляют слишком часто дышать. Мы изгнали их. Мы желаем жить конкретно. По конкретным понятиям. Но, изгнав отвлеченные понятия, мы отлучили себя от красоты.

Красота неконкретна. Ее нельзя сформулировать, расфасовать, а потом использовать по мере необходимости. Надо отвлечься от конкретных понятий. Слишком много серьезных людей вокруг. Слишком мало красивых…

О вечных ценностях

Земной свой путь пройдя до половины, я думаю, что не человек определяет вечные ценности. Нет, человек, безусловно, вправе сказать, что отменяет ценность веры, ценность семьи, ценность Родины, но обесценивает он таким образом исключительно самого себя.

Вечные ценности могут позволить себе игнорировать отдельных людей, а порой и целые народы. Ценности при этом остаются, а люди и народы исчезают в небытие стремительно и без остатка. Когда исчезают люди и народы – надо искать в этом справедливость. Иных путей нет.

Говорят, что наказание Господнее приходило поколение спустя – к детям и внукам согрешившего. Ныне расстояние между Небом и Землей сократилось до перста указующего. Сделал ошибку – тебе перстом в лоб. Я очень часто чувствую эту теплоту и суровый ноготь, упирающийся в грешную голову. Иногда по нескольку раз в день. Радует: я не один. За мной следят. Господь не собирается исправлять наших детей, он предпочитает иметь дело с нами. Если отложить наказание, то мы успеем бог весть что натворить, пока наши дети не выросли.

Человек должен исполнять навек предначертанное в согласии со своей душой. А душа должна жить в согласии с Богом. Это и есть главная ценность Бытия. И она – вечная. Ее можно рассыпать на многие малые составляющие, но они и так известны. Отец и мать. Жена и чада. Родина, чьи земли нас вскормили. Все то, чему мы обязаны земной жизнью и что оставим ради жизни иной.

Хотелось бы мне посмотреть на того чудака, который скажет, что репутация, заработок и должность являются вечными непреходящими ценностями. Едва ли найдешь такого. Он же не признается, он же хитрец лукавый. Но горе вам, если вы так думаете, вслух не произнося.

О «маленьком патриотизме» или о мещанстве

Самый распространенный тип патриотизма в современной России – человек, который никогда не поступится ничем ради своего благополучия. Этими «патриотами» все заросло вокруг, как сорняком. Шагу не ступишь, чтоб не запутаться в вас, патриоты.

Кто тут?! – могут вскричать они, если встать им поперек. – Кто вы такие?! Кто смеет посягнуть на мой дом, на мой прелестный уголок, на мое трудное спокойствие. На мое лето с выездом к большой и теплой воде? Кто на Родину мою катит, которую я наконец полюбил? На мою малую Родину, Родинку, на мой клочок обустроенного быта?

Ну, вот я, например… А что ты имеешь против прелестных уголков и нормальной человеческой жизни, спросят меня. Я? Ничего не имею. У меня тоже есть несколько любимых уголков и непрестанная мечта о белых и черных морях, которые заждались меня. Но к патриотизму все это не имеет никакого отношения.

Достала любовь к малой Родине. Невыносимо надоела теория малых дел. Я сделал все малые дела: вкрутил лампочку в подъезде, заплатил налоги, поднял демографическую ситуацию, дал работу нескольким людям вокруг меня. И что? И где результаты в моей большой Родине? Хватит уже любить свою малую страну, ту, что помещается под боком, под животом, ту, что, как подушку, можно подложить под голову. Хватит уже малых дел для маленькой страны. Хочется большой страны, больших забот о ней, больших результатов, большой земли, большого неба. Большой свободы хочу. Большого выбора жду.

О доме-крепости

Что первое приходит на ум, едва произнесешь: «Мой дом»? Ну, конечно же: «Мой дом – моя крепость». Спасибо англичанам – от них пошло. Сроду у нас никаких крепостей не было – предназначенных для жилья, а смотри-ка ты: прижилось. В той деревне, где я вырос, не было даже заборов – с улицы можно было сразу шагнуть в дом.

Конец двадцатого века, начало двадцать первого человека разбаловали. Отныне жизнь, казалось нам, несется с бешеной скоростью. Обстановка любого дома за пять-десять лет менялась так, как в иные времена не менялась за несколько веков. Мода стала деспотом. К слову сказать, появилось совершенно нелепое определение новым временам – «век информации». Но как сказал один умный человек: «мы знаем все больше и больше о все меньшем и меньшем». Девять десятых получаемых нами информации – мусор. Ежедневно выходя в «мировую паутину», человек потребляет гигабайты чепухи. Но давайте спросим себя: помним ли мы наизусть хоть одну народную песню?

Та же ситуация с местом нашего обитания. Из квартир исчезают книги – от них много пыли. Откуда-то у каждого второго появилась аллергия на бумагу. Лермонтов – бумага, Гоголь – много бумаги, Толстой – очень много бумаги… Невыносимо терпеть. Зато на компьютеры, на эти неутомимые пылесборники, напротив, аллергии почти ни у кого нет. Со стен исчезли фотографии близких, бабушек и дедушек. Что вы, разве можно.

Сначала железные двери появились у отдельных квартир. Потом железом стали отгораживать целые площадки. Затем – подъезды. Теперь железные двери и железные заборы отделяют многие дворы, а на всех окнах висят тяжелые решетки. Черт возьми, кто мне объяснит, почему это было ненужно двадцать лет назад?! И почему я, закованный в железо, прижавшийся к дверному глазку напуганным зрачком, я должен чувствовать себя счастливее, чем раньше, когда из дома выходил сразу на улицу?!

Мы победили в самой страшной мировой войне, вырвались в космос, провели свет, газ, телефон, радиоточку в каждую квартиру – всего за несколько лет. И что теперь? Неустанно меняем модели мобильных, модели кофеварок, соковыжималок, дверные глазки, дверные ручки, дверные обивки. Об этом ли мечталось? Отчего мы так быстро устали и разменялись на чепуху? Мы хуже индейцев, отдавшие настоящее золото за разноцветные бусики. Мальчишки больше не хотят на Марс, Луну. Мальчишки хотят сто вторую версию очередной компьютерной игры. Воспаленные глаза, нервные движения рук: «Беги, мальчик, беги, тебя догоняет страшило»! Если ты не убежишь, оно пройдет сквозь любые железные двери и предложит новую игру: «Домик качается р-раз! Домик качается два! Домик качается тр-ри»!