Глава 4. Разум и рациональность как собственно-человеческие черты

Основные характеристики рациональности как свойства сознания

Разум и рациональность – близкие, но различные характеристики человека. Я бы сказала, что когда мы говорим о них, то имеем в виду один и тот же феномен, одно и то же фундаментальное человеческое качество, но увиденное под разными углами зрения. Разум – это, скорее, термин классической философии, это важнейшая категория и идеал Нового времени. Человек Разумный – звучит гордо, сразу возникает образ некоего дальновидного мудреца, титана мысли, который острым оком зрит причины и следствия вещей, провидит пути человечества, рачительно распоряжается природой и естественными человеческими способностями, примиряет воюющих и обеспечивает всему, к чему прикоснется, гармонический и совершенный путь развития. Нет ничего неподвластного силе разума, который делает для себя прозрачным и стихии природы, и человеческое Я.

Рациональность – термин современности – это разум, лишенный волшебного ореола совершенства. Рациональность – разум, понятый как служебная способность, получивший прикладной характер, нацеленный на конкретные задачи. Она не пленяет воображение, но весьма полезна и отличает человека от всех прочих известных нам живых существ. Рациональность предполагает тесную связь с вычислением и формализацией, она часто принимает количественную форму и мало заботится о благе человечества как целого, ей бы справиться с сиюминутными насущными проблемами.

Можно сказать, что рациональность – это активно востребованное в наши дни прагматическая ипостась Разума, одно из его лиц, которые, надо полагать, мы знаем далеко не все. Далее мы будем говорить, применяя, прежде всего, термин «рациональность», но иногда, там, где потребует сюжет, я буду говорить и о разуме.

Прежде всего, следует подчеркнуть, что разум – это собственно-человеческое качество. Оно не только выделяет человека из круга животных, но и отличает его от тех гипотетических существ – обитателей тонких миров, которые описаны в религиозной и эзотерической традиции. Все мистические и оккультные школы, столь популярные сегодня в мире, подчеркивают, что личность, язык, логика должны быть отринуты тем, кто ищет духовный путь ( это можно прочитать и у Шри Ауробиндо, и у Ошо, и у Гюрджиева). Разумно-рассудочная деятельность, непрестанная «болталка» человеческих разговоров должны уступить место молчаливому свидетельствованию, внерациональной созерцательности, отрешенности от человеческих забот, требующих рациональной калькуляции.

Эзотерика, фактически, желает отдалить нас от того здравого разума, который мы так ценим и которым так гордимся как лучшим своим достоянием, она утверждает, что это – иллюзорная ценность. Трудно сказать, правы ли сторонники мистических учений, может быть, где-то в иных измерениях бытия наше сознание действительно выглядит чрезвычайно ограниченным, но пока мы живем здесь – в реальном для нас эмпирическом мире – мы стремимся не упразднить, а упрочить свой разум, ибо, как мы убедимся дальше, нам его часто не хватает. Человек – не зверь и не ангел – проявляет свойство разумности в рамках наличной земной обстановки, при этом он обнаруживает себя разумным прежде всего как род, ибо отдельных безумцев и дураков в человечестве всегда хватает.

Итак, термин «рациональность» (в более широком смысле – разумность) относят прежде всего к сознанию человека Именно наш внутренний мир может быть оценен с точки зрения нашей «разумности – неразумности». У животных ведь тоже есть некая субъективная реальность, переживание самоотнесенности, спектр эмоций, способность ориентировки в среде, однако мы полагаем, что животные «неразумны». С другой стороны, современные компьютеры, созданные человеком, умеющие быстро считать и совершать сложные информационные комбинации, мы лишь метафорически называем «разумными». Видимо, в основании нашей разумности лежит наше свойство самосознания – способность четко отделять себя от мира, делать мир и собственную самость предметами своего внимания. Разумен тот, кто сознает себя и способен осознать свойства мира такими, как они есть, в их условной самостоятельности. Животное более тесно связано со средой, компьютер не обладает Я, потому мы и не причисляем их к разумным существам.

Однако, недостаточно просто сознавать свое Я, чтобы быть разумным. Отдавая себе отчет о своем существовании в мире, можно видеть этот мир иллюзорным, неправильно его понимать, оставаться погруженным в глубины своей субъективности, и вследствие этого вести себя не адекватно окружающей действительности. Это происходит при захваченности сильными эмоциями ( пребывании «в страсти»), при аутически-мечтательной самозамкнутости, при различных психических нарушениях или выраженной недостаточности умственного развития ( глупости). Рациональность же предполагает, что наш образ реальности соответствует ей в главных ее характеристиках, поэтому мы не носим воду в решете, не сажаем растения в землю кверху корнем, стремимся вступать в общение с себе подобными и, как правило, очень жалеем, если в состоянии аффекта «наломали дров». Житейская рациональность, ориентированная на повседневное целедостижение, обретает форму здравого смысла, который проверяет свои утверждения многократными повторениями опыта – своего и чужого. Из той же способности видеть мир сообразно его собственным свойствам, рождается наука, которая ставит более глубокую задачу: постигнуть мир «как он есть» не только на поверхностном уровне, но и изнутри, вскрыть его законы, глубинные сущностные отношения. Наука следует идеалу рациональности – она стремится создать мыслительные модели, адекватные сути вещей.

Адекватное постижение реальности ( поправим себя: достаточно адекватное в рамках поставленных человеком задач) тесно связано с ясностью осознавания. Это относится и к науке, и к здравому смыслу. Рациональность неразрывна с ясным видением. Конечно, она не чужда сомнению, но период поисков, метаний, скверного настроения исследователя, его снов и смутных предположений не является самой рациональностью, а, скорее предваряет ее. Ясное видение ( рациональность в действии) выражается, пожалуй, в двух формах: в форме непосредственной очевидности (декартовской интеллектуальной интуиции или шелеровской идеации) и в форме развернутой аргументации и формулировки выводов. Рациональные пласты сознания оформляют и участвуют в доказательстве обоснованности содержания, которое создается неведомыми нам путями.

Создание устойчивых мыслительных моделей действительности – будь-то на научном или на житейском уровне – предполагает символическую форму выражения: язык и логику. Рациональное сознание вербально, оно оперирует дискретными единицами знаков, переходит от одних утверждений к другим. Логическое движение – и это знают все, изучавшие логику - осуществляется в понятиях, где каждое понятие – мыслительное обобщение, закрепленное в слове. Человек мыслит рационально, когда он способен развить в словесной форме последовательную систему аргументов для обоснования того положения, которое он стремится доказать. Индукция и дедукция, анализ и синтез, суждение и умозаключение являются естественными формами реализации человеческой рациональности, способами движения мышления.

Мы уже отмечали существование на фоне разумности (рациональности) нашего сознания таких феноменов как безумие и глупость. У Ю.М.Лотмана есть даже статья на тему «дурак и безумец». Если под безумием мы понимаем спутанность мышления, искаженную картину реальности, погруженность в патологические фантазии, то глупость, ( при понимании ее в духе И.Канта) – это отсутствие способности суждения. Не иметь способности суждения, значит, не уметь применять общее правило в частных случаях. Классический пример глупости дает нам народная сказка об Иване-дураке, которого мать учила приветствовать мужиков, везущих зерно с поля: «Таскать вам не перетаскать!» ( общее правило), дурак же, завидев похоронную процессию, неверно применил поучение матушки, за что и получил заслуженные тумаки.

Само рациональное мышление, как пишет об этом Г.В.Ф.Гегель, существует на разных уровнях – рассудочном и разумном, где рассудочный уровень понимается как более низкий по сравнению с разумным. Иногда у философов бывает искушение на этом основании третировать рассудок, как бы относя его ко «второму сорту» рациональности, и пренебрежительно относиться в связи с этим к «рассудочно ориентированному» здравому смыслу. Однако такой интеллектуальный снобизм неплодотворен. Рассудок и разум – два способа функционирования нашего ума - не могут быть жестко противопоставлены, потому что каждый из них выполняет собственные функции и занимает свое неповторимое место в процессе познания.

Так, рассудок прекрасно оперирует со статичными предметами и явлениями, давая им четкие логические определения, фиксируя их качества, позволяя их комбинировать. Рассудок подчиняется запрету на противоречия ( если существует «А», оно не может быть равно «не-А»), не признает вещь одновременно черной и белой, стоящей и движущейся, круглой и квадратной. Рассудок также прекрасно справляется с осмыслением характеристик отдельных частных предметов, их описанием и пониманием. Все формализации – логические и математические – основаны на свойствах рассудка, на законах Аристотелевой логики.

Разум же, который уже освоил характеристики мира на рассудочном уровне, может двигаться дальше. Он берет действительность не как ставшую, с четкими чертами и гранями, а как становящуюся, движущуюся, изменчивую. Это создает новые трудности и требует подчинения мышления иным законам – диалектическим. Любое изменение противоречиво, когда вещь выступает одновременно и той, и не той, и собой, и иной. «А» оказывается равно «не А». Поэтому закон разума – диалектический закон: если мы хотим понимать не только предметы, но и процессы, в том числе и собственное развитие, мы должны не бояться противоречий. Кроме того, разум способен осмысливать крупные целостности, которые содержат сложные взаимосвязи. Познание движется здесь по спиралевидной траектории: от смутного образа мира, данного в чувственном восприятии, к пониманию и логическому выражению отдельных его фрагментов, а от рассудочного познания отдельностей – к их многоярусному синтезу, в результате которого создается сложная мысленная целостность ( в этом можно разобраться, как, очевидно, уже знает читатель, по работам Г.Гегеля и К.Маркса).

Разум свое наиболее адекватное выражение получает в теории, в развернутом и саморефлексивном понятийном мышлении. Именно теория – научная теория – является важнейшим выражением разума.

Рациональное сознание, четкая логика и связность мысли – гордость человека, но оно самоценно только в пределах научного и философского дискурса, подлинную же значимость рациональное сознание приобретает как практическое средство выживания, как момент практической деятельности. Более того, в философской и социологической литературе сформировалось представление о рациональности деятельности как таковой, при которой далеко не все поведенческие моменты связаны с ясностью и логичностью осознания.

Основные характеристики рациональности как свойства

поведения и деятельности

Рациональным прежде всего называют поведение, которое дает максимальный эффект приспособления к обстановке – позволяет сохранить себя и обеспечить себе ( группе, с которой человек себя отождествляет) процветание и благоденствие. Разумно не рисковать. Разумно не нарушать установленных правил, если за нарушением следуют санкции. Разумно избегать любого рода опасности и не нарываться на конфликты. Когда ребенок, придя из школы, кричит, что разнесет эту школу в щепки, а математику учить все равно не станет, родители говорят ему, что он ведет себя неразумно.

Подобного рода «охранную» рациональность исторически создает традиция. В традиции формируются значимые для жизни людей стереотипы, в общем-то не требующие собственной сообразительности, ума или ясного сознания. Их просто следует воспроизводить: знать границы своей активности, быть послушным, копировать общепринятые нормы поведения, так как они обеспечивают безопасность. Такого рода традиционная рациональность как правило кристаллизована не только в установлениях традиции, диктующих что можно, а что нельзя делать, но и в культурных ценностях, выступающих как стабильные ориентиры, передающиеся из поколения в поколение. Именно они определяют характер целей. Немецкий социолог Макс Вебер называет такую рациональность ценностной рациональностью.

Однако человеческая жизнь многоразлична, и в ней далеко не всегда встречаются «штатные ситуации», выход из которых нам диктует традиция – социокультурный аналог инстинкта. Новые обстоятельства, угрозы и опасности, а также спонтанные изменения, происходящие в истории, будучи помножены на личностную потребность в развитии, требуют иного типа поведенческой рациональности – рациональности, в которой пересматриваются и задаются заново все компоненты действия от цели до результата. В изменчивой динамической обстановке – а такая обстановка стала нормой жизни цивилизованного человечества, начиная с Нового времени – на первый план выходит сюжет целедостижения, а цели делаются изменчивыми. М.Вебер говорит о целерациональности, присущей капиталистическому обществу, обществу, где динамика социальных процессов высока, сознание прагматически направлено, а старые ценности больше не могут выполнять роль вечных ориентиров.

Практическая рациональность современности – это в первую очередь целерациональность ( хотя на самом деле ценности тоже нельзя до конца сбрасывать со счетов, и сегодня люди действуют во имя разделяемых ими ценностей, а порой и сознательно гибнут за них, не считая при этом, что действуют безумно или глупо). Рациональным считается то поведение, которое во-первых, достигает поставленной цели, а во-вторых, достигает ее максимально эффективно, то есть при минимуме затраченных сил и средств.

Для того, чтобы понять, в каком случае деятельность можно назвать рациональной, нужно рассмотреть ее основные компоненты.

Прежде всего для рациональной деятельности необходимо правильно понять собственные потребности, определиться с тем, что нужно в данных условиях для жизни, процветания и развития. Это касается и отдельных людей, и организаций, Если потребности поняты неверно, то человек начинает выдвигать перед собой иллюзорные задачи, и все его усилия, имея внешне рациональный характер, приведут к последствиям, которые вряд ли можно назвать благими.

Само выдвижение целей и постановка задач тоже являются ответственным моментом. С одной стороны, трудно говорить о рациональности цели, так как она – это образ желаемого будущего, который отвечает потребностям человека. С другой стороны, этот проект может не учитывать целого ряда обстоятельств, быть утопическим, нереализумым. Бывают цели фантазийные, бывают цели, заведомо порождающие конфликтность или ведущие к разрушениям. Наверное, цель можно считать рациональной тогда, когда она не только отвечает удовлетворению наличной назревшей потребности, но является реалистической (выполнимой) и не ведет к явной дисгармонии с другими людьми или природой. Впрочем, в этом случае цель можно, скорее, назвать разумной, учитывая тот момент гармонии, который внутренне содержится в понятии разума.

Чтобы деятельность состоялась как рациональная, в ней должны быть подобраны средства, соответствующие поставленной цели. Современные постиндустриальные технологии в этом отношении далеко продвинули производство, где средства целедостижения продумываются и математически просчитываются целыми исследовательскими коллективами, орудия труда и технологии постоянно совершенствуются и становятся все более эффективными. Собственно, наука и выполняет таким образом свою главную в обществе роль - рационализирует деятельность.

В последние десятилетия целая армия психотерапевтов стремится рационализировать поведение людей, знакомя их со средствами результативного психологического воздействия на коллег, партнеров, знакомых и родных ради успешного целедостижения. Фактически, речь идет о манипулятивных практиках, при которых другой человек уподобляется предмету, на который можно воздействовать, если знать его законы. Думается, здесь рационализация средств сталкивается с неким внутренним барьером, свойственным коммуникации. Если манипулятивные практики хорошо работают с массами населения ( феномен моды, например), в результате чего производители товаров и услуг, а также политики достигают запланированного успеха, то на личностном уровне рациональная манипуляция другим человеком лишает смысла само интимно-личное общение: превращая партнера по общению в марионетку, манипулятор остается один, к тому же он постоянно рискует столкнуться со свободой воли другого человека, которая всегда может разрушить манипуляцию, опрокинув все выкладки «рационализированной психологии».

Весьма острым для рациональной деятельности выступает вопрос о том, оправдывает ли цель средства. Это вопрос нравственный, этические сюжеты вообще постоянно возникают при прикосновении к теме рациональности. Иногда вопрос об оправдании цели средствами ставится как вопрос «цены» целедостижения. Так с точки зрения Н.Макиавелли для решения стоящей тогда перед Италией задачи объединения все средства хороши: предательство, убийство, клевета и т.д. Вдохновленный макиавеллианской постановкой вопроса революционаристы всего мира по сей день считают, что для достижения счастья человечества не грех пожертвовать несколькими миллионами людей. Идея «рационального уничтожения» других народов во имя «великой цели» не так уж редка. Однако, не велика ли цена? Конечно, никакая цель не может оправдать варварских, жестоких средств целедостижения, когда другие люди рассматриваются как материал для переработки или как мешающее препятствие. Однако у рациональности всегда есть опасность подобного перерождения: сама по себе она не моральна. Лишь поднимаясь до уровня заботливой и гуманной разумности, она оказывается сплетена с нравственными принципами, но поднимается она столь высоко далеко не всегда.

Деятельность успешно достигает цели тогда, когда в ней не только применены подходящие средства, но и учтен конкретный контекст – ситуативный, исторический , культурный. Ярким примером отсутствия учета контекста является судьба марксистской теории, которая создавалась на базе рационалистической методологии и предназначалась для высокоразвитых европейских стран, где предполагалось инициировать революции одновременно. Однако применена эта теория была в совершенно неподходящем социокультурном контексте одной-единственной крестьянской страны России, в результате чего никакого коммунизма не получилось, а возникла закомуфлированная полуфеодальная бюрократия. С аналогичной ситуацией столкнулись западные страны, совершающие буржуазно-демократическую экспансию в страны Азии и Африки: они навязывают свой «рациональный» образ жизни в обстоятельствах, совершенно для этого непригодных, множа проблемы и конфликты.

Наконец, деятельность может называться вполне рациональной только тогда, когда в ней заранее учтены возможные последствия совершенного, причем как ближайшие, так и отдаленные. К сожалению, принцип французского короля Людовика Х1V «После меня хоть потоп!» нередко является основополагающим для тех, кто берется сдвигать горы с места и поворачивать реки вспять. Рационалистический титанизм – желание переделать весь мир по человеческому произволу - часто бывает безответственным, этим он грешит против самой рациональности, которая предполагает глубокую продуманность и просчитанность любого проекта.

Принципиальная ограниченность человеческой рациональности

Хотя человек определяет себя как существо разумное и считает разум то ли божественным даром то ли высшим достижением эволюции, доля разумности и рациональности в нашей жизни не так уж велика. Читатель может сам постараться вспомнить, часто ли его сознание является совершенно ясным, а мысль - логичной отчетливой и легко выразимой, всегда ли поступки и действия блистают ясным осознанием всех своих компонентов, а последствия просматриваются с очевидностью. К сожалению ( или к счастью?) далеко не всегда. Разум, являющийся нашим сокровеннейшим достоянием, на самом деле актуально обнаруживает себя дискретно, спорадически, он мерцает и флуктуирует, то проявляясь, то вновь погружаясь в окружающие его «темные воды» внерационального. Рассмотрим некоторые ограничения разума, его пределы, реализующиеся в разных плоскостях – как познавательной, так и деятельностной.

Прежде всего необходимо отметить, что наша разумность обнаруживается на фоне множества разнообразных внерациональных форм мировосприятия, весьма условно отделенными как от разумной способности, так и друг от друга. Инстинкты и бессознательные влечения управляют человеческим поведением в обход рациональной рефлексии и, как показал З.Фрейд, еще и влекут за собой так называемые «рационализации» - самообманы, когда человек приписывает своим поступкам вовсе не те мотивы, которыми он реально руководствуется. Деятельность регулируется также бессознательно существующими «установками» ( психологическая школа Д.Н.Узнадзе), то есть, неким общим расположением людей к определенному виду поведения, возникшим на базе прежнего опыта, при том, что сам факт этой предрасположенности остается за гранью сознавания. Встречаясь с глубоко проникшей в бессознательное установкой, рациональная аргументация отскакивает от нее как мяч от стенки: человек с порога отвергает как чуждые те идеи и ситуации, которые не вписываются в его бессознательное представление о должном.

Я ни в коем случае не хочу сказать, что между рациональным, рефлексивным сознанием, и той сферой, которую мы именуем «бессознательным» существует жесткая непреодолимая преграда. Напротив, на мой взгляд внутренний мир един, и между рациональными и внерациональными пластами есть множество переходных звеньев, полутонов, нюансов. В то же время чисто субъективно переход от бессознательного к рационально-сознаваемому может переживаться как скачок: когда мы не можем чего-либо вспомнить, что явно было нам известно, а потом вспоминаем, это воспринимается как внезапное возникновение, как выход из темноты на свет.

К области внерациональных моментов, тесно связанных с ratio относятся автоматизмы. Когда человек учится ходить, ездить на велосипеде, играть на фортепиано, водить машину и совершать еще множество вещей, где нужно быстро действовать, не думая, он стремится задвинуть свой рациональный ум на задний план, чтобы тот не мешал ему вовремя реагировать. Дело в том, что рефлексия, размышление – всегда остановка, торможение, в определенных ситуациях смерти подобное. В этом случае мы доверяем, как говорят эзотерики, «разуму тела» ( а в случае болезни в надежде на выздоровление – «разуму клеток»). Нередко тело «соображает» гораздо быстрее, чем неповоротливое логическое мышление, постоянно рефлексирующее, сомневающееся и оборачивающееся на собственные основания.

Рациональность совершенно явно ограничена такими свойствами нашего реагирования на мира как эмоции ( чувства, страсти), воля и интуиция. Точнее сказать, разум взаимодействует с ними, но не может их подменить, ибо все эти человеческие способности выполняют разные функции. Так без мотивации эмоционально-волевыми импульсами разуму вообще незачем включать свою способность размышления-калькулирования, прогнозирования и оценки. Именно желание, страсть, внерациональное стремление служат спусковым крючком для разумного осмысления. При этом эмоции и воля не равны разуму, не идентичны ему, они – другие: внятные человеку, но не дискретные, а континуальные, смутные, похожие скорее, на полевую форму, отчего до конца не выразимы в слове.

Интуиция – способность, параллельная разуму, а в чем-то совпадающая с ним ( вспомним уже упомянутую «интеллектуальную интуицию»), однако интуиция отличается от разума тем, что она дает знание как бы сразу, непосредственно, путем бездоказательного схватывания, усмотрения. Другой вопрос, что затем интуитивные прозрения проверяются при помощи экспериментов и логических процедур, для них подыскивается вербальная форма выражения и строится система доказательств их правомерности. Иногда мощную интуицию называют термином «сверхсознание»: тогда сознание прямо устремляется к разрешению поставленной задачи, минуя все промежуточные этапы, пренебрегая анализом и подбором аргументов. Впрочем, сверхсознательные прорывы и озарения впоследствии тоже не обходятся без обработки тружеником-разумом: он стремится понять их, осмыслить и вписать в рационально выстроенную систему знаний.

Можно еще много говорить о сферах внутреннего мира, сопутствующих разуму и ограничивающих его ( например, сфера «неявного знания», исследованная М.Полани), но я хочу обратить внимание на тот факт, что все разумные выкладки и прекрасные идеи, как ни странно слышать это человеку, возникают в нашей голове внерационально. Мы просто обнаруживаем их там и говорим: «Мне пришла прекрасная мысль!» Как пришла? Откуда пришла? Нет ответа. Появилась и все. У некоторых людей появляется за жизнь много прекрасных глубоких мыслей, а у некоторых – нет, даже если они старательно учатся, осваивают предмет «логика» и бывают изощрены в теории и практике аргументации. Сам разум с его содержанием остается для нас загадкой.

У рационального знания есть еще по крайней мере два ограничения, связанные уже не с сопредельными областями душевной жизни, а со спецификой функционирования разума.

Это, во-первых, изменчивость самих представлений о рациональном, изменение схем познающего разума. Изменчивость рациональной схематики четко видна на примере развития науки, где одни парадигмы, одни способы осмысления действительности постоянно сменяются другими ( Т.Кун), разные исследовательские программы конкурируют друг с другом ( И.Лакатос). Поэтому трудно рассчитывать на рациональность как на что-то стабильное, прочное, она сама текуча, и ее грядущие трансформации непредсказумы.

Во-вторых, рациональные характеристики, будь то общие констатации закономерностей или практические технологические инструкции, обычно имеют абстрактную форму и в конкретных случаях требуют всякий раз индивидуальной интерпретации, нового понимания применительно к конкретным обстоятельствам. Это требует выхода за пределы чистоты рационального знания, за границы чисто теоретических выкладок.

Коротко обратимся теперь к ограниченности рациональности нашего действия.

Важнейшим препятствием, не позволяющим нам четко планировать свое будущее и здраво распоряжаться настоящим, является спонтанность социальных процессов, их стихийный характер. Как мы уже замечали ранее, историческое развитие подчиняется лишь статистическим закономерностям, существование которых тоже нередко ставится под вопрос. Но даже если признать, что такие законы действуют и что они – залог свободы, то уже сама свобода, которая, по - существу, непредсказуема, противоречит рациональности действия. Свобода – возможность поступать «инако», то есть, нерационально, неразумно, как попало, по страсти и произволу. А при таком действии рациональность разрушается, эффективность сводится к нулю, а цели достигаются совсем не те, которые вначале планировались. К свободе, вносящей в ситуацию хаос, добавляется борьба интересов, непримиримость которых сводит на нет усилия по рационализации и гармонизации общественной жизни. Сколько прекрасных рациональных схем по умиротворению человечества пало под ударами своекорыстных страстей, агрессивных устремлений и запальчивого самолюбия! Рациональность – как и дух (М.Шелер)! – должна находить силу для своего осуществления, и никогда нет уверенности в том, что энергия, которую оседлал разум, не явит своей буйной сути и не сбросит умного, но слабого седока.

Рациональность действия, даже если она присутствовала в замысле, может потерпеть поражение на всех стадиях своего осуществления. Вполне возможно неадекватно оценить собственные потребности и поставить неверные цели. Не менее вероятно промахнуться со средствами, и тогда труды по достижению искомого приведут нас совсем к другим итогам. Кроме того, в человеческое действие всегда могут вмешаться неучтенные внешние факторы, которые разрушают красиво выстроенную картину целедостижения. Наконец, воплощаясь в жизнь, прекрасный план материализуется и перестает подчиняться предварительной логике размышлений. В действительности все обстоит не совсем так, как представляет себе планирующий ум, что выражено в народной поговорке «гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить…» Практический результат, получаемый в конце рационально спланированной деятельности, нередко отличается от изначального замысла, а человек, полагающий себя и разумным, и свободным, оказывается игрушкой обстоятельств. И самое главное – от этого нет радикального «лекарства». Ситуацию дополнительно осложняют неравновесные ситуации, как называют их в синергетике, «точки бифуркации», когда плавно шедшее развитие событий вдруг делает невероятный кульбит, и тогда все тщательные расчеты летят в тартарары, оставляя ученым, политикам и просто людям малоприятную перспективу выпутываться как придется.

Но даже если все идет по плану, важен и вопрос об отдаленных последствиях нашего рационального действия. Человечество очень часто не способно предвидеть, какие изменения последуют за, казалось бы, строго научным вмешательством в экологию планеты, в процессы естественного роста культуры, в человеческий геном. С этим придется разбираться новым поколениям. Как тут не вспомнить стихи русского поэта начала ХХ века Саши Черного: «А потомки, пусть потомки, проклиная жребий свой и кляня свои потёмки, лупят в стенку головой!»

И, что примечательно, человеческий разум, столь скованный и ограниченный во многих отношениях, начиная с Нового времени и вплоть до сегодняшнего дня притязает на полное и безраздельное господство как в отношении природных процессов, так и в отношении общества и культуры. Идея о том, что «Бога нет» подхлестнула настроения, которые можно выразить формулой «Зато есть Разум!» Техническая и естественно-научная экспансия во все сферы жизни, диктат власти, объявляющей себя поборницей разумного мироустроения – все это черты ХХ века. Разум изменил сам себе, тесно связав себя с насилием, с произволом, со стремлением заставить все человечество жить «по разуму», а скорее, по одной из его моделей, выгодной и удобной для тех, кто в данный момент имеет власть. Это касается и советского государства, формально опирающегося на марксистско-ленинскую теорию и стремящегося «железной рукой загнать все человечество в коммунистический рай», и Соединенных Штатов Америки, не только взявших на себя роль мирового жандарма, но и мирового «учителя жизни», который заставит все народы жить по одной «рациональной» матрице – матрице американской демократии.

Именно эта склонность разума перерождаться и изменять самому себе стала причиной его многообразной критики в философской литературе недавнего прошлого. Можно вспомнить имена Э.Гуссерля и М.Хайдеггера, М.Фуко и представителей Франкфурсткой школы, можно перечитать роман Е.Замятина «Мы», чтобы вновь почувствовать, что интеллектуалы не остались равнодушны к экспансии рациональности, при которой потерялось свойство разума быть оплотом и надеждой гуманистической мысли. Собственно, вся линия постмодернизма – это продолжающаяся критика разума и демонстрация ему его границ.

Это не значит, конечно, что от разума надо отказываться. Напротив, его надо очистить от неправомерных притязаний, властных амбиций, от всего наносного, привнесенного политикой и борьбой человеческих интересов. Разум был и остается величайшим человеческим достоянием, и когда он сознает свои пределы, свою вписанность, встроенность в более широкий контекст культурных и духовных отношений, он способен не только содействовать человеческому счастью, но и сиять как прекрасный самоценный алмаз наравне с кантовской «доброй волей».

Вопросы для самопроверки:

1. В каком случае мы называем сознание рациональным?

2. В чем выражается рациональность поведения?

3. Почему мы вправе говорить о том, что человеческая рациональность существенно ограничена?

Дополнительная литература:

1. Иванов А.В. Миронов В.В. Университетские лекции по метафизике М. 2004. Лекц. 25-26.

2. Рациональность на перепутье М. 1999. Т.1.

3. Тульчинский Г.Л. Разум, воля, успех ( о философии поступка) Л. 1990.