Творчество в. Набокова

Постмодернисты считают поэтику Набокова родственной их методу, хотя сам писатель сформировал собственный стиль в ходе органичной творческой эволюции. Еще в раннем творчестве («Машенька», «Соглядатай») он поднимает проблему множественности субъективных реальностей, создаваемых воображением и заменяющих для творческой личности одномерную действительность. Осмысление самой природы творчества приводит Набокова к созданию авторской версии романа-метапрозы – т.е. произведения, нарциссично вглядывающегося в законы и капризы собственного построения. Роман «Дар» (1937) - одно из гармоничных произведений этой жанровой линии в творчестве В. Набокова. В романе «Подлинная жизнь Себастьяна Найта» (1941) актуализируется проблема авторского двойника, рефлексии над другим творцом как собой «другим»: на уровне сюжета этот поиск мотивирован разысканием подлинных истоков биографии брата рассказчика, который, как и он, является писателем. Выход романа на метауровень саморефлексии обозначил в творчестве Набокова его изначальное тяготение к философствованию вокруг темы творчества.

Новая латиноамериканская проза в контексте постмодернизма

Довольно уникальный феномен в литературе второй половины ХХ столетия представляет латиноамериканская литература. Ее главным признаком принято считать «магический реализм», то воплощение в достоверных формах иррациональных явлений, репрезентирующих инонациональную, отличную от европейской, версию коллективного бессознательного. Оно выражено в повсеместном присутствии на бытовом уровне реальности, являющейся одновременно сакрально-магической. Это не «фантастика» и не «сюрреализм» западного толка, а не изжитая мифичность национального мышления. В специфическом интуитивном синтезе магического реализма с постмодернизмом рождаются художественные миры Кортасара и Маркеса. В романах Х. Кортасара акцентирована игровая модель реальности, которая призвана разоблачить устойчивые клише, мешающие человеку быть свободным. У Маркеса («Сто лет одиночества», 1967) присутствует типичная для постмодернистской поэтики модель жизни как Книги (Текста), выйти за пределы которой невозможно: вместе с последней дочитанной страницей об истории Макондо завершается и сама история Макондо (метафора эсхатологической гибели мира). Таким образом Маркес вписывает постмодернистскую пантекстуальность в органичный для него код национальной мифологии.

Отдельным явлением в постмодернистском контексте выглядит творчество Х.Л. Борхеса. Как и другой великий писатель, В. Набоков, Борхес не «изобретал» постмодернизм как поэтику и не примыкал к нему в рамках своей литературной биографии. Он скорее типологически предвосхитил рождение постмодернизма, причем еще в 1940-х годах. Его новеллы «Сад расходящихся тропок» (1941), «Вавилонская библиотека» (1941) причисляются сегодня к классике постмодернизма, но возникли они задолго до его исторического появления. В «Саду расходящихся тропок» формулируется важный художественный принцип: сюжет может строиться не линейно, с возможностью одного-единственного финала, а в виде «лабиринта», и в различных вариантах судьбы героя сюжетные линии будут подобны «расходящимся тропкам». Как здесь не вспомнить провозглашенную постмодернистами-философами Ж. Делёзом и Ф. Гваттари метафору «ризомы», т.е. корневища, - для обозначения такой модели повествования или культуры в целом, где разные линии хаотично переплетаются, не образуя четкой иерархии. Восприятие жизни как вселенской библиотеки было продиктовано в большей мере обстоятельствами жизни (он был библиотекарем, рано начал терять зрение, в результате чего его контакт с миром был сведен постепенно к миру текстов) и познавательной страстью Борхеса, чем постмодернистским осознанием исчерпанности воображения.