Познавательный стиль философии

Названные ранее примеры достаточны для того, чтобы показать, что есть множество, проблем и измерений, связанных с изучением человека и человеческого бытия, к которым невозможно подойти научными методами, и, однако, их необходимо исследовать и по возможности решать. Наука сегодня уходит от оценок ценностей, но людям такие оценки нужны (так как им приходится пользоваться этими оценками во всех своих чисто человеческих сферах деятельности). Научное описание может объективно и беспристрастно дать представление о целях, правилах и нормах, действующих в обществе в данное время, но человеку необходимо знать, какие из них «действительно» ценные, т.е. почему их нужно принимать и отдавать им предпочтение веред другими. Наука может нам продемонстрировать большое разнообразие возможностей (и указать наиболее эффективные пути их реализации), но не может помочь нам в решении часто наиболее сложного вопроса: какие возможности следует попытаться реализовать каждому отдельному лицу? Существующая сегодня озабоченность философии проблемой человека говорит о том, что эта проблема и ей подобные могут быть подчинены рациональному исследованию вопреки тому, что они находятся вне сферы научного исследования. В этом случае такой вывод равен отрицанию позитивистского и сциентистского заявления о том, что все, что не поддается анализу при помощи инструментов науки, нужно включать в сферу эмоционального и иррационального. Учитывая вышесказанное, уместно спросить: какие познавательные методы должна освоить философия, ставя перед собой задачу энергичного анализа человеческих проблем и измерений? У наук есть свои особые методы познания, выступающие как варианты двух основных направлений: познание путем узнавания и познание путем аргументирования. В естественных науках первый способ получил свою специфику, став наблюдением при помощи инструментов, а второй широко объединился с математическим доказательством или вычислением. С расширением научного поля деятельности первый способ, в свою очередь, претерпел либерализацию, но все-таки еще сохранил форму наблюдения, непосредственного знакомства с эмпирической действительностью, которую можно установить межсубъективно. Второй способ тоже стал менее строгим, но все же остается тесно, связанным с моделью неоспоримого дедуктивного аргумента. Сегодня философия предлагает ввести помимо этих двух способов (она их, конечно, не отрицает) еще один — третий — способ. Его можно было бы назвать познанием методом рефлексии. Такую рефлексию обычно применяют не к изолированным и ограниченным моментам эмпирической очевидности, а к глобальным и сложным фактам и ситуациям, смысл которых философия пытается понять, показать условия их возникновения, возможности их осознания. Сегодня такие ситуации и факты не поддаются раскрытию методом собственно эмпирического исследования, а более открыты феноменологическому анализу, берущему своим отправным пунктом не содержание межсубъективного наблюдения, а содержание пережитого опыта. Свободу, ответственность, ценности, намерения нельзя «наблюдать» или выводить их на основе логических заключении по поводу наблюдаемых фактов. Их можно увидеть только в процессе личного опыта или получить их при рефлексии, т.е. попытаться осмыслить полученные опытные данные и условия, в которых они сложились.

Наука такой подход посчитала бы «субъективным» и, следовательно, неподходящим. Но нам известно, что цель людей, предложивших этот метод (например, трансцендентальный метод, феноменологический, аналитический), состоит в достижении уровня объективности, но более глубокого и радикального, чем межсубъективность наук (ей приходится опираться на огромное количество скрытых допущений и недосказанных предусловий). Другими словами, ссылка на субъект не обязательно содержит в себе субъективность, и даже может быть условием для поддержки ценности познания «объектов», поскольку такое познание может способствовать только делу познания субъектов и в конечном счете зависит только от них. Здесь не приходится выяснять, лучше эти методы или хуже, чем методы, предлагаемые наукой. Но несомненно, что они не менее точны (если ими правильно пользоваться), чем методы науки (их тоже могут плохо использовать нерадивые ученые), и они рациональны.

Между прочим, давайте согласимся, что они эффективны не только для анализа человека, но и для анализа природы, хотя в этом случае они не принесут много знаний, но зато дадут глобальную интерпретацию известных науке явлений. В таком случае они особенно ценны, так как «обезличивание субъекта», почти неизбежное в естественных науках, здесь бессмысленно. Действительно, человек отличен от других природных существ тем, что он субъект. Каждое стремление, игнорировать его бытие субъектом, нельзя считать программой исследования человека как человека. Вот почему сведение анализа человека к строго научному уровню означает отрицание его специфической природы как человека. Философия должна продолжать исследование человека своими методами, потому что это равноценно утверждению не только своей специфики как философии, но и специфики человека как человека, а без такого утверждения все дискурсы против «овеществления» человека, в защиту его прав и достоинств, которые мы сегодня так часто слышим» оказываются всего лишь риторикой. Другими словами, если специфические свойства человека объяснять чисто научным анализом и научными методами, то существование человека как человека; ставится под угрозу. Было время, когда самой серьезной задачей философии считалось доказательство существования Бога. В наше время несомненно самая важная задача философии — доказать существование человека.