§ 2. Пространство — время истории (о «ширине» и «глубине» исторического пространства — времени)

Вместе с основательностью исторического действия будет... расти и объем массы, делом которой оно является.

К. Маркс

Социальное пространство, как и социальное время, не остается неизменным при изменении самого материального субстрата, формой и условием бытия которого оно является. Будучи неразрывно связанными друг с другом, пространство и время в человеческом мире многолики, на разных уровнях они выступают в разных ипостасях. Социальное прострач-

120

ство индивида есть не то же самое, что социальное пространство целого коллектива людей, а последнее— не та же самое, что социальное пространство всего общества, всей человеческой истории.

Бели на социальном микроуровне, т. е. на уровне индивида, пространство — это круг интересов и общения личности, на уровне поколения — его сфера жизни, определяемая существом и характером общественно-исторического бытия и действия со­временников (см. § 1 гл. II), то на уровне всего общества про­странство людей есть «общее силовое поле истории» [164, 427] в котором перекрещиваются и сталкиваются бесчисленные по­ступки, стремления, интересы следующих друг за другом по­колений. Пространство истории, конечно, «включает в себя тер­риторию, на которой осуществляются социальные взаимодей­ствия людей» [104,69]*. Но оно не сводится к территории, т. е. не сводится к пространству географическому. От географиче­ского пространства социальное пространство отличается тем, что оно есть пространство человеческой деятельности.

Человеческая, т. е. историческая, деятельность, как показал К. Маркс, есть единство социального времени и социального пространства: в истории пространство есть то же время, но уже «остановившееся» и «откристаллизовавшееся». Социальное про­странство, иными словами, представляет собой пространство ове­ществленного труда (11, ч. 1, 022, 276—276). Поэтому для того, чтобы изучить характер, содержание, структуру и особен­ности исторического пространства, нужно, как и при изуче­нии исторического времени, обратиться к реальному процес­су человеческой жизнедеятельности, но на этот раз также и к его результату.

Историческое пространство не остается неизменным, оно прокладывается людьми, отвоевывается ими у пространства природы, оно есть в этом смысле функция исторического вре­мени. Последнее же, со своей стороны, — пространственно: оно выступает в реальном наполнении, и таким наполнением его являются действия людей, направленные как на свой собствен­ный мир, так и на мир природы. Концентрация «силовых ли­ний» исторического поля прямо и непосредственно зависит от вовлечения в исторический процесс человеческих масс: чем больше людей участвуют в активной, целеустремленной дея­тельности, чем сосредоточеннее и энергичнее усилия их по

* Об увеличении на протяжении истории внешнего, географического ра­диуса социального пространства см.: Чайльд Г. Прогресс и археология. М., 1949.

121

преобразованию действительности, тем плотнее «поле жизни», выше потенциал исторического пространства. Как и физиче­ское пространство, пространство истории неоднородно: его то­пология тем сложнее, чем богаче, разнообразнее и многознач­нее деятельность масс людей, чем вследствие этого богаче, разнообразнее и многозначнее вызванные этой деятельностью события. Из топологических свойств и особенностей социально-исторического пространства отметим прежде всего то, которое является в глубинных основах своих общим со свойством про­странства физического. (Точнее и правильнее следует теперь говорить об общих качественных свойствах природного и со­циального пространственно-временного континуумов).

Это общее свойство состоит в том, что как в физическом, так и в социальном пространстве истории ход времени неоди­наков в различных его точках: вблизи сгущений «силовых ли­ний», т. е. в местах особой концентрации вещества и энергии поля, время замедляется. В физике этот эффект известен как эффект общей теории относительности. В социологии и истории мы, видимо, имеем дело с не менее фундаментальным явлени­ем, которое, однако, еще требует к себе внимания исследова­телей. Замедление времени (соответственно — убыстрение и уплотнение исторического процесса, насыщение его более весо­мыми и более значительными событиями) реально означает, что каждая единица астрономического времени становится бо­лее емкой и вместительной, т. е. более растянутой. В связи с неравномерностью, неоднородностью и многомерностью, т. е. многозначностью, исторических событий и исторического про­цесса в целом весь пространственно-временной континуум со­циального мира оказывается «искривленным»: его «выпукло­сти» и «вогнутости», очаги замедления и убыстрения времени воспроизводят по-своему сложную, многоликую картину разви­тия материальной и духовной жизни общества. С основатель­ностью исторического действия растет, преобладает тенденция к расширению и углублению социального пространства и вре­мени; при этом не просто растет континуум событий, но и про­исходит качественное преобразование самих событий — и по субъекту действия, их вызывающему, и по тем последствиям, которые деятельность человека оставляет во всей окружающей действительности, т. е. в мире природы. Возрастает, усилива­ется напряжение социального поля, а вместе с тем — и напря­жение неразрывно связанного с ним социального, исторического времени.

Рост напряжения, рост потенциала социально-историческо­го действия есть не что иное, как рост и развитие человеческих

122

сущностных сил, и это находит свое выражение прежде всего в усилении «натиска» человека на среду, в переработке и пре­образовании ее в процессе труда. В этом процессе человек «веществу природы... сам противостоит как сила природы» [7, т. 23, 188]. Но эта сила — особого рода. Человеческое воздей­ствие на природу универсально: оно затрагивает все ее формы и уровни (от механического движения макротел до сложней­шего по своему механизму и последствиям вмешательства в интимный мир органической жизни, в отлаженные веками цик­лы атомной и субатомной миграции вещества биосферы). Бла­годаря человеку, изменившему условия геохимических и био­геохимических реакций в окружающем его пространстве, «лик планеты стал новым и пришел в состояние непрестанных по­трясений» [49, 54]. На современном уровне техники и техноло­гии производства речь уже идет о переделке, перестройке на новой качественной основе всего материально-энергетического поля нашей культуры [227, 507—508].

Со стороны своего объективного, опредмечивающегося вовне результата человеческой деятельности — это создание челове­ком «второй» природы. В отличие от всей остальной природы она не существует без человека и хранит в себе глубокие сле­ды наложенной на нее человеком организации. Особенность че­ловеческого воздействия на окружающую природную среду в том, что это воздействие носит не столько прямой, сколько опосредованный характер. Оно опосредовано либо искусствен­ными, специально созданными человеком для этих целей сред­ствами— орудиями труда, либо самими же природными объ­ектами, естественной связью в цепи явлений. В последнем слу­чае человеку достаточно привести в действие лишь одно из звеньев такой цепи, остальные звенья срабатывают сами.

«Вторая природа» составляет материально-вещественный и вещественно-энергетический, внеличностный «остов» социально­го пространства, его неорганическую структуру. Эта структура есть, вместе с тем, и структура социального (исторического) времени, того времени, которое, застыв, выкристаллизовавшись, опредметило себя в измененном , преобразованном лике планеты. Единство пространства и времени, т. е. пространство — время, выражает в человеческой истории единство овеществленного ч живого труда, прошлой и актуальной деятельности, преемствен­ность между ушедшими поколениями людей и поколениями на­ших современников. Историческое пространство — время, как зону человеческой цивилизации, характеризуют определенные, объективные признаки, к которым привлечено в наши дни вни­мание исследователей особенно остро в связи с реальными,

123

практическими задачами по освоению космоса, по обнаруже­нию в нем следов разумной жизни, в связи с проблемой воз­можности коммуникации между независимо друг от друга возникшими и развившимися очагами разума во Вселенной.

Хотя сама проблема внеземных цивилизаций находится по­ка еще для нас за гранью достоверного знания, а с точки зре­ния философского материализма принципиально приемлемы как представление о множестве обитаемых миров, так и мысль о нашем космическом «одиночестве» [243, 80—93], но опыт Земли и землян науке известен. И этот опыт уже сейчас может и должен быть обобщен как имеющий и специальное, и обще­научное, мировоззренческое значение. Такое обобщение, такой синтез в самом широком плане, основанный на изучении глу­бинных тенденций в развитии всей биосферы Земли, в аспекте не только исторического, но и геологического времени, был предпринят гениальным мыслителем и ученым XX века — В. И. Вернадским. В свете идей Вернадского, жизнь, а тем бо­лее жизнь социальная, вносит в общую структуру мирозданья «организованность» [50, 52 и др.], это значит, что она, будучи закономерным порождением материального мира, вместе с тем коренным, глубочайшим образом изменяет, преобразует его, и — в этом смысле — противостоит остальной природе. «Орга­низованность» есть не что иное, как свойство и способность удерживать и перерабатывать, перераспределять космическую (солнечную) энергию, — такой способностью неживая, неорга­ническая природа не обладает. В местах «организованности» происходит не повышение, а понижение энтропии, т. е. природ­ные реакции и процессы как бы обращены вспять, они проте­кают здесь новыми путями и в таком направлении, которое не­возможно вне прямого и непосредственного влияния жизни.

Разумная жизнь обнаруживает себя тем, что вызванная ею химическая перестройка среды происходит (в масштабах при­родного времени) в кратчайший срок, к тому же со все возра­стающим темпом. Эта перестройка касается практически всех элементов менделеевской таблицы, миграция которых теперь опосредована целесообразной деятельностью человека. Мир «второй природы», созданный руками человека, это не только мир готовых вещей, которых нет и не может быть в естествен­ном состоянии природы, но и совокупность, сложнейшее соче­тание неизвестных и невозможных в девственной природе про­цессов, т. е. это определенное не только техническое, но и тех­нологическое пространство. Последнее существует постольку, поскольку усилия, которые прилагает человек к объектам внеш­ней природы, непрерывны. Процесс труда, процесс активного

124

натиска людей на окружающую их сферу жизни, однажды на­чавшись, может прекратиться лишь с прекращением самого общества. Технологическое пространство, как и любой другой компонент социального пространства, характеризуется и с ко­личественной, и с качественной, и с экстенсивной, и с интен­сивной сторон. Оно характеризуется определенным на данный момент времени радиусом . и не менее определенным значе­нием своего напряжения. Если первый параметр может быть выражен в метрических единицах измерения, поскольку речь в данном случае идет о площади, о территории, охваченной ма­териально-производственной деятельностью человека, то сте­пень напряжения, интенсивности самой этой деятельности объ­ективно запечатлена в глубине и рациональности человеческо­го воздействия на природу, а последнее требует особой оценки и более сложных критериев.

Современный опыт глобальной человеческой технологии убеждает, что одностороннее и социально неконтролируемое воздействие на природные процессы лишь кажется показате­лем силы и могущества людей, а в действительности оборачи­вается против них. Оно оборачивается и против самой приро­ды, расстраивая, а затем и разрушая те циклы, то равновесие которое сложилось в ней на протяжении геологического, пла­нетного времени. Поэтому даже со стороны своего внешнего (обращенного не непосредственно к человеку, а к природе) ре­зультата высоким уровнем технической и технологической дея­тельности общества, а потому и высоким значением техноло­гического потенциала социального пространства будет лишь тот, при котором достигается не просто активная эксплуатация среды, а тонкое и глубоко органичное по отношению к самой природе «вхождение» в нее человеческого производительного труда. Такое вхождение для человека есть его возвращение к природе, из лона которой он вышел, с которой затем так долго и мучительно боролся, прежде чем обрести с ней согласие и гармонию.

Человеческая история знает еще одну тенденцию, трудным и противоречивым путем пробивающую себе дорогу на протя­жении веков и тысячелетий. Суть этой тенденции в том, что с развитием и совершенствованием материального производства над этой сферой, как над основой основ социальной жизни, надстраивается все более сложный, богатый и многообразный спектр иных видов деятельности людей, таких видов, которые вырастают из производственной сферы, но уже не сводятся к ней и становятся все больше от нее удаленными. В условиях классового взаимоборствования, антагонистического противо-

125

поставления умственного и физического труда, в условиях экс­плуатации человека человеком трудящиеся массы приковыва­лись к подневольным и однообразным занятиям, и это сдержи­вало процесс дифференциации и усложнения структуры чело­веческой деятельности, тормозило развитие культуры, но не могло все же его совсем парализовать и остановить. Взятый в крупных масштабах как тенденция, этот процесс выражается в том, что с усложнением структуры деятельности усложнялась и структура исторического времени: постоянно, но неуклонно происходит перераспределение компонентов в общем балансе человеческого времени, т. е. в балансе тех затрат времени, ко­торые общество делает, реализуя свои усилия в различных на­правлениях, на различных горизонтах и уровнях социальной жизни. За счет времени, сэкономленного в сфере непреложных затрат, т. е. в сфере непосредственного материального произ­водства, постепенно складываются и развиваются многочис­ленные элементы надстройки, образуются и включаются в ра­боту общественного организма — каждый со своим ритмом — все новые и новые компоненты культуры.

Но каждому временному ритму, каждой реальной форме бытия исторического времени не может не соответствовать столь же специфическая и столь же реальная форма социаль­но-исторического пространства. Последнее и есть соприкосно­вение, а затем и совмещение, наложение друг на друга и пере­сечение самых различных плоскостей и сфер, в которых осу­ществляются тот или иной вид, то или иное содержание нашей деятельности. Пространство материально-производственной деятельности (техническое и технологическое пространство), составляя основной и первичный компонент во всей структуре и во всем содержании пространства человеческой истории, как бы отслаивает от себя другие виды и формы социального про­странства, и последние не просто сосуществуют, но находятся друг с другом в состоянии сложного внутреннего взаимодей­ствия.

На уровне исторического бытия сущность социального про­странства— времени раскрывает себя наиболее полно. На этом уровне, т. е. на уровне действия больших человеческих масс, когда социальный процесс выступает реально (как сложней­шее и противоречивое взаимопроникновение огромного числа различных сторон и различных путей индивидуальной жизне­деятельности), появляется возможность найти, определить оча­ги сгущения и разрежения «силовых линий» истории, — эти оча­ги, теперь становится видным, приходятся на места сосредото­чения и рассредоточения такой деятельности, таких усилий

126

людей, которые объединены общим содержанием и общей целью. Поскольку же и цели, и содержание деятельности лю­дей весьма многолики и разнообразны, то разнообразны и «си­ловые линии», следовательно, разнообразны, не сводимы друг к другу сами виды (или формы) социально-исторического про­странства.

Каково отношение этого пространства к пространству гео­графическому, т. е. к географической территории? В одном, весьма определенном, смысле вне и независимо от географиче­ского пространства никакое социально-историческое простран­ство невозможно, как вне и независимо от хронологического времени невозможно никакое время истории. Ибо ни человек, ни человеческая деятельность не существуют где-то вне приро­ды, вне природного пространства — времени. Но последнее со­ставляет лишь внешнее и весьма общее условие реальной чело­веческой жизнедеятельности, реального соучастия индивидов и поколений в совместных действиях, в исторических событиях, этими действиями вызванными. Внешнее условие еще не явля­ется внутренней формой бытия и развития самого социального мира, а то обстоятельство, что жизнь и деятельность человека совершаются всегда в определенные дни и часы астрономиче­ского времени и на определенной территории (эта территория теперь уже может быть и за пределами биосферы, в космосе), само по себе ничего еще не может сказать о содержании жиз­недеятельности, как не может ничего сказать и о том, кто имен­но и почему выступает субъектом и объектом в данном виде исторического действия и на данном его этапе.

Социально-историческое пространство — время (теперь мы уже знаем, что оно так же многолико, как многолика сама че­ловеческая деятельность) имеет, помимо внешних, свои соб­ственные, внутренние координаты измерения. Время определя­ется ритмом и темпом хода истории, отметки на его шкале — это вехи исторического пути (см. § 1 гл. III); пространство очерчивается «силовыми линиями» исторического поля, т. е. линиями, указывающими на направление и характер (интен­сивность) совершаемых исторических действий и, тем самым, на круг, на объем массы людей, делом которых эти действия являются. Поскольку же деятельность людей не просто разно­образна, но и многозначна, то в одном и том же хронологиче­ском времени, на одной и той же территории сосуществуют и совмещаются различные виды и формы социального простран­ства — времени. Реально это находит свое выражение в сле­дующего рода обстоятельствах.

Взаимосвязь всех сторон в жизни общества не отрицает

127

относительной самостоятельности каждой из них. Каждая из этих сторон, складываясь и развиваясь в конечном счете на основе и под воздействием процесса материального произвбд-ства, обретает затем не только свой специфический ритм, но и свое, весьма определенное пространство проявления и дей­ствий. Так, например, пространством политики, постоянно рас­ширяющимся и углубляющимся за все время существования классов и классовой борьбы, будет весь объем, вся совокуп­ность тех реальных связей между людьми, которые охватыва­ются на данном этапе развития общественной жизни отноше­ниями классовыми, т. е. отношениями политическими. Если в сферу политики попадают такие явления социальной действи­тельности и такие общественные институты, которые до этого либо вообще не существовали, либо существовали, но до поры до времени находились как бы вне прямого и непосредственного воздействия со стороны классовых отношений и классовых ин­тересов, то это и есть расширение политического простран­ства. Оно расширяется также и потому, что в политику втяги­ваются все новые и новые люди, т. е. потому, что расширяется сам круг участников политического действия. Но участники политического действия есть в то же время и участники многих иных действий и событий, происходящих в обществе, поэтому, расширяясь, политическое пространство не сужает, не теснит другие виды и формы социального пространства, а совмеща­ется с ними, как бы накладываясь на последние.

Но взаимное наложение ритмов, наслаивание друг на друга социальных полей — это и есть придание «глубины» социально-историческому пространственно-временному континууму. Его глубина измеряется глубиной, т. е. многообразием и много­значностью, социальной деятельности общества (народа, нации, класса) в данный момент или в данный отрезок хронологиче­ского времени. Чем сложней и богаче, многограннее жизнь об­щества, тем «глубже» и его пространство, и его время.

Чем дальше отстоит та или иная сфера социальной жизни от сферы материального производства, тем более не сводимо пространство этой сферы к географической территории. Даже технологическое пространство не сводится к географическому, ведь оно, как мы уже видели, характеризуется не только с экстенсивной, но и с интенсивной стороны. А последнюю уже нельзя выразить в метрических единицах измерения.

Но еще менее приложимы они к пространству надстроечных образований: пространство политики, культуры, искусства очерчивается «вширь» и «вглубь» не метрами и километрами, а иной мерой — охватом данным видом деятельности многооб-

128

разия сторон и граней общественной жизни, а также уровнем развития самого субъекта действия, т. е. вовлечением в исто­рическое и культурное творчество человеческих масс.

Взаимоналожение, взаимопроникновение в системе общего социального пространства — времени различных его форм ос­ложняет как метрику, так и топологию всего континуума. Ибо к сложности рисунка, который образует тот или иной тип «си­ловых линий» истории, прибавляется еще и сложность от мно­гообразия самих типов таких линий. А это значит, что истори­ческий процесс совершается неравномерно и противоречиво не только со стороны своего общего результата, разные сторо­ны богатой и многообразной общественной жизни движутся своим путем, своим особым темпом, сгущения и разрежения линий напряжения в одной исторической плоскости могут дале­ко не совпадать с таковыми в других плоскостях, т. е. в других областях и сферах социально-исторического- творчества. Дру­гими словами, и во времени, и в пространстве неравномерно и неравноценно распределяется сама человеческая деятельность, человеческая энергия. Сложение же различных «силовых ли­ний» и сложение, тем самым, всех (развертывающихся в своей относительной самостоятельности) исторических полей и сфер в единое и общее социальное пространство всей человеческой истории — не простой и механический акт, а очень сложное действие. Это есть сплетение бесчисленных нитей человеческих жизней и человеческих судеб, человеческой деятельности в ткань истории, и чем больше таких нитей, чем разнообразнее и ярче они, тем не только тоньше, но и глубже, многоцветнее узор на этой ткани.

Метрические свойства исторического пространства — време­ни также выступают как своеобразный результат наложения и сложения метрики всех его уровней и плоскостей. В конеч­ном счете это находит свое выражение в том, что в обществе, а также в том или ином социальном организме (стране, куль­турно-этнографическом, национальном образовании и других) при всем многообразии и относительно самостоятельном функ­ционировании различных форм, видов и способов человеческой деятельности складывается и устанавливается на тот или иной срок в целом общий и в глубинных основах своих единый ритм и темп социального движения, общее, интегральное простран­ство социальных связей и отношений, где доминирующая, опре­деляющая роль принадлежит длительности и протяженности материально-производственного поля («среза») истории. Хотя другие, надстроечные уровни и стороны общественного бытия и отражающего их сознания имеют еще и собственную, имма-

5. Социальное время 129

нентную логику и историю своего развития, далеко не совпа­дающую с фазами и циклами в развитии базиса, все они, взя­тые в аспекте и внутреннего содержания, и условий генезиса, и, что особенно важно, социальных функций (т. е. регулярной роли, которую играют эти стороны по отношению к жизнедея­тельности всего общества), составляют органически цельное образование. И это находит свое проявление в повседневной, стихийно переживаемой и эмпирически, непосредственно вос­принимаемой людьми (соучастниками и свидетелями одних и тех же событий и одних и тех же исторических действий) общей ритмике, динамике своего века — в том, что, собственно, и со­ставляет дух времени (см. § з,гл. II). Но теперь мы видим, что этот духовный феномен, как и порождающая его объек­тивная основа — реальное пространство — время истории—име­ет сложную, многокомпонентную, но вместе с тем цельную глу­бокую структуру, поскольку все социальные ритмы, наклады-ваясь и сосуществуя друг с другом, подчиняются в конечном счете биению одного пульса, и таким пульсом является ритм производства и воспроизводства всей, интегрально выраженной человеческой культурны. С ним же связан и на нем же основы­вается ритм социально-исторических поколений (см. §2 гл. II)

Историческое время с большей очевидностью, чем время природы, свидетельствует, что сама метрика определяется то­пологией континуума. Ибо лишь человеческое время (время деятельности) многомерно (многозначно), и это качественное его свойство создает основу для количественного сложения и наложения социальных ритмов, что и выступает как реальное «наполнение» времени общества «вширь» и «вглубь». Челове­ческая деятельность не только разнообразится, т. е. не только охватывает новое для себя пространство, но и интенсифициру­ется, уплотняется. На сцену истории выходят все новые и новые массы людей, проявляющие различные виды, различные формы своего творчества. Но не менее верно и то, что на всех этих видах и формах лежит, тем не менее, общая печать своего времени.

С ходом исторического развития, с основательностью соци­ального действия, с втягиванием в него в качестве активных творцов и участников широчайших народных масс «тело циви­лизации» растет, уплотняется, крепнет. Но глубокие изменения и преобразования происходят не только в «неограническом теле», они охватывают и внутреннюю природу человека, сферу сознания. В этой сфере возникает и развивается рефлексия об­щества на ход и содержание истории. Рефлексия на социаль­ное время, но выраженная уже не на уровне индивидуального

130

субъекта (см. § 3 гл. I) и. не на уровне самоориентации поко­ления (см. § 3 гл. II), а как феномен и компонент всего обще­ственного сознания, есть еще одно измерение исторического времени — историческое сознание общества.