Полный цикл мышления

1. Чувство 2. Определение 3.Выдвижение 4. Анализ

затруднения проблемы гипотезы гипотезы

5. Проверка гипотезы

фактами

Рис. 9

Нетрудно заметить, что модель полного акта мышления построена по образцу научного естествознания и здесь Дьюи идет по стопам Пирса. То главное, что отличает науку от ненауки, это метод. Вот почему Дьюи уделил ему особое внимание. Ведущей и универсальной характеристикой метода является его орудийная функция – быть инструментом реконструкции проблемных ситуаций. Это означает, что всякая проблема решается определенным методом и любой мыслительный продукт вырабатывается под влиянием метода. Стало быть, мышление по своей природе инструментально. Поэтому свою позицию Дьюи назвал «инструментальной теорией познания».⁴⁷ Здесь он открещивается от грубого и узкого «инструментализма», который игнорирует целевые ценности. Для него проблемные цели так же важны, как и их средства достижения. Полезность любого идейного орудия заключается не в нем самом, а в его способности получать результат, спроектированный целевым замыслом. Через продуктивную эффективность методов развиваются и сами цели, ибо череда достижений и открытий стимулирует развитие целей. Методы занимают важное место посредника между жизненными потребностями-целями и продуктами культуры. И хотя научный аппарат возвышается над эмпирическими методами, он является лишь частью разнообразного целого - культуры материальных и интеллектуальных инструментов.⁴⁸

Научные Научные Научные

проблемы методы знания

Практические Эмпирические Практические

Задачи методы результаты

Рис. 10

Дьюи принадлежит следующий афоризм: «не следует привязывать свои мысли слишком короткой веревкой к столбу полезности». Этим призывом он руководствовался всю жизнь, демонстрируя широту и высоту мысли в психологии, философии, педагогике и политической публицистике. В короткой привязи его упрекнуть нельзя и существенную роль в этом сыграла его модель мышления. В ней представлены все основные компоненты: проблема, метод и результат. Акты порождения каждого элемента получили должное описание и можно говорить о достаточно полной картине. Есть ли основания упрекнуть Дьюи в чем‑то? Нам представляется, что относительно слабым звеном выступает ỳ него акт формирования метода. При описании полного цикла мышления в качестве третьей ступени выделен процесс выдвижения гипотезы, которая выступает вероятным кандидатом на искомый результат. Стало быть, если проблема задает вопрос, то гипотеза дает ответ, метод же как средство получения гипотезы‑ответа отсутствует. И если даже гипотезу трактовать в виде метода, то ее содержание (некоторое предположение) не покрывает некоторой структуры метода. Здесь явно выпадают уровни правил и операций.

Структурный операционализм Ж. Пиаже. В своем творчестве швейцарский исследователь уже учитывал достижения Вюрцбургской школы, гештальт‑психологии и прагматизма. И поскольку он получил биологическое образование, в его методологических установках определяющую роль стала играть идея структурности жизни. Высшие организмы, включая человека, поддерживают своей деятельностью динамическое равновесие с внешней средой. Адаптация сводится к установлению единства ассимиляции и аккомодации. Ассимиляция является физиологической и психологической переработкой внешних объектов в структуры, которые соответствуют потребностям организма. Психологическая ассимиляция включает объекты в поведенческие схемы и обеспечивает тем самым поведенческие структуры. В противоположном направлении действует аккомодация, она выражает влияние внешней среды на организм и модифицирует схемы действия с учетом специфики объектов. Динамическое уравновешивание ассимиляции и аккомодация как основных форм функциональных обменов составляет содержание адаптационного процесса ¹.

Рис.11

В концепции Пиаже интеллект понимается в виде способности выстраивать различные структуры или схемы. По мере индивидуального развития человеческого индивида эта способность совершенствует способ структурирования, образуя иерархическую лестницу схем. На каждом уровне определенная схема задает соответствующий способ ассимиляции и аккомодации. Самый низший уровень представлен инстинктами, которые функционально продолжают структуру физиологических органов. Над ними возвышаются перцептивные схемы, осуществляющие прямые обмены со средой по прямым путям. Навыки демонстрируют сложные, но короткие пути, идущие в одном направлении. Сенсо-моторному интеллекту (дети до 2 лет) присущи возрастные и отклоняющиеся действия, т.е. пробы и ошибки, настигающие объект за пределами перцептивного поля и привычки (в поле собственного действия субъекта).

На символическом уровне возникает первая форма мышления, которая обращается к отсутствующим объектам прошлого и будущего. Это дает мышлению свободу по отношению к реальности, мысль может выстраивать возможные миры без актуальных воздействий объектов. Такая независимость зиждется на том, что символическая ассимиляция делает объект обозначаемым, а аккомодация дает обозначающее в виде образа. Функция символической схемы сводится к тому, что она придает невербальным и словесным знакам такие значения, которые реализуют воображение. Его демонстрирует ребенок, манипулирующий в игровой манере языковыми символами и наглядными образами. Если из последних выстраивается некоторая смысловая конструкция, то можно говорить о наличии интуитивного (наглядного) мышления (до 7-8 лет). Здесь действия типа центрация-децентрация внимания осуществляются в поле наглядного воображения, где имитируются некоторые контуры реальности посредством образов-представлений.

С 7-8 лет ребенок овладевает мышлением в конкретных операциях. Под последними Пиаже подразумевает такие интеллектуальные операции, которые сопряжены с манипулированием предметами. Например, ребенок группирует конфеты, производя над ними действия сложения и вычитания. Понятие «операция» здесь применимо, ибо такие группировки как: «консервация», «классификация», «сериация» мобильны и обратимы. К 11-12 годам перед подростком открываются возможности мышления в формальных операциях. Тут уже на смену представлениям приходят понятия и решаются весьма абстрактные задачи. Формальные операции помогают интегрировать в единую систему многообразие конкретных операциональных структур, они позволяют решать экспериментальные задачи, выдвигать и проверять гипотезы. Налицо уровень научно-логического мышления, позволяющий овладевать началами научно-теоретической культуры¹.

Рис. 12

Психология Пиаже получила название генетической, так как в ней представлена попытка объяснить развитие поведенческих и познавательных форм индивида от низших к высшим. Как же происходит рождение новой сложной структуры, выражающее переход от одного уровня к другому? По мнению Пиаже, механизм развития сводится к тому, что каждый его уровень характеризуется новой координацией элементов, получаемых из процессов предыдущего уровня. Схемы низшего уровня выступают материалом для структурного совершенствования и формирования более развитых схем. Так, сенсомоторная схема перестроила и «вобрала» в себя перцептивные схемы и схемы навыка. Такая же по сути дела реорганизация средств протекает и на уровне мышления, где формальные операции группируют в качестве предмета конкретные операции².

Модель уровнего развития деятельностных форм индивида (ребенка и подростка) является достижением Ж. Пиаже. Здесь предложен перспективный путь развития схем посредством структурно-фукциональных перестроек. Дана интересная версия перехода от предмышления к мышлению, от дооперационных форм познания к операционному мышлению. Но здесь есть свои узкие места. Во-первых, слабо проработана предметная сторона мышления в виде проблем-задач. Пиаже считает данный аспект ясным, но это отнюдь не так. Если на каждом уровне действует особая схема, то соответственно должна быть своя специфика решаемых задач. Последнее оказалось не в фокусе внимания Пиаже. Во-вторых, в анализе структуры методов мышления явный перекос произошел в сторону операциональных компонентов и явно недооценены неоперациональные элементы: содержательное знание в виде представлений и понятийных форм (идея, принцип, концепция), а также нормативные структуры (правила, предписания).

Модель З. Фрейда: душевный аппарат сочетает в себе сознательный (психический) аппарат и бессознательные структуры. Основатель психоанализа исходил из той гипотезы, что вся человеческая психика составлена в результате напластования различных слоев. В самом грубом и общем виде можно говорить о бессознательной психике и о сознании. Любой слой психического проявляет активность и выступает неким аппаратом, преобразующим впечатления, образы и представления для целей жизни. Если сознание уподобить «психическому аппарату», то «душевный аппарат» шире и глубже его за счет включения бессознательных психических сил. Эту иерархическую концепцию двух структур и пытался осознать Фрейд.

Фрейд понимал, что любой аппарат является формой техники, и эта идея служила ему путеводной нитью. Сначала он разработал механическую модель, где внешняя среда прокладывает путь («торение») и производит в нейронах особые следы. Если представить психику в виде оптической машины типа фотоаппарата, то ясно выделяются акты преобразования (свет-негатив-позитив). Уже в работе «Заметки о волшебном блокноте» (1925) структура психического аппарата воплотилась в машину письма, где действует социальная техника слова, формирующая мышление. Кроме инициации последнего сознание выступает аппаратом восприятия и представления. Сама по себе машина письма мертва, не имеет своей энергии, поэтому она использует энергию тела¹.

Рис.13

По мнению Фрейда, главное отличие бессознательной психики сводится к своеобразию ее языка. Если мышление действует посредством фонетического (буквенного) письма, то «Оно» использует онирическое письмо, живущее немыми символами сновидений. Язык символики чрезвы-чайно сложен и все же он поддается искусству психоаналитического толкования (метод свободных ассоциаций и т.п.). Стало быть, психоаналитик занимается особой расшифровкой, где и происходит перевод немых символов на язык слов. Такая процедура является специфической формой мышления, способной иметь терапевтическую роль. Нормальная психика отличается интегративным характером, где поверхностные и глубинные слои функционируют в виде единого «душевного аппарата». Когда это единство нарушается и происходит расщепление психики на отдельные, не связанные друг с другом узлы, тогда формируются неврозы, приостанавливающие нормальное развитие психического аппарата. Как правило, самые глубокие неврозы возникают в детстве и соответствующие им образы вытесняются в область Оно. Такой процесс ведет к отчуждению и расколу между сознательным и бессознательным аппаратом, что может существенно деформировать структуру мышления.

Психосоматическим пациентам присуща своеобразная форма мысли – «оперативное мышление». Мысль здесь буквально дублирует действие; то, что делают руки, индивид проговаривает словами. «Оперативное мышление» протекает только во временном поле настоящего и неспособно уходить в прошлое в виде воспоминаний, а также не может в виде планов и мечтаний заглядывать в будущее. Жесткая привязь к утилитарным фактам актуальной ситуации лишает его способности осуществлять какие-либо оценки. Такое мышление проявляет интеллектуальную активность со знаками предметов, но оперирование символами для него закрыто. Полностью отсутствует здесь способность воображения и фантазии, даже простые аналогии пациентам не доступны. Они почти не видят снов, не способны на грезы и не выделяют себя из объектных ситуаций. Исследователи полагают, что главная причина «оперативного мышления» – разрыв между сознанием и бессознательным¹.

В отличие от психосоматических деформаций неврозы поддаются лечению. Общий терапевтический ключ определил З. Фрейд: травмирующие образы нужно из бессознательного перевести в сознание («где было Оно, должно стать Я»). Иначе говоря, требуется должное развитие психического аппарата, которое приостановил невроз. Пациенту требуется помощь аналитика, психический аппарат которого развит выше среднего уровня и оснащен техникой психоанализа. В ходе интерпретационных процедур (свободное ассоциирование и т.п.) аналитик структурирует поступающий от пациента материал, придавая ему словесно-осознанный характер. В ходе периодических сеансов слова аналитика должны так дойти до сознания пациента, чтобы его Эго смогло структурироваться на наблюдающую и переживающую части. Это позволяет пациенту «дистанцироваться» от самого себя для лучшего самопознания. Аналитик вместе с пациентом стремятся развить регрессивный невроз переноса и окончательно разрешить его. Этот управляемый регресс находится на службе реорганизации психического аппарата пациента, которому нужно восстановить свою способность интеграционной работы. Под влиянием словесного творчества аналитика пациент вместе с ним достигает нужного уровня регрессии и описывает свой травмирующий опыт должными словами. Данное состояние инсайта выражает относительно высокий уровень развития аппарата, в котором структурно объединились бессознательное, предсознательное и сознание. Психологическая терапия успешно разрешила невроз¹.

Рис.14

Мышление как таковое не лежит в основном русле идейных поисков психоанализа. И все же Фрейд и его последователи внесли важный вклад в концептуальное поле его осознания. Прежде всего, ими было показано, что мыслительный инструментарий является верхушкой айсберга, основное содержание которого образуют аппараты нижних слоев психики. Более того, стихия бессознательного способна пребывать в недрах самого мышления. Исследования, инициированные фрейдизмом, выявили феномен неявных предпосылок в содержании научного познания и в практической деятельности («личностное» или молчаливое знание М. Полани). Говоря гегелевским языком, одна из «хитростей разума» состоит в том, что знание используется в функции метода (аппарата), но сознание не дает в этом отчета. Здесь напрашивается оппозиция внутри сознания: неосознаваемая рациональность (то, что не попало в фокус внимания) и осознаваемая рефлексия (то, что стало предметом внимания и осмысления). Такие структурные дифференциации открывают перед теорией мышления многообещающие перспективы.

Что касается терапевтической роли психоаналитического мышления, то этот опыт еще раз подтверждает древнюю истину об исцеляющем характере разумного порядка. Конечно, в действиях аналитика значительное место занимают эвристические правила, использование которых делает психоанализ скорее искусством-мастерством, чем научной практикой. Весьма интересны рассуждения о терапевтическом опыте развития психического аппарата пациента. Эта практика требует дальнейшего осмысления.

Рефлексия мышления в когнитивной психологии. Границы когнитивной психологии весьма широки, условны и неопределенны. Сюда относят самые различные современные направления и школы, лишь бы они занимались какими-то формами интеллекта, познания и знания. Естественно, что когнитивисты не могут пройти мимо темы мышления, как ярко выраженного способа рациональной деятельности. Все единодушны в признании двух аспектов: а) мышление есть процесс решения задач (проблем); б) мышление – это активная деятельность интеллекта.

Необходимую связь мышления с задачами установили уже «психология мышления» и гештальт-теория. Что же нового внесли когнитивисты в данное отношение? Прежде всего, исследования по искусственному интеллекту показали особую важность формы репрезентации задачи. От того, как представлена задача, во многом зависит ее решимость. Структура задачи должна обязательно включать два блока: данное и неизвестное, которые дают сеть репрезентации задачи. Тогда решение включает два этапа: а) построение когнитивной сети, репрезентирующей задачу; б) построение связующих отношений сети задачи с сетью решения¹. Второй этап в данной схеме представлен весьма сжато и требует должной дифференциации.

Рис.15

Становление когнитивной психологии связывают с тенденцией изменения исследовательского предмета: «от изучения того, о чем человек думает, к тому, как он думает». Все научные дисциплины начинаются с явного приоритета внешнего объекта, но по мере своего развития исследовательский акцент смещается в сторону субъектных средств, методологии, отвечающей на вопрос «как?» Уже в ХХ веке психология стала обретать методологическую зрелость и то, как когнитивные психологи обозначили репрезентацию задачи, свидетельствует о признаках новой мудрости. И все же к этому она не сводится, ибо главным в решении остается метод.

То, как человек мыслит, психологи называют по-разному, но у всех вариаций прослеживается единство в виде конструкта «когнитивная структура». Здесь ощущается явное влияние гештальт-теории и генетической эпистемологии Ж. Пиаже. И действительно, без идеи структурности в деле понимания метаморфоз знания обойтись нельзя. Важно придать ей характер композиционной разработки и тут начинаются те вариации, которые привносит личность исследователя.

В 1932 году Ф. Бартлетт ввел понятие схемы. Под ней понималась структура памяти, которая подобно некоторому формату выбирает определенную информацию, игнорируя все остальное. Избирательная активность такой схемы определяется ее интеллектуальным содержанием, формировавшимся в ходе социального научения. Схемой можно было объяснять как действие восприятия, так и формы мышления (практического, научного и т.д.).

Э. Толмен (США, 1948) использовал выражение «когнитивная карта» в значении схемы, ориентирующей организм в пространственной среде близкого окружения (лабиринт и т.д.). В 1955 году Дж. Келли (США) предложил понятие «личностный конструкт» в смысле средства организованного субъективного опыта, которое преломляет воздействия внешней среды на индивида. Каждый конструкт осуществляет определенную обобщенную функцию (оценка, выбор, интерпретация и т.п.) и система конструктов образует структуру личности.

У. Скотт (США) продолжил эту линию, введя «когнитивную структуру личности» и подразумевая под нею систему сознательно принятых идей. Такое образование устойчиво по отношению к смене актуальных ситуаций и действует как способ восприятия и размышления. У. Найссер (США, 1987) выдвинул «предвосхищающие схемы», которые, являясь представлениями накопленного опыта, способны направлять обработку актуальной информации. Паскуаль-Леоне (1970) доказывал наличие «комплекса схем», действующего в опознании перцепции и предстающего в виде оперативных правил трансформации информации и функционирующего в качестве контролирующих схем для планирования. «Фреймы» М. Минского (1978, США) предстали схематизированными представлениями о типичной ситуации. Здесь есть обобщенный «каркас», воспроизводящий устойчивые характеристики ситуации, и «узлы», чувствительные к динамике жизни и способные наполняться новыми данными. «Сценарии» Р. Шенка (1980) суть когнитивные структуры, способствующие воспроизведению временной последовательности событий, ожидаемых личностью¹.

Предложенных вариантов когнитивных структур весьма много и все же в них прослеживается нечто общее и единое. Речь идет о знании, которое приобрело форму упорядоченной структуры или схемы. Это образование обслуживает деятельность индивида, выступая как средством восприятия, так и средством мыслительных актов. Имея обобщенный характер, когнитивная схема нацелена на некоторый класс проблемных ситуаций. Данные признаки позволяют сделать обоснованное заключение – все рассмотренные варианты можно считать формами метода.

В когнитивной психологии интерес к результатам решения задач уступает место исследованиям когнитивных структур в роли метода. Ведь как раз в этом и преуспели традиционные психологические направления и философские теории познания. И все же продукты перцептуальной активности и мыследеятельности остались в поле анализа как показатели уровня эффективности ментальных схем. Типичной здесь может быть позиция Дж. Брунера (США). Основную характеристику продуктивности мышления он видит в его способности выходить за пределы непосредственно получаемой информации. Можно говорить о трех основных способах опосредствованного производства знаний: а) к чувственным знакам добавляется нечувственная интерпретация (категоризация восприятия и т.п.); б) теоретический выход за пределы эмпирических данных (обобщающая гипотеза, предсказание новых фактов); в) логические выходы за границы данного (формально-логические выводы; диалектические выводы о другой противоположности, когда представлена одна из них)².

Как и большинство когнитивистов, Брунер объединяет активность интеллекта в перцептуальном опыте и в мышлении. Если выделять только типичные продукты последнего, то нужна предварительная классификация мыслительных задач, и только она может дать искомое многообразие результатов. Такие попытки делались неоднократно (А. Рейтман, 1965 и др.), но все они подвергались жесткой критике. Эта проблема до сих пор открыта.

Может ли психологизм возродиться в ХХI веке? Как мы убедились, нет единой психологии, существует множество различных направлений и школ. На одну и ту же тему мышления имеются отличные друг от друга теоретические версии. Но при всем этом можно выявить и относительные моменты сходства, общности и единства. Если оценивать содержание мышления, то большинство направлений и авторов склоняются к тому, что оно характеризуется как: интеллектуальное, когнитивное, рациональное, знание. Последние термины берутся здесь в синонимическом значении, как оппозиция чувственно-эмоционального. Функциональная сторона мышления сводится к тому, что оно представляет собой процесс решения задач-проблем. То, что мысль начинается с постановки проблемы и заканчивается ее решением в виде искомого результата, с этим согласны многие авторы. Самый большой диапазон расхождений связан с трактовкой средства решения (схема, личностный конструкт, фрейм и т.д.) и здесь показательна когнитивная психология.

Способна ли сама психология разработать универсальную теорию мышления? Если согласиться на положительный ответ, то это означает принятие какого-то варианта «психологизма». Речь идет о традиционной методологии, которая существовала во второй половине XIX века и в начале ХХ века. Ее идеи таковы: 1) всякое познание строится на методологической основе психологии; 2) рассматривать познание максимально субъективизированно; 3) приоритет эмпирического опыта сознания над теорией; 4) редукция языка к ассоциациям и апперцепциям¹. Конечно, можно в эти принципы внести коррективы, но если сохранится первая идея, то все равно будет психологизм, обязывающий мышление сводить к психическим состояниям личности типа памяти, внимания и т.д. К примеру, один из первых вариантов психологизма продемонстрировал Платон, создав теорию познания на базе конструкта «припоминание». По его стопам шли Дж. Локк и Д. Юм, укрепляя ведущую установку «философского» психологизма – запрет теоретических абстракций, порывающих с полунаглядным опытом психики. На рубеже XIX – XX веков психологизм получил достойный отпор.

Первым в критику вступил Г. Фреге. Он указал на главный недостаток психологизма в виде смешения субъективных представлений с объективными смыслами и значениями. Для развития теоретической науки, включая математическую логику, нужно установить четкое разделение: субъективными образами занимается психология, а объективными понятиями – общая (математическая) и специализированные (теоретические разделы науки) логики.

Рис.16

Э. Гуссерль продолжил критическую линию Фреге и придал ей особый философский характер. В его феноменологии индивидуальные состояния психики «берутся в скобки» и приемом редукции изолируются от весьма общих феноменов сознания. И хотя Гуссерль утверждал о том, что феномены «переживаются», эта переживаемость противоположна личностному чувству и родственна мыслительной абстрактности, «ноэма», «ноэзис» и другие высокоабстрактные понятия выражают феноменологическую жизнь сознания.

Критическое ниспровержение психологизма со стороны Фреге и Гуссерля сформулировало влиятельную познавательную установку на конструирование интерсубъективных структур сознания. В этом русле возникли: логический позитивизм, различные формы структурализма и т.п. В данном отношении показательна «формальная онтология», которая, как считает Кюнг, в 1920-1930-х гг. триумфально победила психологическую теорию познания в математике и логике. Под влиянием последней в свое время возник концептуализм, утверждавший, что существуют лишь те математические сущности, которые можно эффективно построить в мышлении человека. Если вначале родоначальники интуиционизма – Брауэр, Гейтинг – были сторонниками концептуализма, то позднее они перешли на сторону формальной онтологии. Здесь снята проблема существования абстракции и важно только знать, в каких формальных отношениях находятся абстрактные сущности друг к другу и к подпадающим под них индивидам¹.

Рис. 17

От антипсихологизма к новому союзу психологии с философией. Критика психологизма положительно повлияла на развитие психологии и, прежде всего, на характер ее теоретизирования. Основные понятия психологических течений ХХ века – «задача» (проблемная ситуация), «установка», «схема», «операция» и т.п. – были явно ненаглядными, резко отличались от традиционных образов (ассоциация, воспоминание и т.д.) высокой степенью абстрактности. Однако угрозы былого психологизма обернулись среди некоторых философов и гуманитариев феноменом антипсихологизма. Его суть свелась к отрицанию всякой положительной роли психологических идей и приемов, что равнозначно запрету на психологический инструментарий. Позиция антипсихологизма ярко проявилась у представителей французского структурализма. Так, М. Фуко заявлял, что стремится представить формы мышления без субъекта. Поэтому его не интересуют психологические операции, ему не надо раскрывать намерения автора и выяснять формы его духа. Его исследования нацелены на реконструкцию интерсубъективных структур мысли типа эпистемы¹.

Характерно то, антипсихологизм приобрел сторонников среди исследователей, желавших создавать высокоабстрактные теории. Для них психология оставалась той, которую еще критиковали Фреге и Гуссерль. И определенные основания для такого отношения существуют. И дело не только в обилии наглядно-эмпирических представлений, но и в том, что они нередко используются на том же уровне анализа, что и высокие абстракции. Так, у многих отечественных психологов мышление моделируется в виде линейной цепи факторов: потребности-мотивы-цели-средства (методы)‑ результаты. Казалось бы, учтена сложность реальной детерминации, но толку из этого «синтеза» никогда не будет. Здесь требуется вводить иерархическое разделение двух уровней: потребностно-мотивационной психики и когнитивной структуры порождения знаний. Первое описывается эмпирическими абстракциями, второе требует теоретических идеализаций.

II уровень: проблема - метод – результат } теоретические понятия

I уровень: потребности – мотивы - цели } эмпирические понятия

Рис. 18

Многие авторы уже давно рассуждают на тему создания интегративной науки о мышлении. Найдет ли здесь свое место психология? В книге «Природа мысли» (1939) Б. Бланшард (США) дал утвердительный ответ. По его мнению, теорию мышления можно дать лишь на стыке психологического и логического подходов. Если первый дает описание перехода от восприятия к теоретическому и систематизированному знанию, то второй объясняет работу логических схем и логических идеалов, порождающих истинные выводы². Такой дуэт современных исследователей не устраивает и они значительно расширили список научных дисциплин, включив сюда философскую эпистемологию, социологию, лингвистику и многое другое. Это означает, что антипсихологизм преодолен и на современную психологию возлагают большие надежды. Новый союз с философией потребует от психологии не только мобилизации ее главных ресурсов, но и существенного роста их теоретического потенциала.