Рекомендуемая литература к теме:

1. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации (по состоянию на 22 апреля 2012 г.).

2. О милиции: Закон РФ от 18.04.1991 г. №1026-1 (с изм. и доп.) // Ведомости Съезда народных депутатов РСФСР и Верховного Совета РСФСР. - 1991.-№16. -Ст.503.

3. Об утверждении положения о Министерстве внутренних дел РФ: Указ Президента РФ от 18.07.1996 г. №1039 //Собрание законодательства РФ. - 1996. - №30. - Ст.3605.

4. Об утверждении Инструкции по организации взаимодействия подразделений и служб органов внутренних дел в расследовании и раскрытии преступлений: Приказ МВД РФ от 20.06.1996 г. №334. - М., 1996.

5. Об организационных вопросах и структурном построении аппаратов, подразделений и организаций системы органов внутренних дел Российской Федерации: Приказ МВД России от 20.11.2002г.- М., 2002.

6. Об утверждении типового положения о Министерстве внутренних дел, Главном управлении, Управлении внутренних дел субъекта РФ: Приказ МВД России от 15.09.2003 г. №730. - М., 2003.

7. О мерах по активизации ОСД подразделений УР в борьбе с преступлениями по линии МОБ: Указание Главного управления внутренних дел на транспорте и по спецперевозкам МВД России от 16.03.2004 г. №14/924.29. - М., 2004.

8. Михайлов, А.И. Проблемы эффективности предварительного следствия / Михайлов, А.И.: Автореф. дис. … д.-ра. юрид. наук. – М.,1980.

9. Соловьев, А.Б. Законность в досудебных стадиях уголовного процесса России / Соловьев, А.Б., Токарева, М.Е., Халиулин, А.Г., Якубович, Н.А. – Кемерово,1997.

10. Таджиев, Х.С. Прокурорский надзор и ведомственный контроль за расследованием преступлений / Таджиев, Х.С. – Ташкент,1985.

11. Управление органами расследования преступлений: Учебное пособие /И.И.Колесников, А.А.Модогоев, М.Г.Решняк, И.Г.Су­гаков. -М., 2000.

12. Чувилев А.А., Кальницкий ВВ. Процессуальный контроль начальника следственного отдела // Советское государство и пра­во. - 1983. -№4.

13. Якимович, Ю.К. Избранные статьи / Якимович, Ю.К. – Томск,1997.

Контрольные вопросы и задания для СРС:

1. В чем отличие методов ведомственного контроля и прокурорского надзора за деятельностью следственных органов?

2. Какие полномочия по выявлению и устранению следственных ошибок принадлежат руководителю следственного органа?

3. В чем особенности ведомственного контроля начальника подразделения дознания?

4. Какие полномочия по выявлению и устранению следственных ошибок принадлежат следователю-методисту?

5. Какие процессуальные документы вправе составить руководитель следственного органа по итогам проверки и в чем их специфика?

Тестовые задания к модулю 2:

1.В случае несогласия с требованиями прокурора об устранении нарушений законодательства следователь:

А) может обжаловать решение прокурора вышестоящему прокурору

Б) может обжаловать решение прокурора в суд

В) обязан представить свои письменные возражения руководителю следственного органа, который информирует об этом прокурора

Г) все варианты верны

2. На стадии предварительного расследования право исправления следственных ошибок принадлежит:

А) суду

Б) прокурору

В) руководителю следственного органа

Г) все варианты верны

3. Средством предупреждения следственных ошибок выступает:

А) рассмотрения судом жалоб на незаконные и необоснованные действия следователя (дознавателя) в порядке ст.125 УПК РФ

Б) рассмотрение прокурором жалоб на незаконные и необоснованные действия следователя (дознавателя) в порядке ст.124 УПК РФ

В) судебный контроль в порядке ст.165 УПК РФ

Г) судебный контроль за законностью и обоснованностью применения мер процессуального принуждения

4. Какое количество критериев судебного обжалования предусматривает ст.125 УПК РФ:

А) один

Б) два

В) три

Г) четыре

5. Жалоба на незаконные действия следственных органов рассматривается:

А) по месту производства предварительного расследования

Б) по месту производства обжалуемого процессуального действия

В) по месту рассмотрения уголовного дела судом

Г) все указанные варианты верны

6. Судья проверяет жалобу в течение:

А) 3 суток со дня поступления жалобы

Б) 5 суток со дня поступления жалобы

В) 10 суток со дня поступления жалобы

Г) незамедлительно

7. По общему правилу принесение жалобы:

А) приостанавливает производство обжалуемого действия или решения

Б) не приостанавливает производство обжалуемого действия или решения

В) приостанавливает производство действий, но не приостанавливает исполнения решений

Г) приостанавливает исполнение решений, но не приостанавливает производство действий

8. Прокурор рассматривает жалобу на действия следователя в течение:

А) 10 суток со дня поступления жалобы

Б) 5 суток со дня поступления жалобы

В) 3 суток со дня поступления жалобы

Г) незамедлительно

9. К функциям прокурора позволяющим устранять следственные ошибки не относится :

А) обвинение

Б) контроль

В) надзор

Г) процессуальное руководство

10. К полномочиям прокурора, позволяющим устранить следственную ошибку не относится:

А) отмена незаконных решений следователя

Б) отмена незаконных решений дознавателя

В) утверждение обвинительного заключения

Г) дача согласия дознавателю на прекращение уголовного дела

11. К полномочиям прокурора, позволяющим предупредить следственную ошибку не относится:

А) проверка исполнения требований федерального закона при принятии, регистрации и разрешении сообщений о преступлениях

Б) дача дознавателю письменных указаний о производстве расследования

В) дача согласия на избрание в качестве меры пресечения заключения под стражу

Г) возвращение дела для производства дополнительного расследования

12. Срок дополнительного следствия не может превышать:

А) один месяц

Б) 14 дней

В) 5 суток

Г) два месяца

13. Срок дополнительного дознания не может превышать:

А) 5 суток

Б) 10 суток

В) 20 суток

Г) 30 суток

14. Руководитель следственного органа может устранять следственные ошибки посредством следующего полномочия:

А) отменять незаконные решения следователя

Б) продлевать срок предварительного расследования

В) возвращать дела для производства дополнительного расследования

Г) давать согласие на прекращение уголовного дела

МОДУЛЬ 3. «Исправление следственных ошибок при разбирательстве дела в суде первой инстанции»

Тема 3.1 Исправление следственных ошибок в рамках подготовки к судебному заседанию

Тема 3.2 Исправление следственных ошибок при разбирательстве дела по существу

3.1 Исправление следственных ошибок в рамках подготовки к судебному заседанию

Исправление судом следственных ошибок по ранее действующему законодательству. Причины ограничения контрольных полномочий суда

Исторически сложившиеся особенности российского уголовного судопроизводства - приоритет публичного начала, ориентация на достижение объективной истины по делу, государственный тип обвинения, оказали существенное влияние на содержание судебных стадий, в том числе и стадии по подготовке дела к рассмотрению в суде первой инстанции. Монополия государственного органа на проведение предварительного расследования по делу обусловила постановку ряда задач перед рассматриваемой стадией, среди которых одной из основных является проверка качества работы органов расследования. Контроль за законностью и обоснованностью действий и решений органов расследования состоит из двух последовательных направлений деятельности – выявление нарушений закона и, соответственно, устранение этих нарушений. Отметим, что инструментарий (права и обязанности субъектов уголовно-процессуальной деятельности), для осуществления этих двух направлений бывает различным, о чем свидетельствует и мировая практика, и каждый исторический этап развития отечественного уголовного судопроизводства. Объем и содержание контрольных полномочий суда на подготовительной стадии зависят как от задач, поставленных перед уголовным судопроизводством в целом, так и от положения суда в уголовном процессе.

Попытаемся проследить изменение форм контроля суда за органами расследования, начиная с анализа стадии предания суду по Уставу уголовного судопроизводства 1864 года.

Со времени, когда действия по подготовке дела для рассмотрения в суде первой инстанции впервые нашли свое закрепление в Уставе уголовного судопроизводства, данная стадия претерпела существенные изменения. Речь идет не только об организационных изменениях, но и о содержательных.

По Уставу уголовного судопроизводства задачи по проверке качества расследования и организационной подготовке к судебному заседанию возлагались на разные государственные органы. Поскольку в развитие принципа состязательности, заложенного в Уставе, суд был обязан обеспечивать справедливое и беспристрастное разрешение правового спора, предание суду, во-первых, входило в полномочие прокуратуры, а, во-вторых, могло осуществляться вышестоящим органом - Судебной палатой уголовного департамента. Особые органы предания суду существовали по служебным преступлениям. Должностные лица административных ведомств предавались за эти преступления суду:

1) определяемые к должностям губернскими и равными им властями и все полицейские служители – постановлениями губернских правлений;

2) определяемые министерствами и главными управлениями –постановлениями, утвержденными министрами и главноуправляющими;

3) определяемые Высочайшею властью, на должности не выше IV класса, а также предводители дворянства – I Департаментом Сената¹⁶⁵.

Рассуждая о месте и роли процедуры предания суду в уголовном процессе российского государства, С.И. Викторский писал, что она является гарантией для обвиняемого, что обвинение против него будет проверено раньше, чем он из обвиняемого превратится в подсудимого, и, кроме того, служит охране общественных интересов, так как обнаружение бездоказательности обвинения роняет достоинство правосудия страны¹⁶⁶. Это рассуждение наводит на мысль о том, что в рамках процедуры предания суду проверялось качество проведенного расследования. По общему правилу, предание суду осуществлял окружной прокурор, которому было необходимо удостовериться, представляют ли собранные доказательства сильную вероятность того, что преступный факт существует. Заключение прокурора о предании обвиняемого суду оформлялось в форму обвинительного акта.

После этого обвинительный акт, вместе с материалами следствия, если таковое было произведено, направлялся к прокурору Судебной палаты. Прокурор судебной палаты или, по его поручению, его товарищ, по рассмотрении присланного прокурором суда обвинительного акта, делал письменное предложение палате рассмотреть дело в качестве обвинительной камеры. С этим письменным предложением дело поступало в Судебную палату. Необходимо отметить, что каждое законченное предварительное следствие по делу, влекущему за собою лишение или ограничение прав, шло в палату как стадию предания суду, независимо от того – составлен ли по нему обвинительный акт или заключение о прекращении или приостановлении преследования. Уже позднее, в 1883 г. эта процедура была изменена, а именно: в Судебную палату решено было направлять лишь дела с обвинительными актами, те же, по которым прокуратура находила возможным составить заключение о прекращении уголовного дела, поступали в окружной суд. В палату они могли входить лишь вследствие поданной жалобы на постановление суда. Подобные изменения были вызваны в первую очередь необходимостью разгрузить Судебные палаты, так как количество дел с заключением об их прекращении постоянно увеличивалось.

Вышеизложенное позволяет говорить о существенном отличии российской процедуры предания суду от французской, несмотря на то, что французское законодательство, являлось в определенном смысле прообразом российского. Так по УПК Франции следственные материалы сначала передавались в Обвинительную камеру - ту инстанцию, которая должна была решить вопрос о предании суду, и только после разрешения этого вопроса в утвердительном смысле дело передавалось к прокурору для составления обвинительного акта¹⁶⁷. В российском уголовном процессе сначала составлялся обвинительный акт, а уже после происходила процедура рассмотрения дела в Судебной палате. При данном порядке с одной стороны, выдерживалась обвинительная функция прокурора, с другой стороны, прокурор был заинтересован в законности и обоснованности обвинительного акта, проверяемого камерой.

Предание суду через Судебную палату было достаточно дорогостоящим мероприятием с медлительной процедурой и по маловажным делам применялось только по просьбе самого обвиняемого.

Что касается процедуры рассмотрения дела в Судебной палате, то она была следующей. Обвинительная камера Судебной палаты изучала материалы дела по докладу одного из своих членов, который должен был изложить словесно повод, по которому возникло дело, и все следственные действия, обращая внимание на соблюдение установленных форм и обрядов, а протоколы, имеющие существенное в деле значение, прочитывал в подлиннике. Обвинительная камера при этом согласно ст. 534 Устава должна была определить, произведено ли следствие достаточно полно и без нарушения существенных форм и обрядов судопроизводства.После этого, прокурор палаты читал заключение окружного прокурора и излагал свой взгляд на дело, предлагая при этом собственный окончательный вывод. Так, в случае отсутствия вышеуказанных нарушений постановлялось окончательное определение о предании суду, в противном случае дело обращалось к доследованию¹⁶⁸. Ни обвиняемый, ни другие участвующие в деле лица к производству Обвинительной камеры не приглашались, и все оно основывалось исключительно на письменных материалах предварительного следствия. По делам же, производящимся в порядке частного обвинения, в заседании Обвинительной камеры не присутствовал даже прокурор, и палата непосредственно вслед за докладом постановляла свое определение.

Затем Обвинительная камера приступала к обсуждению дела порядком, установленным для постановления судебных решений, а прокурор судебной палаты удалялся и при обсуждении дела не присутствовал. При обсуждении дела разрешались следующие вопросы:

1) подлежит ли дело ведению прокурорской власти;

2) достаточно ли полно предварительное следствие;

3) следует ли предать обвиняемого суду¹⁶⁹.

Обвинительная камера самостоятельно решала вопрос о подсудности дела, причем окружный суд обязан был подчиниться данному определению подсудности. В случае признания предварительного следствия неполным, камера могла обратить дело к доследованию. Если ею были замечены в предварительном следствии нарушения существенных форм и обрядов судопроизводства, то она имела право или требовать от следователя исправления того, что им учинено незаконно, или вовсе устранить из производства, если это возможно, все незаконно учиненное, чтобы последнее не перешло на судебное следствие.

После обсуждения дела Обвинительная камера постановляла определение о предании суду или прекращении преследования. Определение Обвинительной камеры о предании суду было окончательным, в том смысле, что оно не подлежало отдельному от приговора обжалованию. Камера могла изменить предложенный ей на рассмотрение обвинительный акт и заменить его своим определением. Последнее должно было быть составлено так, чтобы оно вполне заменяло собою обвинительный акт. Данные изменения могли быть как к выгоде обвинения, так и к выгоде защиты. В своем определении о предании суду камера могла указать тех свидетелей и экспертов, которые, по ее мнению, должны были быть призваны в суд. Подобное указание не стесняло, права сторон на последующее указание новых свидетелей.

Обвинительная камера в своих решениях была ограничена теми лицами, которые были привлечены к ответственности. Если устанавливалось, что имелись другие лица, навлекающие на себя подозрение, то, не постановляя о них определения о предании суду, предписывалось произвести относительно их предварительное следствие. Следовательно, Обвинительная камера выступала и как орган возбуждения судебного преследования.

Для того чтобы обвиняемый был предан суду нужно было основательное подозрение или сильная вероятность, что преступление совершено данным лицом. При существовании улик, недостаточных для обвинения, но достаточно сильных для серьезного подозрения, можно было предать суду. Однако существовали различные толкования и разногласия норм права, так в одном из решений Сенат говорил: «для предания суду достаточно только вероятности вины, т.е. достаточного фактов, заставляющих предполагать виновность»¹⁷⁰. Процессуалисты того времени также пытались дать свое видение критериев предания суду. Так, М.В. Духовский попытался выделить критерии «основательного подозрения»: «При одинаковом отношении к доказательствам суд и Обвинительная камера должны были считать доказательством лишь то, что может быть сочтено за таковое, т.е. должны основывать свое суждение лишь на том, что имеет характер, признаки, условия уголовного доказательства; на фактах наличных, а не ожидаемых; на том, что обнаружено предварительным следствием, а не на том, что может обнаружиться на судебном следствии¹⁷¹».

Порядок обжалования решений судебной камеры, опять же вопреки французской системе, не был заимствован, т.е. постановления обжалованию не подлежали. Однако данное право оставлено было за Министром юстиции который мог обжаловать постановление Обвинительной камеры в порядке надзора.

Подводя итог вышесказанному можно говорить о том, что судебный контроль за деятельностью органов расследования в дореволюционной России имел место. Выявление нарушений закона происходило путем рассмотрения уголовного дела Судебной палатой, которая для устранения ошибок расследования могла направить дело на доследование либо самостоятельно изменяла обвинительный акт. По наблюдению процессуалистов того времени палатой изменялись 16-20% обвинительных актов¹⁷². По мнению дореволюционных процессуалистов, решение вопроса о предании суду именно коллегиальным органом служило дополнительным стимулом для следователя внимательнее относиться к своим обязанностям¹⁷³. Но самым положительным опытом, к которому, по мнению ряда процессуалистов, необходимо вернуться - это самостоятельный судебный орган по приданию суду и проверке качества следствия. В силу того, что процедура предания суду осуществлялась вышестоящим органом, суд, рассматривавший дело по существу, не вникал в содержание доказательств, что благотворно влияло на обеспечение его беспристрастности и независимости. После процедуры предания суду дело поступало в распорядительное заседание суда, но здесь уже суд не входил в обсуждение вопросов, о том насколько полно предварительное следствие и обвинительный акт. Хотя и здесь суд мог выявлять и устранять ошибки следствия посредством рассмотрения и разрешения ходатайств и жалоб в распорядительном заседании.

В последующем, с приходом к власти большевиков, и установлением диктатуры пролетариата, произошли коренные изменения в судебной системе. В частности Декрет о суде от 22 ноября 1917г.¹⁷⁴ упразднил доныне существующие общие судебные установления, как-то: окружные суды, Судебные палаты и Правительствующий сенат со всеми департаментами; был упразднен также институт судебных следователей, прокурорского надзора, а равно институт присяжной и частной адвокатуры. Были созданы совершенно иные судебные органы, которые в течение последующего времени существования советского государства претерпевали множество изменений.

Принятие первых процессуальных кодексов показало, что предание суду наряду с кассационной и надзорной являлось проверочной инстанцией качества расследования, но изменился субъект, осуществляющий эту процедуру, им стал суд, рассматривающий в дальнейшем дело по существу. В связи с этим встал вопрос о предмете и пределах судебного контроля. Характерно, что УПК РСФСР 1922г. и сменивший его УПК РСФСР 1923г. ограничивали пределы судебного контроля возможностью проверить лишь форму обвинительного заключения, так как суду категорически запрещалось знакомиться на этой стадии со всеми материалами дела. Но в таком виде стадия предания суду просуществовала недолго – уже в 1924 году в УПК РСФСР были внесены изменения¹⁷⁵, в результате чего суд получил право оценивать все материалы дела, в том числе достаточность оснований для предания обвиняемого суду. В середине двадцатого столетия отдельными авторами высказывалось предложение отказаться от судебной проверки законности и обоснованности привлечения граждан к уголовной ответственности и передать функцию предания суду органам прокуратуры¹⁷⁶. Наиболее последовательным сторонником передачи прокурору решения вопроса о предании обвиняемого суду был М.Л. Шифман, который отстаивал обвинительную систему предания суду. Как указывал ученый, при обвинительной системе предания обвиняемого суду судья, получив уголовное дело с обвинительным заключением, утвержденным прокурором, не должен был знакомиться с материалами уголовного дела до начала судебного разбирательства по существу, а должен был только проверить, нет ли формальных нарушений закона (истечение срока давности привлечения к уголовной ответственности, издание акта амнистии и т.п.). Сторонники обвинительной системы предания суду, не отрицая положительных сторон судебного контроля над актом предания суду, указывали на то, что судья, принимая решение о предании обвиняемого суду, психологически в какой-то мере оказывается связанным своим решением о предании суду. Однако большинство процессуалистов не считали негативным тот факт, что предание суду осуществляется судом¹⁷⁷. В литературе неоднократно подчеркивалось, что тщательная проверка в стадии предания суду качества предварительного расследования ни в коем случае не должна приводить к предрешению вопроса о виновности обвиняемого¹⁷⁸. В целом, характеризуя процедуру предания суду, М.А. Чельцов говорил, что политическое значение, предаваемое процедуре предания суду состояло в том, что она являлась гарантией для граждан от неосновательного стеснения прав, связанного с самим фактом пребывания на скамье подсудимых и публичным разбирательством уголовного дела¹⁷⁹. Как отмечал В.З. Лукашевич, в теории советского уголовного процесса значение стадии предания суду определялось тем, что она, во-первых, способствовала дальнейшему улучшению качества работы органов дознания и предварительного следствия, своевременно и быстро обнаруживая недостатки и пробелы и принимала меры к их устранению; во-вторых, была призвана обеспечить высокое качество судебного разбирательства, так как она не допускала к судебному разбирательству уголовные дела, которые недостаточно полно, всесторонне и объективно были расследованы, обеспечивала принятие мер по подготовке уголовного дела к рассмотрению по существу в судебном заседании; в-третьих, являлась важной гарантией прав обвиняемого, ограждая невиновных от неосновательного привлечения к судебной ответственности и обеспечивала обоснованное и законное предание суду лиц, виновность или невиновность которых будет окончательно установлена судов в судебном разбирательстве по существу¹⁸⁰.

Действительно, начиная с 1924 года¹⁸¹проверка качества расследования на данной стадии была очень тщательной, законодатель ставил перед правоприменительными органами задачу обнаружить и добиться стопроцентного исправления ошибок следствия. Чем же были предопределены такие обширные контрольные полномочия суда на этой стадии? Начнем с того, что в тот сложный исторический период репрессий государству необходим был мощный следственный аппарат, вследствие чего статус следователя резко возрастает, а судебная власть постепенно подчиняется следственной власти. Кроме того, как отмечает Р.Д. Рахунов, в качестве наследия процессуальных законов первых лет советской власти на суд была возложена работа большой государственной важности по борьбе с преступностью¹⁸². Задачи, стоящие перед судопроизводством по Кодексу 1960 года, не изменили положение суда, помимо деятельности по осуществлению правосудия, которая тоже в своем роде является правоохранительной деятельностью, он выполнял ряд других правоохранительных функций. Кодекс РСФСР не мог опередить свое время, он оставался типичным законом советской формации, где на переднем плане стояли интересы государства. Внесение в судебное заседание уголовного дела, по которому не собраны необходимые доказательства, прямо противоречило принципу публичности уголовного процесса.

Норма ст. 2 УПК РСФСР отдавала приоритет репрессивной задаче над охранительной. Принципиальное различие между охранительным и репрессивным судопроизводством состоит в их ориентации на различные системы ценностей. Если для охранительного типа главенствующим является стремление избежать риска осуждения невиновного и ущемления прав человека, то репрессивный тип судопроизводства нацелен, прежде всего, на то, что бы исключить оправдание виновного¹⁸³. Из общих задач уголовного процесса отечественные процессуалисты выводили характерную только для данной стадии задачу: проверка полноты, всесторонности и объективности проведенного предварительного расследования, правильности и обоснованности привлечения обвиняемого к уголовной ответственности¹⁸⁴. Непосредственная задача стадии предания суду определяла специфические способы и средства ее осуществления.

Здесь суд осуществлял проверку уголовных дел с точки зрения достаточности собранных доказательств, мог проверить их относимость и допустимость, что являлось способом выявления нарушений закона. После этого он принимал одно из решений, обозначенных в ст. 221 УПК РСФСР. Так, суд был вправе вернуть дело на доследование, прекратить дело, при назначении судебного заседания – исключить из обвинительного заключения отдельные пункты обвинения или применить закон о менее тяжком преступлении. В соответствии со ст. 223 УПК РСФСР суд разрешал ряд ходатайств. Все эти полномочия суда предоставлены были ему законом для успешного решения поставленной перед ним целью. И суд справлялся со своей задачей, становясь барьером для попадания в суд некачественно расследованных дел. К вопросу о том, что суд, вовлекаемый на этой стадии в оценку трех свойств доказательств, теряет свою независимость и беспристрастность в последующем при разбирательстве дела по существу, процессуалисты обратились только после принятия Конституции РФ¹⁸⁵.

Сегодня смело можно утверждать о том, что созданное законом требование проверки достаточности доказательств судом с точки зрения психологической установки на будущее сомнительно. Ведь что значит оценить достаточность доказательств? Для этого необходимо установить наличие такой совокупности доказательств, которая при подтверждении ее при разбирательстве дела по существу обусловит достоверный вывод о виновности обвиняемого. Очень трудно установить наличие совокупности доказательств, не проводя хотя бы поверхностно оценку каждого доказательства, тем более, когда в распоряжение суда предоставлены все материалы дела. Конечно, достаточность доказательств применительно к разным стадиям и даже этапам должна оцениваться в зависимости от того, какие требования к установлению тех или иных обстоятельств выдвигает закон. Решение же о назначении дела к судебному заседанию должно приниматься тогда, когда собранные доказательства дают основание полагать о возможной виновности лица в совершении преступления. Но в силу того, что по ранее действующему законодательству суд, наряду с правоохранительными органами, являлся органом борьбы с преступностью, на данном этапе у него складывалась известная предубежденность по делу. Безобидная формулировка «установление достаточности материалов для проведения судебного разбирательства» на практике превращалась в фактическое предрешение дела. Это превращало стадию судебного разбирательства в формальную процедуру, где посредством непосредственного восприятия доказательств должны были подтвердиться обстоятельства дела. Кроме того, введение требования о проверке достаточности доказательств судом делало суд помощником органов государственного обвинения, так как если суд устанавливал, что доказательств недостаточно, он становился активным участником восполнения этого пробела следствия посредством направления дела на доследование по собственной инициативе.

Вернемся к полномочиям суда по устранению ошибок следствия. Так, суд при назначении судебного заседания согласно ст. 223.1 УПК РСФСР был вправе самостоятельно исключить из обвинительного заключения отдельные пункты обвинения или применить закон о менее тяжком преступлении, однако с тем, чтобы новое обвинение по своим фактическим обстоятельствам не отличалось существенно от обвинения, содержащегося в обвинительном заключении. Подобное правомочие суда справедливо критиковалось в ряде научных работ¹⁸⁶. Решение вопроса изменения обвинения по инициативе суда на этой стадии не согласовывалось с положением суда как органа осуществляющего разрешение дела по существу, вследствие закрепления состязательных начал построения судопроизводства в Конституции РФ. Судья при назначении судебного разбирательства не должен признавать доказанными какие-либо факты, ни в том виде, как они описаны органами предварительного расследования, ни с определенными уточнениями, ибо это опять же отражается на его объективности в будущем судебном разбирательстве. В этой стадии судья не имеет задачей подтвердить сформулированное по делу обвинение, или тем более, разрешить его по существу. Кроме всего прочего судебная практика по Красноярскому краю свидетельствует, что судьи пользовались правом изменить обвинение крайне редко. Выборочное изучение 200 уголовных дел, рассмотренных в 1999 году, выявило всего два случая, когда суд исключил отдельный эпизод из обвинения на стадии подготовки дела к судебному заседанию. Не думаем, что это означает формальный подход судьи к материалам дела, так как удельный вес дел, возвращенных на дополнительное расследование, был достаточно высок¹⁸⁷.

Обобщая все вышесказанное можно сказать, что ранее действующее законодательство содержало мощнейший механизм контроля за качеством следствия со стороны суда. Суд был полноправным «хозяином» этой стадии, в отличие от сторон, что во многом было предопределено специфическими особенностями российского типа уголовного процесса. Но подобное положение суда не укладывалось в рамки реформируемого отечественного уголовного судопроизводства на началах состязательности, с четким разделением функций. Перед реформаторами встала дилемма: либо оставить стадию полноценной по исправлению ошибок следствия, что резко умалит содержание судебной стадии, либо урезать контрольные полномочия суда до возможности проверки только законности отдельных процессуальных действий и решений, тем самым, сохранив его объективность и беспристрастность для последующего судебного разбирательства.

Исправление судом следственных ошибок по УПК РФ

Реформирование российского уголовного процесса пошло по второму пути - исключения ряда контрольных полномочий за деятельностью органов расследования. Это отразилось как на роли суда в процессе исправления следственных ошибок – он стал менее активен, так и на сужении пределов судебного контроля. Существенные изменения стадии подготовки к судебному заседанию, обусловленные попыткой исключения возможности создания у суда предварительного убеждения в вопросе о виновности обвиняемого, привели к тому, что суд на данном этапе задействован в процессе исправления формальных ошибок, но никак не нарушений по существу дела.

Исправление следственных ошибок на данной стадии происходит в большей части в рамках процедуры предварительного слушания.

Основания предварительного слушания сформулированы в ст. 229 УПК РФ с одноименным названием. Однако из контекста ст. 234 УПК РФ, которая описывает общую процедуру предварительного слушания, вытекает, что в рамках ее могут быть рассмотрены следующие виды ходатайств:

1. ходатайства стороны защиты о вызове свидетеля для установления алиби подсудимого (ч.6 ст. 234 УПК РФ)¹⁸⁸;

2. ходатайства стороны защиты об истребовании дополнительных доказательств или предметов (ч.7 ст. 234 УПК РФ);

3. ходатайства сторон о допросе в качестве свидетелей лиц, которым что-либо известно об обстоятельствах производства следственных действий или изъятия и приобщения к уголовному делу документов.

Означает ли это, что заявление стороной одного из перечисленных видов ходатайств является самостоятельными основаниями для производства предварительного слушания? Полагаем, что нет. В данном случае имеет место редакционное несовершенство нормы ст. 234 УПК РФ. Первые два вида ходатайств могут быть разрешены судом без производства предварительного слушания в рамках единоличного рассмотрения судом вопросов по поступившему в суд уголовному делу. Так, п. 4 ст. 228 УПК РФ прямо указывает на то, что суд разрешает поступившие ходатайства и жалобы. Что касается третьего вида ходатайств, то вряд ли его можно рассматривать в качестве самостоятельного основания для производства предварительного слушания ввиду того, что требование в нем сформулированное напрямую связано с решением вопроса о допустимости того или иного доказательства. Обосновывая ходатайство о признании того или иного доказательства недопустимым сторона может ссылаться на показания свидетелей, которые могут быть вызваны для допроса судом, на что прямо указано в ч. 3 ст. 235 УПК РФ.

Таким образом, несмотря на то, что обозначенные виды ходатайств указаны в ст. 234 «Порядок проведения предварительного слушания» УПК РФ, самостоятельными основаниями для производства предварительного слушания они не являются. Первые два – разрешаются в рамках общей процедуры подготовки дела к судебному разбирательству, третий вид ходатайств может быть заявлен при производстве предварительного слушания по вопросу исключения доказательства за недопустимостью. Хотя нельзя не признать, что заявление подобного рода ходатайств и их удовлетворение судом может устранять ошибки следствия. Это происходит в том случае, если подобное ходатайство заявлялось в рамках предварительного следствия, но было немотивированно отклонено следователем (дознавателем).

Теперь обратимся непосредственно к тем основаниям производства предварительного слушания, которые напрямую связаны с устранением недостатков следствия.

Одним из правомочий суда в ходе предварительного слушания является разрешение вопроса о допустимости доказательств. Следует признать, что в отечественной юриспруденции этот процессуальный институт недостаточно детально урегулирован, как в науке других современных государств¹⁸⁹. Парадоксально, что в странах англо-саксонской системы права с их многовековыми традициями состязательности правила о допустимости составляют фундаментальную основу процессуальной деятельности. В нашей стране институт допустимости доказательств играет еще более существенную роль. Во-первых, при смешанном типе российского уголовного судопроизводства, где монополия на предварительное расследование закреплена за органами следствия, установление правил о допустимости доказательств служит цели устранения возможных препятствий в достижении объективной истины, так как деятельность этих органов облечена в процессуальную форму и имеет значение для дальнейшего рассмотрения дела. Во-вторых, несмотря на закрепление состязательных начал, на досудебном производстве единственным субъектом собирания доказательств по-прежнему остались следственные органы. В таких условиях, когда защитник не обеспечен механизмом собирания доказательств, основной его тактикой является возможность поставить под сомнение, оспаривать доказательства, собранные стороной обвинения. В-третьих, после избрания курса на реформирование отечественного уголовного процесса процессуальная форма приобрела еще одну цель - защитить права и свободы граждан, вовлекаемых в орбиту уголовного судопроизводства. Именно поэтому необходима четкая законодательная регламентация процессуального института исключения недопустимых доказательств, с учетом всего позитивного опыта, выработанного отечественной процессуальной теорией, а возможно и с учетом опыта зарубежных стран.

Позиция законодателя по вопросу о том, вправе ли суд самостоятельно выступить с инициативой об исключении недопустимого доказательства, неконкретна. Часть 4 ст. 88 УПК РФ закрепляет за судом право признать доказательство недопустимым по собственной инициативе. Другая норма, а именно п.1 ч. 2 ст. 229 УПК РФ прямо указывает, что для рассмотрения вопроса о недопустимости доказательства в предварительном слушании необходимо наличие ходатайства стороны. Эмпирическим путем нам не удалось выявить уголовных дел, по которым предварительное слушание по этому вопросу проводилось бы по инициативе суда. Опрос судей показал, что большинство из них склонны руководствоваться положениями ст. 229 УПК РФ, из которых следует, что суд ограничен в праве по собственной инициативе ставить вопрос о проведении предварительного слушания для проверки допустимости доказательств. Свою позицию они обосновывают тем, что судья на этой стадии не исследует скрупулезно каждое доказательство с точки зрения формы, и поэтому просто может не заметить того или иного нарушения¹⁹⁰. Хотя присутствовала среди судей и прямо противоположная точка зрения¹⁹¹. Думается, что запрещать суду ставить вопрос о допустимости доказательства по собственной инициативе не по следующим причинам. Во-первых, в случае проверки допустимости доказательства речь идет о возможности проверить процессуальную форму доказательства, в содержание доказательственной информации суд не вникает, а, следовательно, не пострадает его объективность на будущее. Во-вторых, постановка вопроса о допустимости доказательства по инициативе суда вполне отвечает задаче уголовного судопроизводства, сформулированной в п. 2 ч. 1 ст. 6 УПК РФ. Данная норма УПК РФ одной из приоритетных называет задачу защиты личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод. Законодатель сделал выбор между установлением истины любой ценой и сознательной готовностью снизить вероятность ее достижения, чтобы уменьшить риск осуждения невиновного, в пользу последней. Своевременно по этому поводу высказанное в семидесятые годы прошлого столетия суждение В.И. Каминской: «С точки зрения интересов общества, гораздо важнее обеспечить прочную правовую защиту всем честным гражданам от необоснованного привлечения их к ответственности и осуждению, от необоснованного применения к ним мер процессуального принуждения. Для достижения этой цели, являющейся неотъемлемым элементом демократии, можно, по нашему мнению, мириться с возможностью единичных случаев, когда преступник уйдет от заслуженного наказания»¹⁹². В-третьих, стадия подготовки к судебному заседанию не перестала быть барьером для попадания в суд некачественно расследованных дел, пусть даже суд и лишен возможности по максимуму проверить это качество.

Процедура признания доказательства недопустимым описана законодателем в ст. 235 УПК РФ. В ней нашли отражение вопросы о содержании ходатайства, порядке исследования недопустимости доказательства, в том числе о бремени доказывания этого факта, о юридических последствиях признания доказательства недопустимым. Однако, на наш взгляд, некоторые процедурные моменты прописаны неполно.

Так, ч. 2 ст. 235 УПК РФ гласит, что ходатайство должно содержать указание на «основания для исключения доказательства, предусмотренные настоящим Кодексом и обстоятельства, обосновывающие ходатайство». Формулировка, на наш взгляд, не совсем корректна ввиду того, что закон не содержит отдельной статьи, указывающей на такие основания, да и из анализа норм УПК РФ эти основания не выводятся. Думается, в определении оснований признания доказательств недопустимыми сторонам следует руководствоваться Постановлением Пленума Верховного Суда РФ¹⁹³, в котором разъяснено, что доказательства должны признаваться недопустимыми, если они получены из ненадлежащего источника, а также если при их собирании и закреплении были нарушены гарантированные Конституцией Российской Федерации права человека и гражданина или установленный уголовно-процессуальным законодательством порядок их собирания и закрепления, а также, если собирание и закрепление доказательств осуществлено ненадлежащим лицом или органом либо в результате действий, не предусмотренных процессуальными нормами. Обозначенный нами вопрос имеет важное практическое значение ввиду того, что к данному виду ходатайств законодатель предъявляет требование его обоснованности. Формально отсутствие ссылки на основания и обстоятельства, обосновывающие ходатайство, может повлечь отказ в его удовлетворении. Изучение материалов предварительного слушания по вопросу исключения доказательства показало, что в ходатайствах защиты эти основания нередко не формулируются¹⁹⁴, хотя обстоятельства, обосновывающие ходатайство, излагаются относительно подробно. По нашему мнению, для того чтобы норма п. 2 ч. 2 ст. 235 УПК РФ имела под собой реальное содержание, необходимо в ч. 2 ст. 75 УПК РФ изложить основания для исключения доказательств, так, как они даны в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ, а уже в части третьей данной статьи закрепить отдельные виды нарушений, влекущие признание доказательства недопустимым.

В ч. 1 ст. 234 УПК РФ сказано, что предварительное слушание проводится судьей единолично в закрытом судебном заседании с участием сторон, с соблюдением требований глав 33, 35 и 36 настоящего Кодекса. Это позволяет говорить о том, что исследование вопросов, связанных с установлением недопустимости того или иного доказательства, начинается с обоснования ходатайства лицом, его заявившим. Затем выслушиваются мнения сторон. В законе сказано, что бремя опровержения доводов, представленных стороной защиты, лежит на прокуроре. На наш взгляд, предмет доказывания стороной обвинения в данном случае может быть дифференцирован. В ряде случаев прокурору необходимо доказать, что нарушение, на которое указывает сторона защиты, не имело места. Если же нарушение процессуальной формы все же присутствует, то прокурору необходимо определиться, к какому виду это нарушение относиться и может ли оно быть устранимо теми средствами, которые предоставлены сторонам законом. Средствами доказывания могут выступить прописанные в законе: предоставление документов, ходатайства об истребовании и приобщении к делу документов, а также ходатайства о допросе свидетелей, которым что-либо известно об обстоятельствах производства следственного действия. Возможность подтверждения своей позиции путем предоставления документов прямо предусмотрена в ч. 3 ст. 235 УПК РФ. Право заявить ходатайство о допросе свидетеля вытекает из систематического толкования п. 1 ст. 234 и п. 4 ст. 271 УПК РФ. К примеру, в протоколе осмотра места происшествия отсутствует подпись понятого. Гипотетически данное нарушение процессуального закона, связанное с оформлением доказательства, может сказаться на его достоверности. Путем допроса понятого в качестве свидетеля можно подтвердить, что он присутствовал при проведении следственного действия. Если велась видеосъемка этого следственного действия, то ее материалы могут вступить в качестве доказательства, подтверждающего наличие двух понятых при осмотре.

Что касается роли суда в разрешении вопроса о допустимости доказательства, то, решая вопрос о том, предусмотрен ли уголовно-процессуальным законом источник получения сведений о фактах, соблюдены ли правила их обнаружения и закрепления, он не вправе оценивать, как процессуальные нарушения отразились на достоверности сведений¹⁹⁵. Полагаем, сейчас суд должен исходить из презумпции о том что, нарушение формы отрицательно могло сказаться на достоверности доказательства, что оно могло способствовать привнесению искажающих элементов в содержание доказательства. При исследовании доказательства, подлежащего исключению по мнению сторон или самого суда, а так же других материалов дела суд не должен касаться вопроса о достоверности доказательств, предрешая тем самым вопросы факта.

Статья 234 УПК РФ устанавливает, что при заявлении стороной ходатайства об исключении доказательства и отсутствии возражений у другой стороны судья удовлетворяет заявленное ходатайство. По мнению Д. Лопаткина, эта норма низводит суд до некого молчаливого посредника, который лишен права дать оценку допустимости доказательства с позиции уголовно-процессуального закона.¹⁹⁶ Полагаем, что с такой точкой зрения трудно согласиться. Подход законодателя об обязанности суда удовлетворить заявленное ходатайство стороны, по нашему мнению, вполне в духе общей концепции уголовно-процессуального кодекса РФ о расширении диспозитивности. И если стороны обоюдно приходят к выводу о необходимости исключения доказательство, суд должен лишь создать условия для реализации их прав.

Таким образом, если сторона обвинения не смогла с помощью средств, предоставленных ей ч. 3 ст. 235 УПК РФ, восполнить нарушения формы доказательства, доказательство признается недопустимым. При этом в протоколе судебного заседания фиксируется, какое конкретно доказательство признано недопустимым. В постановление о назначении судебного заседания судья включает решение об исключении из разбирательства дела в суде доказательств, полученных с нарушением закона. Если же стороне удалось предоставленными ей средствами устранить нарушение формы доказательства, то нарушение должно признаваться не имевшим места.

Статистика свидетельствует, что за 2002г. с момента введения в действие нового УПК РФ в Октябрьском суде Томской области рассмотрено двести уголовных дел. По семи из них назначено проведение предварительного слушания. Четыре предварительных слушания касались проверки допустимости доказательств. Одно ходатайство об исключении доказательств удовлетворено, три отклонены. Такие данные могут свидетельствовать о том, что на настоящем этапе идет привыкание сторон и суда к новому порядку исключения недопустимых доказательств. Однако этим неактивное использование прав сторонами и судом объясняется лишь частично. Еще одна причина, на наш взгляд, лежит в плоскости юридических последствий признания доказательства недопустимым на данном этапе. Как указано в ч.7 ст. 235 УПК РФ при рассмотрении уголовного дела по существу суд по ходатайству стороны вправе повторно рассмотреть вопрос о признании исключенного доказательства допустимым.

С одной стороны, значение проверки судом доказательств с точки зрения допустимости трудно переоценить. Посредством проведения предварительного слушания о признании доказательства недопустимыми исправляются нарушения уголовно-процессуального законодательства, допущенные органами расследования, восстанавливаются нарушенные права. Часть 5 ст. 235 УПК РФ содержит правило о том, что недопустимое доказательство теряет юридическую силу и не может быть положено в основу судебного решения, не может исследоваться в ходе судебного разбирательства. Очень серьезное последствие на первый взгляд. Однако уже часть 7 рассматриваемой статьи позволяет стороне повторно ставить вопрос о признании исключенного доказательства допустимым в рамках рассмотрения дела по существу. Возникает вопрос, зачем стороне тратить усилия в рамках подготовительной процедуры, если вопрос о допустимости может быть решен в судебном заседании. Причем решен этот вопрос в конечном итоге будет окончательно, с учетом того что: во-первых, в судебном заседании нет ограничений по исследованию свойств доказательств и наряду с допустимостью может исследоваться достоверность доказательства; во-вторых, в конечном итоге вопрос о допустимости доказательства будет решен, ибо приговор суда должен быть основан только на допустимых доказательствах.

Таким образом, положения закона, дающие право стороне возвращаться к вопросу о допустимости исключенного доказательства препятствуют активности сторон в этом вопросе на подготовительной стадии. Но запретить повторно ставить вопрос о допустимость исключенного доказательства не панацея, ибо даже в рамках разбирательства дела такая возможность не исключается. Думается, подходить к этому вопросу стороне защиты необходимо с той позиции, что понимать исключительный характер нормы ч. 7 ст. 235 УПК РФ. Дело в том, что УПК РФ, как основной источник уголовно-процессуального права не может оставлять не урегулированные участки правоотношений, он должен охватить своей регламентацией все возможные ситуации. Именно такую смысловую нагрузку несет ч.7 ст. 235 УПК РФ и противопоставлять ее ч. 5 той же статьи не имеет смысла.

Еще одно полномочие суда, способное устранить нарушения формы доказательственного материала, это возвращение дела прокурору. Это право закреплено статьей 237 УПК РФ, в которой говорится о том, что судья по собственной инициативе либо по ходатайству сторон на предварительном слушании вправе принять решение о возвращении уголовного дела прокурору при наличии ряда оснований. В связи с введением этого института в нормы УПК РФ встал вопрос о соотношении его с институтом дополнительного расследования. Большинство процессуалистов, анализируя нормы нового УПК РФ сразу после вступления его в силу, не связывали право суда вернуть дело прокурору с доследованием¹⁹⁷. Говорили о том, что все основания возвращения дела прокурору предполагают исправление ошибок в процессуальной процедуре, но не восполнение доказательственной базы. Хотя были и другие точки зрения. На самом высоком уровне, а именно первым заместителем Генерального прокурора Ю. Бирюковым было озвучено, что при возвращении дела прокурору по п.1 ч.1 ст. 237 УПК РФ последний направляет дело на дополнительное расследование. Причем высшее должностное лицо упомянуло, что такая практика имеет место во всех субъектах Российской Федерации¹⁹⁸. Опрос правоприменителей на местах также показал, что около 30% опрошенных судей федеральных судов г.Красноярска высказали мнение о допустимости дополнительного расследования, так как из ст. 237 УПК РФ не ясно содержание обязанности прокурора обеспечить устранение допущенных нарушений, кроме того, в законе не указаны последствия нарушения прокурором 5-ти суточного срока. Полагаем, с такой практикой, в обход действующего законодательства мириться нельзя. Законодателю необходимо осознать, что институт дополнительного расследования в его «чистой» (очищенной от розыскных начал в деятельности суда) действенен и полезен. Он вполне укладывается в существующую концепцию российского уголовного процесса, являясь его спецификой. Деятельность следователя по производству дополнительных следственных действий в течение многих лет признавалась существенной гарантией обеспечения полноты расследования, устранения пробелов и ошибок уголовно-процессуальной деятельности, предпосылкой надлежащего судебного рассмотрения и разрешения уголовных дел¹⁹⁹. Анализ практики применения ст. 232 УПК РСФСР позволяет говорить о том, что посредством проведения дополнительного расследования исправлялись все известные ошибки следователя: односторонность, неполнота и необъективность расследования, нарушения уголовно-процессуального законодательства, неправильное применение уголовного закона.

С течением времени и укоренением состязательных начал отдельные положения законодательства относительно института дополнительного расследования подвергались изменению. Так, в развитие очищения суда от розыскных начал Конституционный Суд Российской Федерации вынес постановление, которым запретил суду направлять дело на доследование по собственной инициативе в связи с неполнотой проведенного предварительного расследования, а также при наличии оснований для предъявления другого обвинения либо для изменения обвинения на более тяжкое или существенно отличающееся по фактическим обстоятельствам дела от обвинения, содержащегося в обвинительном заключении²⁰⁰. Тем самым Конституционный Суд РФ установил, что направление дел на доследование по тем основаниям, которые могут сформировать предубеждение судьи, возможно только по ходатайству сторон, чем некоторым образом сглаживался обвинительный уклон суда. Но ни одним из этих решений Конституционный Суд РФ не признал рассматриваемый процессуальный институт в целом не соответствующим Конституции РФ.

Однако в силу известных и уже обозначенных причин в советском законодательстве суть этого института была искажена. В процессуальной литературе неоднократно отмечалось, что самое негативное значение этого института состоит в том, что суд втягивается в осуществление функции обвинения²⁰¹. Это проявлялось в том, что на суд возлагалась обязанность оценить, восполнимы или нет пробелы следствия, и в первом случае самому исправить ошибку. Отсюда сразу несколько негативных тенденций: во-первых, такая оценка заставляет суд волей неволей вникать в содержание доказательств, формируя у него определенные убеждения по делу. Во-вторых, суд, направляя дело на доследование, или тем более самостоятельно восполняя неполноту, втягивался в осуществление несвойственной ему функции. Это не могло не исказить положение суда как независимого и беспристрастного органа при разбирательстве дела по существу. Кроме того, вспомним решение Пленума Верховного Суда РФ²⁰²которое предписывало суду при заявлении ходатайства сторон о направлении дела на доследование, оценить восполнимость неполноты расследования. В случае положительного ответа на данный вопрос суду предлагалось поработать за следователя над восполнением доказательственной базы. Так, после позитивного решения Конституционного Суда РФ Верховный Суд РФ принял решение, идущее в разрез с основными положениями Концепции судебной реформы об укреплении принципа состязательности как разделения основных функций в уголовном судопроизводстве.

После принятия УПК РФ многие процессуалисты с одобрением восприняли исключение из него норм о доследовании.²⁰³В защиту своей позиции они апеллируют к следующим доводам: 1) ни одно зарубежное законодательство не знает аналога институту доследования; 2) институт дополнительного расследования выступает способом уклонения от рассмотрения уголовных дел; 3) возвращая дела, суд прикрывает недостатки следствия, позволяя следователю самому прекратить дело, не имеющее судебной перспективы; 4) институт дополнительного расследования противоречит принципу состязательности. Вряд ли с этими утверждениями можно согласиться. Попытаемся это аргументировать.

1. Действительно, институт дополнительного расследования специфический институт российского законодательства, не знающий аналогов. Но это совсем не означает, что он не имеет права на существование. Как уже выше было отмечено, этот институт имеет богатую историю в российском законодательстве, он полезен, он вписывается в конструкцию действующего законодательства. Именно это причины восстановления института дополнительного расследования. Но сказанное отнюдь не исключает необходимости серьезной проработки норм законодательства о дополнительном расследовании. Законодательство зарубежных стран не предусматривает институтов, схожих с рассматриваемым, в силу того, что в законодательстве разных стран содержатся различные правовые институты и нормы, позволяющие достаточно оперативно и эффективно устранять следственные ошибки и препятствия для полного и объективного судебного разбирательства. В некоторых странах уголовное преследование не оканчивается вынесением обвинительного заключения, а продолжается вплоть до вынесения судом окончательного решения по уголовному делу. Широко применяется институт пересмотра вступивших в законную силу судебных решений в связи с вновь открывшимися обстоятельствами. Тем самым компенсируется отсутствие института дополнительного расследования.

2. Надежной правовой гарантией против уклонения суда от рассмотрения дела является возможность обжалования решения о возвращении дела на дополнительное расследование в апелляционном и кассационном порядке. Практика возвращения дел на дополнительное расследование за 2001-2002г. достаточно стабильна - 14,6 и 13,3 % дел²⁰⁴.

3. Действительно, на протяжении ряда лет существовала практика необоснованного возвращения дел на дополнительное расследования, связанная с предоставлением возможности органам следствия прекратить дело, не имеющее судебное перспективы. Интересная статистика приведена в статье Т.Л. Оксюка, он говорит о том, что в период, предшествующий введению в действие УПК РФ, в рамках дополнительного расследования по различным основаниям, в том числе и нереабилитирующим основаниям прекращалось только каждое десятое уголовное дело. Остальные уголовные дела повторно направлялись в суд и по ним выносились обвинительные приговоры²⁰⁵. Кроме того, удельный вес прекращенных уголовных дел, направленных на дополнительное расследование, имел тенденцию к уменьшению в период 2002-2004г.²⁰⁶

4. В период действия УПК РСФСР состязательность не была закреплена в качестве принципа процесса и институт дополнительного расследования отражал свое время. Он был институтом, ориентированным на достижение целей уголовного судопроизводства. Выше уже было сказано о том, как менялся этот институт, постепенно очищаясь от розыскных начал. В таком «чистом» виде институт дополнительного расследования не противоречит принципу состязательности, так как суд исключен из субъектов, инициирующих доследование, активная роль принадлежит сторонам. Более того, с внедрением состязательности, российский уголовный процесс не стал состязательным, его тип не изменился. Установление материальной истины по прежнему приоритетная цель уголовного судопроизводства.

На сегодняшний день инициативной группой уже внесен пакет поправок к УПК РФ, одной из которых является предложение вернуться к институту дополнительного расследования в судебных стадиях. При этом важно, чтобы соответствующие процессуальные нормы были сформулированы с учетом положений ст. 15 УПК РФ, а также с учетом рассмотренных выше решений Конституционного Суда РФ.

Но остановимся на действующем институте возвращения дела прокурору. Он представляет собой весьма усеченную форму возвращения дела на предыдущую стадию для устранения препятствий к судебному рассмотрению. Несмотря на свой «молодой возраст» этот институт уже подвергся серьезным преобразованиям. Вначале были приняты поправки к ст. 237 УПК РФ, которыми законодатель расширил перечень оснований к возвращению дела и попытался урегулировать вопросы процедуры²⁰⁷. Спустя пол года Конституционный Суд РФ в своем решении существенно интерпретировал одно из оснований возвращения дела прокурору, другую норму института признал не соответствующей конституции и не подлежащей применению²⁰⁸.

Рассмотрим для начала основания возвращения дела прокурору.

С принятием УПК РФ первое основание возвращения дела прокурору рассматривалось правоприменительной практикой как нарушение требований к форме обвинительного заключения или акта, то есть требований ст. ст. 220, 225 УПК РФ. Однако Конституционный Суд РФ указал, что если на досудебных стадиях производства по уголовному делу имели место нарушения норм уголовно-процессуального закона, то ни обвинительный акт, ни обвинительное заключение не могут считаться составленными с требованием Кодекса. При этом согласно решению Конституционного Суда РФ, существенное нарушение норм УПК РФ при производстве предварительного расследования, во всяком случае, является основанием возвращения дела прокурору. Однако связывать возвращение дела прокурору по этому основанию с доследованием нельзя, ибо, как резюмировал высший орган конституционного правосудия, исправление нарушения не должно быть связано с восполнением неполноты проведенного расследования. Подобная конституционно-правовая трактовка п. 1 ч. 1 ст. 237 УПК РФ повлекла за собой признание ч. 4 ст. 237 УПК РФ неконституционной, которая в первоначальной редакции исключала возможность производства следственных и процессуальных действий. Тем самым Конституционный Суд РФ признал возможным производство следственных и процессуальных действий для устранения существенных нарушений уголовно-процессуального законодательства.

Таким образом, своим решением Конституционный Суд РФ попытался, не реанимируя институт доследования, дать возможность суду и сторонам устранять большее количество следственных ошибок на данном этапе. Вместе с тем представляется, что возможность, предоставленная Конституционным Судом РФ не больше, чем иллюзия. Начать нужно с того, что представляют собой «существенные нарушения» норм уголовно-процессуального законодательства. Прежде всего, и на это обратил внимание Конституционный Суд РФ, критерием существенности является невозможность вынесения судом приговора или иного решения. Однако для оценки существенности нарушения оценивать его последствия недостаточно, необходимо также анализировать содержание этого нарушения. Другими словами, существенность нарушения предопределена содержанием и предназначением нарушаемых норм уголовно-процессуального закона. Очевидно, что нарушение принципов уголовного судопроизводства, общих условий предварительного расследования может придать нарушению характер существенности. Теория и судебная практика в качестве существенных нарушений признают следующие:

• подмена форм расследования;

• производство расследования лицом, подлежащим отводу;

• не выполнение требований закона о предоставлении обвиняемому (подозреваемому), не владеющему языком судопроизводства, переводчика;

• не обеспечение права на защиту обвиняемого, особенно в случаях обязательного участия защитника и другие.

Анализируя вышеуказанные нарушения можно прийти к выводу, что для их устранения необходимо производство если и не всего расследования заново, то большого количества процессуальных и следственных действий. Но если процессуальные действия могут и не быть связанными с восполнением доказательственной базы, то следственные действия это основное средство собирания и проверки доказательств. Соответственно, производство следственных действий в рамках устранения существенных нарушений закона, всегда повлечет восполнение неполноты расследования.

Получается, что никакой новой конструкции Конституционному Суду создать не удалось, да и не имел он подобных правомочий, так как не создает нормы права. Возникает вопрос, зачем искать сложные пути? Если есть настоятельная необходимость в институте доследования, необходимо вносить соответствующие поправки в закон. При этом ст. 237 УПК РФ должна быть сохранена, как несущая иную смысловую нагрузку – устранение формальных нарушений, не связанных с необходимостью доследования.

Как показывает изучение практики, наибольшее количество нарушений, которые подразумевает п. 1 ч. 1 ст. 237 УПК РФ допускается при описании существа обвинения. Чаще всего в нарушение закона в обвинительном заключении не находят отражения все признаки объективной стороны преступления, хотя материалами дела все их можно подтвердить. К примеру, по одному из уголовных дел, рассмотренных федеральным судом Ленинского района г.Красноярска суд, возвратив дело прокурору, указал: «Действия обвиняемых не конкретизированы, не указано, каким способом они проникли в помещение, какое насилие и к кому применили, какое последствие повлекло примененное насилие для потерпевшей, что делал каждый из обвиняемых при совершении вменяемого им деяния»²⁰⁹. Кроме того, по данному делу в вину обвиняемым вменялся такой квалифицирующий признак как «причинение значительного ущерба гражданину», в то время как в обвинительном заключении обстоятельства о размере ущерба не нашли отражения. «В обвинительном заключении нет указания на такое доказательство, как заключение судебно-медицинской экспертизы о наличии повреждения, не вызывающего кратковременного расстройства здоровья», - указал суд. Все это позволило ему возвратить дело прокурору, обязав последнего в течение пяти суток устранить указанные нарушения. Проследив за дальнейшей судьбой этого дела, мы убедились, что срок исправления недостатков нарушен не был, никакие дополнительные следственные действия не проводились.

Полагаем, что оценка итоговых документов предварительного расследования с точки зрения формы не может сказаться на объективности и беспристрастности суда. Активность суда в решении этого вопроса закономерна и вполне отвечает особенностям российского уголовного судопроизводства, так как направлена больше на обеспечение возможности беспрепятственного исследования процессуальных документов при разбирательстве дела по существу.

Следует отметить, что закон связывает возможность возвращения дела прокурору по рассматриваемому основанию с условием, что нарушения закона исключают возможность вынесения по делу приговора или иного судебного решения. Вместе с тем состязательная процедура предварительного слушания введена в законодательство для разрешения спора, возникшего между сторонами. С учетом того интереса, который принадлежит в процессе стороне защиты, она будет оспаривать вынесенное обвинительное заключение (или акт), когда допущенные нарушения препятствуют ей надлежащим образом подготовиться к судебному разбирательству. Исходя из постулатов общей теории правоотношений, субъективному праву, закрепленному в законе, корреспондирует соответствующая ему обязанность. Праву обвиняемого на защиту корреспондирует, в частности обязанность органов следствия или дознания четко сформулировать обвинительное заключение или акт, особенно в части изложения существа обвинения. Это даст обвиняемому и его адвокату возможность выстроить линию защиты. Поэтому полагаем, что в п. 1 ч. 1 ст. 237 должен найти отражение наряду с уже закрепленным еще один критерий: невозможность стороне защиты подготовиться к судебному разбирательству: «Обвинительное заключение или обвинительный акт составлены с нарушением требований ст. ст. 220, 225 настоящего Кодекса, что исключает возможность постановления судом приговора или вынесения иного решения на основе данного заключения или акта, а также возможность стороне защиты подготовиться к судебному разбирательству».

Следующее основание, связанное с устранением следственной ошибки, предусмотрено п. 3 ч. 1 ст. 237 УПК РФ. Сущность ошибки в том, что следователь вынес постановление о применении принудительной меры медицинского характера, тогда как на совокупности имеющихся материалов необходимо было составить обвинительное заключение или акт²¹⁰. Речь идет о том, что следователь пришел к выводу о возможности освобождения лица от уголовной ответственности (или наказания) в связи с тем, что оно:

1. совершило запрещенное законом деяние в состоянии невменяемости;

2. после совершения преступления приобрело психическое расстройство, делающее невозможным назначение наказания или его исполнение;

3. совершило преступление, но страдает психическим расстройством не исключающем вменяемости;

4. совершило преступление, но признано нуждающимся в лечении от алкоголизма или наркомании²¹¹.

Соответственно предмет доказывания по данной категории дел расширяется за счет необходимости установления следующих обстоятельств: состояния психического расстройства лица в прошлом, степени и характера психического заболевания в момент совершения деяния, запрещенного уголовным законом, или в период производства по уголовному делу. Следователь также обязан выяснить, опасно ли психическое расстройство лица для него самого или окружающих. Данные факты устанавливаются путем производства судебно-психиатрической экспертизы, затребования документов из лечебных учреждений, свидетельских показаний. Соответственно, суд должен изучать именно эти материалы дела. Причем отдельные из указанных материалов могут быть предоставлены сторонами в момент производства предварительного слушания по данному основанию, а также могут выступить поводом к назначению предварительного слушания. Такая ситуация может сложиться, например, когда уже после направления постановления о применении принудительных мер медицинского характера в суд, следователь получает из лечебного учреждения информацию о том, что лицо выздоровело. В таком случае он сам инициирует проведение предварительного слушания для решения вопроса о направлении дела прокурору для составления обвинительного заключения или акта. Здесь, конечно, уже речь идет не об ошибке следователя, а об объективной ситуации.

По смыслу закона, суд, может направить дело прокурору в том случае, если придет к выводу что: 1) психическое расстройство лица не установлено; 2) заболевание лица не является препятствием для применения к нему уголовного наказания²¹². Выяснять вопрос о том, связано ли психическое расстройство лица с опасностью для него или окружающих на этом этапе суд не вправе²¹³.

В законе указано, что дело направляется прокурору по данному основанию как по инициативе сторон, так и по инициативе суда. Думается, закрепление такого правомочия за судом несколько выпадает из общей концепции построения российского уголовного процесса по УПК РФ. В пореформенном уголовном судопроизводстве принципы равноправия сторон и разделения функций нашли всемерное признание, как необходимые атрибуты состязательности. В случае же, когда инициатива о возвращении дела прокурору по анализируемому основанию исходит от суда, есть опасность выполнения судом не свойственной ему функции, направленной на достижение того, чтобы ни одно лицо не было необоснованно освобождено от уголовной ответственности. Такое право не совсем укладывается в общую концепцию УПК РФ, где суд не должен предварительно оценивать материалы дела с точки зрения возможности проведения по нему судебного разбирательства и вникать в содержание доказательственного материала. Новый УПК РФ стремится к объективному и беспристрастному суду, и эту линию нарушать нельзя. Поэтому суд должен быть лишен права возвратить дело прокурору по этому основанию. Полагаем, это тот случай, когда активность должны проявлять стороны. В том числе и потерпевший, так как в случае отмены ошибочного постановления о применении принудительных медицинских мер в отношении обвиняемого восстанавливаются его интересы, а в месте с этим обеспечивается соблюдение публичного интереса. Поэтому полагаем, что п.3 ч.1 ст. 237 УПК РФ должен быть сформулирован следующим образом: «при наличии ходатайства стороны, если есть необходимость составления обвинительного заключения или обвинительного акта по уголовному делу, направленному в суд с постановлением о применении принудительной меры медицинского характера».

Кроме этого, полагаем, что установление пятидневного срока для устранения подобного нарушения, может явиться невыполнимым условием. Так как в ряде случаев для составления обвинительного заключения потребуется провести ряд процессуальных действий²¹⁴: 1) предъявить лицу постановление о привлечении его в качестве обвиняемого; 2) допросить обвиняемого по предъявленному обвинению; 3) ознакомить всех заинтересованных участников уголовного судопроизводства с материалами дела. Не исключено, что обвиняемый при этом представит доводы в свою защиту, которые потребуют проверки со стороны следственных органов. В связи с этим видится необходимым увеличить срок устранения нарушения, предусмотренного п. 3 ч. 1 ст. 237 УПК РФ до 15 суток.

Следующее основание возвращение дела прокурору, связано с обнаружением оснований для соединения уголовных дел. Новый УПК РФ в силу заложенной в нем концепции не предусматривает право суда самостоятельно соединять уголовные дела. Поэтому, установив наличие основания для соединения уголовных дел, суд вправе направить дело прокурору. Основания для соединения уголовных дел обозначены в ч.1 ст. 153 УПК РФ. В силу объективных причин не все из этих оснований могут быть обнаружены на данной стадии. Главным образом это касается такого основания как совершение преступления в соучастии. Ведь если в процессе расследования не выявлено наличия соучастия, то на этой стадии, которая не носит исследовательского характера, вряд ли удастся это сделать. Второе основание – наличие совокупности преступлений у одного лица может быть установлено и в рамках этой стадии. Суд, получив материалы уголовных дел, может установить, что субъектом преступления по ним является одно лицо. В этом случае он должен по итогам предварительного слушания решить, необходимо ли соединение уголовных дел. Причем прокурор, который утверждал обвинительное заключение (акт) по каждому уголовному делу, должен изложить суду свою позицию по поводу целесообразности раздельного рассмотрения уголовных дел. В случае направления дела прокурору для соединения уголовного дела, последний ограничен 5 дневным сроком. Однако этого срока явно недостаточно для устранения данного препятствия к рассмотрению дела. Процедура соединения уголовных дел по указанному основанию включает производство ряда процессуальных и следственных действий. Во-первых, при обвинении лица в совершении нескольких преступлений норма п. 3 ст. 171 УПК РФ требует вынесения единого постановления о привлечении лица в качестве обвиняемого с указанием, какие деяния вменяются лицу по каждой из норм уголовного закона. Во-вторых, в связи с изменением объема обвинения, обвиняемого необходимо допросить. В-третьих, потребуется ознакомление с материалами дела. В-четвертых, необходимо составление нового обвинительного заключения.

Наконец, пятое основание возвращения уголовного дела прокурору связано с возможностью устранения такого нарушения, как не ознакомление обвиняемого с его правами, предусмотренными ч. 5 ст. 217 УПК РФ. Полагаем, что в данном случае суд самостоятельно может проявить инициативу в устранении нарушений подобного рода, так как их устранение ни коим образом не затрагивает фактическую сторону дела. Ибо речь идет о восполнении такого недостатка как разъяснение обвиняемому его права выбрать тот или иной состав суда, либо особый порядок судопроизводства.

Как выше было отмечено, решением Конституционного Суда РФ норма п. 4 ст. 237 УПК РФ была признана неконституционной. На наш взгляд, такая ситуация сложилась ввиду того, что указанное положение закона изначально было сформулировано некорректно. Норма звучала следующим образом: «производство каких-либо следственных или иных процессуальных действий, не предусмотренных настоящей статьей, по уголовному делу, возвращенному прокурором, не допускается». Однако в ст. 237 УПК РФ не указаны возможные следственные или процессуальные действия. Скорее всего, законодатель имел в виду возможность производства только тех следственных и процессуальных действий, которые необходимы для устранения препятствий к рассмотрению дела судом, предусмотренных в ч. 1 ст. 237 УПК РФ. С учетом того, и об этом мы говорили выше, что следственные действия предназначены для собирания доказательств, и неминуемо повлекут восполнение доказательственной базы, в рамках ст. 237 УПК РФ необходимо разрешить лишь производство процессуальных действий. В этом случае норму закона следовало сформулировать следующим образом: «Производство каких-либо процессуальных действий, за исключением тех, которые необходимы для устранения препятствий к рассмотрению дела, указанных в части первой настоящей статьи, не допустимо». В этом случае, возможно, удалось бы избежать отмены действия данной нормы.

Смысл пункт 5 рассматриваемой статьи также не совсем ясен. Опять законодатель использует некорректную формулировку «производство процессуальных действий, не предусмотренных настоящей статьей». Кроме того, увязывает недопустимость доказательств только с процессуальными действиями. Получается, что доказательства полученные в результате следственных действий в рамках пятидневного срока признаются допустимыми? Но ведь это напрямую противоречит смыслу статьи 237 УПК РФ, учитывая ее изначальную направленность на устранение именно формальных нарушений. Учитывая уже упомянутое решение Конституционного Суда РФ, о том, что восполнение доказательственной базы по возвращенному прокурору делу невозможно, на заданный вопрос можно дать однозначно отрицательный ответ. Но непонятна сама задумка законодателя. С одной стороны он упраздняет институт доследования, ст. 237 УПК РФ ориентирует правоприменителя устранять только формальные нарушения, другими же нормами (путем их нечеткой, неясной формулировки) он нарушает заложенную концепцию.

Выше мы рассмотрели порядок устранения ошибок следствия в рамках процедуры предварительного слушания. Однако стадия подготовки к судебному заседанию отнюдь не исчерпывается только этой процедурой, в рамках этой стадии решается еще ряд вопросов. Разрешение некоторых вопросов судом способно также устранять следственные ошибки. Так, согласно п. 4 ст. 228 УПК РФ по поступившему уголовному делу судья должен выяснить, подлежат ли удовлетворению поданные ходатайства и жалобы. Как показывает изучение практики, на этой стадии защитниками иногда заявляются ходатайства о приобщении собранных ею сведений к материалам дела, если такие ходатайства, по их мнению, необоснованно были отклонены следователем. Для стороны защиты заявление подобных ходатайств - возможность получить процессуальную форму для тех сведений, которые обнаружены ею на досудебном производстве. Судебная практика по разрешению ходатайств о приобщении сведений к материалам дела противоречива²¹⁵. Полагаем, что полномочия суда по приданию фактам процессуальной формы на этой стадии не соотносятся с его положением независимого арбитра, как того требуют начала состязательности. Ведь для того чтобы приобщить доказательства к материалам дела необходимо их оценить, и здесь закладывается момент определенной предубежденности суда. Поэтому полагаем, что концепция реформирования отечественного уголовного процесса требует, чтобы рассмотрение подобного рода ходатайств было отложено до рассмотрения дела по существу. Другие виды ходатайств, не связанные с оценкой доказательств на этом этапе могут быть рассмотрены на данной стадии.

Согласно п. 5 ст. 228 УПК РФ по поступившему уголовному делу судья должен выяснить, приняты ли меры по обеспечению возмещения вреда, причиненного преступлением, и возможной конфискации имущества. Вместе с тем расширительное толкование этой нормы, как единоличное, по собственной инициативе принятие судом мер, обеспечивающих возмещение морального вреда, не возможно. Положения данной статьи УПК РФ следует толковать систематически с учетом правил ст. 230 УПК РФ, которой разрешение судом вопроса об обеспечении иска возможно не иначе, как по ходатайству сторон. Единоличное принятие обеспечительных мер в период действия УПК РСФСР приводило к выходу суда за пределы функции разрешения уголовного дела и выполнению не свойственной ему функции обвинения. Поэтому следует положительно оценить решение законодателя об освобождении суда от данной обязанности, и полностью передать инициативу в постановке вопроса о применении обеспечительных мер сторонам.

Следующий вид ошибок, который может быть исправлен в рамках данной стадии – ошибки в объеме обвинения. Согласно п. 5 ст. 236 УПК РФ изменение обвинения прокурором отражается судом в постановлении. Из нормы вытекает, что именно стороне обвинения предоставлено право распорядиться предметом процесса, что аналогично праву стороны изменить предмет иска в гражданском процессе. Суд лишь создает условия для реализации стороной своего субъективного права – соглашаясь с позицией прокурора. Такое положение суда и сторон в уголовном процессе может свидетельствовать о том, что исправление ошибок в объеме обвинения построено по типу уголовного иска.

С одной стороны такое нововведение можно поприветствовать. Во-первых, суд ограждается от оценки доказательств по своей инициативе. Это послужит гарантией его объективности и беспристрастности при разбирательстве дела по существу. Во-вторых, в развитие состязательности относительная пассивность суда на данной стадии корелирует с увеличением активности в деятельности сторон.

Правомерен вопрос, насколько данная конструкция вписывается в тип российского уголовного судопроизводства? Это вопрос чрезвычайно сложный ввиду того, что трудно с предельной точностью охарактеризовать тип современного уголовного процесса. С одной стороны происходит укоренение состязательности, равноправия сторон и отделение функций правосудия от обвинения, а категория иска непосредственно связана с этими общепризнанными ценностями уголовного процесса. Кроме того, на протяжении XIX-XXстолетий рядом процессуалистов обосновывалось построение отечественного процесса по конструкции уголовного (публичного) иска²¹⁶.

С другой стороны наличие государственно-публичного интереса накладывает отпечаток на содержание принципа состязательности²¹⁷, а, следовательно, и на возможность применения конструкции уголовного иска. Как отмечал еще Н.Н. Розин: «Публично-правовой интерес уголовного преследования сильно отразился на особенностях уголовного обвинения в сравнении с гражданским иском, создав институт самостоятельного государственного обвинения».²¹⁸Обвинение – это особая деятельность государственных органов. Наиболее веские аргументы в поддержании позиции о том, что эта деятельность по сути своей не является исковой, приведены в работе О.Б. Семухиной²¹⁹. Однако несмотря на то, что конструкция изменения обвинения прокурором, без оценки суда заимствована из искового процесса, полагаем, в существующих условиях она является оптимальным вариантом. Поставить изменение обвинения под контроль суда – значит дать возможность оценить доказательства по существу на этой стадии, те есть вернуться к тому порядку, от которого пытались уйти.

Регламентируя возможность изменения обвинения, законодатель не указывает критерии допустимости изменения обвинения, как это было ранее в ст. ст. 215, 232, 254 УПК РСФСР, или как они отражены в ст. 252 УПК РФ, применительно к судебной стадии разбирательства дела по существу. В теории, критерии допустимости изменения обвинения разработаны: это - сравнительная тяжесть обвинения и существенность изменений в обвинении. Ранее практика исходила из того, что изменение обвинения на более тяжкое или существенно отличающееся по фактическим обстоятельствам от первоначального обвинения требовало возвращения дела на тот этап уголовно-процессуальной деятельности, на котором возможно повторное предъявление лицу обвинения или восстановление однажды уже фигурировавших признаков. Это было необходимо для обеспечения права обвиняемого на защиту и недопущения ухудшения его положения. Логическим продолжением этой принципиальной линии было признание того, что во всех остальных случаях, когда обвинение меняется не на более тяжкое и несущественно, соответствующие изменения обвинения могли быть произведены на той стадии, где нарушение вскрылось. В связи с реформированием уголовно-процессуального законодательства²²⁰, думается, критерии допустимости изменения обвинения применимы исключительно к судебной стадии. Применительно же к подготовительной стадии, полагаем, необходимо дать возможность стороне обвинения исправить все ошибки в объеме обвинения.

Не вызывает сомнения, что подлежат исправлению следующие виды ошибок следствия: включение в обвинительное заключение эпизодов, фактов не подтвержденных имеющимися доказательствами, ошибочное применение уголовно-правовой нормы или ее пункта, неправильная правовая квалификация, влекущая переквалификацию содеянного при тех же фактических признаках на закон о менее тяжком преступлении, неточности в формулировании некоторых фактических и юридических признаков обвинения. Для исправления подобных нарушений прокурор выносит постановление об изменении обвинения, а суд также отражает это в постановлении.

Полагаем, что в отношении ошибок следствия, влекущих изменение обвинение на более тяжкое или существенно отличающееся по обстоятельствам дела от предъявленного, вопрос также должен быть решен положительно. На подобную точку зрения нас наталкивает ряд обстоятельств. Во-первых, в законе (п. 5 ст. 336 УПК РФ) отсутствуют критерии допустимости изменения обвинения. Во-вторых, новый кодекс ликвидирует институт доследования, тем самым, заложив возможность исправления подобного рода ошибок на подготовительной стадии. Иное означало бы отказ от установления объективной истины. Что касается возможности нарушения права на защиту, полагаем, опасаться этого не стоит. Так как процедура предъявления обвинения будет соблюдена, а между днем проведения предварительного слушания и днем судебного разбирательства по делу существует определенный промежуток времени, у защитника будет время перестроить линию защиты обвиняемого.

Таким образом, полагаем, что такие виды нарушений как: не указание каких-либо юридических признаков либо отдельных пунктов уголовно-правовой нормы, ошибочное применение уголовного закона с менее тяжкими для обвиняемого правовыми последствиями, ошибочная подмена идеальной совокупности преступлений единым преступлением, ошибочное или не точное указание в фабуле юридических фактов, прокурор вправе исправить в рамках предварительного слушания.

Завершая исследование роли суда в исправлении следственных ошибок на стадии подготовки дела к судебному заседанию, представляется своевременным сделать ряд выводов.

Как свидетельствует анализ норм главы 33 УПК РФ об общем порядке подготовки дела к судебному заседанию, контроль за деятельностью органов следствия и прокурора со стороны суда в определенной мере сохранился. Только теперь суд ориентирован на устранение формальных препятствий, нежели содержательных, как это было ранее. Судя по общей направленности деятельности суда, он не может проверять фактическую сторону обвинения. Сужение контрольной деятельности на данной стадии произошло за счет исключения права суда:

1) оценивать собранные доказательства с точки зрения их достаточности для рассмотрения дела в судебном заседании;

2) изменить обвинение по собственной инициативе;

3) направить уголовное дело на дополнительное расследование;

• прекратить уголовное дело (преследование) по основаниям, для которых необходим полный анализ доказательств (по п.п. 1, 2 ст. 24, п.1 ст. 27 УПК РФ).

Ликвидация этих контрольных полномочий позволила законодателю ограничить пределы судебного контроля на этой стадии проверкой законности проведения процессуальных действий и принимаемых процессуальных решений. Ориентация на недопущение оценки судом фактической стороны обвинения при назначении дела к слушанию, позволяет не допустить предрешения вопроса о виновности обвиняемого на этой стадии.

В рамках нового Кодекса суду предоставлены ряд новых контрольных полномочий: исключение недопустимых доказательств из доказательственной базы, возвращение дела прокурору для устранения препятствий к рассмотрению дела по существу. При этом считаем, что суду предоставлено право по собственной инициативе ставить и решать вопрос о допустимости доказательств и это не противоречит его положению в процессе. Что касается возвращения дела прокурору, то здесь видится необходимым уточнение законодательной формулировки ряда оснований, ибо иное способно привести к возложению на суд не свойственной ему функции обвинения.

Проявлением контрольных полномочий суда следует признать инициирование им проведение предварительного слушания по основаниям, предусмотренным п.п. 2, 3 ч.2 ст. 229 УПК РФ. Контрольная функция за деятельностью расследования может проявиться при прекращении уголовного дела судом. Пункт первый ст. 239 УПК РФ дает возможность прекратить дело или уголовное преследование в случаях, предусмотренных п.п. 3-6 ч. 1 ст. 24 и п.п. 3-8 ч. 1 ст. 27 УПК РФ, а также в случае отказа прокурора от обвинения. Таким образом, суду не предоставлено права прекращать дело по таким основаниям как отсутствие события, состава преступления, а также при непричастности подозреваемого или обвиняемого к совершению преступления. С ликвидацией возможности прекратить дело по трем последним основаниям, которые явно связаны с оценкой фактических обстоятельств дела, законодатель вводит запрет суду оценивать доказательства по существу на этой стадии. Однако эта линия выдерживается в кодексе не до конца, так как прекращение дела по нереабилитирующим основаниям неразрывно связано с оценкой доказанности обвинения. Не все случаи прекращения уголовного дела связаны с ошибками в действиях следователя, однако, и исправление нарушений со стороны следствия имеет место. Об исправлении ошибок можно говорить при прекращении дела: по п. 5 ч. 1 ст. 24 УПК РФ за отсутствием заявления потерпевшего по делам частного и частно-публичного обвинения; по п. 6 ч. 1 ст.24 за отсутствием согласия суда на возбуждение уголовного дела или привлечение в качестве обвиняемого в отношении отдельных категорий лиц, привлечение к ответственности которых, в силу их специфического статуса, обставлено рядом гарантий.

Кроме того, разрешая ряд ходатайств и жалоб, применяя меры по обеспечению гражданского иска и возможной конфискации имущества, суд так же может устранить нарушения закона органами расследования.