Shapovalov_V_F_Osnovy_filosofii_Ot_klassiki_k

которых стал Аристотель. Умер Платон в возрасте восьмидесяти лет, во время пира. Надо отметить, что он всегда придерживался строгого, почти аскетического отношения к пище и вину.

2. Проблема Платона

Восприятие платоновского наследия как проблематического связано с проблемами, вытекающими из историко-философских изысканий, которые постоянно ведутся специалистами по античности и, в частности, по Платону на протяжении длительного времени. В этой сфере сложились свои традиции, направления, огромная литература, пытаться обозреть которую и проанализировать значило уйти в сферу достаточно специальную. Желающему составить общее представление о Платоне, без которого никакой философский дискурс просто немыслим, достаточно знать о самом факте существования платоноведения — дисциплины историко-филологического и философского характера, богатейшей по своей тематике и имеющей длительную историю. Факт существования обширной «науки о Платоне» (как, например, и об Аристотеле) свидетельствует о сложности и многозначности платоновской мысли и должен удерживать нас от поспешных и окончательных заключений.

Проблема аутентичности. Из 36 дошедших до нас сочинений Платона не все в одинаковой мере могут быть оценены как несомненно платоновские. Историко-филологическая критика XIX в. подвергла сомнению целый ряд диалогов. Сегодня среди исследователей существуют разные точки зрения, но по большей части признается аутентичность почти всех диалогов.

Платон и Сократ. Все произведения Платона, за исключением «Апологии Сократа», в которой воспроизводится защитительная речь Сократа на суде, написаны в форме диалогов, т.е. бесед. Главным действующим лицом в них является Сократ, в уста которого Платон, как правило, вкладывает собственные мысли. Проблема и заключается в том, чтобы четко различить, где Сократ говорит от собственного имени, а где он лишь специально вымышленный Платоном образ для того, чтобы изложить идеи, принадлежащие исключительно Платону. Эта проблема остра для среднего периода творчества, переходного от сократизма к платонизму.

Проблема эзотеричности. В последние годы жизни Платон, видимо, пришел к выводу об эзотеричности подлинного знания. Эзотерическое знание — знание для посвященных, следовательно, оно может быть передано только в устной форме, непосредственно от учителя к ученику. В Академии Платон вел занятия, специально не рассчитанные на запись. Однако некоторые ученики вопреки запрету Платона записали отдельные части лекций. Их обнаружение позволило исследователям, с одной стороны, по-другому понять хорошо известные

76

произведения, но, с другой — поставило под сомнение значение буквального понимания «писанного» Платона. Важно и то, что Платон, вероятно, был тесно связан со школой пифагорейцев. Эта школа была организована по типу замкнутой секты «посвященных».

Диалогическая форма платоновских произведений. Платон сознательно отказывается писать труды в виде систематических трактатов. Он избирает форму, близкую к художественной, стремясь воспроизвести дух сократовских диалогов, неоднократным свидетелем которых он являлся. Герой платоновских произведений — Сократ, ведущий беседу с одним или несколькими собеседниками. Платон хорошо понимает суть диалогического метода Сократа, а именно то, что для постижения истины необходима определенная организация диалога. Но у Платона диалог уже письменный, а не устный, как у его учителя, поэтому здесь появляется еще один участник — читатель, для которого он, собственно, и предназначен. Именно читатель, следовательно, должен в окончательном виде разрешить задачу майэвтики, поставить окончательную точку в диалоге. Говоря более точно, на его долю выпадает миссия замкнуть цепь рассуждений, которая в текстуальном виде остается эскизной и принципиально разомкнутой. Принципиальная открытость текста, его незавершенность отчетливо осознается Платоном. Об этом свидетельствует, в частности, и регулярное применение им языка иносказаний — мифологических сюжетов. Мифы, рассказываемые участниками платоновских диалогов, нельзя отождествлять с древней наивной мифологией, которую Платон критикует. Это скорее сознательное употребление аллегорического способа подачи весьма сложных философских идей. Аллегория нуждается в расшифровке читателем, в ассоциативном определении того, о чем не было сказано. В мифах Платона сознательно используется и применяется символизм мышления и восприятия. Миф в текстах мыслителя призван приподнять человеческий дух над плоскостным миром чувственно воспринимаемого и рационального.

3.Обоснование метафизики и теория идей

Вфилософии Платона в рамках способа мышления и восприятия мира, специфичного для античности, обобщаются и находят разрешение проблемы, поставленные предшествующим развитием греческой мысли. Платон тщательно изучил наследие своих предшественников, провел работу по сопоставлению их взглядов, обнаружил их по-

1емическую направленность. Общий вывод состоял в том, что для разрешения противоречий, возникших в предшествующей «философии физиса», необходима разработка принципиально нового подхода. Основы такого подхода Платон усматривает в мыслях, намеченных -ократом, тем самым полагая последнего в качестве переходной фи-

между собой и предшествующей натурфилософией. Основы труд-

77

ностей, не преодоленных в ходе развития натурфилософии, начиная с Фалеса, Платон видит в попытке объяснения физических явлений из физических же причин. Вода, огонь, воздух и пр., т.е. элементы, полагавшиеся первыми философами в качестве первоначала, принадлежат к тому же ряду явлений, которые они призваны объяснить. Поэтому их применение в качестве объяснительных принципов не может ни в коей мере прибавить ничего существенного к объяснению природы вещей. Познание обречено лишь бесплодно вращаться в замкнутом кругу, что и является источником постоянно возникающих неразрешимых противоречий. Обнаружив коренную причину трудностей, Платон приходит к мысли о разработке нового подхода, который он образно сравнивает со «второй навигацией»: когда утихал ветер и паруса оказывались бесполезными, древние мореплаватели переходили на весла, что и называлось «открыть вторую навигацию». Платон открывает вторую навигацию в области мысли, ассоциируя с ней свое творчество, в отличие от трудов своих предшественников. Как и в море, вторая навигация в философии требует гораздо больших усилий, чем первая, но не физических, а умственных.

Следуя примеру Сократа, Платон еще более возвышает человеческий ум, утверждая, что не органы чувств, а только мысль способна познать сущность вещей. Безукоризненным образом разрешит задачу познания «тот, кто подходит к каждой вещи средствами одной лишь мысли (насколько это возможно), не привлекая в ходе размышления ни зрения, ни иного какого чувства и ни единого из них не беря в спутники рассудку, кто пытается уловить любую из сторон бытия самое по себе», — говорит Платон устами Сократа1.

Речь, как видим, идет об известном сократовском воздержании, но применяемом теперь к процессу познания. Чтобы познавать, необходимо не поддаваться страстям и чувственным влечениям. Последние возникают от органов чувств — зрения, осязания, слуха и т.д. Но если бы Платон пошел по линии полного отрицания данных органов чувств, то он не более чем повторил бы ход мысли одного из своих предшественников — философа из города Элей Парменида. Полностью отрицая достоверность чувственных данных, Парменид пришел к заключению, что разнообразие и множество вещей, а также их изменчивость — не более чем иллюзия: органы чувств нас обманывают. На самом деле существует единое и неизменное бытие, о котором даже невозможно сказать, бытием чего оно является. С другой стороны, Платону была известна противоположная, по отношению к точке зрения Парменида, крайность, выраженная в воззрениях Гераклита: если целиком довериться органам чувств, то придется признать, что «все течет, все изменяется» и нет ничего постоянного, мир есть множество без единства. Платона не могло устроить решение Геракли-

Платон. Собр. соч.: В 4 т. М, 1995. Т. 2. С. 17.

та, который не менее других греческих мыслителей был озабочен поисками единства и устойчивости в многообразном и текучем мире. Огонь Гераклита, принятый им за основу и начало мира, был из той же серии, что и вода Фалеса, т.е. способом вещественного объяснения природы вещей и, следовательно, ничего, по мнению Платона, не мог прояснить. Стремясь избежать обеих крайностей, Платон утверждает необходимость критической рефлексии по отношению к данным органам чувств. Иначе говоря, душа должна быть все время начеку, умом перепроверяя и удостоверяя чувственные данные. В этом и состоит процесс познания, который тем самым оказывается крити- чески-логической деятельностью ума. Только ум может обнаружить действительные причины вещей, имеющие логическую природу и лежащие за пределами чувственно воспринимаемого.

Последующий шаг должен состоять в признании того, что мир сам по себе, взятый вне нашего познания, имеет логическую структуру. Ведь если строгая логичность ведет к открытию истины, а не порождает фантазии и иллюзии, то в мире скрыто, невидимо для глаз и неуловимо для всех органов чувств существует и действует некоторая система сверхчувственных сущностей. Она-то и открывается нами посредством ума. Мир сверхчувственный определяет собой все проявления чувственного мира, будучи независимым от последнего. Он остается неизменным относительно изменчивости подвижных и текучих вещей, данных нам в опыте, определяя их единство и свойство быть самими собой во всех изменчивых состояниях. Таким образом, Платон показывает, что имеются все основания не ограничиваться данными чувственного опыта, а заняться конструированием логически непротиворечивой системы, в которой будут фигурировать мысленно создаваемые объекты и их взаимосвязи и которая позволит увидеть данные органов чувств в некотором новом, более глубоком и всестороннем освещении, объяснять и предсказывать доступное наблюдению. Платон тем самым выступает основателем метафизики — взгляда, согласно которому глубинные основания бытия заключаются не в том, что доступно непосредственно органам чувств, а в том, что познаваемо через духовно-интеллектуальные усилия и что существует в относительной неизменности, не подчиняясь закону хаотической изменчивости и бесконечного многообразия наблюдаемого мира. Термин «метафизика» возник гораздо позже — в послеаристотелевскую эпоху и был применен первоначально только к философии Аристотеля. Однако честь открытия и первого оправдания метафизики принадлежит Платону. При всей специфичности платоновская метафизика дает повод для обсуждения метафизики как таковой, что важно для понимания последующей философской эволюции, включая XX в.

Видимый мир не исчерпывает всех возможностей представления его в сознании. Существует также мир невидимый, т.е. недоступный органам чувств. Речь идет не о том, что нам чувственно недоступно

79

78

актуально, но о том, что недоступно чувствам в принципе. Например, мир математических объектов представляет собой умственную конструкцию, которую лишь условно можно представить наглядно. Числа, их отношения и взаимозависимости не имеют чувственно воспринимаемых аналогов, что, конечно, не значит, что они не имеют никакого смысла и практического значения. То же самое можно сказать о геометрических фигурах, поскольку окружности, прямые, треугольники и пр. не встречаются в чистом виде в том, что дано нам зрением, — здесь нет совершенных геометрических форм. Но геометрия как наука описывает именно совершенные формы, поскольку только для них с абсолютной точностью выполняются геометрические зависимости. Точно так же обстоит дело и в любой науке в том отношении, что всякая теория вводит некоторые непосредственно не наблюдаемые сущности. Например, в ньютоновской физике к их числу относится сила, которую нельзя наблюдать иначе, как по результатам и последствиям ее действия. Понятие силы связано с принципом дальнодействия, некоторого мгновенного воздействия на предмет, находящийся в удалении. Можно сделать вывод, что любое систематическое знание строится на некоторых метафизических предпосылках. Более того, всегда остается возможность двигаться по пути дальнейшего метафизического углубления, т.е. ставить вопрос о том, что лежит в основании уже известных ненаблюдаемых сущностей, и т.д. Принятие метафизического подхода означает расширение возможностей разума, утверждение его права на мысленное конструирование, подчиненное правилам логической выводимости одних теоретических положений из других. Метафизика приподнимает сознание человека над горизонтом непосредственного опыта.

В последующей философии обнаруживается множество систем, построенных на сознательной метафизической предпосылке, а те системы, которые отвергали ее, чаще всего оказывались метафизическими помимо воли их авторов. Метафизика настолько прочно вошла в арсенал философского знания, что в контексте основного русла философской традиции стала почти синонимом слова «философия». Факт множественности и разнообразия метафизических построений (а именно он обнаруживается в ходе развития философского знания) свидетельствует о громадном потенциале человеческой мысли, ее относительной свободе от чувственного опыта. Каждая из систем имела, разумеется, свои особенности. Обладала своей спецификой и платоновская концепция — первый опыт построения метафизики.

Ее своеобразие состоит в том, что Платон помещает всю совокупность сверхчувственных объектов в особое место, отдельно от мира видимого, — в «область занебесную» («гиперуранию»). «Занебесную область не воспел никто из здешних поэтов, да и никогда не воспоет по достоинству. Она же вот какова (ведь надо наконец осмелиться сказать истину, особенно когда говоришь об истине): эту область за-

80

нимает бесцветная, без очертаний, неосязаемая сущность, подлинно существующая, зримая лишь кормчему души — уму, на нее-то и направлен истинный род знания»1. Мир сверхчувственных объектов, конечно, должен находиться в сверхчувственном месте, т.е. оно недоступно органам чувств, но постигается умом, как и сами объекты. Совокупность умопостигаемых сущностей, располагающаяся в «занебесной» области, получает название мира идей, а учение о них — те-

ории идей.

Таким образом, Платон приходит к заключению о существовании двух миров. Один из них — привычный и хорошо всем знакомый мир чувственно воспринимаемых вещей, другой — мир, требующий для своего постижения специальных интеллектуальных усилий, мир идей или умопостигаемых сущностей. Между идеей вещи и самой вещью имеются определенные отношения, которые станут понятны, если ответить на вопрос, чем является идея по отношению к вещи. Прежде чем перейти к нему, отметим, забегая несколько вперед, что платоновское учение об идеях вполне реалистично и поэтому воспринято последующим культурно-философским развитием. Без представления об идее, т.е. понятии предмета, невозможен никакой процесс мышления. Фантастичным и наивным является лишь платоновское представление об отдельном, «занебесном» существовании идей — далеко в отрыве от вещей. Впрочем, и в этом пункте имеются аспекты, требующие специального обсуждения. Нуждается в обобщающей оценке и вся концепция в целом. Прежде чем перейти к ней, попытаемся уяснить суть платоновской идеи и ее отношения к вещам. А.Ф. Лосев выделяет пять значений понятия «идея».

«1. Идея вещи есть смысл вещи. Для того чтобы различать вещи и не оставлять их малопознаваемыми или совсем непознаваемыми во всеобщем хаосе действительности, мы должны стремиться относительно каждой вещи ответить на вопрос: что такое данная вещь и чем она отличается от всех прочих вещей? Идея вещи как раз и является ответом на вопрос, что такое данная вещь, и потому идея вещи в первую очередь есть смысл вещи.

2.Идея вещи есть такая цельность всех отдельных частей и проявлений вещи, которая уже не делится на отдельные части данной вещи и представляет собою в сравнении с ними уже новое качество. Одна сто-

рона треугольника не есть весь треугольник. Так же и другая, так же третья сторона. Тем не менее из-за определенного объединения этих трех отрезков получается нечто новое, новое качество, а именно треугольник. Рука, взятая сама по себе, не есть весь организм (иначе в ампутированном виде она все еще продолжала бы быть цельным живым существом). И то же самое нужно сказать и о ноге, и о сердце, и

олегких, и о глазах. Тем не менее соединение всех этих отдельных

1Платон. Собр. соч. Т. 2. С. 156.

81

6-781

частей организма создает нечто целое, что не содержится в каждой такой отдельной части, а именно создает организм. Даже две первые буквы имени «Сократ» не могут пониматься отдельно одна от другой. Если мы, произнося «о», уже забыли, что перед этим было «с», то есть если «со» не будет пониматься нами как нечто цельное и нераздельное, то у нас не получится ни имени «Сократ», ни вообще какогонибудь слова... Итак, идея вещи есть цельность всех составляющих ее частей, неделимая на эти части.

3. Идея вещи есть та общность составляющих ее особенностей и единичностей, которая является законом для возникновения и получения этих единичных проявлений вещи. То, что идея вещи есть общий закон, осмысливающий появление и проявление отдельных ее единичных особенностей, видно на любых вещах, и чем вещь сложнее, тем более видна ее общая идейная закономерность. Уже простой механизм, как, например, часовой механизм, свидетельствует о том, что составляющие его колесики или винтики расположены согласно некоторой общей идее, без внедрения которой эти колесики и винтики остались бы вполне чуждыми друг другу и никакого часового механизма не образовали бы. Всякое химическое соединение тоже образовано по определенному общему закону, согласно которому в нечто целое объединяются один атом водорода и один атом хлора. Точно так же, сказавши «Иван есть человек», мы отдельного Ивана рассмотрели в свете человека вообще, а человека вообще рассмотрели как закон, осмысливающий существование и каждого отдельного человека. Идея

—есть закон.

4.Идея вещи невещественна. Это ясно из того, что сама вода может замерзать и кипеть, а идея воды не может ни замерзать, ни кипеть. Сама вода может быть твердым и жидким телом, а также может испа ряться. Но идея воды не есть ни твердое, ни жидкое, ни газообразное тело и вообще не есть тело.

5.Идея вещи обладает своим собственным и вполне самостоятель ным существованием, она также есть особого рода идеальная вещь, или субстанция, которая в своем полном и совершенном виде суще ствует только на небе или выше неба»'.

Последнее (пятое) определение идеи, формулирующее отдельность существования идей от вещей, выражает специфику платоновской концепции, придает ей странный, фантастический вид. Именно в этом пункте концепция Платона была почти незамедлительно подвергнута самой острой критике его учеником, Аристотелем. Что же касается первых четырех, то они показывают, что Платон сумел вскрыть весьма существенные черты или закономерности человеческого мышления и условия его объективности. Учение Платона противосто-

1 Лосев А.Ф., Тахо-ГодиА.А. Платон. Аристотель. М., 1993. С. 90-92.

82

ит пониманию мышления, как некого субъективного произвола. Неумолимая логичность мысли находит свое оправдание в понимании логической структуры мира. Следовательно, при помощи мысли человек способен познать объективный смысл вещей, найти общее в вещах, определить их закон.

Структура мира идей. Идея, по Платону, — это идеальный прообраз вещи, ее совершенный образец — эйдос. Для каждой вещи имеется соответствующий образ, выражающий самое существо данной вещи. Вещь, следовательно, есть несовершенная копия идеи, а идея — недосягаемый образец, к которому вещь стремится как к своему пределу, но никогда его не достигает. Точно так же существуют идеи моральных ценностей, идеи эстетических ценностей, идеи математических и геометрических формул, фигур, теорем и т.д. Все они существуют в идеальном мире в своем совершенном образе. Идеи могут быть более общими и менее, более абстрактными и менее. Значит, мир идей дол-

жен быть иерархически организованной системой, в которой идеи ниж-

него яруса подчинены более высоким и т.д., вплоть до самой вершины, на которой располагается самая общая фундаментальная Идея. Это высшее начало, по Платону, есть Благо. Оно ничем не обусловлено (выше него уже ничего не может быть), а все обусловливает собой. Оно же есть порождающее начало, поскольку от него происходят все остальные идеи во всем их множестве и многообразии. Но, чтобы порождение осуществилось, необходимы еще два условия. Во-первых, Благо должно быть не чем иным, как принципом единства, или Единым. Благо есть функция Единого. Этим Платон хочет сказать, что в Едином, понятом как Благо, заключается смысл всего идеального мира, мира чувственно воспринимаемого, и высший смысл каждой вещи. Во-вторых, рядом с Единым, но рангом ниже должно быть еще одно начало — начало множественности. Этот второй принцип получил название Диады или Дуализма (двойственности). Двойственность есть принцип множественности, которая включает в себя идею бесконечно большого и идею бесконечно малого. Платон мыслит некоторое состояние идеального мира в свете бесконечности, одинаково уходящей в противоположных направлениях — в сторону бесконечно малого и в сторону бесконечно большого. Диада и символизирует уходящую в противоположных направлениях бесконечность, или неопределенную бесконечность малого и большого. Сочетания двух принципов Единого и Дуальности (т.е. бесконечной множественности), по Платону, достаточно, чтобы возникло все многообразие мира идей: основными началами всего сущего представляются ему «Единое» и «нео- пределенная-двоица», т.е. «начало разделения, к которому сводится множество как отрицание единства»1.

Трубецкой С.И. Учение о Логосе в его истории//Соч. М., 1994. С. 71.

83

Единое воздействует на неограниченное множество в смысле ограничения, обозначения границ, т.е. как принцип, формально стягивающий, обеспечивающий целостность, а значит, отграничивающий от всего другого. Принцип множественности выполняет роль субстрата, материала — ведь идея, подобно вещи, должна из чего-то состоять. Следовательно, каждая из идей и весь мир идей суть сочетания двух принципов — ограничения и безграничного. Определяя неопределенное, Единое тем самым оформляет бесформенное, поэтому выступает Благом. Идея, чтобы существовать, должна обладать единством, поэтому Единое есть принцип бытия. Чтобы быть познаваемой, идея также должна быть определенной, поэтому Единое есть принцип познаваемости. Наконец, чтобы быть совершенным, тоже необходимо единство, поэтому Единое есть принцип целостности. Единое, таким образом, выступает принципом упорядоченности и оформленности в противовес хаотичности и бесформенности.

В рассуждении о Едином и Множественном как верховных принципах бытия Платон обнажает и пытается решить весьма реальную и чрезвычайно важную проблему: к чему правомерно прилагать предикат бытия или, иначе, что существует подлинно, а чье существование является иллюзией, поскольку в любой момент это нечто, о котором идет речь, готово «растечься» по окружающей среде, неразличимо раствориться в ней. Платон находит важный признак, определяющий бытие, — внутреннее единство предмета и отграниченность от других. Однако очевидно, что этот признак необходимый, но недостаточный. Если нечто претендует быть, а не казаться, оно должно четко обозначить границу и быть стянутым воедино изнутри — без этого его самостоятельное существование невозможно. Как только единство ослабляется, граница становится все более неопределенной, размывается, предмет рассыпается, распластывается в окружающем, которое, в свою очередь, наплывает на него. Предмет как таковой гибнет. Эту взаимосвязь «отграниченное™ — единства» с проблемой бытия Платон отчетливо осознает. Однако остается вопрос об оправданности бытия именно данного предмета: если он не обладает своеобразием и не привносит в мир нечто, без чего в мире не прибавится разнообразия, то его существование не оправдано. Но у Платона подобной постановки мы не находим. Необходимый признак бытия — «отграниченность — единство» — он принимает за достаточный. Проблема оправданности бытия не может быть решена без введения понятия с особым содержанием — понятия лица, личности. Именно через него проблема оправданности бытия решается в послеантичной христианской философии. Платон же в своей теории идей воплощает особую направленность греческого духа, чрезвычайно высоко оценивавшего гармоничность, упорядоченность, меру. Мыслитель налагает пределы тому, что бесформенно и неопределенно. В этом выражается отношение к миру как к мастером выполненному худо-

жественному произведению, в котором «по идее» все пропорционально, гармонично, соразмерно.

Из принципов Единого и Диады рождаются все остальные идеи, подобно тому, как мысль рождает мысль, т.е. не во времени, а логическим путем. Но рождение имеет свой порядок, свою последовательность. Сразу после первоначал возникают общие идеи, которых пять: Бытие, Покой, Движение, Тождественность, Различие. Далее, еще рангом ниже — Равенство, Неравенство, Сходство, Непохожесть и т.д. Общие идеи являют собой условия мыслимости, прежде всего математических и геометрических объектов. В самом деле, помыслив бытие в его покое и движении, мы можем перейти к его количественному и геометрическому изображению, но только после того, как сможем представить себе мысленно, что есть равенство, сходство и их противоположности. Еще ступенькой ниже в иерархическом строении мира идей как раз и располагаются математические и геометрические объекты.

Мир идей вечен, не подвержен воздействию времени. Он неподвижен относительно чувственного мира, но в нем есть свое «движение» — движение логическое, мыслимое. Вечный и совершенный мир идей есть модель, образец космоса в целом, включая и чувственно воспринимаемую часть. В чувственно воспринимаемом мире все происходит по той же схеме, но в ином, огрубленном виде. Мир идей есть план, чувственно воспринимаемый — реализация.

Генезис (происхождение) и структура чувственно воспринимаемого мира. Мир идей служит Платону для объяснения мира, доступного органам чувств. Этот мир не самостоятелен в том, что свою оформленность он не может обрести иначе, чем через приобщение к идеальному миру. Поэтому необходим Демиург, создающий чувственный мир по образцу умопостигаемого. Демиург — божественный мастер, знаток и умелец, скульптор, художник. Первоначально перед ним чистая материя, несотворенная, существующая от века и бесформенная. Бесформенность ее, однако, не абсолютна, а относительна. Идеи, прообразы будущих вещей и космоса в целом присутствуют в смутном виде, едва намечены. Материя и служит Демиургу исходным материалом для создания явственно воспринимаемого космоса по плану, который дан в виде мира идей. Будучи искусным, мастеровой создает мир, близкий к совершенству, но не достигающий его в абсолютной полноте.

Демиург не творит ни материи, ни мира идей. Он лишь оформляет материю по образцу идеального мира, по идеальному плану. Сам идеальный план не находится в уме мастера, он вне его; мастер созерцает его извне. Творчество как планирование в схеме Платона отсутствует. Оно заменено объективно-логической выводимостью, с которой из идеи Блага вытекают все другие идеи. Здесь творчество существует не как свободное творчество, а как объективно-логическая необходимость, абсолютно безличная, поскольку идея Блага не принадлежит никакому лицу, никакому субъекту, а существует объективно в виде

85

идеи. Демиург «пересаживает» структуру идеального мира в материю и делает это качественно, поскольку он мастер. Он вселяет в мир душу — душу принципиально логическую, «умную». Но вселившись в материю, душа подвергается воздействию страстей. Мировая душа — это аналог души человека, поэтому в ней, как и во всякой душе, разум играет главную роль. Он противостоит страстям, призван их умерять. «Мировая душа» — это план не в чистом виде, а уже отягощенный материей, план воплотившийся. Теперь на его идеально-разумную сторону неизбежно воздействует несовершенное материальное начало, откуда и происходит источник страстей.

Платоновский генезис с чувственно воспринимаемого мира легко представить по изложению и комментарию С.Н. Трубецкого (18621905). Он обращает внимание на отсутствие в построениях Платона действительного субъекта творчества, поскольку таковым не является ни человек, ни Демиург, ни идея Блага. Приведем это место из работы С.Н. Трубецкого: «Можно сказать, что высшая идея Блага, точно так же как и весь идеальный мир в своей совокупности, есть для Платона объективный разум вселенной... — смысл и причина всех ве-

щей, их Бог (идеал) и Творец. Таково именно значение идеи у Платона. Но в сфере идей, вечных сущностей, едва ли возможно различать между мыслящим «субъектом» и его «объектом». Разумность или идеальность есть самое существо идей, и они делают разумным то, чему они сообщаются. По отношению к вселенной, которая существует лишь по «приобщению» к идеям, они являются как божественные силы, или как Божество — когда они рассматриваются в своем единстве или в своем верховном начале — идее Блага, сообщаясь мировой душе, которая сама есть середина между идеальным и материальным началом, идеи дают миру и его форму и его разум... Они порождают разумность, но сами не являются понятиями или «мыслями» отличного от них разума... Поэтому разумным «субъектом» идей может быть мировая душа, отчасти... даже душа философа, созерцающего горний мир, но во всех этих случаях идея является не продуктом мысли, или умственной деятельности субъекта, а, наоборот, объективным предметом пассивного восприятия, созерцания. Вся деятельность и усилия ума... направлены на то, чтобы освободить ум, отвлечь его от всего чувственного, дабы... возвыситься до созерцания чистой мысли...»1

В чем же состоит мотив работы Демиурга, коль скоро план не принадлежит ему, придуман не им, а наперед задан, предписан? Как и идея Блага, Демиург божествен. Следовательно, он не может работать по принуждению или из каких-либо низменных соображений. Платон хорошо понимает значение данного вопроса и дает на него четкий ответ: «Рассмотрим же, по какой причине устроил возникновение и эту Вселенную тот, кто их устроил. Он был благ, а тот, кто

Трубецкой С.Н. Указ. соч. С. 67-8

благ, никогда и ни в каком деле не испытывает зависти, будучи чужд зависти, он пожелал, чтобы все вещи стали как можно более подобны ему самому. Усмотреть в этом вслед за разумными муками подлинное и наиглавнейшее начало рождения и космоса было бы, пожалуй, вернее всего. Итак, пожелавши, чтобы все было хорошо и чтобы по возможности не было дурно, Бог позаботился обо всех видимых вещах, которые пребывали не в покое, но в нестройном и беспорядочном движении; он привел их из беспорядка в порядок, полагая, что второе, безусловно, лучше первого. Невозможно ныне и было невозможно издревле, чтобы тот, кто есть высшее благо, произвел нечто, что не было бы прекраснейшим, между тем размышление явило ему, что из всех вещей, по природе своей видимых, ни одно творение, лишенное ума, не может быть прекраснее такого, которое наделено умом, если сравнить то и другое как целое, а ум отдельно от души ни в ком обитать не может. Руководствуясь этим рассуждением, он устроил ум в душе, а душу в теле и таким образом построил Вселенную, имея в виду создать творение прекраснейшее и по природе своей наилучшее»1.

Итак, Демиург творит мир из любви к красоте, к прекрасным созданиям. Впрочем, этого следовало ожидать, ведь, не любя красоту, он не был бы мастером, художником. Красота понимается Платоном как одухотворенная красота, в которой присутствует своя разумность, душа, стремящаяся быть интеллектуальной. Космос поэтому стал творением, наипрекраснейшим из возможных, одухотворенным и пронизанным желанием добра — ведь он устремлен к высшему Благу. Зло — момент в нем случайный, остаток хаотической распыленности и неупорядоченности. Мир наделен жизненной силой и разумностью. Платон ясно говорит, что живое и мыслящее более совершенно, чем неживое, поэтому совершенный мир не может быть мертвым, потухшим — он живет и полон разумно (т.е. упорядочение) направленных жизненных сил. Следовательно, главенствующий мотив созидательной работы Демиурга, а значит, оправдания мира —- эстетический. Космос создан и существует как воплощенная красота и гармоническая полнота жизненных сил. Отсюда становится понятным, почему столь много места занимает в творчестве Платона тема любви.

Платон ведет речь не о любви вообще, а о половой любви. Из нескольких слов греческого языка, служащих обозначению любви, - «агапе», «филео», «эрос» — Платон выбирает последнее, обозначающее половое влечение.

Эротическая любовь, по Платону, составляет основу, нижний, «фундаментный» этаж всех других видов любви. Последние не сводятся к ней, но и не могут существовать без нее. Отправляясь от первоначального эротического импульса, человек может восходить по ступеням любви ко все более идеальным объектам и, наконец, достигнуть

Платон. Собр. соч. Т. 3. С. 433.

86

любви к Благу как таковому. Платон выстраивает знаменитую иерархию любви: «Вот каким путем нужно идти в любви — самому или под чьим-либо руководством: начав с отдельных проявлений прекрасного, надо все время, словно бы по ступенькам, подниматься ради самого прекрасного вверх — от одного прекрасного тела к двум, от двух — ко всем, а затем от прекрасных тел к прекрасным нравам, а от прекрасных нравов к прекрасным учениям, пока не поднимешься от этих учений к тому, которое и есть учение о самом прекрасном, и не познаешь, наконец, что же это - прекрасное. И в созерцании прекрасного самого по себе... только и может жить человек, его увидевший... неужели ты не понимаешь, что, лишь созерцая прекрасное тем, чем его и надлежит созерцать, он сумеет родить не призраки добродетели, а добродетель истинную, потому что он постиг истину, а не призрак?»1 «Прекрасное как таковое» проясняет еще один, притом важнейший, аспект идеи Блага. Любовь к Благу как прекрасному и к прекрасному как Благу венчает восхождение по ступеням любви достижением совершенной целостности и полноты.

Вполне ясно, что иерархия любви строится по линии уменьшения грубо материальных элементов и возрастания духовных: любовь к прекрасным телам — любовь к прекрасным душам — любовь к знанию — любовь к знанию о прекрасном — любовь к прекрасному как таковому. Но при этом, изменяясь и одухотворяясь по мере восхождения, любовь не теряет того, чем она была в самом начале — тягой к упорядоченности, красоте и силе. Высшее Благо, к которому любовь устремлена на предельной вершине восхождения остается прекрасным с той же точки зрения, с какой опознается партнер в половой любви. Платон говорит об эросе в собственном смысле, а не об агапе: мотивы сострадания, милосердия, самопожертвования у него не звучат. Поэтому — это любовь по преимуществу эстетически-разумная.

Именно любовью к эстетическому как целесообразному порядку руководствуется Демиург, оформляя и упорядочивая мир. Платоновский космос призван родить восхищение перед красотой.

4. Учение о познании

Философская конструкция мира, созданная Платоном, требует специального разъяснения того, как происходит процесс познания. Очевидно, что вопрос о том, каким путем достигается знание, возникает из посылки, что изначальное состояние есть незнание, полное или частичное отсутствие знания. Специальная теория познания вырастает также из допущения, что познание не мгновенный акт и не совокупность их, а длящееся действие, имеющее свои последовательные этапы.

Платон. Собр. соч. Т. 2. С. 121-122.

Итак, построенная Платоном онтология требует специальной теории познания. Действительно, если мир оформлен и существует в соответствии с некоторым планом, то следует объяснить, каким образом человек может познать этот план. Творчество мира отделено, по Платону, от его познания: мир существует по раз и навсегда данному плану. Человек не участвует в творении мира или со-творении совместно с божеством, он не в состоянии продолжить творение. Поэтому человеку остается только познавать мир, т.е. при помощи ума разгадывать заключенный в нем божественный план. Каким образом это может произойти?

Понятно, что органы чувств сами по себе не могут решить задачу познания. Ведь план мира имеет сверхчувственную, идеальную природу. Органы чувств дают нам внешнюю картину бытия вещей и космоса в целом. В этой картине преобладают изменчивость и непостоянство, мир здесь рассыпается на множественность, в которой едва-едва просвечивает единство. Органы чувств снабжают познавательную душу сырым материалом, который нуждается в обработке посредством ума. В противном случае возникает опасность увлечься чувственностью и пойти по ложному пути, на который увлекают страсти. Значит, решающая роль должна принадлежать уму. Но ум без органов чувств, конечно, не имеет прямого выхода в мир и, следовательно, ему неоткуда получить информацию о мире. Здесь возникает кажущаяся неразрешимой трудность: план мира лежит за пределами человеческого ума, поэтому нужен специальный канал связи между миром и умом. Роль такого канала могли бы выполнить органы чувств, но по указанным причинам они не способны это сделать. Платон, однако, находит из затруднения замечательный выход.

Оказывается, душа человека не совсем-таки изначально не знает ничего о божественном плане. Она знает, но знание это смутно и неоформлено. В полном соответствии с пониманием человека как микрокосма, в котором полностью представлен макрокосм (пониманием, обычным для греков), Платон утверждает, что душа каждого человека знает законы мира, но знания существуют не в явном виде, а в скрытом. Именно поэтому необходимы специальные усилия, чтобы их извлечь из глубин души.

Так выглядит вопрос о познании, изложенный рационально. Платон иллюстрирует его еще и мифологически, трактуя познание как «вспоминание» или «.припоминание». Поскольку душа есть сущность идеальная, она причастна миру идей. Следовательно, до того как вселиться в человеческое тело, она находилась в своем чистом, идеальном виде и ей был открыт мир идей. Она свободно созерцала его, поэтому без затруднений запечатлевала его в себе. Вселившись же в материальное тело, душа «забыла» ранее известное и понятное вследствие возмущающих ее спокойствие воздействий тела. Понятно, что душа способна вспомнить, но для этого необходимы усилия по пре-

89

одолению страстей, идущих от тела. Познание, следовательно, есть припоминание душой ранее известных частей божественного плана мира и восхождение по ступеням такого припоминания, вплоть до восстановления всего плана в целом. Философ, т.е. человек, победивший в себе низменные стремления страстей, способен подняться на вершину познавательного восхождения.

В пользу трактовки познания как припоминания говорит, по Платону, например, то, что человека чаще всего можно навести на правильную мысль при помощи вопросов. Отвечая на умело подобранные вопросы, человек открывает знание, уже наличное в нем, но бывшее неосознанным. Кроме того, процесс понимания, например, математических закономерностей, как и нахождение решения какойлибо сложной задачи, весьма схож с процессом вспоминания. И в том и другом случае, чтобы процесс состоялся, должен наступить момент «озарения», момент внезапного прозрения, когда мгновенно обнаруживается недостающее звено в цепи рассуждений и она замыкается, — решение найдено. Важным мотивом трактовки познания, заключающего в себе понимание, является стремление Платона истолковать его как заслугу самого человека, а не только учителей: ведь никакой учитель не сможет совершить за ученика замыкание круга понимания. Именно поэтому познание есть процесс извлечения истины из собственной души посредством концентрации ума. В диалоге «Менон» Платон показывает, как это происходит. Сократ беседует с рабом, который необразован, но с помощью философа проводит доказательство теоремы Пифагора. Сократ рисует на песке чертеж и, задавая вопросы, помогает рабу двигаться путем логических заключений. В итоге раб осуществляет математический вывод и формулирует теорему. Платоновский Сократ этим примером доказывает, что заслуга решения задачи всегда принадлежит ученику; учитель лишь помощник. Но это свидетельствует и о том, что истина присутствует в глубине души — следует научиться ее извлекать. Понимающее познание поэтому есть припоминание частей божественного плана космоса (куда входят, конечно, и геометрические закономерности и зависимости).

Идея припоминания позволяет Платону обратить внимание еще на одну особенность познания. Познающий, естественно, вынужден отталкиваться от чувственного мира. Но его задача состоит в том, чтобы сформулировать некоторые общие тезисы и понятия. Аналоги понятий можно усмотреть в вещах, доступных опыту, но это всегда аналоги приблизительные, а не точные. Однако, отталкиваясь от них, человек приходит к точным знаниям, открывает закономерности, выполняющиеся не приблизительно, а строго, — так обстоит дело, например, в геометрии. Следовательно, отправляясь от данных чувственного опыта, нужно совершить мысленный скачок к понятиям, в которых содержится нечто большее, чем было в чувственных данных.

Откуда возникает прибавка? По Платону, она опять же объясняется припоминанием душой того, что созерцала в идеальном мире.

Учитывая принципиальную дистанцию между чувственным опытом и разумно-понятийным логическим выводом, Платон вводит различение мнения и науки. Мнение, или «докса», — знание колеблющееся. Наука, или «эпистема», — знание доказательное или претендующее бытьтаковым.Наконец, еще более высокий вид знания — диалектика. Ею владеют философы, поскольку они умеряют страсти и проникаются бескорыстной любовью к мудрости.

5. Учение о человеке

Общая концепция человека вырисовывается из платоновской метафизики и теории познания. Ясно, что Платон развивает понимание человека из двух основных составляющих: души и тела. В душе основную роль играет ум. Душа есть «становящийся ум». Имеется в виду, что

впроцессе развития души и ее созревания ум приобретает все большую власть и способность доминировать над страстями. Детская душа обладает меньшей разумностью, чем зрелая. Отношения души и тела мыслятся Платоном как противоречивые. Тело есть обиталище души. Благодаря душе тело живет, поэтому оно должно находиться на службе души. Однако для души тело — не самое лучшее место обитания и является «темницей души», из которой она стремится вырваться. Отсюда, однако, не следует, что смерть есть благо. Платон рассуждает: «Конечно, жить — сладко. Но человеку истинно мужественному такие заботы не к лицу, не надо ему думать, как бы прожить подольше, не надо цепляться за жизнь, но... надо искать способ провести дни и годы, которые предстоят, самым достойным образом»'. Достойная жизнь есть «попечение о душе», которое Платон считает высшим моральным долгом человека.

Тело — корень всех зол, ибо оно источник страстей, которые порождают враждебность, несогласие, невежество и т.д., вплоть до безумия и психических болезней. Поэтому «забота о душе» означает ее очищение через разрыв с чувственным и соединение с родственным миром идеального и сверхчувственного. Очищение тождественно подъему по ступеням чистого познания. Для понятия очищения души Платон применяет специальный термин — «катарсис», закрепившийся и

впоследующей традиции. Катарсис, в платоновской трактовке, достижим исключительно на пути рационально-логического познания и состоит в просветлении страстей светом ума. Именно поэтому главным средством катарсиса является наука, а не, например, искусство, поэзия, театр, — взгляд на искусство как на главный путь очищения

1 Платон. Собр. соч. Т. 1. С. 558.

души встретится впоследствии у Аристотеля. Но Платону он чужд, поскольку искусство трактуется им в качестве неразумной, иррациональной сферы: поэты творят по наитию, в исступлении, т.е. по сути не ведают, что творят. Искусство уводит от истины, к которой ведет только наука. У Платона процесс рационального познания, прочищающий душу, переходит в процесс преображения — освобождения от мира чувственного и переход к сверхчувственному. Один мир преображается в другой, из мира иллюзорного человек переходит в мир подлинный. Посредством ума человек вступает в мир идей, т.е. во владение высшего Блага.

В понимании добродетельной жизни Платон в начальном пункте следует Сократу. Он отталкивается от понимания добродетели как воздержания, умерения страстей посредством разума. Ум обеспечивает достижение мужества, храбрости, справедливости. Именно справедливость Платон считает основной добродетелью. Но факт трагической смерти Сократа поставил перед Платоном проблему, которая ранее не исследовалась специально, — проблему бессмертия души. В бессмертие души верили последователи древних орфических культов. Но это была сти- хийно-неосознанная вера. Платон ставит задачу отыскания логических аргументов. Душа человека способна познавать неподвижное и вечное (мир идей). Но если это так, то она должна иметь ту же природу, что идеальный мир, быть родственной ему, поскольку, в противном случае, все вечное осталось бы недоступным ей, — как это имеет место в случае с телом. Мы видим, что душа познает мир идей, открывая математические и геометрические зависимости, определяя сущность вещей и общее в них. Следовательно, она не может быть смертной; она вечна. Заметим, что было бы неприкрытой демонстрацией отсутствия чувства исторического и такта попытаться опровергнуть или, наоборот, принять за окончательную аргументацию Платона в пользу бессмертия души. В пределах историко-философского подхода любая идея должна быть оценена с точки зрения ее соответствия общей концепции автора — в данном случае Платона. Надо признать, что тезис о бессмертии души логически безупречно вписывается в платоновские построения, занимая в них строго определенное место (если иметь в виду ту логику, которой придерживается сам Платон): в отсутствие тезиса о бессмертии души вся концепция была бы неполна. Платон стремится быть логичным (ведь разум ценится им необычайно высоко - и если мы ищем всюду в первую очередь логичности, то идем по стопам Платона), хотя это не значит, что его построения не подвержены критике. Она последовала незамедлительно в лице его ученика Аристотеля. Весь дальнейший путь развития философской мысли был определенной, в том числе и критической, реакцией на платоновский вывод. Поэтому лучший способ отыскания слабых мест у Платона (по крайней мере на первом этапе) — последовать историческому пути развития мысли.

92

Развивая учение о душе, Платон формулирует специфическую идею о ее трехчастности: разумной, волевой и вожделяющей (желающей). Идея трехчастности плавно переходит у него в учение об идеальном государстве. Теорию государства, оказывающуюся связанной с концепцией души и со всей метафизикой Платона, лучше всего оценивать в свете основных характеристик платоновского космоса.

6. Учение о государстве

Платон применил единый подход ко всем сферам реальности. Единство платоновского взгляда особенно рельефно просматривается при сопоставлении картин рисуемых им Космоса, государства, души человека. Во всех случаях обнаруживается структурная аналогия с заключенными в метафизике тремя фундаментальными факторами бытия: мир идей (эйдосов), т.е. идеальный план реальности, реализация заключенного в мире идей плана (Демиург) и некоторый исходный, неоформленный материал. Соответственно, всюду у Платона можно обнаружить три элемента, выполняющие данные три функции: познание плана, исполнение плана и сырой материал плана. Данные функции в составе души закреплены соответственно за разумной частью души, волевой и вожделеющей. В идеальном государстве три функции должны быть также закреплены за определенными группами людей. Именно так и поступает Платон, выделяя класс философов, класс воинов, или стражей, и класс ремесленников, земледельцев и рабочих. При этом он полагает, что в каждом из людей от природы преобладающей является одна из трех частей души. У очень немногих преобладает разумная часть — они становятся философами. Другие отличаются волей — им суждено стать воинами. Наконец, третьи — их большинство, — чьей добродетелью являются умеренность и терпеливость, должны заниматься ремеслом и земледелием. Идеальное государство есть по сути увеличенная фотография души.

В идеальном государстве Платона все должно быть четко фиксировано, все построено по определенному плану, который не может быть нарушаем никем из граждан. Этим оно отличается от известных госу- дарств-полисов, характеризующихся непрочностью, хаотичностью, отсутствием строгого порядка и, как следствие, господством несправедливости. Действительно, возможны три формы государственного устройства: а) монархия — правление одного («моно» — один, «архэ» - начало); б) аристократия — правление немногих; в) демократия - правление большинства, или народа. Однако эти три «правильные» формы имеют тенденцию, часто осуществляющуюся на практике, превращаться в свои уродливые двойники: монархия — в тиранию, аристократия — в олигархию, демократия — в демагогию. Извращения имеют место в силу того, что правители склонны чаще заботиться о себе и своих корыстных интересах, а не об интересах граждан.

93

Фактором извращения выступает также чрезмерная свобода, которая неизбежно влечет за собой демагогию, разлагающую нравы. Однако если государство сумеет сохранить нравственное здоровье граждан, то наилучшей формой окажется первая — монархия. Если нравственность утрачена, следовательно, процветает коррупция, то наилучшей становится третья — демократия. Она по меньшей мере гарантирует минимум свободы в качестве утешения и надежды на будущее. Наконец, в общем случае лучшей является аристократия — в наибольшей степени соответствующая идеальному государству, поскольку она может стать правлением «лучших». Именно ее кладет Платон в основу своего проекта идеального государства. Лучшими правителями будут те, кто умеет разумно отрекаться от своих пристрастий, кто стремится к истине и справедливости, любит свое государство, т.е. философы. Таковы мотивы (как видим, они не лишены смысла), движущие Платоном в его стремлении нарисовать образ идеального государства.

Платон связывает идеальное государство с верховенством закона. Все граждане государства (исключая рабов, которые не могли быть поставлены в одинаковое положение со свободными; рабы в Древней Греции были сравнительно немногочисленны и заняты они были на домашней и вспомогательных работах), независимо от занимаемого положения, должны одинаково подчиняться закону. Именно так должно быть в нормальном случае, а значит, и в идеальном государстве. Более того, идеальное государство и есть то самое, где закон незыблем и главенствует. Но как обеспечить соблюдение законного порядка в жизни? Он непрестанно нарушается не только гражданами, но и правителями. Кроме того, законы то принимаются, то отменяются или изменяются, поскольку сами законодатели постоянно меняют свои убеждения и пристрастия. Следовательно, в самой законодательной сфере царят хаос и произвол. Значит, необходимо разработать специальную систему мер, обеспечивающих прочность и устойчивость закона, его обязательность для всех. Эта система мер окажется также гарантией прочности государства. Но если это так, то она не может быть произвольно установленной кем-либо, а должна быть выведена из сущности государства, т.е. из его идеи. Исходя из свойств государства как такового, следует логически вывести его частные характеристики, определить его устройство и, в конечном итоге, решить вопрос о роли индивидов в нем. Таким образом, логика Платона идет в последовательности умозаключений от государства к индивиду, а не наоборот — от индивида к государству. Это заведомо предопределяет тотальное подчинение индивида государству. К такому подчинению Платон и приходит, фактически лишая граждан рисуемого им государства права на частную жизнь. Жизнь индивида здесь без остатка подчиняется государственному целому. Индивидуальная свобода признается только в той мере, в какой она необходима государству.

Будучи противником тирании, Платон не может, конечно, идти

по пути теоретической защиты прямого насилия и принуждения. Поэтому порядок в государстве выводится им из «естественного порядка вещей», т.е. из собственной метафизики. Но этот же порядок есть порядок души. Следовательно, в идеальном государстве учитываются естественные склонности людей, а принуждение призвано лишь способствовать более полной реализации этих склонностей. Одни склонны философствовать, в других силен воинский дух, третьи предпочитают продуктивный труд — таковы предпосылки трех классов общества. Но одновременно это три функции государства: познание истины

инаписание правильных законов (философы); обеспечение исполнения законов (воины или полиция, что у Платона приблизительно одно

ито же); производство необходимых продуктов (ремесленники и земледельцы). Одновременно это воплощение трех фундаментальных факторов бытия — идеального плана, исполнения и исходного материала. Однако трехклассовая структура должна быть жесткой, поскольку ее разрушение повлечет за собой разрушение всей системы. Опасность разрушения проистекает из того, что люди часто не понимают собственного блага, поэтому тот, кто по природе ремесленник, стремится стать правителем, воин — расслабиться и заняться более спокойным делом, к примеру, ремеслом, и т.д. Лишь те, кто любит мудрость, способны самостоятельно определить свое призвание и без внешнего принуждения реализовать его. Поэтому они могут инициировать идеальное государство и быть его правителями. Они же должны разработать строгие правила для себя и для других классов.

«Если для людей, выдающихся в философии, — пишет Платон, — возникла <...> необходимость взять на себя заботу о государстве... мы готовы упорно отстаивать взгляд, что в этом случае <...> будет осуществлен описанный нами государственный строй, коль скоро именно эта Муза оказывается владычицей государства. Осуществление такого строя вполне возможно, и о невозможном мы не говорим. А что это трудно, признаем и мы»1. Чтобы осуществить проект, философы должны образовать аскетическое братство, подчинить всю свою жизнь науке, разработке законов и воспитанию молодежи. Сами они не могут быть слишком молоды, а, напротив, преклонного возраста. Уче- ные-мудрецы олицетворяют собой мудрость всего города-государства, который «может быть мудр по малочисленному сословию». Они устанавливают для всего общества нормы справедливости. Такова общая схема. Однако Платон не верит в силу только лишь морального воздействия со стороны лучших. Поэтому именно солдаты-полицейские должны осуществлять волю мудрецов-старцев. Их воспитание и образ жизни, следовательно, должны быть всецело подчинены возложенной на них миссии. Они, по Платону, живут исключительно в казар-

1 Платой. Собр. соч. Т. 3. С. 280.

95

94