37. Характеристика позитивистской парадигмы мышления.

Из лекций гениальных:

Понятие «позитивизм» придумал Огюст Конт. Прагматизм. Метод интроспекции становится несостоятельным.

Прагматизм:

1. Мир равен опыту;

2. Я становится черным ящиком, исключается субъективность;

3. Индукция;

4. Интегральная единица общения – конструкт – совокупность идей, связанных между собой;

5. Результативность;

6. Контекстуальность;

7. Расширяется критичность, относительность истины;

8. Успех – единственный критерий;

9. Программирование поведения (верификация).

Из Прониной:

Пример Хемингуэя, который типа ничего не понимал в мире.

В период расцвета рационализма существовала уверенность, что устройство мира разумно и непротиворечиво, общество ста­новится все более справедливым, познание окончательной исти­ны все ближе и для человека нет ничего невозможного. Казалось, ничто не заставит усомниться в ценности социального прогресса и убежденного поведения. Но царство разума длилось значитель­но меньше, чем владычество первобытной магии и колдовства.

Довольно скоро рационализм обнаружил те же слабости, за которые в свое время великие просветители критиковали схола­стику: логика слишком легко становилась казуистикой, аксиомы превращались в догмы, исчезала возможность опытной проверки выводов. Всеобъемлющие, претендующие на объяснение самых основ мироздания научные системы и классификации не могли объяснить всех новых открытий, изобретений и технологий.

А главное, не сходились концы с концами в социальной жиз­ни. Прежние надежды на установление справедливого и разумно­го порядка не оправдались. Одна революция сменялась другой, ужасая современников иррациональной жестокостью.

И привычные методы творческого отображе­ния действительности утрачивали черты картезианской ясности и определенности. В живописи образ мира расплывался в цветовые пятна (импрессионизм), рассыпался на куски (кубизм), транс­формировался в фантасмагорию (сюрреализм). Математическая сдержанность И.-С. Баха и прозрачность И. Гайдна уступала мес­то мятежным порывам Л. Бетховена, страстному иррационализму Р. Вагнера, торжествующей дисгармонии И. Стравинского. При­знаком усталости от глобальных систем, всеобщих принципов и абсолютных причин было появление новых философов, которые стали отказываться от... философии.

Огюст Конт (1798—1857) был первым, кто произнес новое слово — позитивизм (от лат. positivus — положительный). Он утверждал, что претензии на раскрытие окончательных причин и сущностей должны быть удалены из науки как всякая метафизи­ка, что наука не объясняет, а лишь описывает явления. Не во­прос «почему», а вопрос «как» является главным. Всякое утверж­дение должно быть сведено к данным опыта конкретных наук. И то, что невозможно верифицировать, то есть проверить в опы­те, не имеет научной значимости. С этой точки зрения все уни­версальные законы бессмысленны, потому что вообще верифици­ровать можно не сам закон, а лишь некоторые наблюдаемые про­явления этого закона. О. Конт утверждал «невозможность достиг­нуть абсолютных знаний» и вел речь не об идеях, вечных или врожденных, а о «естественных связях между предметами».

В противовес дедуктивному подходу рационалистов родона­чальники позитивизма считали, что только индукция (восхожде­ние от частного к общему) может дать новое знание. А все остальные умозаключения обладают такой способностью лишь постольку, поскольку они сводятся к индукции. Но они не в си­лах были разорвать пуповину, связывавшую их с традиционной философией. Поэтому, к примеру, у Г. Спенсера (1820—1903), который утверждал, что «материя, движение и сила лишь символы неведомого реального», само это «непознаваемое» выступало как «первоначальная причина, в признании которой сходятся на­ука и религия». А.Д. Милль (1806—1873) утверждал, что высшая цель человеческой деятельности — содействие «счастью человече­ства или, скорее, всех чувствующих существ».

Позитивисты считали, что философия как особая наука, пре­тендующая на умозрительное познание реальности и стоящая над естественными науками, просто не нужна. Но за этим стояло не только разочарование в идеях Просвещения, но и уверенность в себе, в своей силе и способности на деле разрешить возникшие несообразности бытия. Это становится особенно ясно при зна­комстве с американской разновидностью позитивизма, которая самоопределилась как особое учение — прагматизм (от греч. prag­ma — дело, действие).

Для основоположника нового направления Чарльза Пирса (1839—1914) не существовало никакого истинного философского метода. «Все наше знание плавает в континууме недостоверности и неопределенности», — утверждал мыслитель. Единственной логической операций, ведущей к новому пониманию предмета, для него была абдукция (гипотетическое утверждение, вид непол­ной индукции). Устойчивость и надежность вывода он оценивал по тому, насколько подтверждалось на практике выдвинутое предположение. А уже для Уильяма Джемса (1842—1910) высшим критерием стала польза, практическая результативность рассуж­дения: «Мысль «истинна» постольку, поскольку вера в нее вы­годна для нашей жизни».

И чуть ли не единственно возможным пу­тем познания оказывается метод «проб и ошибок». С этих пози­ций внешний мир представляет собой не что иное, как содержа­ние опыта. А в категорию опыта включаются все явления и собы­тия жизни и все возможные состояния индивида, включая снови­дения, труд, болезнь, ложь, войну, магию и т.п.

Это было принципиально новое понимание мира. Характер­ной особенностью его было критическое отношение к результа­там деятельности самого мышления, осознание субъективной структуры знания, обусловленного (а значит, и ограниченного) практической деятельностью. Разделение субъективного и объек­тивного, начавшееся в рамках рационалистической парадигмы, продолжилось и затронуло то, что рациональному мышлению представлялось абсолютно достоверным и объективным, — по­знание. Были раскрыты субъективность и относительность мен­тальных моделей мира.

Глубокое сомнение в достоверности «метафизических кон­цепций» было общим свойством всех ветвей позитивизма. Осно­воположники прагматизма заострили до негативизма отношение к «самой метафизической реальности» — внутренним пережива­ниям, к душе человека. Характерно в этом смысле название од­ной из работ У. Джемса, психолога и философа: «Существует ли сознание?».

Прагматизм оказался адекватной новому времени философией индивидуальной активности, групповой солидарности и обще­ственного оптимизма. Но что это значило для поступательного развития личности и общества?

Как видно, это движение человеческой мысли не было бес­плодным. Хотя прагматизм вызывал вполне понятное раздраже­ние многих мыслителей и моралистов, позитивистская парадигма мышления расширяла возможности интеллекта, увеличивала степени свободы как по отношению к внешнему миру, так и по от­ношению к самому субъекту. Важнейшим завоеванием стало кри­тическое отношение к деятельности самого мышления, уточнение пределов самосознания, осмысление человеческой практики как текучего, но реального и наблюдаемого процесса взаимодействия объективного и субъективного, материального и идеального, фи­зического и психического.