Психологические аспекты восприятия образа араба

Прежде чем обратиться непосредственно к анализу отношения «русских» репатриантов к арабо-израильскому конфликту, необходимо понять как оно было сформировано, и что в наибольшей степени определило этот процесс.

Представляется, что ответ на этот вопрос кроется в характере самосознания иммигрантов из бывшего СССР, их своеобразной ментальности. Эта специфика стала результатом воздействия целого ряда факторов, как то:

1. Трудности «доизраильского периода»: как те, которые привели к решению о репатриации, так и те, которые пришлось преодолеть для его реализации.

2. Проблемы, которые неизбежно возникают с первых дней жизни в Израиле, – бытовые, организационные, психологические.

3. То, что можно назвать «советским образом мышления». Принципиально иные способы ориентировки в окружающей действительности, невозможность во многих случаях адекватно оценивать происходящее, а значит, и планировать свои действия.

4. Языковой барьер.

Эти факторы определяют психологическое состояние олим с первых дней пребывания в стране и оказываются основными в первые 3–4 месяца.

Также хотелось бы выделить такие аспекты, как стереотипные способы мышления, препятствующие ориентировке в новой ситуации, правильному восприятию новой действительности, в которой алия должна жить и действовать, в которую она должна влиться. Речь идет о формировавшейся за все годы существования советской власти подмене собственного мнения человека своего рода «клише», имитирующими народное мнение, позволяющими судить о тех или иных явлениях без достаточного знания предмета. Как результат, новые репатрианты, несмотря на свой в целом высокий образовательный уровень, оказались едва ли не наиболее восприимчивой к всевозможным стереотипам и массовым манипуляциям группой израильского общества.

Причем, нужно отметить, что, если в СССР такие «клише» создавались всеми средствами массовой информации, партийными, комсомольскими, профсоюзными и даже пионерскими организациями, то в Израиле к распространению подобных неадекватных слухов приводит создание в местах скопления олим (ульпаны, курсы, клубы пенсионеров и т.д.) так называемых референтных групп⁹.

В этом смысле показательно распространенное в среде русскоязычных репатриантов мнение, что патриот Израиля – это тот, кто если и не ненавидит арабов, то уж явно выступает против каких-либо территориальных уступок им. Так, например, автор одной из статей интереснейшего русско-еврейского журнала «Новый век» в первом номере за 2003 г. пишет: «Сын, как и я, патриот Израиля и противник «мирного процесса»¹⁰. Ни тождество «патриот Израиля [есть] противник мирного процесса», ни написание словосочетания «мирный процесс» в кавычках, в доказательствах и объяснениях не нуждаются. И автору, и большинству читателей все очевидно и так. Некоторые аналитики считают, что эта точка зрения объясняется, в первую очередь, тем, что большинство «русских» репатриантов, прибывавших в начале 90-х годов в Израиль (а именно тогда прибыло большинство из них), в сущности, не имело ни малейшего представления об истории арабо-израильского конфликта, демонстрируя свойственную «имперскому сознанию» неготовность к каким-либо территориальным уступкам безотносительно к выяснению вопроса о причинах конфликта и субъективной правде каждой (в том числе, и противоположной) из сторон. После 11 сентября 2001 г. в умах многих возобладала точка зрения, что «все арабы – террористы, с пеленок воспитаны в ненависти, а мы относимся к сообществу демократических стран и вынуждены защищаться». Смена риторики очевидным образом не сопровождалась сменой политической позиции: арабы как не воспринимались, так и не воспринимаются сколько-нибудь серьезными партнерами для ведения мирных переговоров.

Подобный подход характерен и для восприятия образа араба на уровне бытового сознания. Показательны в этом смысле данные, собранные в конце 90-х годов хайфскими социолингвистами Ларисой Фиалковой и Марией Еленевской¹¹ в ходе развернутых бесед с несколькими десятками русскоязычных израильтян (см. Приложение 1). На основе данного исследования можно прийти к следующим выводам:

Во-первых, восприятие образа араба и интерпретация его поведения в большинстве случаев зависят от предыдущего опыта респондентов, соответственно новые ситуации и реалии интерпретируются в рамках знакомых культурных кодов.

Так, репатрианты из Средней Азии воспринимают арабов как мусульман, знакомых им по странам исхода. Поэтому в отличие от многих выходцев из европейских районов бывшего СССР, предпочитающих арабов-христиан мусульманам, первые подчеркивают свою близость с последними. Из интервью известно, что быт многих еврейских семей был организован под сильным влиянием мусульманского окружения. Строгое разделение мужских и женских ролей, почтение к старшим, скромный стиль в одежде, осторожность в отношениях с посторонними – таковы модели поведения, усвоенные ими с детства. Отсюда умение маневрировать и легкость в общении с арабами-мусульманами, хотя эти респонденты отмечают также и потенциальную опасность, которую может повлечь за собой «умышленное или неумышленное нарушение этих кодов («С ними главное найти общий язык. Если ты его не нашел – все. Ты будешь первым врагом»).

Во-вторых, приходится констатировать преобладание отрицательного стереотипа врага. Информанты изначально предполагают, что от них ожидают именно такого отношения к арабам. В тех случаях, когда личный опыт противоречит этим ожиданиям, они испытывают неловкость.

В отличие от евреев из восточных стран, принесших образ араба в коллективном сознании из стран исхода, «русские» репатрианты столкнулись с ним лишь в процессе эмиграции и интеграции в израильское общество. Попытка освоения новой действительности с помощью привычных кодов, как следует из проанализированных примеров, ненадежна. Непонимание рождает неуверенность, страх и даже агрессию. Итак, в основе формирования образа лежат два неравноправных источника: израильские масс-медиа на русском языке, доступные всем, и ограниченные личные контакты. К подобным выводам приходит и Моше Кенигштейн¹² в исследовании ценностных ориентаций, установок и стереотипов русскоязычных репатриантов, находящихся в Израиле менее года. Отношение к арабам представлено в их высказываниях, из коих 34% (категории 1–2) – негативные и лишь 6% (категория 5) – позитивные; остальные высказывания могут быть определены как нейтральные (категории 3–4), либо же респонденты не ответили на поставленный вопрос (см. Приложение 2).

Как и в первом исследовании, большая часть высказываний респондентов представляет собой негативные стереотипы и штампы расистского характера, достаточно широко распространенные и среди старожилов Израиля. Нередко эти стереотипы поддерживает и культивирует израильская пресса, в том числе и «русская», некоторые общественно-политические движения и партии. Однако немалую роль в их формировании играет и тот факт, что для репатриантов из бывшего СССР характерны «слабая политкорректность», довольно циничный подход к проблемам прав человека и отсутствие толерантности.

Это в первую очередь связано с тем комплексом коллективных и индивидуальных качеств, который выработался у русских евреев на основе особенностей положения их в русской и советской империях, под влиянием имперской, великодержавной идеологии, коммунистической и социал-демократической доктрины, а также комплекса отчуждения советского еврейства, который, в отличие от других стран мира, основывался не на религиозном и языковом характере, но, тем не менее, был очень сильным и доминантным в определении специфики личности и еврейского социума в целом¹³.

Таким образом, влияние русской и советской истории, общества, ментальности на еврейских выходцев из бывшего СССР столь велико, что вместо воссоединения и интеграции в Израиле русско-советская еврейская община в начале 90-х годов выделилась в самостоятельный олимовский «русский» сектор, чье восприятие окружающей действительности крайне специфично.

Что касается палестино-израильского конфликта, то можно сделать следующий вывод: «русские» репатрианты в этот период не выработали четко сформулированной позиции по этому вопросу, вследствие чего восприятие арабов на бытовом уровне (примеры которого были приведены выше) превращается в фактор, определяющий выбор ими того или иного решения этой проблемы.