1.1.6. Третье отделение собственной его императорского величества канцелярии

3-е отделение собственно его императорского величества канцелярии было создано в 1826 году. При этом была расформирована Особенная канцелярия МВД, и сотрудники Особенной канцелярии переведены в 3-е отделение. Формируя новый орган государственной безопасности, император видел пути стабилизации обстановки в стране в Укреплении государственных органов, более того, в личном Управлении империей.

Анализ сущности преобразований, осуществленных Ни­колаем I, показывает, что по существу произошел возврат к изначальной схеме, предложенной Иваном Грозным, Алек­сеем Михайловичем и Петром I, при которой орган государ­ственной безопасности был совмещен с личной канцеляри­ей царя.

Помимо реорганизации политического сыска данное пре­образование одновременно привело к существенному измене­нию властных полномочий в масштабах всей государственной структуры. П.В. Оржеховский, командовавший Отдельным корпусом жандармов в 1882—1887 гг.

Главным начальником Третьего отделения, шефом жан­дармов и командующим Императорской главной квартирой 25 июля 1826 г. был назначен А.Х. Бенкендорф.

Структурно Третье отделение было построено в соответ­ствии с представленной императору А.Х. Бенкендорфом за­пиской «О делении на четыре экспедиции» от 14 июля 1826 г.

Основные функции 3-го отделения: охрана государственной безопасности, функции контрразведки, предупреждение шпионажа, контроль передвижения по стране иностранных граждан. Эти функции осуществлялись пятью экспедициями.

«Первая экспедиция в себе будет заключать все предметы высшей наблюдательной полиции... наблюдение за общим мне­нием и народным духом; направление лиц и средств к достиже­нию этой цели; соображение всех поступающих в сем отноше­нии сведений и донесений; составление общих и частных обозрений; сведения подробные о всех людях, под надзором по линии состоящих, равно и все по сему предмету распоряжения; высылка и размещение лиц подозрительных и вредных». Таким образом, первая экспедиция являлась ведущим звеном в структуре нового органа политического сыска. Ее основны­ми задачами было предупреждение «злоумышлении против особы государя императора»; обнаружение тайных обществ и заговоров; сбор информации о положении в империи и за границей, состоянии общественного мнения, настроениях в политических течениях в различных слоях населения; тайный надзор за государственными преступниками, «подозритель­ными лицами» и др. К ведению первой экспедиции были отнесены общий контроль и наблюдение за деятельностью государственного аппарата, выявление злоупотреблений ме­стных чиновников, беспорядков при дворянских выборах, рекрутских наборах.

1-я экспедиция считалась наиболее секретной. В ней осуществлялось наблюдение за деятельностью аппарата государственного управления, за общественными деятелями, здесь рассматривались дела по наиболее важным государственным преступлениям.

Вторая экспедиция должна была решать задачи надзора за «направлением», «духом и действиями» всех существовавших в России религиозных сект, прежде всего раскольников. В нее должны были поступать «известия об открытиях по фальши­вым ассигнациям, монетам, штемпелям, документам», сведе­ния об открытиях, изобретениях, усовершенствованиях, об учреждении и деятельности различных обществ в сфере на­уки, культуры, просвещения. В подчинение второй экспеди­ции перешли изъятые из ведения Министерства внутренних дел секретные политические тюрьмы — Алексеевский раве­лин Петропавловской крепости в Санкт-Петербурге, Шлиссельбургская крепость, Суздальский Спасо-Ефимьевский монастырь и Шварцгольмский арестный дом в Финляндии, «в коих заключаются государственные преступники». В обя­занности сотрудников экспедиции входило разбирательство жалоб, просьб и прошений по «тяжебным и семейным де­лам», поступавшим в Третье отделение на царское имя. Экс­педиция ведала личным составом (вопросами определения, перемещения, награждения и увольнения чиновников отде­ления).

На третью экспедицию возлагалось выполнение контрраз­ведывательных функций: надзор за пропуском иностранцев через границу, контроль за их пребыванием на территории Российской империи, ведение негласного наблюдения заповедением и образом жизни иностранцев, выдворение не­благонадежных иностранцев за пределы государства.

Четвертая экспедиция должна была заниматься «всеми во­обще происшествиями в государстве и составлением ведомо­стей по оным». Иными словами на экспедицию возлагался сбор информации о пожарах, эпидемиях, грабежах, убийствах, крестьянских волнениях, злоупотреблениях помещиков вла­стью над крепостными и т. п. Данную информацию предпи­сывалось систематизировать и еженедельно обобщать в виде специальных сводных таблиц.

Пятая экспедиция была образована не сразу. Цензура ли­тературных произведений и периодических изданий перво­начально не входила в пределы компетенции Третьего отде­ления. Однако с момента его создания, согласно указанию Николая I, был организован надзор за А.С. Пушкиным, чуть позже под надзором и следствием оказался А.С. Грибоедов. С начала 30-х гг. и до своей смерти объектом заинтересован­ности Третьего отделения являлся А.И. Герцен, с 1837 г. — М.Ю. Лермонтов.

Кроме того, в 3-м отделении было 2 секретных архива, в которых хранились дела, связанные с расследованием государственных преступлений и сведения от заграничной агентуры.

С 1828 г. все типографии Российской империи получили предписание предоставлять в Третье отделение по одному экземпляру всех издаваемых газет, журналов, разного рода альманахов. В функции отделения была введена цензура всех драматических сочинений, предназначаемых для театральных постановок. Например, только за сентябрь 1842 г. им было рассмотрено 57 театральных пьес.

Появление новых функций потребовало соответствующе­го структурного оформления и осенью 1842 г. А.Х. Бенкен­дорф, ссылаясь на резкий рост числа театров в стране, добил­ся согласия императора (Указ от 23 октября 1842 г.), на образование в Третьем отделении пятой экспедиции. В ее состав вошли цензор, его помощник и младший чиновник.

В соответствии с императорским указом пятая экспедиция осуществляла цензуру за драматическими сочинениями, предназначенными к театральной постановке на русском, немецком, французском, итальянском и польском языках, а также надзор за всеми выходящими в России периодически­ми изданиями. В обязанность чиновников входило сообщать «о статьях безнравственных, неприличных по обстоятель­ствам или по содержанию личностей и требующих почему-либо замечания, сообщать министру народного просвещения _{и т0М}у главному начальству, от которого принятие надле­жащих мер зависит».

Следует отметить, что, несмотря на значительный след, оставленный Третьим отделением в отечественной истории, штатная численность ведомства не превышала нескольких десятков человек даже в периоды высшего подъема револю­ционного движения. Так, в 1826 г. в его штат входили 16 че­ловек, в 1828 г. - 18, в 1841 - 27, в 1856 -31, в 1871 - 38, в 1878 — 52, в 1880 г. — 72 человека.

Рассматриваемый орган государственной безопасности существенно отличался от учреждений политического сыска при Александре I по подходу к организации деятельности. Прежняя децентрализация и дублирование ведомств заменя­лись жесткой централизацией. В проекте об устройстве «выс­шей полиции» А.Х. Бенкендорф недвусмысленно обозначил данное требование как одно из важнейших условий ее эффек­тивной деятельности: «Для того чтобы полиция была хороша и обнимала все пункты империи, необходимо, чтобы она подчи­нялась строгой централизации, чтобы ее боялись и уважали и чтобы уважение это было внушено нравственными качества­ми ее главного начальника».

Значение Третьего отделения особенно возрастало за счет одной его важной функции, не упоминавшейся в официаль­ном указе об образовании ведомства. Оно обладало правом надзора и контроля за деятельностью всех государственных уч­реждений и местных органов, что было закреплено в секрет­ных инструкциях по корпусу жандармов.

Третье отделение принципиально отличалось от своих предшественников еще одной чрезвычайно существенной чертой — из всех отечественных спецслужб оно первым ста­ло иметь под своим началом разветвленную территориальную сеть местных органов политического сыска в виде жандармс­ких подразделений.

На новом уровне была реализована принципиальная схе­ма «интеллектуальный центр — вооруженные исполнители», проявившаяся в зачаточной форме уже в деятельности Пре­ображенского приказа. Сочетание деятельности небольшой по численности политической полиции, игравшей роль ин­теллектуального центра, со значительными по численности военизированными жандармскими подразделениями, обеспе­чивающими силовую поддержку, было принципиальным про­рывом в организации политического сыска и в первые годы деятельности Третьего отделения дало ощутимые результаты. Несмотря на незначительный штат, орган политического сыска имел значительный документооборот. Так, в первые годы его существования одних только жалоб о пересмотре решений местной администрации, суда, полиции, о служеб­ных делах, о восстановлении прав, по поводу личных оскор­блений, семейных дел и на правительственные учреждения поступало в год от 5 до 7 тысяч. Поток информации неуклон­но возрастал: в 1826 г. только в первой экспедиции было за­ведено 120 дел, зарегистрировано 198 входящих бумаг и 170 исходящих. В 1848 г. эти показатели соответственно состави­ли 564, 4524 и 2818. К 1850 г. в архиве Третьего отделения скопилось около 30 тысяч дел. В 1869 г. Третье отделение представило царю 897 «всеподданнейших докладов», завело 2040 новых дел, получило 21215 входящих бумаг и отправи­ло 8839 исходящих. Таким образом, ежедневно орган государ­ственной безопасности Российской империи получал в сред­нем 60 и отправлял 24 документа.

Накопление секретной информации повлекло за собой необходимость разработки мер по ее защите от хищения. В январе 1849 г. из Третьего отделения пропало сразу 18 докла­дов его шефа с собственноручными резолюциями императо­ра. Вырезки из них вместе с анонимной запиской были по­том присланы по почте Николаю I. Служебное расследование установило, что документы были похищены губернским сек­ретарем А. П. Петровым, сверхштатным сотрудником Треть­его отделения, который с корыстной целью выкрал секрет­ные бумаги «для передачи частным лицам».

Но деятельность Третьего отделения за границей не огра­ничивалась слежкой за русско-польской революционной эмиграцией. Его сотрудники осуществляли зарубежные про­пагандистские кампании, направленные на поддержку рус­ского самодержавия, а также вели политическую разведку. К 1877 г. Третье отделение имело в европейских странах не ме­нее 15 постоянных агентов, направляющих в Россию инфор­мацию из Парижа, Лондона, Женевы, Вены, Потсдама, Мюн­хена, Лейпцига, Бухареста.

Одной из главных задач Третьего отделения было изуче­ние настроений в обществе. Цитируя своего заместителя фон Фока, А.Х. Бенкендорф часто повторял, что контроль за об­щественным мнением так же важен, как «топографическая карта для полководца перед сражением». Знание обществен­ного мнения слагалось из рапортов жандармов. На первых порах информацию они собирали в ходе личного общения с различными слоями граждан. Позже начали привлекать к данной работе чиновников, журналистов и других лиц, вла­деющих информацией

Результаты деятельности Третьего отделения подводились ежегодно в форме отчетов. В данных документах оценка от­дельных фактов и явлений давалась в весьма острой форме. Так, в отчете за 1827 г. Бенкендорф, характеризуя пороки чи­новничьего аппарата, писал: «Хищения, подлость, превратное толкование законов — вот их ремесло. К несчастью, они-то и правят, а не только отдельные, наиболее крупные из них, но, в сущности, все, так как им известны тонкости бюрократичес­кой системы».

Особую тревогу Третьего отделения вызывала дворянская молодежь. Так, в «Обзоре общественного мнения» за 1827 г. Указано: «Молодежь, т. е. дворянчики от 17 до 25лет, состав­ляет в массе самую гангренозную часть империи. Среди этих сумасбродов мы видим зародыши якобинства, революционный и Реформаторский дух, выливающиеся в разные формы и чаще всего прикрывающиеся маскою русского патриотизма. Тенден­ции, незаметно внедряемые в них старшинами, иногда даже их собственными отцами, превращают этих молодых людей в на-стоящих карбонариев. Все это несчастие происходит от дурного воспитания. Экзальтированная молодежь, не имеющая никакого представления ни о положении России, ни об общем ее состоянии, мечтает о возможности русской конституции уничтожении рангов, достигнуть коих у них не хватает тер­пения, и о свободе, которой они совершенно не понимают, но которую полагают в отсутствии подчинения. В этом развра­щенном слое общества мы снова находим идеи Рылеева, и только страх быть обнаруженными удерживает их от образования тайных обществ».

Изучение обстановки в молодежной среде некоторое вре­мя было основным направлением деятельности спецслужбы, которая опасалась формирования новых тайных обществ по типу декабристских. Однако заслуживающих внимания мате­риалов получено не было и интерес к данному вопросу ослаб.

К чести Третьего отделения, его руководители не боялись докладывать императору объективную информацию, правду в острой форме, что позволяло достаточно точно прогнозировать события. Так, в 1828 г., характеризуя обстановку в Царстве Польском, где наместник, великий князь Константин, относил­ся к жандармам довольно скептически, не допуская их в польские губернии, и управлял поляками по собственному ра­зумению, Бенкендорф писал Николаю I: «Власть продолжает там оставаться в руках презренных субъектов, возвысившихся путем лихоимства и ценою несчастья населения. Все государствен­ные чиновники, начиная со служащих канцелярии генерал-губерна­тора, продают правосудие с аукциона»². На основании убедитель­ных фактов тайная полиция делала вывод, что подобная политика властей неминуемо приведет к социальному взрыву, что и произошло в форме восстания 1830—1831 гг.