Технологическое прогнозирование

В 1924–1928 гг. выдающийся русский экономист В. А. Базаров‑Руднев выступил с серией статей, в которых сформулировал принципиально новый подход к будущему. Ему пришлось участвовать в предплановых разработках первой советской пятилетки (1928–1932), и это подтолкнуло его к одному из наиболее значительных научных открытий XX в. Ему предстояло дать прогноз‑предсказание, как будет выглядеть Россия через 10–20 лет. Его одолели сомнения: если он дает такую «картину будущего», то тогда к чему планирование? Ведь достаточно просто ориентироваться на этот «маяк». И наоборот: если разрабатывается план – к чему какие‑то предсказания? Результатом его размышлений стало предложение заменить прогноз‑предсказание двумя качественно новыми типами прогнозов:

1) генетическим (впоследствии ставшим известным под названием поискового): выявлением назревающих проблем путем логического продолжения в будущее тенденций, закономерности которых в прошлом и настоящем достаточно хорошо известны;

2) телеологическим (впоследствии – нормативным) – выявлением оптимальных путей решения перспективных проблем на основе заранее заданных критериев.

Американские ученые, не знавшие о трудах Базарова, тоже долго мучились с диалектикой соотношения предвидения (прогноза) и управления (плана, программы, проекта). И наконец пришли к тому же выводу, что и Базаров: предложили концепцию поискового и нормативного прогнозирования. Так начиналась эпоха технологического прогнозирования.

После Второй мировой войны развитие концепций будущего постепенно вновь набрало силу, чему на Западе способствовали три фактора:

1) появление концепции научно‑технической революции (НТР) и ее социально‑экономических последствий (труды Дж. Бернала, Н. Винера), затем популяризированных в массе книг, статей и брошюр;

2) разработка техники поискового и нормативного прогнозирования, которое поставило прогностику на службу управлению;

3) становление соответствующей философской базы как основы новых концепций будущего (индустриализм, экзистенциализм, структурализм, неопозитивизм, социал‑реформизм, теория конвергенции и т.д.).

В 1960‑х гг. начинается «бум прогнозов», появление сотен научных учреждений, специально занимавшихся разработкой «технологических прогнозов». Уже в те годы на Западе началась интенсивная разработка концепций, которые составили основу теории индустриализма. В основе этой теории лежит предпосылка: уровень социально‑экономического развития страны определяется не общественно‑экономической формацией, а промышленным потенциалом. Нашлась и «единица измерения» – величина валового национального продукта (ВНП) на душу населения. Наиболее полно эта линия была проведена в книге Г. Кана и его сотрудника А. Винера «Год 2000» (США). Авторы разделили страны мира на пять категорий:

1) «доиндустриальные» (до 200 долл. ВНП на душу населения),

2) «переходные» (200–600 долл.),

3) «индустриальные» (600–1500 долл.),

4) «высокоиндустриальные» (1500–4000 долл.),

5) «постиндустриальные» (свыше 4000 долл.).

Затем они подсчитали, сколько лет понадобится той или иной стране для перехода в следующую категорию и в итоге – для достижения уровня США 60‑х гг. Получилось, что даже «высокоиндустриальным» странам необходимо от 11 до 42 лет, «доиндустриальным» Китаю – 101 год, Индии – 117 лет, Индонезии – 593 года!

После серьезной критики этой теории ее авторы существенно усложнили свои теоретические положения, прибегнув к более широкому кругу социальных показателей. Была выдвинута на первый план производственно‑про­фес­сиональная структура общества, соотнесенная с концепцией «трех индустрий» (первичная – сельское и лесное хозяйство, рыболовство, добывающая промышленность; вторичная – обрабатывающая промышленность; третичная – сфера обслуживания и духовного производства). Далее картина будущего была дополнена схемой эволюции образовательно‑квалификационной структуры общества, когда в «постиндустриальном обществе» дипломированными специалистами окажется подавляющее большинство работников общественного производства. Большое внимание было уделено показателям социально‑демографической структуры будущего общества (уравновешивание рождаемости и смертности, уменьшение в возрастной структуре доли детей с 25 % до 15 % с увеличением доли стариков до аналогичной величины (15–25 %), рост средней продолжительности жизни до 80–90 лет).

Показатели социальной структуры общества были дополнены показателями эволюции «типичного» денежного бюджета «средней» семьи. Предсказывали падение доли расходов на питание и одежду в «постиндустриальном обществе» до нескольких процентов и рост за этот счет доли расходов на жилище, транспорт и культуру до колоссальной величины, сопоставимой с долей расходов на питание в «доиндустриальном обществе». В плане рабочего времени «индустриалисты» предсказывали сокращение рабочего года в «постиндустриальном обществе» до 40–42 четырехдневных рабочих недель по 6–7 часов работы в день с 10–12 недельным отпуском.

Это была очень броская рекламная картина «общества будущего». Тем не менее она подверглась ожесточенной критике со стороны представителей других направлений.