Левчик Д.А. Становление общественного самоуправления в России. М., 2005. 596 с

71

прессы мы считаем скорее достоверным источником для изучения роли союзников бастующих - журналистов и представителей политических партий, но не всегда достоверным источником по истории развития забастовочного и самоуправленческого движения.

Вкачестве одного из важных исторических источников, который привлекался для исследования, являлись опубликованные материалы статистического учета и другие статистические материалы. Тщательный учет потерь от забастовок, как и учет общей динамики забастовочного процесса в нашей стране налажен лишь с 1991 года. Это не позволяет тщательно анализировать ход забастовочного движения до начала 90х. Более

поздние статистические данные позволяют судить о динамике производственных протестных выступлений. Однако остается неизвестной

методика получения и обработки социологических данных о забастовках Госкомстатом СССР и РСФСР, что снижает степень нашего доверия этим данным. Но уже на эти данные показывают, что до 1992г. шел относительный и абсолютный рост забастовочного движения, а в 1992 -1993 г.г. наблюдался спад забастовочной борьбы.

Для исследования использовался и такой источник информации как

результаты социологических исследований, в первую очередь – материалы опросов и фокус-групп. Назовем условно такие исторические источники историко-социологическими. При написании работы использовались результаты социологических опросов, опубликованных в сборнике «Шахтерское движение: документальные и аналитические материалы» и вышедшей под редакцией Г.Осипова книге «Реформирование России: мифы и реальность». Привлекались также социологические материалы из сборника документов «Забастовка: вынужденная мера защиты законных прав, не тот ли это путь?» [2].

В1992 г., нами проведен опрос среди делегатов IV съезда СДПР, который состоялся в июне 1992 г. в г. Москве и г. Люберцы, Московской области. Нам удалось опросить 65 делегатов съезда из 120. Они представляли

72

44 территориальные организации партии из 105, существовавших в то время. В этих организациях состояло 1984 члена партии из 3,5 тыс. членов СДПР (см. приложение №4).

В1992 г. по аналогичной методике нами был проведен опрос членов Совета представителей НПГР.

Впоследнее время достоверность результатов, полученных в ходе опросов, подвергается резкой и вполне обоснованной критике [3]. Критики убедительно показали, что на результаты опросов влияет наличие у опрашиваемого мнения о проблеме, которой его спрашивают. Влияет, степень адекватности восприятия вопроса респондентом. И, наконец, влияет наличие в вопросе установки на ответ.

Здесь вполне уместно вспомнить и о феномене массового сознания, обозначенном германским исследователем Э.Ноэль-Нойманн как «спираль молчания». Суть этой концепции состоит в том, что, испытывая генетический страх перед угрозой социальной изоляции, люди охотно и открыто высказывают ту точку зрения, которая по их представлениям, доминирует в их социальном окружении, и, таким образом, усиливают её, и, напротив, «замолкают» в том случае, если их убеждения и взгляды, по их представлениям, оказываются в меньшинстве, хотя объективно это может быть и не так. Понятно, что во втором случае позиция предполагаемого меньшинства ослабевает и в итоге сходит на нет, попадая в «молчанье». Особенно сильно эффект «спирали молчания» действует в условиях социальной дезинтеграции общественных структур, то есть именно в такие периоды, которые переживала наша страна в 1988-1993 гг.

Некоторые исследователи убедительно показали, что в зависимости от установки интервьюера, содержащейся в анкете, зависит результат. Например, при ответе на вопрос об отношении к Президенту так называемый «коэффициент искренности» респондентов колеблется от 40 до 80%. При этом средний «коэффициент искренности» составляет, примерно, 67% [4].

73

Мы столкнулись с неискренностью ряда респондентов при интерпретации результатов опроса членов Совета Представителей НПГ.

Представители Кузбасса были настроены недоброжелательно к руководству профсоюза (выходцам из Воркуты) и нанятому им аппарату профсоюза. Интервьюеров они воспринимали как часть аппарата, поэтому давали неверную информацию о численности своей организации и ее возможностях.

Для выяснения параметров политологической проблемы обществоведы применяют методику, получившую название фокус-группы, фактически – разновидность полуструктурированного интервью. Для этого исследователь собирает и опрашивает группу, состоящую из людей, одинаковых по определенному признаку. Например, составляется группа по возрастному признаку, половому или профессиональному. В группе не должно быть знакомых, участники группы не должны участвовать ранее в подобных исследованиях, должны быть регулярными потребителями информации хотя бы одного СМИ. Проведение фокус-групп позволяет изучить базовые ценностные ориентации опрашиваемых, выявить специфику их политического мировоззрения, установки и мотивы поведения. Каждая фокус-группа подразумевает участие 10-12 человек.

Качественные результаты исследования можно получить только предварительно продиагностировав группу. Поэтому путеводитель по группе

содержит диагностические вопросы о степени социальной стрессированности участников, например: «Что хорошего и что плохого происходило в Вашей жизни за последнее время». Понятие «последнее время» не детализируется, чтобы дать возможность респонденту полнее описать свое состояние, свои позитивные и негативные переживания.

Мы провели 18 фокус-групп в городах Барнаул, Вологда, Владимир, Волгоград, Чебоксары, Ирбей (Красноярский край), Светлоград (Ставропольский край). Группы составлялись по возрастному признаку - младшая (до 25 лет), средняя (25-45 лет), старшая (свыше 45 лет).

74

На обсуждение участников групп выносилась проблема образа власти в стране (см. приложение №5). Целью фокус-групп было определение мотивов электорального поведения участников. Путеводитель по группе предполагал сначала вопросы об общем определении понятия «власть», затем вопросы, конкретизирующие представление об органах власти, и, наконец, аксиологические вопросы, вопросы об имидже «идеальной власти». Для

активизации участников и получения информации об электоральном поведении часто использовалась провокативная методика. Например, задавался вопрос: «Если Вы уверены, что вся власть в стране - в руках мафии и от голосования ничего не зависит, то почему Вы принимали участие в выборах?» и т.п. вопросы. Стенограмма фокус-группы расшифровывалась, а затем подробно анализировалась. Выявлялись в первую очередь мотивы политического и электорального поведения участников группы. Составляласть аналитическая записка, на основе которой формулировались

рекомендации органам государственной власти и управления по проведению политтехнологических мероприятий. Материалы фокус-групп четко характеризуют отношение к власти в зависимости от возраста. Это также использовалось при анализе среды функционирования КОСМ, а также идеологических представлениях возрастных групп, из которых формировался актив КОСМ.

Итак, по видовой принадлежности, характеру, специфике формы и содержания документов материалы источниковой базы можно объединить в шесть групп:

1)Материалы органов государственной власти, то есть Советов народных депутатов разных уровней;

2)Материалы общественных и полуобщественных - полугосударственных организаций, то есть собственно материалы

КОСМ, забасткомов и профсоюзов;

3)Материалы СМИ;

4)Статистические материалы;

75

5) Материалы социологических исследований.

В качестве дополнительных источников, используемых в работе, в основном, как иллюстративный материал использовались мемуары государственных и общественных деятелей той эпохи [5]. Эти источники требуют к себе критического отношения, однако имеют бесспорное достоинство: авторы в силу своего бывшего, а иногда и настоящего высокого положения, вводят в научный оборот материалы, к которым «рядовой» исследователь доступа не имеет. А поскольку авторы-политики находятся на разных позициях, то и «завесу тайны» приоткрывают каждый со своей стороны. В итоге исследователь получает хотя и противоречивый, но обширный и весьма ценный материал, дающий возможность показать сбалансированную картину. Другое достоинство данных источников – воссоздание атмосферы, нравственного фона событий, поскольку процесс его участниками показывается изнутри, что представляет несомненное достоинство в условиях, когда историки осознали необходимость «очеловечевания» исторической науки.

Перечисленные комплексы источников дают возможность представить репрезентативную и достоверную картину развития самоуправленческого и забастовочного движения в 1988-1993 годы. Подобная источниковая база позволяет решать поставленные исследовательские задачи.

Историография изучаемого периода и предмета исследования

Российская историческая наука о недавнем прошлом, которое на уровне бытового сознания воспринимается как современность (для обозначения этой дисциплины можно согласиться с термином «новистика» или использовать западный термин «история современности» (modern history)), в конце 80х-начале 90х годов переживала серьезный кризис. Его основу составил идеологический кризис, ибо идеология перестройки, в той или иной мере, фокусировалась вокруг тезиса об «ошибочности»

76

исторического пути страны и необходимости «исправить» эту «ошибку». Эта своеобразная идеология фактически предписывала ученым-обществоведам идеализировать прошлое до определенного момента, до момента совершения «ошибки», и резко критиковать последующий период. Историки, действовавшие в рамках данной идеологии [6], начали искать историческую «ошибку». Политическим следствием данного поиска должны были стать рекомендации по возвращению «назад», к моменту совершения ошибки.

Подобного рода концептуальные установки породили несколько версий:

1.Историческая «ошибка» искалась в 20х-30х годах. Соответственно, новый импульс получила рожденная в 60е годы

традиционная советская критическая антисталинская историография. Наряду с традиционной, активизировались все

послереволюционные критические антисталинистские исторические теории: от анархистских и троцкистских до социал- демократических, либеральных и даже фашистских (например, власовских или в стиле Русского фашистского союза [7]);

2.Исторической «ошибкой» признавалась революция 1917 года (т.н. «октябрьский переворот»). Соответственно была

реанимирована традиционная монархистская историография и активизирована белоэмигрантская и современная монархистская историография;

3.Отмечались попытки поиска «ошибок» Н.Хрущева в 50е и 60е годы [8];

4.Отдельными историками «ошибка» искалась в Петровском

периоде и даже во временах крещения Руси [9].

Соответственно перечисленным выше историографическим версиям, идеям и традициям рассматривалось и недавнее прошлое, оно оценивалось в той мере, в какой «преодолевало», «исправляло» историческую «ошибку». Как правило, оценивалось отрицательно.

77

Самое удивительное, что оппоненты подобного подхода на первых порах вели дискуссии «зеркально». Полемика, например, шла о том были ли «плохими» или «хорошими» И.Сталин, Н.Бухарин, В.Ленин и т.п. При этом одним из основных критериев деятельности исторических личностей был, на наш взгляд, аморальный спор о количестве жертв «красного террора», сталинских репрессий и т.п.

Идеологический кризис повлек за собой концептуальный кризис, главным проявлением которого стало то, что исторические концепции стали разрабатываться политиками за пределами научного сообщества, как составная часть политических программ, навязываемых не только широкой публики, но и историкам. Так появилась, например, ЛДПРовская историография, сервилизм которой очевиден.

Идеологический и концептуальные кризисы повлекли за собой кадровый кризис. Историков - профессионалов явно не хватало. Они попросту не могли «дать отпор» всем псевдонаучным концепциям истории современности. Большинство высококлассных историков-специалистов были заняты другими исследованиями, да и общество ждало от них осмысления относительно далекого прошлого, а не современной истории. На темы истории стали писать «смежники»: экономисты (А.Колганов, А.Бузгалин, Г.Попов), журналисты (О.Лацис, К.Любарский), социологи (Г.Осипов, Т.Заславская), даже химики (С.Кара-Мурза) и писатели, то есть те, кто занимается художественным осмыслением современности (А.Проханов, В.Нырко, А.Петухов).

Огромное влияние на историческую науку тех лет оказало «исчезновение» двух традиционных для советских историков-новистов объектов исследования – СССР и КПСС. На наш взгляд, распад СССР был

воспринят некоторыми историками как личная трагедия и вызвал психологический шок. Они попросту «замолчали», пытаясь осмыслить происходящее. Роспуск КПСС усугубил ситуацию. Началась массовая и не

всегда оправданная разработка такого направления исследований как

78

история современных партий, история становления многопартийности в нашей стране. При этом многие исследователи мало внимания обращали на тот простой факт, что, несмотря на определенную электоральную поддержку,

партии в нашей стране пользуются крайне низкой популярностью у населения.

Кризис исторической науки тех лет усугублялся источниковедческим кризисом. У историков не было полной, репрезентативной и достоверной источниковой базы об изучаемых событиях. Многие исторические

документы того периода еще использовались текущим делопроизводством и не были доступны исследователям, не были переданы в архивы. Несмотря на кампанию по рассекречиванию документов, например, сталинской эпохи,

сохранился и даже ужесточился режим секретности современных документов. Появилась новая категория секретных материалов – документы, содержащие коммерческую тайну. Были потеряны для исследователей, попросту уничтожены многие источники неформальных учреждений, например, архивы забастовочных комитетов и новых профсоюзов (Независимого профсоюза горняков).

Перечисленные кризисные явления постепенно преодолеваются к началу нового, ХХ1 века. Историки перестают искать «историческую ошибку» на пути развития нашей страны. Большая заслуга в развенчании этого идеологического клише принадлежит, на наш взгляд, таким философам и социологам как С.Кургинян и А.Зиновьев [10]. Первый убедительно показал порочность поиска исторических ошибок, продемонстрировал преемственность исторического пути СССР – России. Второй показал, что историческое развитие СССР – не аномалия. Аномалией является именно перестройка. А.А.Зиновьев весьма тщательно исследовал сущность советской системы, отвергнув многие упрощенные представления о ней. По его мнению, одни и те же элементы приобрели в ней принципиально иной, нежели в западном обществе, смысл. А лишение данных элементов в ходе реформ привычного им содержания и привело к краху советской системы.

79

Истоки и смысл перестройки стали рассматриваться именно как продолжение истории России, а не как «поиск верного пути» и «исправление ошибок». В то же время, благодаря трудам В.Согрина, А.Королёва, В.Журавлёва, А.Барсенкова, А.Вдовина, В.Корецкого, многих других

историков начала крепнуть объективистская историография периода перестройки. Из последних по времени работ отметим учебное пособие для вузов С.В.Кулешова и А.Н.Медушевского под редакцией О.В.Волобуева, хотя и посвященное всей отечественной истории, но содержащее пространный анализ советской системы [11].

Преодолевается и источниковедческий кризис. Усилиями архивистов

РГАСПИ формируется общедоступная источниковая база для изучения перестройки, ведется обширная публикаторская деятельность [12]. Преодолевается и кадровый кризис. Всё большее число историков делает предметом своего исследования процессы, проходящие в стране в конце 80х

– начале 90х годов.

Так или иначе усилиями историков современности и представителей «смежных» дисциплин к началу ХХ1 века был создан значительный объем исследований по истории изучаемого нами периода. Историографию изучаемого периода можно условно разделить на:

1.Апологетическую и критическую – по оценке результатов перестройки

и начального периода развития Российской Федерации как самостоятельного государства (соответственно – апологетическая оценивает данный период позитивно, а критическая – негативно). Придерживаясь, в целом этой классификации Д.В.Маслов выделяет и объективно-реалистическую (мы называем её объективистской) историографию данного периода [13]. Именно эта классификация является основной для нашей работы;

2.Детерминистскую и конспирологическую – по оценке источников и движущих сил российских реформ. В первом случае сторонники

детерминистского безальтернативного подхода пытаются обосновать

80

существование и ведущую роль объективных движущих сил российской истории [14]. Сторонники конспирологического подхода, теории заговоров считают, что проблемы в истории страны созданы искусственно благодаря деятельности неких заговорщиков, в том числе иностранных спецслужб, масонов и т.п. [15];

3.«Западническую» и «почвенническую» – по основным историко- политическим традициям российской общественной мысли. «Западники» традиционно отстаивают необходимость использования в

качестве критериев развития России западноевропейские общественные нормы и ценности [16], а «почвенники» [17] пишут об извечной непохожести нашей страны на Запад, её «особом»

историческом пути и невозможности использования западных мерок при оценке исторической роли России;

4.Светскую и клерикальную – по отношению к религии и церкви, что

стало очень актуально в связи с возросшей ролью московской патриархии в конце 80х – начале 90х годов. Например, митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн рассматривал перестройку как столкновение двух альтернатив. Первая - означала возврат к национально-историческим и религиозным истокам и осталась нереализованной. Вторая ознаменовала переход России к демократии западного образца, что губительно, по мнению церковного автора, для страны. Правда, клерикальная историография – не обязательно имеет православную направленность. Для изучаемого нами периода можно отметить некую роль сектантских работ, исходящих из среды, например, «богородичного центра» [18]. Клерикальная историография говорит об определяющей роли религии (чаще всего – православия) для современного развития России, возрождает провиденциализм как метод восприятия истории [19]. В светской историографии для последнего явления нет места, а роль религии вообще и православия в частности сводится к роли в духовной жизни страны;