146 Жан Жак Руссо

столицы бессмысленные взоры народа, тем больше следовало бы скорбеть душою при виде покинутых деревень, невозделан­ных полей и больших дорог, наводненных несчастными гражда­нами, превратившимися в нищих или воров и обреченных кон­чать жалкую свою жизнь на колесе или на куче навоза. Так Го­сударство, обогащаясь, в то же время ослабляет себя и лишается населения, и самые могущественные монархии, положив немало трудов, чтобы стать богатыми и безлюдными, становятся в конце концов добычею бедных народов, которые поддаются пагубному искушению их завоевать и, в свою очередь, обогащаются и ос­лабляют себя до тех пор, пока и их не завоюют и не уничтожат другие народы.

Пусть хоть однажды соблаговолят объяснить нам, что могло породить эти полчища варваров, которые в течение стольких веков наводняли Европу, Азию и Африку. Совершенство ли их рукомесел, мудрость ли их законов, выдающиеся ли достоинства их внутренних порядков были причиною этой чудовищной их численности? Пусть соблаговолят сказать нам наши ученые, почему, вместо того, чтобы до такой степени размножаться, эти свирепые и грубые люди, которым не было дано ни знаний, ни сдерживающих сил, ни образованности, не истребляли друг друга, ежеминутно оспаривая друг у друга пищу или место для охоты. Пусть объяснят они нам, как только у этих презрен­ных хватило смелости взглянуть в лицо людям столь искусным и ловким, как мы, обладавшим в то время столь прекрасною воинскою дисциплиной, столь прекрасными кодексами и столь мудрыми законами. Наконец, почему с тех пор, как в северных странах общество стало более совершенным и было затрачено столько трудов, чтобы растолковать людям их взаимные обязан­ности и искусство жить сообща приятно и мирно, мы не видим, чтобы с севера надвигалось что-либо подобное тем несметным ордам человечьим, которые скоплялись там в былые времена. Я очень боюсь, что кто-нибудь додумается, в конце концов, мне ответить, что все эти великие вещи, а именно: искусства, науки и законы, были весьма мудро изобретены людьми как моровая язва, чтобы предупредить чрезмерное размножение че­ловеческого рода, из опасения, как бы тот мир, который отведен нам для жизни, не оказался, в конце концов, слишком тесным для его обитателей.

Так что же! нужно разрушить общество, уничтожить «твое» и «мое», вернуться в леса, жить там вместе с медведями? — та­кой вывод вполне в духе моих противников, но я предпочитаю их опередить и тем избавить от позора. О вы, до слуха которых не долетел голос неба и кто не видит для рода своего иного предназначения, как окончить в мире краткую земную жизнь, вы, которые можете оставить внутри городских стен ваши пагуб­ные приобретения, беспокойный ваш ум, вашу развращенную душу и необузданные ваши желания, верните себе, ибо то в ва­шей власти, вашу былую, изначальную невинность, идите в леса, чтобы не видеть и не вспоминать о преступлениях ваших современников, и не бойтесь унизить ваш род, отказываясь от его познаний, чтобы отказаться от его пороков. Что же до лю­дей, мне подобных, в которых страсти уничтожили навсегда

Рассуждение о происхождении неравенства 147

первоначальную простоту, которые не могут больше ни питаться травами и желудями, ни обходиться без законов и без правите­лей, тех, которые в лице своего родоначальника удостоились услышать наставления свыше, тех, которые в этом моем стрем­лении найти в человеческих поступках изначальную, а не приоб­ретенную с течением времени нравственность, увидят единствен­ное оправдание заповеди¹⁸⁶, которая сама по себе безразлична и не объяснима в любой иной системе понятий, словом, тех, кто убежден, что божественный голос призвал весь род человече­ский к просвещению и ко блаженству небесного познания, — то все они будут стараться, укрепляясь в добродетелях, заслу­жить вечную награду, которой следует им за это ожидать. Они будут уважать священные узы обществ, членами коих они явля­ются; они будут любить себе подобных и будут служить им всеми своими силами; они будут неукоснительно подчиняться законам и людям, которые являются их творцами и их служите­лями; они будут особенно почитать добрых и мудрых государей, которые умеют предупредить, исцелить или сделать менее ощу­тимыми множество злоупотреблений и бедствий, постоянно уг­рожающих подавить нас своею тяжестью; они будут возбуждать рвение этих достойных правителей, указывая им без страха и без лести на величие их задачи и на суровость их долга; но не меньше будут они презирать такой строй, который может держа­ться лишь при помощи стольких достойных всякого уважения людей, - при помощи, чаще желаемой, чем получаемой, — строй, который, несмотря на все заботы этих людей, приносит с собою больше действительных бедствий, чем мнимых выгод. [...]

^(V) Мне кажется, что это совершенно очевидно, и я не могу постигнуть, откуда, по мнению наших философов, берутся все те страсти, которые они приписывают человеку в естественном состоянии. За исключением одной только физически необходи­мой, которой требует сама природа, все остальные наши потреб­ности являются таковыми либо лишь вследствие привычки, — а до появления этой привычки они вовсе не были потребностя­ми, — либо вследствие наших желаний, — а мы не можем желать того, что не в состоянии мы познать. Отсюда следует, что так как дикарь желает лишь того, что ему известно, а известно ему лишь то, чем он владеет или чем он без труда может овла­деть, ничто не может быть столь спокойным, как его душа, и столь ограниченным, как его ум. [...]

^<vl) Я решительно остерегусь вдаваться в философские раз-мышления, вызываемые преимуществами и недостатками тако­го объяснения установления языков. Ведь мне не позволено на­падать на общераспространенные заблуждения, а ученая публи­ка относится к предрассудкам своим со слишком большим ува­жением, чтобы сносить мои так называемые парадоксы. Предо­ставим, поэтому, говорить тем людям, которым не вменяли в преступление того, что они осмеливались иногда принимать сто­рону разума наперекор суждению толпы. «Nee quidquam felicita-ti humarti generis decederet, si, pulsa tot linguarum peste et confu-sione, unam arteni callerent mortales, et signis, motibus, gestibus-que licitum foret quidvis explicare. Nunc vero ita comparatum est, ut animalium quae vulgo bruta creduntur melior longe quam nostra