Шейгал Елена Иосифовна. Семиотика политического дискурса. Диссертация

Generated by Foxit PDF Creator © Foxit Software

http://www.foxitsoftware.com For evaluation only.

61

организационных сферах клиент преимущественно индивидуальный, реже групповой и никогда – массовый. Во-вторых, различие проходит по преобладающему субъектно-адресатному вектору общения. В принципе здесь возможны следующие варианты коммуникации: институт институт,

представитель института представитель института, институт граждане;

институт гражданин; представитель института граждане; представитель института гражданин.

В отличие от таких социальных институтов, как юридические,

педагогические, медицинские и др., где типичной является коммуникация между отдельным гражданином и представителем института, которая носит двунаправленный, хотя и не равностатусный характер, в политическом дискурсе, наоборот, гражданин как личность, как отдельный член общества,

вступает в коммуникацию с институтом достаточно редко, причем это взаимодействие осуществляется преимущественно в направлении «гражданин

институт». Это взаимодействие реализуется в следующих жанрах: а)

письма и телеграммы в поддержку или, наоборот, против действий какого-

либо политика/политической организации, причем данный жанр не предполагает ответных (в том числе и речевых) действий со стороны институтов; б) обращения граждан с жалобами (или доносами), на которые институты реагируют вербально и/или акционально.

Коммуникация по линии «институт гражданин» сводится к актам поощрения (награждения, объявления благодарности) и порицания (например,

письмо в газету или официальное заявление с осуждением действий гражданина). Общение в политической сфере достаточно редко осуществляется на уровне «представитель института индивидуальный клиент». Такого рода общение происходит, например, в ситуации приема граждан депутатом или «выхода вождя в массы» с кратковременной остановкой для беседы со «случайным» представителем толпы.

Generated by Foxit PDF Creator © Foxit Software

http://www.foxitsoftware.com For evaluation only.

62

М. Эгер определяет институт как «социально узаконенное специальное знание вместе с людьми, уполномоченными проводить его в жизнь» (a socially legitimated expertise together with those persons authorized to implement it) (Agar1985: 164). Тем самым подчеркивается информационная сторона институциональности: более высокий статус представителя института по отношению к клиенту (и, соответственно, обладание властью) в значительной степени базируется на доступе к информации и возможности ею распоряжаться, отсюда возможность манипулировать сознанием и действиями клиента.

3.2. Специфика информативности Специфика информативности в том или ином типе дискурса

определяется в рамках противопоставлений «информативность фатика» и «информативность экспрессивность» или «рациональность иррациональность (эмоциональность)».

Многие исследователи политического дискурса отмечают в нем примат ценностей над фактами, преобладание воздействия и оценки над информированием, эмоционального над рациональным (Ealy 1981; Lasswell 1950; Elder, Cobb 1983; Edelman 1964; Hacker 1996; Миронова 1997;

Герасименко 1998; Шаховский 1998а). В отличие, например, от языка науки,

предметом которого является объективная реальность, политический язык преимущественно побудителен, нацелен на оказание влияния, стимулирование и воодушевление адресата.

Традиционно критериями информативности считаются небанальность,

релевантность и адекватность в подаче информации; эти же признаки с противоположным знаком становятся критериями фатики. Безусловно, прав Е.В. Клюев, утверждая, что первый из этих признаков (небанальность

/содержательная новизна) является важнейшим критерием информативности

(Клюев 1996: 218).

Generated by Foxit PDF Creator © Foxit Software

http://www.foxitsoftware.com For evaluation only.

63

Фатика как антипод информативности (банальность содержания/отсутствие новизны) коррелирует с ритуальностью коммуникации: их сближает отсутствие установки на новизну, стремление к стандартности и стереотипности. Ритуальные речевые акты отличает фиксированность формы и «стертость» содержания, т.е. незначимость собственно вербальной стороны высказывания (Гудков 1998). Ритуал исключает свободу выбора – принимающие участие в ритуале вынуждены подчиняться его законам. «Религиозные, юридические, терапевтические, а

также частично – политические дискурсы совершенно неотделимы от такого выполнения ритуала, который определяет для говорящих субъектов одновременно и их особые свойства, и отведенные им роли» (Фуко1996б: 71).

Ритуал противопоставлен и диалогу как свободному обмену мнениями, и

игре, где проявляется свобода самовыражения личности. «Ритуальный язык не может быть языком диалога. Его функция заключается не в выяснении позиции собеседника, а в обозначении того, что положение дел остается прежним, что все «играют в одну игру» и вполне удовлетворены ею. Такая функция языка в точности соответствует функции заклинания в первобытных обществах. Принятие участия в ритуале есть не что иное, как периодическая

«клятва на верность» социуму» (Баранов 1997: 109).

Поскольку власть как психологический феномен включает иррациональный и эмоциональный уровни (Водак 1997: 79), общение на политические темы никогда не бывает нейтральным или объективным, ему свойственна оценочная акцентированность, пристрастность, аффективность.

Даже тексты новостей, по определению претендующие на беспристрастность и объективность, формулируются в рамках определенного идеологического фрейма интерпретации (Hacker 1996; Fiske 1993).

М. Эдельман, говоря об аффективности, как о важной составляющей знака в политическом дискурсе, подчеркивает биологически обусловленный характер аффективных реакций: «При определенных условиях язык

Generated by Foxit PDF Creator © Foxit Software

http://www.foxitsoftware.com For evaluation only.

64

становится последовательностью сигналов-раздражителей (по Павлову).<...>

Медик, слышащий фразу «обязательное медицинское страхование» реагирует не на словарные значения составляющих ее слов, а на закрепленные за ними ассоциации с моральными и экономическими проблемами и тревогами,

существующими в обществе. <...> Ключевые слова политического дискурса,

такие, как например, интересы общества, национальная безопасность,

способны оказывать мощное успокаивающее или возбуждающее действие»

(Edelman 1964: 116).

Психологи отмечают действие «принципа постоянства» в восприятии политической информации: люди предпочитают интерпретировать политические стимулы в соответствии со своими уже сложившимися диспозициями и ожиданиями (Elder, Cobb 1983). Социально-политические установки играют роль компенсатора когнитивного дефицита – иными словами, они моделируют реакцию людей не только на знакомые, но и на неясные, непонятные социально-политические ситуации и, тем самым,

позволяют минимизировать риск и опасность, содержащиеся в таких ситуациях (Дилигенский 1996: 156). Анализируя взаимосвязь между основными компонентами социально-политических установок личности – когнитивным, ценностным и аффективным, Г.Г. Дилигенский отмечает особую значимость ценностных и эмоциональных компонентов для людей,

активно включенных психологически в общественно-политическую жизнь.

Рассмотрим предлагаемый в работе Г.Г. Дилигенского спектр аффективных реакций в их соотношении с основными когнитивными компонентами социально-политических установок (таблица 1).

Таблица 1. Компоненты социально-политических установок.

Когнитивные компоненты		Аффективные компоненты
1.	Типология общественных систем	Удовлетворенность, конформизм, фатализм,
(капитализм – социализм, демократия –		умеренный критицизм, нонконформизм,
тоталитаризм, свободное общество и пр.)		недовольство,	протест,	радикальный
		негативизм
2.	Принципы, регулирующие социально-	Любовь – ненависть, отвращение; энтузиазм,
экономические и социально-политические		страсть – равнодушие; доверие – недоверие,

Generated by Foxit PDF Creator © Foxit Software

http://www.foxitsoftware.com For evaluation only.

				65
	отношения			страх, ужас
	3.	Отношения между личностью и		Ощущения достоинства – униженности,
	обществом, права и достоинство личности			защищенности – беззащитности, свободы –
				зависимости личности
	4.	Уровень стабильности экономической и		Уровень психологической тревожности по
	социально-политической ситуации			поводу «критических» проблем общества
	5.	Социально-групповая	структура	Эмоциональное восприятие представителей
	общества, межэтнические отношения			собственной и других социальных и
				этнических групп: дружелюбие, миролюбие –
				враждебность, агрессивность

Если когнитивный компонент установки представляет в психике реальность мира внешних объектов и ситуаций (знание о том, какова действительность на самом деле), то ценностный компонент выражает отношение человека к этой реальности, основанное на представлении о должном, желаемом (знание о том, какой должна быть действительность).

Аффективный компонент установок наиболее полно отражает их истинную значимость в психологической структуре личности: «установка, не имеющая отчетливо выраженного эмоционального компонента, скорее всего является

«слабой» и не играет большой роли в мотивации и поведении человека»

(Дилигенский 1996: 187).

Фактор эмотивности, на наш взгляд, является наиболее значимым при осуществлении следующих функций языка политики:

Функция укрепления приверженности системе (в частности, через ритуальное использование символов). В языке политики всегда символы, способные вызывать сильные аффективные реакции, концентрирующие в себе патриотическую гордость, память о прошлой славе, обещание будущего величия и т.д.

Функция социальной солидарности, групповой идентичности. Эмотивность знака служит мощным фактором политической интеграции – Ч. Элдер и Р.

Кобб совершенно справедливо считают, что «людей в политические группы объединяет не столько однородность мотиваций, сколько общность аффективных реакций» (Elder, Cobb 1983: 116). Соответственно, различия в эмоциональных реакциях на сходные ситуации способствуют социальной дифференциации и отчуждению.

Generated by Foxit PDF Creator © Foxit Software

http://www.foxitsoftware.com For evaluation only.

66

Функция ориентации. При формировании картины политической реальности в сознании членов социума эмоции (через лексику эмоций) компенсируют дефицит необходимой информации, тем самым заполняя имеющиеся когнитивные лакуны. Это становится возможным благодаря тому, что эмоциональные реакции на определенные типы ситуаций и событий типизируются и фиксируются в социально-политическом опыте индивида,

азатем, в случае повторного возникновения сходных ситуаций,

воспроизводятся, позволяя строить схемы их интерпретации (Thomas 1995: 314).

Мобилизационная функция. Эмоции выступают как мотивацонный импульс к действию. «Эмоции появляются, когда индивид устанавливает наличие или отсутствие соответствия между ситуациями/событиями и своими желаниями, интересами или потребностями. Эмоционально маркированное несоответствие заряжает индивида энергией, высвобождает силы,

мотивируя его тем самым к совершению действия, целью которого является устранение этого несоответствия» (Thomas 1995: 315). Эмоциональный фактор играет важную роль в реализации инспиратива (воодушевления к действию) как варианта мобилизационной функции политического языка.

Агональная функция. Эмоции, как известно, являются мощным мотивирующим фактором вербальной агрессии, в том числе и в политическом дискурсе.

В политическом дискурсе соотношение информативности, с одной стороны, и фатики, экспрессивности, эмотивности – с другой варьируется в зависимости от жанра. Преимущественно фатически ориентированными являются жанры ритуальной коммуникации, в частности, инаугурационное обращение и прощальная речь президента (Campbell, Jamieson 1986; 1990).

Американские специалисты по президентской риторике усматривают момент ритуальности в президентских теледебатах: «сам факт их проведения призван подтвердить жизнеспособность американской демократии», а кандидаты в

Generated by Foxit PDF Creator © Foxit Software

http://www.foxitsoftware.com For evaluation only.

67

ходе дебатов «непременно согласятся, что проблемы, стоящие перед страной,

решаемы, что ее институты функционируют нормально и что страной правит народ» (Herbeck 1994).

Е.Н. Ширяев считает, что в публицистических выступлениях в парламенте (в отличие от митинга) информативность должна преобладать над экспрессивностью (Ширяев 1994: 16). Безусловно, в митинге больше экспрессии и фатики, нежели информативности. Что касается парламентских слушаний, то, как показал анализ стенограмм заседаний Государственной Думы, соотношение информативности и эмотивности/экспрессивности зависит от тематики обсуждения. Информативная функция явно превалирует,

когда идет рутинная законотворческая деятельность, однако когда в повестке дня стоят «горячие», сугубо политические вопросы, например, утверждение кандидатуры нового премьер-министра или снятие генерального прокурора, на первый план выходит агональная функция политического дискурса и информативность уступает место экспрессивности.

Таким образом, можно предположить, что варьирование по линии

«информативость эмотивность/экспрессивность» обусловлено не только жанром, но и тем, какая функция политического дискурса превалирует в том или ином конкретном дискурсном событии. Рассмотрим в этой связи отрывок из статьи Е. Крутикова: Как расценить термин «агрессия НАТО»,

употребленный не в полемическом задоре очень патриотичной журналистики, а в официальном документе федерального правительства?

Полноте. Война закончилась. Эмоции должны уйти на второй план. А на первом – деньги. <...> ...необходимо удержать золотую середину на переговорах в Сараево и дальнейших консультациях с Евросоюзом. Никаких дополнительных уступок, но и больше никаких «агрессий НАТО» в

официальных правительственных документах (ИЗВ, 31.07.99) .

Список сокращений см. в конце работы.

Generated by Foxit PDF Creator © Foxit Software

http://www.foxitsoftware.com For evaluation only.

68

Прежде всего следует отметить, что словосочетание агрессия НАТО

здесь не просто маркировано отрицательной оценочностью за счет компонента

«незаконное применение силы» в значении слова агрессия – его характеризует чрезвычайно высокий градус эмотивности и экспрессивности. Если учесть менталитет среднестатистического представителя российского электората и политических кругов национал-патриотической ориентации, а также многолетнюю историю противостояния России и блока НАТО, то можно представить себе, какой клубок эмоций (от недоверия и негодования до ненависти) оказывается вплетенным в его семантическую структуру. Все это позволяет квалифицировать словосочетание агрессия НАТО как политический ярлык с ярко выраженной инвективной функцией. В приведенном отрывке,

следовательно, речь идет не только о нежелательности и неуместности использования эмоционально нагруженного термина в тексте официального документа, здесь также подчеркивается, что инвективная эмотивность, столь естественная в полемике и агональных жанрах, абсолютно несовместима с жанром переговоров, нацеленным на установление консенсуса.

3.3.Смысловая неопределенность

Вполитическом дискурсе наблюдается конфликт двух тенденций – к

понятийной точности и к смысловой неопределенности. С одной стороны,

язык политики – такой же профессиональный подъязык (language for special purposes, occupational variety), как, например, язык медиков, юристов,

спортсменов, военных, и, будучи таковым, он должен стремиться к точности обозначения. Точность номинации отмечается как условие профессионализма политической коммуникации, в частности парламентской речи (Даниленко

1994). В то же время номинативная точность как свойство специального подъязыка в языке политики подавляется его прагматически обусловленной смысловой неопределенностью.

Generated by Foxit PDF Creator © Foxit Software

http://www.foxitsoftware.com For evaluation only.

69

Утверждение о смысловой неопределенности (ambiguity, Ambiguität)

языка политики стало уже общим местом в лингвистических трудах и политической публицистике (Pocock 1873; Green, 1987; Teichmann 1991 и др.).

Необходимость эксплицитной интерпретации неопределенных выражений нередко стимулируется собственно политическими причинами. Интересный в этом отношении материал приводится в статье К. Тайхман, анализирующей дискуссию в ЦК КПФ и коммунистической прессе Франции, посвященную событиям путча 1991 г. в СССР (Teichmann 1991). В ходе этой дискуссии совершение речевого акта официального осуждения, фактически являющегося политическим действием, связывается с толкованием семантики оценочных

лексем путч, государственный переворот, советские события,

неприемлемый, непозволительный.

Смысловая неопределенность политического дискурса обусловлена рядом семантических и прагматические факторов.

Рассмотрим некоторые семантические факторы, выделяемые в работах В. Дикмана и В. Бергсдорфа (Dieckmann 1969; Bergsdorf 1987):

1. Абстрактность и широта значения. Политики часто пренебрегают уточняющими определениями, которых требуют слова с абстрактным значением (например, демократия вместо репрезентативно-парламентская демократия). Слова широкой семантики типа процесс, явление, миссия и др.,

вследствие своей референциальной неопределенности, допускают широкий

«разброс» в интерпретациях.

2. Сложность значения, обусловленная сложностью самого денотата.

Многие единицы политического языка обозначают комплексы идей, весьма отдаленных от непосредственного опыта человека; трудность понимания таких слов проистекает из сложности внеязыковой действительности,

например, дефолт, импичмент.

3. Размытость семантических границ у слов градуальной семантики, в

частности, отсутствие четких различий в обозначении политических

Generated by Foxit PDF Creator © Foxit Software

http://www.foxitsoftware.com For evaluation only.

70

ориентаций по шкале: реакционный – консервативный – либеральный –

прогрессивный радикальный.

4. Относительность обозначения, т. е. зависимость выбора номинации от политической позиции говорящего: одна и та же платформа с позиций одного человека может быть названа реакционной, а с позиций другого – либеральной. Комментируя приведенное толкование относительности ,

следует подчеркнуть, что в политическом дискурсе «позиции одного человека» не существует, поскольку политические ценности всегда имеют групповой характер: «В политическом дискурсе важна не столько точность,

сколько общность оценок с позиций группы» (Edelman 1964: 115). Данное высказывание М. Эдельмана не только подтверждает положение о групповом характере политических оценок, но и подчеркивает особую значимость аффективно-оценочной составляющей, нередко подавляющей собственно информационную сторону политической коммуникации, что тоже выступает как фактор ее смысловой неопределенности.

Относительность обозначения коррелирует с понятием идеологической полисемии, под которой понимается использование одних и тех же слов представителями разных идеологий для обозначения разных понятий (Bachem 1979: 56). Идеологическая полисемия является следствием возникновения групповых коннотаций, выражающих интерпретацию политической реальности с позиций той или иной социальной группы (типичные примеры:

демократия, свобода, солидарность, социализм, либерал, консерватор,

реакционный, прогрессивный и пр.). Суть идеологической коннотации заключается в закреплении в качестве компонента смысловой структурой слова одного из звеньев базовой семантической оппозиции политического дискурса – «свой –чужой», или, по К. Шмитту, «друг – враг» (Шмитт 1992).

Идеологические коннотации неизбежно сопровождаются достаточно прозрачными оценочными импликациями «свой (друг) хороший, чужой

(враг) плохой».