Перлз Ф. - Теория гештальт-терапии

60

ственность, ясность и законченность фигуры/фона: грация и сила движений, спонтанность и интен­ сивность чувств. Кроме того, при «хорошем кон­ такте» наблюдается формальное сходство наблю­ даемых структур осознавания, движения и чувства в целом, а также отсутствие противоречий между разными смыслами и целями. При аналитическом и экспериментальном рассмотрении отклонений от норм «хорошего контакта» становится ясно, что они включают в себя как причинные, так и следствен­ ные связи со средовыми и соматическими откло­ нениями от нормы.

Несмотря на это, мы должны продемонстрировать, что представление о «разуме», как об уникальной изолированной сущности sui generis, не только гене­ тически объяснимо, но является неизбежной иллю­ зией, эмпирически данной в усредненном опыте.

9.Невротическая возможность на границе контакта

Давайте рассмотрим, что еще может произойти на контактной границе. Допустим, что при чрез­ мерной опасности и фрустрации равновесие не было восстановлено, но и не возникло вычеркивания или галлюцинации. Вместо этого возникает постоян­ ное неравновесное состояние с низким уровнем напряжения, постоянное ощущение опасности и фрустрации, которое рассеивается на время остро­ го кризиса, но никогда полностью не исчезает.

Это очень мрачная гипотеза, но, к сожалению, для большинства из нас это жизненный факт. Заметь­ те, что мы говорим о том, что именно двойное на­ пряжение низкого уровня - опасность и фрустра­ ция - вызывает хроническую перегрузку как

геилталъттерапии

6↨

рецепторов, так и проприоцепторов. Маловероятно (хотя, конечно, возможно), что хроническая опасность и хроническая фрустрация могут долго существовать независимо друг от друга. Ведь при возникновении опасности труднее приспособить­ ся к полю, а значит, уменьшается и вероятность по­ лучить удовлетворение; следовательно, фрустрация увеличивается. Но фрустрация усиливает стрем­ ление к исследованию и уменьшает возможность тщательного отбора; фрустрация порождает иллю­ зии и чрезмерную целенаправленность, тем самым усиливая опасность. (Все терапевты, и те, которые считают наиболее важным чувство небезопаснос­ ти, и те, кто отдает предпочтение инстинктивной тревоге, согласятся, что подобные процессы, усили­ вая друг друга, неизбежно приводят к неврозу.)

Какой же характер контактной границы ведет к возможному упрощению поля при вышеописанной хронической чрезвычайной ситуации низкого уров­ ня напряжения? В действие приводятся обе чрез­ вычайные функции, произвольное вычеркивание и непроизвольная гиперактивность. Реакция в этом случае отличается от таковой на острую чрезвы­ чайную ситуацию: внимание перестает концентри­ роваться на проприоцептивных сигналах, и ощу­ щение «тела-как-части-себя» почти исчезает. Это происходит потому, что проприоцептивные возбуж­ дения являются более контролируемой частью си­ стемы взаимно осложняющих воздействий. С дру­ гой стороны, если возникает более явная внешняя Угроза, внимание обостряется и концентрируется, чтобы во всеоружии встретить опасность, даже если ее нет. Но все, что достигается с помощью такого повышенного внимания, воспринимается как не­ что «чуждое» и несоответствующее самоосознанию,

62

поскольку проприоцептивные функции сведены до минимума. При такой бдительности чувства (рецепторы) не тянутся активно во внешний мир, а, скорее, уклоняются от предполагаемого удара; та­ ким образом, если этот процесс затягивается, состо­ яние целенаправленной бдительности превращает­ ся скорее в состояние мышечной готовности, чем чувственного восприятия: человек пристально смот­ рит, но вовсе не видит от этого лучше, а через неко­ торое время начинает видеть хуже. Этому сопут­ ствует привычная готовность к бегству, но бегство никогда не осуществляется, и мышечное напряже­ ние не ослабевает.

Итак, перед нами типичная картина невроза: неосознавание проприоцептивных, а в конце концов, и рецептивных сигналов, чрезмерная произвольность и гипертонус мускулатуры. (Однако, мы хотим еще раз подчеркнуть, что такое состояние не является дисфункциональным при данной хронической чрез­ вычайной ситуации низкого уровня, поскольку все, что видится и чувствуется, действительно неинте­ ресно, поскольку чуждо, и провоцирует опасность, искушая чего-то желать; опасность действительно надвигается.)

Тем временем, однако, защитная функция созна­ ния (разрядка внутренних напряжений с помощью активности на границе) увеличивается до макси­ мума - возникают сновидения, тщетные желания, иллюзии (проекции, предрассудки, навязчивые мысли и тому подобное). Но заметьте, что эта фун­ кция может работать, лишь будучи изолированной от остальной системы. Сновидения спонтанны и непроизвольны, но для того, чтобы дневные мечты не перешли в действия, необходимы произвольные усилия.

10. «Разум»

При хронической чрезвычайной ситуации низ­ кого уровня, которую мы только что описали, ощу­ щения, зарождение движений и чувства неизбеж­ но предстают в виде «разума», уникальной изолированной системы. Давайте еще раз рассмот­ рим ситуацию с этой точки зрения:

1) Проприоцепция уменьшается или избиратель­ но вычеркивается (например, при сжимании челюстей, втягивании груди или живота и тому подобного). Таким образом, функциональная связь органов и сознания перестает ощущаться напрямую, но на возникающие возбуждения нужно «реагировать» (вот тогда-то и изобрета­ ются абстрактные теории, например, эта).

2)Расщепляется единство «желаемое-восприни­ маемое»; ощущение не выходит наружу ни до, ни после, фигура теряет живость. Вследствие этого, функциональное единство организма и среды перестает быть одновременно осознавае­ мым и моторным. «Внешний мир» восприни­ мается как чуждый, «нейтральный» и потому пропитанный враждебностью, ведь «любой чу­ жак - это враг». (Именно это расщепление не­ сет ответственность за одержимое и паранои­ дальное «стерилизующее» поведение позитивистской науки.)

3)Привычная произвольность и нерасслабляющееся самоограничение окрашивают весь фон осознавания и порождают преувеличенное ощу­ щение использования «воли», которая счита­ ется неотъемлемой принадлежностью самости. Когда «я хочу пошевелить рукой», я чувствую

64

волю к действию, но не чувствую свою руку; но рука двигается, следовательно, воля - это что-то, где-то находящееся, — по всей видимо­ сти, в уме.

4) Мечты и размышления возрастают до макси­ мального уровня и начинают играть непропор­ ционально большую роль в самоосознавании организма. Откладывающие, просчитывающие и восстанавливающие функции границы стано­ вятся основными и окончательными действия­ ми разума.

Мы не считаем, что концепции Тела, Разума, Мира, Воли, Идей являются обычными ошибками, кото­ рые можно исправить с помощью новых гипотез и проверок; и также не считаем, что это просто се­ мантически неправильное употребление терминов. Скорее, они даны в непосредственном опыте опре­ деленного сорта и могут потерять свою реальность и весомость лишь в том случае, если условия опы­ та изменятся.

Нам хотелось бы подчеркнуть важность психо­ логии для логики. Если определенное напряже­ ние нарушает непрерывность и, тем самым, изменя­ ет фигуру, привычно присутствующую в восприятии, то именно на этих восприятиях будут основываться логические построения данного че­ ловека. Обращение к новым «протоколам» не смо­ жет быстро и легко изменить всю картину, посколь­ ку они будут по-прежнему восприниматься через призму старых привычек. Поэтому социально-пси­ хологический характер наблюдателя должен учи­ тываться как часть контекста, в котором происхо­ дит наблюдение. Утверждать это означает признать «генетическую ошибку» и, что еще хуже, особен-

но оскорбительную форму аргументации ad hominem (применительно к человеку): однако, дело обстоит именно так.

(Из дальнейшего станет очевидно, почему пси­ хотерапия не является обучением правдивой теории о самом себе - как обучить ей, не опираясь на доказательства собственных ощущений обучаемо­ го? Психотерапия позволяет создать жизненные ситуации в экспериментальных условиях. Сами по себе эти ситуации можно считать достаточно рис­ кованными, поскольку это исследование темного и отъединенного в себе, однако, в то же самое время, они безопасны, так что сознательный контроль мо­ жет быть ослаблен.)

11. Абстрагирование и вербализация как действия «разума»

Пока мы говорили об элементарном (рудимен­ тарном) сознании, которое мы разделяем с грубы­ ми обитателями поля и леса. Позвольте теперь не­ сколько расцветить картину и представить более возвышенные примеры: такие, как процессы абст­ рагирования и вербализации (и даже писание для ученых журналов).

С психологической точки зрения, абстрагирова­ ние означает создание определенной относительно стабильной активности, существующей ради более эффективной мобилизации в других действиях. Это могут быть сенсорные, телесные,,образные, словес­ ные, идеальные, институциональные и другие виды абстракций. Абстракции — относительно фикси­ рованные части в целостной деятельности; внут­ ренняя структура таких частей остается без внима­ ния и становится привычной (статичность —

3-2141

66

основа движения). При этом целое интереснее ц больше, чем возможно для того, чтобы быть управ­ ляемым; и, конечно же, именно целое выбирает, обез­ движивает и организует свои части. Рассмотрим, например, тысячи фиксированных образов, которые участвуют в процессе, приводящем к тому, что чи­ татель обнаруживает (мы надеемся) смысл (мы на­ деемся) этих предложений: абстракции детской вер­ бализации и возможностей коммуникации, школьной посещаемости, орфографии и домашних заданий; типографий и изготовления книг. Эти об­ разы состоят также из стиля и жанра произведе­ ний литературы, из ожиданий аудитории; из архи­ тектуры и расположения читальных залов; из знания, считающегося при академическом обучении само собой разумеющимся, и допущений, принятых как безусловные. На всем этом мы практически не задерживаемся, поскольку главным для нас явля­ ется приводимый аргумент. Можно было бы обра­ тить на них внимание, но это ни к чему, если толь­ ко нет помех, типографских ошибок или штампов в книге, неуместных шуток или плохого освеще­ ния, или, скажем, растяжения мышц шеи. Все это - общее место. (Абстракция, по определению, эффек­ тивна и «нормальна»; однако нельзя отрицать, что фактически к «буквально тысячам абстракций» — а количество и образует различие, — неизменно прибегает жесткое обучение и функционирование, вербализующий характер, который действительно не может быть внимательным к целостному собы­ тию, а только к теории.)

Предположим теперь, что источник, находящий­ ся на дне словесной абстракции, в ранних своих частях, где символическая речь близка к невербаль­ ному воображению и чувству, и крикам - предпо-

ложим, что на этом элементарном уровне источ­ ник должен сохраниться, стертый из осознания и обездвиженный. Затем появляются связи, на ко­ торые индивидуум не может обращать внимание. Например (возьмем пример из работ Вашингтон­ ской Школы Психиатрии), у ребенка, который учит­ ся говорить, злая мать. Он обнаруживает, что не­ которые слова, или темы, или даже лепет сам по себе являются опасными; это заставляет его иска­ жать, скрывать или подавлять свою экспрессию. В конечном счете, он запинается, а затем, поскольку это слишком смущает его, преодолевает этот де­ фект и учится говорить вновь, используя другие, не предусмотренные для этого части рта. Обще­ принято положение, что история речевых привы­ чек важным образом иллюстрирует расщепление личности человека. Но мы здесь хотим привлечь внимание не к судьбе личности, а к судьбе речи. По мере того, как расширяется его опыт в обще­ стве, искусствах и науках, говорящий создает бо­ лее широкие и возвышенные словесные абстракции. Этого не произойдет в том случае, если человек все еще стирает осознание и парализует выражение низ­ ших довербальных связей. Тогда он будет иметь не­ полноценный контакт с актуальным функциони­ рованием высших абстракций, как в том, что они значат для него, так и в том, чем они являются в действительности. Абстракции, контакт с которы­ ми нарушен, безусловно, имеют смысл, они даже существуют, но, в конечном счете, не имеют силы. Они «умственные».

Основное предположение сделано. Важность для субъекта (например, степень весомости, которая позволяет некоторым свидетельствам выделяться из поля, быть замеченными или пропущенными им)

з-

68

никогда не может быть сведена к определенному поведению или явлению. Другие наблюдатели мо­ гут заметить вещи, которых он не замечает, но, к сожалению, они вовлечены в общий заговор про­ тив него и относятся с презрением к его «личным» предпочтениям, не являющимся частью природной системы. Он изначально академически приучен приходить к консенсусу, однако, не может допус­ тить, что остаток смысла есть ничто; он знает, что это — кое-что. Prima facie, эти буквально беспоч­ венные, но не пустые абстракции чувственно пред­ ставлены в «сознании», возможно, в «личном» со­ знании. Наряду с волей, они составляют основное доказательство разума.

В зависимости от собственного характера, он со­ вершает различные «подгонки» абстракций к дру­ гому опыту и договоренностям. (Заметим, что этот разум чрезвычайно занят разрядкой напряжения в процессе спекуляций.) Отмечая несоизмеримость своих абстракций и внешнего мира, он может обра­ щаться к различным уловкам: имея сухой и бес­ страстный синдром позитивиста, он находит их аб­ сурдом, и все больше презирает себя. Будучи одержим эйфорической поэтической манией, он вос­ принимает это расхождение как черную метку, вру­ ченную внешнему миру, и отдает мир своим идеям путем их рифмования. Человек с гештальт-толсто- кожестью (Gestalt pachydermatitis) барахтается в болоте грязной терминологии. И так далее.

12. Психосоматические болезни

«Неизбежное заблуждение» хронической чрез­ вычайной ситуации низкой интенсивности, состо­ ящее в том, что существует такая вещь, как «ра-

зум», становится более пугающим, когда некто на­ чинает страдать от психосоматических болезней.

Прочно укорененный в своем любящем или пре­ зирающем разуме, человек не осознает, что произ­ вольно контролирует свое тело. Это — его тело, с которым он имеет определенные внешние контак­ ты, но это — не он; он не чувствует себя. Заметим теперь, что он имеет много поводов поплакать. Од­ нако, расстраиваясь почти до слез, он никогда не «чувствует себя плачущим», и не плачет: потому, что он за долгое время отучил себя осознавать, как он мускульными усилиями подавляет эту функ­ цию и отключает чувство - когда-то давно слезы приводили к стыду или даже побоям.

Вместо этого, он теперь страдает от головной боли, одышки или синусита (так что поводов плакать стало гораздо больше). Глазные мышцы, горло и диафрагма обездвижены для того, чтобы предотвра­ тить экспрессию и осознание начинающегося пла­ ча. Но эти самоскручивания и самоудушения, в свою очередь, увеличивают возбуждение (боли, раздра­ жения или стремления к бегству), которое, опять же, должно быть скрыто, ведь для человека более важны искусства и науки для его разума, чем ис­ кусство жизни и дельфийское самопознание.

В конце концов, когда он становится совершен­ но больным, с серьезными головными болями, аст­ мой и приступами головокружения, удар настигает его со стороны абсолютно чуждого ему мира, из его собственного тела. Он страдает от головной боли, от астмы, и т. д.; он не говорит: «Я сам являюсь причиной моей головной боли и задержек дыха­ ния, хотя и не знаю, как я делаю это или почему я Делаю это».