23 Бояджиев г. Поэзия театра. М., 1961, с. 68—69.

Логично предположить, что в театральном спектакле, разрабатывающем тематику мифа и предания, комедийные и бытовые •эпизоды если не исключаются, то, во всяком случае, лимитируются. Тем не менее театр катхакали, во многом интерпретирующий древний сказ через восприятие простого индийского крестьянина, щедро вводит в ткань спектакля обширный материал повседневной жизни. Благодаря этому идеи мифа становятся в нем жизненно достоверными образами театра, близкими и понятными простым труженикам Индии. Вот, к примеру, спектакль «Каши», показанный в Дели в 1971 г., с участием прекрасного индийского танцовщика-мима М. В. Намбудири.

 Древнее предание, положенное в основу сюжета, изобилует, как и следовало ожидать, множеством невероятных событий. Юный герой — сын богов Каши избран ими заступником людей от демонов-асуров. Перед тем как отправиться на грозное сражение, Каши проводит несколько дней в доме святого мудреца Сукры, где изучает молитву, дарующую бессмертие. Узнав об этом, демоны убивают Каши, растворяют его прах в вине, которое вынуждают выпить Сукру. Дочь мудреца прекрасная Девая-ни повсюду ищет Каши и в конце концов узнает об его ужасной судьбе. Она может вернуть жизнь своему возлюбленному, но лишь ценой смерти отца. Однако Деваяни решается воскресить Каши.

 В финале спектакля торжествует, как всегда, справедливость: Каши силой известной ему молитвы воскрешает к жизни отца своей невесты, посрамленные демоны-асуры отступают перед непобедимым воином.

 Исполнение М. В. Намбудири роли Каши — одно из наиболее ярких достижений театра катхакали. Облаченный в традиционный костюм театрального героя, с многоцветной и многоярусной тиарой на голове, он казался каким-то неведомым, странно фантастическим существом. Но это — лишь первое впечатление, от которого не остается и следа, когда актер начинает жить на сцене жизнью своего героя. Подобное преображение испытывает и весь сюжет спектакля: невероятные с точки зрения здравого смысла события происходят в доме мудреца, который, оказывается, ничем не отличается от самого непритязательного бедного индийского крестьянского жилища. Обитатели его, хотя и числятся по списку действующих лиц полубогами и святыми, живут ж ведут себя, как обыкновенные простые люди. Сцена Каши и Деваяни (артист Ч. М. Кутти) в доме Сукры — одна из самых лучших в спектакле: девушка, влюбленная в Каши, пускает в ход все свои чары, стремясь вызвать в сердце любимого ответное чувство. Каши, все видя и понимая, относится к Деваяни легко и снисходительно (настоящую цену ее любви он узнает только в будущем), подшучивая и, поддразнивая ее. Вот они, словно дети, играют на лугу в мяч — движения мимов предельно точны, выразительны, наполнены динамикой полета. Воображаемый мяч то вихрем взвивается в небо, то вырывается из непослушных рук Деваяни. Звуки барабана мадалла гулко и четко фиксируют удары мяча о землю и о ладони героев. Актеры так непосредственны и заразительны, что зрительный зал, сжимаясь от испуга, невольно разражается смехом, когда воображаемый мяч «летит в публику» и грозит угодить кому-то прямо в голову. Вот окончена игра, и уставшая Деваяни испытывает чувство голода. Секунда — и герои оказываются в деревенском сарае рядом с коровой, которую с полным знанием дела начинает доить «божественный» Каши. Девушка устраивается рядом с юношей, помогая ему переливать молоко из ведра в кувшины. Удивительно поэтично, с большим чувством юмора играет Намбудири всю сцену в коровнике: он то сердится на неловкую Деваяни, которая, заглядевшись на него, опрокидывает кувшин и разливает молоко, то сам, не в силах сопротивляться ее обаянию, допускает оплошность и попадает в смешное положение.

 Еще мгновение — и герои спектакля уже в саду, где Каши отрясает плоды, забравшись на дерево. Спелые, тяжелые, они дождем сыплются на землю, попадая в хрупкую Деваяни. Девушка обижается до слез на разбушевавшегося в неуемной радости Каши, и юноша затем вынужден долго и смиренно просить у нее прощения.

 Незабываема сцена музыкального дуэта. Каши берет в руки воображаемую вину, Деваяни — маленький барабанчик. Они сверяют строй, настраивают инструменты, погруженные в атмосферу предстоящего музицирования. Наконец, инструменты «зазвучали» в руках актеров, и зрительный зал затих, словно в него полилась музыка. Филигранная, ювелирная техника пантомимы позволила зрителям «увидеть» жужжащую кантилену индийской вины, сложные виртуозные пассажи, четкие ритмы ударного аккомпанемента.

 Вот музыканты сбились со счета, запуталась, остановились… * вот снова с головой ушли в музицирование, наслаждаясь красотой мелодии.

 Сцена Каши и Деваяни, в которую входят и другие эпизоды, помимо вышеупомянутых, длится около двух часов и смотрится с неослабевающим интересом, вернее, с возрастающим интересом. Ибо кажущийся неисчерпаемым арсенал техники индийского мима каждый раз снабжает исполнителей все новыми и новыми средствами пластической выразительности.

 Помимо собственных впечатлений, сошлюсь на мнение и других зрителей катхакали. «Я наслаждаюсь сценой между Рамой, героем эпопей «Рамаяны», и его супругой Ситой,— пишет австралийский журналист Гарри Зихровский.— Рама сомневается в том, что Сита соблюдала в его отсутствие супружескую верность. Она с возмущением отвергает все обвинения, но он ей не верит. Напротив, подозрения его еще больше увеличиваются. Домашняя ссора -разгорается, дело доходит до рукоприкладства. И все передается без единого слова, только языком жестов и мимики! В совершенном владении каждым мускулом тела и лица и состоит искусство катхакали, танцор… должен передавать любое человеческое чувство движением рук, пальцев, головы, рта, носа и. глаз. Он в буквальном смысле должен уметь одним глазом смеяться, а другим плакать одновременно … так, без единого слова, передаются рассказы, словно они переложены на цветистый язык высокоразвитой литературы» 24.

 Советский индолог Л. Шапошникова в своей книге «По южной Индии» так описывает один из спектаклей театра катхакали: «Дорога Бхимы идет через лес. На сцене нет декораций. Но удивительное искусство актера заставляет зрителей ясно видеть воображаемый лес… Движения Бхимы создают представление о человеке, пробирающемся по узкой лесной тропе. Он внимательно наблюдает жизнь леса.

 Вот из зарослей выскакивает пугливая лань. Несколько жестов и мимических движений — и актер в своей неуклюжей юбке становится удивительно похожим на молодое, грациозное животное. Грозный и сильный Бхима исчез, на сцене, поводя раздувшимися от бега боками, стоит прекрасная лань. Она тревожно вздрагивает при каждом шорохе и втягивает воздух ноздрями — нет ли поблизости опасности? Вдруг она настораживается и, сделав стремительный скачок, скрывается за деревьями.