74 Булак — традиционное украшение индийских женщин — серьга в ноздре.

Эй, что случилось?

 Ой!

 Эй, скажи хоть слово! Ты живой, биката?

 Ну, запевала-джи, скажи мне,— вскакивает биката с земли,— скажи мне, да поскорей… Если небесная луна на землю спустится, то земной луне ведь вверх подниматься придется?

 А разве на земле есть луна?

 Вы только послушайте его, люди добрые!.. У меня-то хоть один фо-яарь испортился, а у тебя, бедняк, видно, оба сразу. Ничего не видишь. Теперь, говорят, фонари и на железной дороге не действуют — керосин на черном рынке продают.

Эй, запевала-джи, образец невиданной красоты, земная луна находится перед тобой — ослеп, что ли? Если при пяти огнях не видишь, то зажги шестой. \*vr

 Ха-ха-ха! Вот «режет, подлец!

 Не знаешь, что такое шестой огонь? Когда заседает панчаят75, то сразу пять огней горят… А шестой огонь крестьяне у себя дома зажигают! Керосину-то для светильника-нет — плошку жечь приходится. Возьми-ка ты ее в руки да посмотри хорошенько… Что ты сказал? Опять не видишь? Люди добрые, будьте свидетелями. Ну разве я не земная луна? Есть ли тут кто-нибудь красивее меня?

 Ха-ха-ха!

 …Дхиркат-дхинна…— мерно отбивая такт, вступают музыканты.

 Из лесу юная дева вышла

 Да и попала в объятья Кришны…

 — Вот-вот, украдкой выбралась вечерком из дома,— бойко сыплет сло­

вами биката,— и побежала в лесочек, что около господской усадьбы? Там

уж никто не помешает обниматься-целоваться. Раздолье!

 Танцор, сложив молитвенно над головою руки и покачиваясь всем телом, словно кобра с распущенным капюшоном, медленно опускается на землю. Широкая юбка мягкими складками ложится вокруг. Девушка умоляет, упрашивает…

 Ах, отпусти, отпусти меня, Кришна, Ах, не порви мое сари, Кришна, Ах, отпусти меня, ах, не трргай! Шел бы ты лучше своей дорогой.

 — Вот-вот, теперь все по карточкам,— бойко вставляет биката.— Одежду

тоже без карточек не дают.

 Деву невинную не губи ты, Буду я насмерть стыдом убита…

 — Ишь, какой недотрогой прикидывается. Так он тебе и поверил! Девицей ты была, когда мать родила! — вопит биката.

 Все подруги ушли далеко, Я беззащитна и одинока…

 - «!’Кечке Беззащитная! Одинокая!

 Глупости, девушка, говоришь ты: Разве грешно целоваться с Кришной!

 Панчаят (панч — пять) — орган сельского самоуправления.

Вот это правильно. С Кришной не может быть греха. Не то, что с нашим братом. И погрешишь, и покаешься!

 О-хо-хо! Ха-ха-ха! —Шатер, кажется, не выдержит, завалится.

 Вот это отколол номер! Здорово сложил! Вах-вах-вах» 7в.

 Так, под дружные возгласы одобрения вместе с волной праздничного веселья влилась в поток новой жизни народная комедия — детище индийской деревни. Новые живительные сокит напитавшие ее, сообщили народному зрелищу тематическое обновление, дополнительную оптимистическую тональность. Деревенский шут, этот истинный владыка зрительских сердец на индийском празднестве, теперь не только разит насмешкой любой порок и богохульствует, но и превращает древние танцы-песнопения в актуальные злободневные современные представления. Олицетворяя испокон веков идеалы народа, ныне этот театральный герой утверждает наступление нового времени — времени переоценки ценностей и изменений социальной психологии.

 Среди многоликого комедийного театра народов Индии особо выделяется гуджаратский народный театр — бхаваи. Родина его — штат Гуджарат со столицей Ахмедабадом и населением, превышающим 30 млн. человек, раскинулся на территории Гуд-жаратской равнины и полуостровов Кач и Качхиавар. Со времен древности портовые города штата, расположенные на побережье Аравийского моря,—крупные центры оживленной морской торговли. Предприимчивые гуджаратские купцы — банья издавна вели бойкую торговлю со многими странами Востока. Одна из основных отраслей экономики штата — сельское хозяйство — главный источник сырья для хлопчатобумажной и пищевой промышленности. Крестьяне, составляющие 80% от общего числа жителей, возделывают в основном хлопок и сахарный тростник, однако на севере штата нередко можно увидеть поля пшеницы, проса и других сельскохозяйственных культур средних широт.

 Гуджаратцы — одна из крупных национальностей страны,— играют значительную роль в политической, экономической и культурной жизни республики. Художественное наследие гуджа-ратцев разнообразно и высокоценно. Представлено оно в первую очередь великолепными монументальными памятниками древней и средневековой архитектуры, обширной литературой на гуджа-рати77. Замечательным явлением гуджаратской художественной культуры является и бхаваи — жемчужина народной комедии78.

76 Репу Пханишварнатх, Грязное покрывало / Перевод В. Чернышева. М., 1960, с. 96—104.

77 См.: Триведи В. Р. Гуджаратская литература: История индийских литератур. М., 1964.

78 Помимо комедии, театр бхаваи располагает и другими театральными жанрами.

Жители гуджаратских селений единодушно подтвердят, что одно из самых ярких и эмоциональных впечатлений их жизни — представления бхаваи. В этом легко убедиться, проведя вместе о ними хотя бы один вечер в театре под открытым небом. На первый взгляд кажется, что актеры, приехавшие играть бхаваи в гуджаратскую деревню, готовятся к некоему священнодействию: перед символическим изображением богини-матери водружается огромный, полыхающий ярким пламенем светильник; проходя мимо него сосредоточенно и торжественно, актеры касаются огня ладонью и затем благоговейно прижимают ее ко лбу и глазам; после этого, совершив второй круг, погружают пальцы рук в масло, налитое в светильник, и растирают им свои лица. Тем. временем на сцене (она представляет собой небольшую земляную арену) певцы поочередно исполняют пять песнопений,, приглашая сойти к людям — на землю богиню-мать, воительницу за справедливость79. Среди зрителей водворяется торжественная тишина. Однако ее как ни бывало, лишь раздадутся мощные звуки медных труб — бхунгала, и жизнь простого индийца со всеми ее горестями и радостями зашумит на арене. Зрители сольются с театральным действием в едином душевном порыве, отвечая многоголосым эхо на все перипетии сюжета. Ведь недаром гуд-жаратцы назвали свой театр «бхаваи», что значит «жизнь день за днем».

 Прежде всего, в отличие от многих других форм народной комедии в Индии бхаваи располагает обширной драматургией. Традиция связывает ее зарождение с именем поэта и музыканта Асаиты Тхакура, жившего в начале XV в. Асаита Тхакур — богатый, всеми уважаемый брахман, читал прихожанам храма в Сидхпуре древние манускрипты, пел старинные песни, комментируя их содержание на местном языке. Услышав однажды, что дочь одного из крестьян местной деревни по имени Ганга насильно увезена в гарем мусульманского правителя, Тхакур решил ее спасти80. Искусный певец, Тхакур сумел снискать благоволение правителя и в качестве награды за свое искусство попросил у него Гангу, назвав девушку своей дочерью. Правитель, знавший, что Тхакур — брахман, а Ганга — крестьянка из касты коли, поставил условие: поэт в доказательство, что Ганга — его дочь, должен принять пищу с одного блюда с девушкой. Тхакур отведал предложенную еду вместе с Гангой, и девушка получила свободу, но зато брахман Тхакур был навеки изгнан из своей касты.

79 Бхаваи играется в дни праздника Наваратры (Девять ночей) в честь богини-матери.

 80 Гуджарат в течение нескольких столетий был государством, во главе которого стояли представители мусульманских династий Великих Моголов.

С той поры Тхакур избрал судьбу бродячего актера; позднее семьи трех его сыновей — Рам Л ала, Раттан Лала и Махан Лала (которых за «преступление» отца также отвергла брахманская каста) организовали свою труппу под названием «Тригала» (т. е. «три дома»)-. Сегодйя тригала—каста актеров-гуджаратцев, исполнителей представлений бхаваи81.

 Высокообразованный человек, Асаита Тхакур написал 360 пьес (в Гуджарате их называют «веша») для театра бхаваи. Некоторые из них в сценической интерпретации идут час — полтора, другие — несколько часов.

 И ныне, в последнюю четверть XX в., совершив путь длиною в * пять веков, оживают в дни народного праздника творения Асаиты Тхакура на земляной арене гуджаратского театра. Наиболее популярны из них «Джутхан Миан», «Чхаил Батау», «Кад-зйора».

 «Джутхан Миан» («Король лжецов») — лучшее творение поэта, оно проникнуто глубоким философским раздумьем. Образ главного героя пьесы — лжеца Миана недвусмысленно ассоциируется с самим Асаитой Тхакуром, изгнанником-брахманом, странствующим комедиантом, прожившим под маской весель­чака и балагура тернистую жизнь поборника истины в условиях индийского средневековья. Миан знатен (он правитель княжества Бакхоры) и, видимо, поэтому совершает свои странствия инкогнито. Однако на протяжении всего действия^ пьесы Мйан — лростолю’Дин -тю своим манерам, образу мыслей, языку, привычкам. Более того, он неисправимый лгун, за что и получает прозвище короля лгунов, ибо в изощренности и изобретательности лживых выдумок нет ему равных на всем белом свете.

 Парадокс заключен в следующем: неисправимый лгун Миан одержим страстью к поискам правды и смысла человеческого бытия. Истину он ищет всюду: в своем селении, в далеких путешествиях, в разговорах с мудрым и дураком. Асаита Тхакур, восставший против незыблемой власти касты, придал своей мечте о справедливом, высоконравственном человеке облик философствующего простолюдина, чей природный ум неизменно находит правильный путь в сложном лабиринте жизненных коллизий. Короля лжецов всегда играет актер, исполняющий роль шута — рангало.