Бурлака в PDF / Гносеология

ГНОСЕОЛОГИЯ

Ветхозаветную этику правильности праведности принято упрекать в формально ограничительном характере и закон ничестве. Нельзя сказать, чтобы это было совсем не так. Но основа ее все таки экзистенциально персоналистическая. В ветхозаветном понимании истины праведности наличны две стороны. Верхней своей стороной (она то и является экзис тенциально персоналистической в точном смысле слова) Вет хий Завет обращен к сохранившейся в человеке творческой свободе, нижней (ограничительной) — к падшей природе в человеке. В русле последнего отношения и формируется су губо ограничительное понимание этической праведности. Формализм абстрактного закона и долга, содержавшийся

вВетхом Завете, был доведен до логического предела книж никами и фарисеями. Фарисей — это праведник, который обосновывает себя сам, ища критерии истины в самой сфере критериального. Фарисей представляет собой практицист ский аналог философа, ищущего истину в области человече ской видимости: сфере дескрипций, верификаций фальсифи каций, соответствия процедурам и логической правильности. Абстрактная этичность асимметрично эквивалентна абстрак тному гносеологизму в понимании истины.

Подобно тому как гносеологизм в представлении о том, что´ есть истина, остается самой распространенной позицией

вфилософии, сугубо этический подход к истине, редуцирую щий ее к праведности и благочестию, остается массовым в об ласти религиозной жизни. Однако обе позиции не могут удер жаться на собственных ногах. Односторонний этический взгляд на сущность истины имеет такие же результаты, как и абстрактно гносеологический. Он либо замыкается в себе са мом, либо распадается, либо преодолевается, обретая духовно онтологическую основу. Путь самозамыкания ищущего истину сознания в этической проблематике — это фарисейство. Фари сей значит отделенный и обособленный. Автономная этика Канта, построенная на нравственном законе как таковом, пред ставляет собой секулярный вариант ветхозаветного законни чества со всеми его конститутивными элементами: сокрытым и неведомым Богом, императивом долженствования и отсут ствием любви. Фарисейство последовательно критично в от

—204 —

Истина

ношении ко всем другим, да и в немалой степени в отношении к самому себе, хотя остается слепым к истине в своем безудер жном критицизме. Как в гносеологии критический идеализм представил в качестве критерия истины соответствие содержа ния знания его априорным формам, так в области нравствен ности была выдвинута идея соответствия поведения мораль ному закону. Требования ветхозаветного закона (здоровые по существу), выполняют функции трансцендентальных форм израильской этики, априорных условий возможности истин ной жизни иудея.

Кантовская нравственная философия хорошо демонстри рует, что автономная этика беспочвенна так же, как и ав тономная гносеология. Необоснованная гносеология либо рассыпается в релятивизм, либо находит онтологическое обо снование. Этическое сознание, двигающееся в поисках истины, которая придала бы ему устойчивость, тоже может скатиться

вабсолютизацию относительного, разочаровавшись по ходу своих поисков, или же найти истину в области онтологическо го. Однако это пути, скорее пригодные для естественного разу ма, религиозная же мысль находит иные решения.

Этический релятивизм вообще внерелигиозен. Религия без этики — то же, что философия без гносеологии или искусство без эстетики. Как есть искусство, растущее на экспликации бе зобразного, так есть безнравственное в религии, хотя в рам ках данной конкретной традиции оно может быть формали зировано и узаконено. Этики разнятся, если не полностью, то

всущественных моментах, и, подвергнутые философскому анализу, демонстрируют относительность нравственных цен ностей, понятых из самих себя. Однако к последовательному нравственному релятивизму приходит, пожалуй, только фило софия, наглядно иллюстрируя соотносительность этики и гно сеологии, претендующих на то, что найдут истину в своих соб ственных пределах. Греческая софистика является, пожалуй, самым ярким примером того, как скептицизм нравственный и эпистемологический стимулируют друг друга. Этим свиде тельством мы обязаны, как это ни парадоксально, честности софистов, еще не боявшихся общественных приличий, тогда как в клерикальных и современных секулярных культурах

—205 —

ГНОСЕОЛОГИЯ

власть социальных табу заставляет быть осторожным в пуб личных высказываниях.

Ветхозаветный иудаизм не дошел в своих суждениях об ис тине до этического релятивизма, но породил чрезвычайно ин тересное явление, которое периодически репродуцирует себя уже внутри христианского мира, как, впрочем, и фарисейство. Ради исторической достоверности надо признать, что сама распря между фарисеями и саддукеями включала в себя много аспектов. Но мы в данном случае говорим о фарисействе и саддукействе как феноменах духа. Саддукейство представ ляет собой процесс и результат разложения абстрактно эти ческого понимания истины и праведности, которое, однако, не доходит до полного распада. Саддукеи еще не материалисты, но очень близко подходят к некоторым установкам материа листического мировоззрения, максимально опустошая рели гиозные основы нравственности своим отрицанием загробного бессмертия, воскресения и участия в жизни человека потусто ронних духовных сил. Ландшафт саддукейского миросозерца ния крайне сух и беден: собственно религиозный компонент его мышления — Бог, Который выступает создателем челове ка и его судьей в земной жизни. Суть саддукейства — религи озный прагматизм, в котором прагматика субстанциальна, а религиозность атрибутивна. Акцидентальной она станет у но воевропейских просветителей, среди которых Вольтер сфор мулировал известный афоризм: «Если бы Бога не было, его следовало бы выдумать». Сущность саддукейства, а вместе с ним и религиозного прагматизма в том, что законопослуш ным быть выгодно, истина полезна. Современный прагма тизм вырывает истину из религиозного контекста, отсюда его релятивизм. Для саддукеев лишить Закон Божественной санк ции, сросшейся к тому времени с иудейской традицией, что уподобило историческое иудейство язычеству, было бы равно сильно самоубийству. Закон — основа священнической влас ти, находившейся во времена Иисуса Христа в руках саддуке ев, а также условие «стабильного развития нации». По этой логике посягательство на национальные святыни смертельно опасно, и в свете такой истины, которая трактуется как народ

— 206 —

Истина

но религиозная польза, становится оправданным убийство нарушителя, даже если оно произведено с несоблюдением формальных процедур.

Прагматизм, эмансипировавшийся в наше время от рели гиозной опеки на теоретическом уровне, является по сути са мым последовательным и жизнеспособным релятивизмом

вобласти нравственности. Любое софистическое словоблудие о равноценности нравственных позиций и суждений разбива ется о простую житейскую мудрость: «своя рубашка ближе к телу». Из равноценной относительности всех эгоизмов мой эгоизм является абсолютным по той простой причине, что он мой. Для любого прагматика жертва бессмысленна, она пред ставляет собой псевдопонятие. Прагматизм редуцирует жертву

вуступку, ценность которой определяется полученной выго дой или непричиненным ущербом. В свете сугубо прагмати ческого представления об истине крестная жертва не истинна, так как это уступка, которая никогда не окупит себя, а прине сет максимум неудобств. С фарисейской точки зрения жизнь Христа неправильна, а с саддукейской вообще бессмысленна, являя собой невыгодное предприятие par excellens. Человек, именовавший себя Сыном Божиим, не мог бы, следуя прагма тической логике иудаизма, так бездарно потратить получен ный им от Бога жизненный капитал.

Философский релятивизм в отношении к истине и религи озно политический прагматизм подобны, но не пересекаются, осуществляясь как бы в параллельных мирах теории и прак тики. Первый обессмысливает понятие истины, она в лучшем случае исчезает в видимости правдоподобного, в худшем — уравнивается с ложью. Второй вынужден отрицать Абсолют практически, поскольку Он отрицает относительные интере сы прагматики. Теоретический скептицизм совпал с политиче ским и религиозным прагматизмом в убийстве Иисуса Христа, по своему высветив разные грани по сути одного и того же от ношения к истине.

Саддукейство являет собой предел религиозно прагмати ческого представления об истине, самым наглядным образом демонстрируя его абстрактность. Однако прагматизм — это

—207 —

ГНОСЕОЛОГИЯ

существенная черта иудейского миросозерцания в целом,

ив нем есть свой позитивный смысл. Ветхий Завет мало гово рит о тайнах мироздания, о том, как Бог устроил мир и каким образом его познает человек. Книги Премудрости, которые в наибольшей степени затрагивают онтологическую пробле матику, созданы под заметным эллинистическим влиянием, но и они говорят по преимуществу о грехе и праведности. Добро и зло для иудея неразрывны с истиной и ложью и в этом состоянии вплетены в поток истории людей с их падениями

иуспехами. Положительный смысл религиозного прагматиз ма в том, что с Богом быть хорошо. В пространстве истории, совершающейся в материальном мире, это в том числе озна чает: и выгодно. Грех плох потому, что в нем мало пользы, он ведет к болезням, страданиям и смерти. Согласно ветхозавет ной логике, верность Богу и соблюдение Его слова, выкрис таллизовавшееся в законе, помогает избежать названных эк зистенциалий, по крайней мере, смягчить их. Однако любой прагматизм пренебрегает размышлением о сути, чтойности, представляя их пустыми умствованиями. Прагматика интере сует «как»: «Как добиться успеха?», «Как мне спастись?», «Как мне стать совершенным?» Вот вопросы, которые задают иудеи Иисусу Христу. Они не спрашивают Его, что такое ис тина, как будто пропуская мимо ушей такие слова, которые, казалось бы, не могут оставить равнодушными мыслящего че ловека: «…и познаете´ истину, и истина сделает вас свободны ми» (Ин 8: 32). Однако ответ на вопрос «Как мне спастись?» лежит в той же сфере, что и на вопрос «Что есть истина?»

Философия ищет выход из гносеологического лабиринта в интуитивно онтологическом понимании истины. Для рели гиозного сознания спасением от законнического и обрядового формализма, с одной стороны, и релятивизирующего истину прагматизма — с другой, является духовно персоналистиче ское переживание истины. Она сообщает человеку уверенность в собственном бытии. Персонализм — духовная основа Биб лии. Уже Ветхий Завет не только и не столько предписывает человеку совокупность формальных нравственных требова ний, но и формулирует главное в них. Заповеди любви к Богу

—208 —

Истина

и ближнему, высказанные Христом в качестве квинтэссенции Закона и возвещанного пророками, находились в составе Вет хого Завета все таки под слоем ограничений и предписаний. В этом Ветхий Завет остается религией Закона. Образ истины, открытый иудаизмом, в значительной степени остается абст рактно этическим. Подобно тому как поиск истины в сфере познания подводит человека к истине естине, ветхозаветный Закон является «детоводителем ко Христу» (Гал 3: 24). Одна ко по духу Ветхий Завет глубинно персоналистичен. Фарисей ский этический формализм и саддукейский прагматизм выра зили ту интенцию ветхозаветного иудаизма, которой он был направлен к падшему человечеству, массе, растворявшей себя в повседневности, а не к тем, кто искал Бога и хотел ходить пред Ним. Саддукейство и фарисейство объективировали ин тенцию ограничения греха и сами стали грехом в этой объек тивации, утратив персоналистическую основу, сущность кото рой — любовь к Богу и ближнему.

Ветхий Завет экзистенциален по духу в самом глубоком смысле этого слова, так как представляет собой подлинную историю общения свободных субъектов в «пограничных си туациях». Творческая сторона этой экзистенциальной истории начинается Авраамом и завершается Иисусом из Назарета. Существо экзистенциального общения — свобода. В этом по своему правы и С. Кьеркегор, и Л. Шестов, и Ж. П. Сартр. Мышление этих философов можно оценить как синдром вет хозаветной беспочвенности, возникающий в пространстве христианской культуры в качестве реакции на чрезмерность почвеннических настроений. Онтологичность в отношениях между Богом и человеком была подорвана грехопадением, поэтому в истории подлинная диалектика Божественного и че ловеческого могла свершиться только как экзистенциальная. Боговоплощение восстанавливает бытийственную связь меж ду Богом и человеком в Иисусе Христе. Слово стало плотью, Бог сошел на землю. Поэтому образ истины, открываемый христианством, является сколь экзистенциально персоналис тическим, столь и онтологическим, небеспочвенным.

— 209 —

ГНОСЕОЛОГИЯ

Я 4 . аУМН ВЪМУТЪ¸ ЛТЪЛМ˚

Филипп сказал Ему: Господи! пока жи нам Отца, и довольно для нас.

Иисус сказал ему: столько времени Я с вами, и ты не знаешь Меня, Фи липп? Видевший Меня видел Отца…

Ин 14: 8—9

Философские рассуждения о том, что истина конкретна, раскрывает себя как единство различного, синтез противопо ложностей, причем предельных, правильны, но ограничены

втой мере, в которой не отдают себе отчета в символичности понятийного. Понятийный синтез лишь следствие духовного, своего рода проекция духовной глубины в плоскость рацио нального. Боговоплощение есть противоречие par exellens. В акте творения Бог устанавливает отношение напряжения между Собой и миром — Своим иным. Творец и тварь — пре дельные противоположности в сущем. В Боговоплощении Тво рец становится тварью. Вечность входит во время, Бытие ста новится событием. Абсолютно свободное существо, Личность

вподлинном смысле слова погружает себя в поток истории, подвластный имманентным для него законам рока. В этом по гружении Жизнь умирает и смерть становится жизнью. Бого воплощение есть прообраз конкретности как таковой, и все остальные синтезы в области понимания и переживания кон кретности истины суть его следствия.

Вотличие от философского рационализма христианская истина постигается не только в понятии, хотя содержит в себе понятие о себе самой. В сравнении же со строгим монотеизмом иудеев и мусульман, в христианстве Создатель дает постичь Себя не только в слове или в символе, но и в плоти — через живого исторически конкретного человека. В христианстве Бог не только предписывает, как надо правильно жить, формули руя внешний критерий праведности, но Сам показывает этот путь человеческой жизнью Своего Сына. В Иисусе Христе ис тина открывает себя всей полноте человеческих возможнос

—210 —

Истина

тей — вере, разуму, чувствам. Иисус Христос не только являет истину, но в нем истина сама свидетельствует о себе, что со впадает с Его самосвидетельством: «…Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только чрез Меня» (Ин 14: 6).

Христоцентричность понимания истины не устраняет онто логического, гносеологического и экзистенциально этическо го ее образов. Напротив, только она и придает им цельность, стягивая в единый смысловой узел. Христос как Бог Сын явля ется бытийственным истоком всего сущего (тогда как Отец пребывает в Изобильном Ничто своей предмирности): «Все чрез Него начало´ быть, и без Него ничто не начало´ быть, что начало´ быть» (Ин 1: 3). Бог Логос выступает смысловым яд ром космической жизни, т. е. той субстанциальностью, кото рую метафизика выражает посредством своих абстракций типа Форма форм, Перводвигатель, Абсолютный разум.

Одновременно Христос как Бог Слово есть начало всего знания или, говоря языком трансцендентального идеализма, условие возможности человеческого познания как такового. Логос есть основание системы предпосылок, обладающих всеобщим и необходимым характером по отношению к мыш лению индивида и человечества. Трансцендентальной в кан товском значении эту способность мыслить делает грехопа дение, которое трансформирует Логос, вложенный в Адама Творцом, в логику, правилам коей ныне вынужден подчи няться человеческий род, и разделяет формально логический образ с содержательно логосным Первообразом. Субстанци альным содержанием Логоса является жизнь, отсутствующая

вдеятельности логического структурирования, которое свой ственно мышлению потомков Адама. Смерть, суть которой

вразделении образа с Первообразом, не только физическое явление, но болезнь всего творения. В жизни Бога Сына мышление и бытие суть одно и то же, Христос есть «от начала Сущий», как Он Сам об этом свидетельствует (Ин 8: 25). В мышлении ученого и философа мысль и бытие только кор респондируют, совпадая как раз не эссенциально, но лишь эк зистенциально, да и то не всегда. Человеческая мысль встреча

—211 —

ГНОСЕОЛОГИЯ

ется в со бытии с истиной и расстается надолго, лишь сохраняя ее образ в памяти и воспоминании.

Как ветхозаветный Закон не спасал от греха и смерти, лишь предохраняя от них, так и логика не спасает от ошибок и лжи. Формально логическая правильность может высту пить оправданием по содержанию ложности. Кантовские кри терии истины как соответствия содержания априорным фор мам мышления есть не что иное, как ветхозаветный норматив соответствия Закону, перенесенный в область философской рефлексии и подкрепленный римским юридическим форма лизмом. Как формально логическая правильность не гаран тирует от материальных (содержательных) ошибок, имеющих опытное происхождение, так соблюдение закона не уничто жает собственно грех, который поселился в самой материи жизни. В порядке онтологическом это означает, что ни одна вещь не соответствует полностью своей идее; идея остается в той или иной степени трансцендентным идеалом, и это ста новится более заметным по мере восхождения от неживого к живому и от него к лично сознательному порядкам сущего. В плане гносеологическом такое понимание материального мира оправдывает представление об истине как всего лишь корреспондировании, а не тождестве. В аспекте этическом сказанное означает, что нет человека без греха. На вопрос фа рисеев о женщине, взятой в прелюбодеянии и, следовательно, подлежащей смерти, Иисус Христос отвечает формально юридически не по существу вопроса. Но содержательно Он го ворит именно по существу дела (Ин 8: 3—8).

Главное в христианстве не этическая доктрина, не абстрак тная правильность праведность, а то дело, которое совершил Иисус Христос. Дело Слова. Действенным ответом на вопрос о том, что такое истина в ее формальной и материальной цель ности, является самое Боговоплощение. Этим творческим ак том формальное совершенство не отбрасывается («Не думайте, что Я пришел нарушить закон…» (Мф 5: 17)), но освобождается от иссушающего формализма законников, и при этом оправ дывается самое материя жизни. Если грех повредил все творе ние, сделав в нем все в той или иной мере неистинным, т. е.

— 212 —

Истина

подлежащим смерти, то воплощение восстанавливает истин ность в ее формальном и материальном единстве. Воплощение являет собой и событие, т. е. истину факта, и регулятивную идею, т. е. критерий истинности. Их абсолютное совпадение совершилось однажды в Иисусе Христе, а для всех последу ющих теорий и деяний единство внутреннего совершенства

ивнешнего оправдания остается искомым идеалом.

ВБогочеловеке внутреннее совершенство и внешнее оправ дание являются не абстрактно логическим тождеством, а са мой жизнью. Причем не такой жизнью, в субстанции которой тонет и растворяется личное измерение субъектности, но ко торое, напротив, держится личностью в себе. Иисус Христос — личность, содержащая в Себе жизнь, владеющая ею. Знамени тый вопрос Понтия Пилата — «что есть истина?» был остав лен без ответа Иисусом Христом потому, что на него нет ответа, которого требовало язычество в лице римского прокуратора.

Древняя мысль искала истину в области чтойного. Вода

иОгонь, гомеомерии и атомы, идеи Платона и формы энер гии Аристотеля и есть «чтойность» вещей, а Аристотелев Нус Перводвигатель — чтойность всякой чтойности, приведенная к своему пределу неоплатониками в понятии Первоединого. В христианстве Истина — это Кто, по отношению к Которому все что и чтойности суть Его материальные и идеальные про явления. Как вещи во всем многосплетении их качеств, так

иих сущности вводятся в существование творческим глаго лом Того, Кто по истине есть Кто.

При этом нельзя сказать, что рациональное мышление блуждает в потемках. В сфере чтойного просвечивают образы истины. Таковы логическая правильность и фактическая дос товерность. Эти критерии истинности, собственно, и притяги вают философский разум. Над их синтезом он размышляет, а они, смешанные в разных пропорциях, составляют содержа ние тех или иных философских ответов на вопрос «что есть истина?». В религиозно онтологическом контексте «истины»

повседневности, вроде «дождь идет», или «истины» рассудка типа «2 × 2 = 4» вообще не являются истинами. Они истинны, т. е. несут в себе отблеск Истины, но не являются ею. Наши

—213 —