Zh_Bodryyar_Simvolichesky_obmen_i_smert
.pdfдругие, репрессивные средства для обеспечения кворума.
105
С этой точки зрения следует подвергнуть радикальной критике осуществляемую Леви-Строссом проекцию бинарных структур на «антропологические» структуры мышления и утверждение дуальной организации как базовой структуры первобытных обществ. Дуальная форма, которой Леви-Стросе наделяет первобытные общества, — это всего-навсего наша структурная логика, наш собственный код. Собственно, это и код нашего господства над «архаическими» обществами. Леви-Стросе очень любезно подсовывает им его под видом структур мышления, общих для всего рода человеческого, — так они будут лучше подготовлены, чтобы воспринять крещение Западом.
106
Всемирный торговый центр (англ.). — Прим. перев.
107
Коэффициент реальности пропорционален запасу воображаемого, которое и придаст ей ее удельный вес. Это относится и к географическим и космическим исследованиям: когда не остается больше неизведанных территорий, открытых для работы воображаемого, когда вся территория оказывается покрыта картой, то словно бы исчезает и принцип реальности. В этом смысле завоевание космоса есть необратимый таг к утрате земной референции. Когда пределы некогда ограниченного мира отодвига ются в бесконечность, то из него истекает реальность, то есть внутренняя связность. Завоевание космоса начинается после завоевания планеты, как одно и то же фантазматическое предприятие с целью расширить юрисдикцию реальности — скажем, доставить на Луну национальный флаг, передо
Бодрийяр Ж. .: Символический обмен и смерть / 341
вую технику и двухкомнатную квартиру; та же самая попытка, что и при субстанциализации концеп тов или территориализация бессознательного, — и она равнозначна дереализации человеческого про странства или же его переводу в гиперреальность симуляции.
108
Так же и с дорогими сердцу гиперреалистов металлическим автоприцепом или супермаркетом, или с супом «Кэмпбелл» у Энди Уорхола, или же с «Джокондой», которая теперь тоже выведена на орбиту как абсолютный образец земного искусства — уже вовсе не произведение искусства, но планетарный симулякр, в котором целый мир оставляет свидетельство о себе (на самом деле — о своей смерти) для некоего будущего мира.
109
Примерный перевод: «Биокибернетический мир самоосуществляющегося пророчества, оргия I»
(англ.). — Прим. перев.
110
Ф.Ницше, Сочинения, т. 1, М., Мысль, 1990, с. 496. — Прим. перев.
111
Ж. де Лабрюйер, Характеры, М.-Л., Художественная литература, 1964, с. 312. — Прим. перев.
Бодрийяр Ж. .: Символический обмен и смерть / 342
112
Но, как мы видели, сегодня и сама экономика строится согласно этой недетерминированности, из нее удаляется этика, уступая место производству как «целесообразности без цели», которое смыкается с головокружительной бесполезностью моды. А следовательно, и о производстве можно сказать то же самое, что Барт писал о моде: «Система отбрасывает смысл, однако ничем не поступается в самом зрелище значения».
113
Расточительное потребление (англ.). — Прим. перев.
114
Ср. выделяемые Бартом («Система моды», с. 261) три разновидности «тела моды»:
1.Тело — чистая форма, лишенная собственных атрибутов, тавтологически определяемая одеждой.
2.Каждый год определяют, что такое-то тело (тип тела) является модным. Это тоже вариант отожде ствления тела с одеждой.
3.Одежду делают такой, чтобы она преобразовывала реальное тело и делала его знаком идеального тела моды.
Эти три разновидности примерно соответствуют исторической эволюции, которую претерпел статус женщины-модели, — первоначальной непрофессиональной модели (женщины из высшего света), профессиональной манекенщицы, чье тело функционирует также и как сексуальная модель, и послед ней (сегодняшней) фазы, когда манекенщицами становятся все: всех призывают, заставляют инвести ровать в свое тело правила модной игры, все становятся «агентами» моды, так же как все становятся производственными агентами. Становясь всеобщей, мода одновременно захлестывает всех и каждого
Бодрийяр Ж. .: Символический обмен и смерть / 343
и все уровни значения.
Эти три фазы развития моды можно также связать с последовательными фазами концентрации капитала, со структурированием экономики моды (изменениями в постоянном капитале, в органиче ском составе капитала, в скорости товарооборота, оборота финансового и промышленного капитала. См. «Утопия», № 4). Однако аналитический принцип этого взаимодействия экономики и знаков не всегда ясен. В историческом расширении сферы моды можно усматривать не столько прямую соотне сенность с экономикой, сколько гомологичность ее развития расширению рынка:
I. На первой стадии к моде относятся только разрозненные черты, минимальные вариации в одежде маргинальных категорий населения, тогда как вся система остается в общем однородной и традицион ной (так и на первой стадии политической экономии в обмен идут только излишки производства, в остальном же оно полностью поглощается внутригрупповым потреблением — доля вольнонаемного труда очень мала). Мода выступает при этом как нечто внекультурное, внегрупповое, чужое (для крестьянина — это городское, и т. д.).
II. Мало-помалу мода виртуально вбирает в себя все культурные знаки и начинает управлять знако вым обменом, так же как на второй стадии политическая экономия виртуально вбирает в себя любое материальное производство. Вес прежние системы производства и обмена исчезают в едином универ сальном измерении рынка. Вес культуры вовлекаются в универсальную игру моды. Референтной группой моды является на этой стадии господствующий в культуре класс, именно он управляет разли чительными ценностями моды.
III. Мода распространяется повсюду и становится просто образом жизни [le mode de vie]. Она прони кает во все ранее недоступные ей сферы. Все претерпевают и сами воспроизводят ее действие. Она подчиняет себе собственное отрицание (не-модность), становится собственным означающим (как и производство на стадии воспроизводства). Но в некотором смысле это и ее конец.
115
Какое-нибудь эластичное платье или колготки, позволяющие телу «свободно играть», на самом деле ничего не «раскрепощают»: в плане знаков это лишь дополнительное усложнение. Обнажение струк
Бодрийяр Ж. .: Символический обмен и смерть / 344
тур вовсе не возвращает к нулевому уровню истины, а облекает их новым значением, прибавляющим ся к прежним. И это зародыш нового цикла форм, новой системы знаков. Таков цикл формальной инновации, такова логика моды, и никто не в силах здесь что-либо изменить. «Раскрепощение» струк тур — структур тела, структур бессознательного, функциональной истины вещей в дизайне и т. д. — всякий раз лишь открывает дорогу к универсализации системы моды (это ведь единственная система, допускающая универсализацию, способная управлять оборотом всех, даже противоречащих друг другу знаков). Это как бы буржуазная революция в системе знаков, наподобие буржуазной революции в политике, которая тоже открывает путь к универсализации рыночной системы.
116
У этой связи есть и много других социально-исторических причин: маргинальность и социальная неполноценность женщины (или же молодежи). Но здесь нет никакой разницы: социальная вытес ненность и зловещая аура сексуальности всегда отождествляются в одних и тех же категориях.
117
Манекенщик, манекенщица (фр.). — Прим. перев.
118
Одежда, имитирующая наготу (англ.). — Прим. перев.
119
Бодрийяр Ж. .: Символический обмен и смерть / 345
Фетишизации всегда подвергается не половой член как таковой, не пол как объект, а фаллос как всеобщий эквивалент — так же как в политической экономии фетишизируется всегда не товар-про дукт как таковой, а именно форма меновой стоимости и ее всеобщий эквивалент.
120
Есть сходство между знаковым церемониалом, которым окружено эротическое тело, и церемониа лом мук, которым окружена садомазохистская перверсия. «Фетишистские» метки (колье, браслеты, цепи) все время имитируют и обозначают намеком метки садомазохистские (калечение, раны, шра мы). Обе эти перверсии избирательно кристаллизуются вокруг одного и того же аппарата меток.
Некоторые метки (только они и обладают силой внушения) позволяют сделать тело более нагим, чем если оно действительно обнажено. Оно оказывается при этом нагим той перверсивной наготой, которая возникает благодаря церемониалу. В качестве таких меток могут выступать одежда, аксессуа ры, а также и жесты, музыка, техника. Любая перверсия держится на таких «штуках» и «штукарстве». При садомазохизме эмблематичность тела достигается через страдание, так же как при фетишизме — с помощью украшений и грима.
Вес перверсии сходятся: в описываемой нами эротической системе тело возвышается за счет само любования, самообольщения, а при садомазохизме — путем страдания (аутоэротизм боли). Однако между ними есть глубинное сходство: страдая или любуясь собой, другой человек оказывается ради кально объективирован. Любая перверсия играет со смертью.
121
Нередко и половой акт оказывается возможен лишь ценой этой перверсии: тело партнера фантаз матически представляется как манекен, фаллос/манекен, фаллический фетиш, который нежат, ласка ют, обнимают как свой собственный пенис.
Бодрийяр Ж. .: Символический обмен и смерть / 346
122
Фрейд, критикуя тезис о фаллической матери, устрашающей в силу своей фалличности, писал, что цепенящий эффект головы Медузы объясняется другим: каждая из множества змей, заменявших ей шевелюру, является для субъекта отрицанием кастрации, которую он хотел бы отменить и которая вновь и вновь напоминает ему о себе в этом обращении (А.Грин). Так, по-видимому, происходит и с макияжем и со стриптизом: каждый из фрагментов тела, подчеркнутых меткой и получающих фалли ческое значение, тоже отрицает кастрацию — однако та немедленно возникает вновь в самом разделе нии этих частичных объектов, так что они, подобно объекту-фетишу, всякий раз предстают как «указа тель и покров кастрированного фаллоса» (Лакан).
123
Если край чулка эротичнее, чем надвинутая на глаза прядь волос или же край перчатки на руке, то дело тут не в близости к гениталиям — просто кастрация здесь разыгрывается и отрицается вплотную, до последнего предела, вплоть до совершенной неминуемости. Точно так же, по Фрейду, объектомфетишем становится последний увиденный предмет туалета, более всех приближающий к открытию отсутствия пениса у женщины.
124
Немыслимыми и неприемлемыми остаются только отмена фаллической ценности и вторжение радикальной игры отличий.
125
Бодрийяр Ж. .: Символический обмен и смерть / 347
При этом тот факт, что один из членов сексуального бинома (Мужское) оказался маркированным элементом, который стал всеобщим эквивалентом всей системы, — такая структура, при всей своей кажущейся неизбежности, сама по себе не имеет никакого биологического основания: как и любая другая общезначимая структура, она имеет целью именно порвать с природой (Леви-Стросе). Можно представить себе культуру, где распределение будет обратным: мужской стриптиз при матриархаль ной общественной организации! Надо только, чтобы женское стало маркированным членом оппози ции и начало функционировать как всеобщий эквивалент. Но следует понимать, что при таком чере довании членов оппозиции (к которому во многом и сводится «освобождение» женщины) остается неизменной сама структура, неприятие кастрации и абстракция фаллоса. А раз система включает в себя такую возможность структурного чередования — значит, настоящая проблема не в этом, а в такой радикальной альтернативе, которая поставила бы под вопрос самую абстракцию этой политической экономии пола, основанную на одном из членов оппозиции как всеобщем эквиваленте, на неузнава нии кастрации и символической экономики.
126
За исключением такого благородного выделения, как слезы, — да и то со сколькими оговорками! Ср. великолепный текст о средстве для удлинения ресниц «Лонсиль»: «…когда вы настолько потрясены сильным чувством, что один лишь взгляд может выразить его глубину, — в такой миг вам особенно важно, чтобы вас не подвела косметика на глазах. В этот миг Лонсиль особенно незаменим… в этот миг он особенно тщательно заботится о вашем взгляде, сберегая и подчеркивая его. Вам достаточно лишь накрасить себе глаза и… больше о них не думать».
127
Слово «спекуляция» этимологически родственно латинскому speculum («зеркало»). — Прим. перев.
Бодрийяр Ж. .: Символический обмен и смерть / 348
128
Не «раздевается» и не «дразнит» (англ.). — Прим. перев.
129
Создаваемое жестами повествование (в технических терминах, «bump and grind» [ «верчение задом»
— англ., прим. перев. ]) образует то, что Батай называл «ложным ходом от противного»: оттого, что тело все время окутано и оккультировано теми самыми жестами, которыми оно обнажается, оно получает здесь свой амбивалентно-поэтический смысл. И наоборот, становится очевидной наивность нудистов и вообще всех практикующих, по словам Бернардена, «поверхностную пляжную наготу»: думая, будто показывают голую истину, они на самом деле попадают во власть знаковой эквивалентности, нагота служит всего лишь означающим эквивалентом природы, выступающей в качестве означаемого. Такое натуралистическое разоблачение есть всего-навсего «мысленный акт», как очень верно выражается Бернарден, — определенная идеология. В этом смысле стриптиз, благодаря своей перверсивной игре и сложнейшей амбивалентности, противостоит «освобождению через наготу» как либерально-рациона листической идеологии. «Подъем моды на наготу» — это подъем рационализма, прав человека, фор мального освобождения, либеральной демагогии, мелкобуржуазного свободомыслия. Все эти реали стические аберрации прекрасно поставила на свое место одна девочка, которой подарили «куклу, умеющую п и сать»: «Моя сестренка тоже это умеет. Может, ты купишь мне настоящую?».
130
Ту же роль, что игра жестов, может исполнять и игра прозрачных одеяний. Из того же разряда и реклама, нередко представляющая сразу двух или больше женщин: это лишь по видимости гомосексу альная тематика, а на самом деле один из вариантов нарциссической модели самособлазнения, само
Бодрийяр Ж. .: Символический обмен и смерть / 349
центрированная игра удвоений посредством сексуальной симуляции (которая, кстати, может быть и гетеросексуальной: в рекламе мужчина всегда присутствует лишь как гарант нарциссизма, содейству ющий самолюбованию женщины).
131
Может упасть также и последняя деталь туалета — полный стриптиз ничего не меняет в своей логике. Как известно, заколдованный круг, который можно очертить вокруг тела одними лишь жеста ми, является гораздо более изощренной меткой, чем трусики, и во всяком случае эта структурная метка (трусики или жесты) преграждает путь не к половому органу, а к самой половой специфике, которой пронизано все тело и которой, следовательно, не отменяет зрелище этого органа и даже, в предельном случае, оргазма.
132
Перверсивное желание — это нормальное желание, внушаемое социальной моделью. Если женщина неподвластна аутоэротической регрессии, то она уже не объект желания, она становится его субъек том, то есть непокорной структуре перверсивного желания. Но она вполне может и сама искать исполнения своего желания в фетишистской нейтрализации желания партнера: тогда перверсивная структура (своего рода разделение труда между субъектом и объектом, в котором и заключен секрет перверсии и ее эротической отдачи) остается неизменной. Единственная альтернатива — чтобы каж дый из двоих разрушил эту фаллическую крепость, перверсивную структуру, в которой замыкает его система сексуальности, открыл глаза (вместо того чтобы искоса следить за своей фаллической иден тичностью) на свою собственную, а не чужую неполноту, вырвался из-под чар белой магии фалличе ской идентификации и признал свою собственную опасную амбивалентность, — тогда вновь станет возможна игра желания как символический обмен.
Бодрийяр Ж. .: Символический обмен и смерть / 350