Фото: a-sharkov.Livejournal.Com
Созидательное безмолвие
Такова есть третья отличительная черта, отражающая всеобщность Святой горы: ее всеобъемлющий характер, охватывающий три образцовые формы монастырской жизни. Остается рассказать о четвертой особенности горы Афон, делающей ее если не уникальной, то, во всяком случае, исключительной: особое покровительство Божией Матери, привилегированное положение горы Афон как Сада и Удела Пресвятой Богородицы.
Дева Мария олицетворяет многое для афонских монахов, но, прежде всего, Ее считают хранительницей и покровительницей созидательного безмолвия. Этот аспект афонской духовности разработал главным образом святой Григорий Палама в трактате, написанном около 1334 года, когда он был насельником Святой горы, в честь праздника введения во Храм Пресвятой Богородицы (21 ноября). Как следует понимать, спрашивает святой Григорий, детские годы, которые Мария, согласно древнему преданию, провела в Иерусалимском Храме, в уединении и глубокой тишине Святая Святых? И отвечает: нам следует смотреть на Нее, как на вершину исихазма, на Ту, кому больше других удалось стяжать подлинную hesychia, покой, или молчание души.
Войдя в храм, пишет Палама, Мария разорвала все связи с земным, отверглась мира и «жила для одного Бога», избрав скрытое, невидимое для постороннего глаза существование, «жизнь в безмолвии». Окруженная стенами храма, Она находилась в Святая Святых как отшельники, живущие в горах, пустынях, пещерах и ущельях земли (см. Евр. 11:38). Своим пребыванием в Храме, понимаемом в этом смысле как пустынножительство, Она предвосхитила монашество. Здесь Она училась подчинять Богу свой ум (nous), вела ангельскую жизнь, приобщалась созерцанию (theoria) и непрестанно молилась. Преображенная Божественным Светом, Она видела нетварного Бога, отраженного как в зеркале в чистоте Ее сердца. И то, каким образом Она постигала тайны внутренней молитвы, как раз и является безмолвием (hesychia).
Когда читаешь слова святого Григория Паламы о внутреннем покое Божией Матери, возникает вопрос: каково в таком случае истинное значение тишины для афонских монахов или для христиан, живущих в миру? Очевидно, что для святого Григория она не является чем-то отрицательным, в виде паузы между словами, отсутствия звуков. Напротив, он рассматривает ее в высшей степени положительном смысле: тишина – не пустота, а наполненность, не отсутствие, а присутствие.
Разумеется, существуют различные виды тишины, и какие-то из них действительно крайне отрицательны, означающие не открытость, а закрытость, изолированность. Ноhesychia Пресвятой Девы, о которой говорит Палама, выражает не отвержение Иного, а отношение, не оторванность, а общение. Безмолвие души есть не что иное, как состояние слушания. Как сказал швейцарский писатель Макс Пикар, «слушать можно только тогда, когда человек хранит тишину: слушание нераздельно с тишиной». [9]
Псалмопевец не просто говорит: «Остановитесь», но «Остановитесь и познайте, что Я– Бог» (Пс. 45:11): безмолвие не есть пустота, а именно осознание присутствия Бога, слушание Бога. В Священном Писании Дева Мария предстает перед нами как Та, Которая слушает, Которая ожидает Господа в чуткой тишине, слагает слова Его в сердце Своем (Лк. 2:19, 2:51, 11:28), Которая призывает других слушать Его (Ин. 2:5).
Эта созидательная тишина, это безмолвное ощущение Божественного присутствия, характерное для Богоматери, есть в то же время одно из самых ценных качеств горы Афон. И так как Дева Мария есть хранительница Святой Горы, то Она является, прежде всего, хранительницей тишины, которая характеризует духовность на Афоне. Лучше всех тишину на Афоне описал английский православный писатель Джерард Палмер, который в течение нескольких десятилетий каждый год ездил на Святую гору:
«Был полдень 6 августа 1968 года. Катер из Дафни причалил в гавани монастыря Симонопетра. Из катера я вышел в гордом одиночестве, и после сердечного приветствия монахов на пристани я стал подниматься по крутой тропе, а катер поплыл дальше вдоль побережья. Минут через двадцать или около того я достиг того места, где тропинка от монастыря Григориат соединяется с дорожкой, идущей справа. Здесь, на этом перепутье, стоит крест и каменная скамейка под навесом; в этом небольшом строении нет стен, и путнику открывается панорамный вид над морем на ближайший полуостров. Поклонившись кресту, я присел в тенек и стал смотреть на море, прислушиваясь к тишине.
Все было тихо.
Я сразу почувствовал, что я, наконец, опять на Святой горе, и прославил Господа за то, что Он снова даровал мне эту возможность.
Все было тихо.
Эта тишина, этот покой повсюду всё наполняет собой, он есть сама суть Святой горы. Отдаленный звук катера только подчеркивал насыщенность этого беззвучия; внезапно ящерица прошелестела в сухих листьях, лягушка плюхнулась в фонтан – громкие, резкие звуки, но они лишь еще больше выделяют это всепоглощающее безмолвие. Часто, когда гуляешь по огромным просторам с нетронутой природой, которые составляют большую часть этой святой земли, или шагаешь по тропкам, где каждый камень дышит молитвами, невозможно слышать какие-нибудь звуки. Даже в монастырских церквях, где тишина как будто усиливается полумраком, красотой и святостью места. Кажется, что возгласы священников и пение монахов в нескончаемом ритме дневных и вечерних богослужений есть не более чем тонкое обрамление безбрежного океана тишины.
Но этот покой, эта тишина есть нечто больше, чем просто отсутствие звуков. У этого безмолвия есть положительное качество – полнота, завершенность, вечный покой, который воплощается в Покрове Божьей Матери, которым Она окутывает свою Святую гору, защищая ее, даруя внутренний покой, душевный покой и тем, кто живет здесь, и тем, кто приезжает сюда с открытым сердцем, чтобы принять это благословение.
Да благословит Господь тех, кто охраняет этот покой, и тех, кто увозит его с собой как неисчерпаемый дар Божией благодати».
