Dvorkin_R_O_pravakh_vseryez_2004

должны понимать этот аргумент следующим образом: поскольку человек согласился бы на некоторые принципы, если бы его спросили заранее, отсюда следует, что будет справедливо применить к нему эти принципы позднее в другой ситуации, когда он не дает своего согласия.

Но это плохой аргумент. Предположим, в понедельник я не знал стоимости принадлежащей мне картины; если бы вы тогда предложили мне за нее сто долларов, я бы согласился. Во вторник я узнал, что картина очень ценная. Вы не можете утверждать, что было бы справедливо в среду заставить меня по суду продать вам эту картину за сто долларов. Может быть, мне сильно повезло, что вы не попросили меня продать картину в понедельник, но это не оправдывает последующего принуждения по отношению ко мне.

Следовательно, мы должны воспринимать аргумент на основе исходной позиции точно так же, как ваш аргумент при игре в покер; вероятно, он представляет собой прием, позволяющий привлечь внимание к какому-то независимому аргументу в пользу справедливости указанных двух принципов, — аргументу, который не опирается на ту ложную посылку, будто гипотетический договор обладает некоей слабой обязывающей силой. Какой же еще аргумент можно найти? Можно сказать, что с помощью исходной позиции доказывается выгодность двух принципов Ролза для всех членов политического сообщества и потому будет справедливо руководствоваться ими. Действительно, если бы удалось доказать, что эти два принципа выгодны для всех, это было бы весомым аргументом в их пользу, но трудно понять, каким образом для такого доказательства можно использовать исходную позицию.

Нужно тщательно различать два смысла высказывания о том, что нечто для кого-то выгодно. Для меня имеется априорная выгода в том, чтобы поставить на лошадь, которая, учитывая все известные данные, имеет наилучшие шансы на выигрыш, даже если в результате эта лошадь проиграет. А реальная выгода для меня состоит в том, чтобы поставить на лошадь, которая выиграет, хотя в момент, когда я делал эту ставку, мое решение могло показаться глупым. Если исходная позиция служит доводом в пользу того, что для всех выгодно вместо других возможных основ конституции выбрать два вышеназванных принципа, то в этом аргументе должна использоваться идея априорной, а не реальной выгоды. Далеко не для всех выбор двух принципов Ролза составляет реальную выгоду, поскольку, когда покров неведения будет снят, некоторые из участников обнаружат, что их положение было бы лучше, если бы они выбрали какой-нибудь другой принцип, например, принцип средней пользы.

213

Оценка априорной выгоды зависит от того, в каких условиях производится эта оценка, и, в частности, от того, какими сведениями располагает человек, производящий оценку. Моя априорная выгода может состоять в том, чтобы поставить на определенную лошадь в соответствии с имеющимся соотношением ставок до старта, но не после того (по крайней мере, при том же соотношении ставок), как эта лошадь споткнулась на первом повороте. Следовательно, тот факт, что некоторый выбор выгоден для меня в какой-то конкретный момент времени в условиях большой неопределенности не может служить хорошим аргументом в пользу того, что было бы справедливо принуждать меня сделать тот же выбор позднее, когда я буду располагать значительно большим объемом сведений. Но именно это и предполагает аргумент на основе исходной позиции в данной интерпретации, поскольку его цель — обосновать применение двух принципов Ролза в настоящий момент посредством предположения о том, что при условиях, значительно отличающихся от настоящих, априорная выгода для всех состояла бы в том, чтобы согласиться на эти принципы. Если я купил билет на лошадь с небольшими шансами на победу, для меня может быть априорно выгодно до заезда продать билет вам за цену, вдвое большую уплаченной мной; но отсюда не следует, что с вашей стороны было бы справедливо купить у меня билет за эту же сумму, когда лошадь вот-вот выиграет.

Здесь кто-то может возразить, что я неправильно понимаю смысл особых условий неопределенности в исходной позиции. Участников лишили знаний об их индивидуальных ресурсах и талантах, чтобы они не могли договориться о несправедливых принципах, создающих более благоприятные условия для ка- кой-то одной совокупности ресурсов и талантов в ущерб другим. Если человек в исходной позиции не знает своих частных интересов, он не сможет добиться более благоприятного для себя соглашения. В этом случае можно сказать, что из-за неопределенности исходной позиции аргумент на основе априорной выгоды не становится, как я предположил, недействительным, а всего лишь позволяет сузить диапазон, в пределах которого могут использоваться соображения собственной выгоды. Этот аргумент доказывает, что два принципа Ролза выгодны для всех, стоит только при помощи неопределенности устранить явно несправедливые принципы. Поскольку в отличие от мужчин и женщин в исходной позиции современные мужчины и женщины располагают лишь тем дополнительным знанием, на которое им не следует опираться при выборе принципов справедливости, то для них априорная выгода по своему значению оказывается той же самой, а если это так, то аргумент на основе исходной позиции действительно служит

214

хорошим доводом в пользу применения двух принципов Ролза в современной политике.

Но здесь аргумент Ролза, безусловно, спутали с другим аргументом, который он мог бы выдвинуть. Предположим, что мужчины и женщины в исходной позиции обладали бы полным знанием о своих талантах и склонностях, но должны были бы заключить соглашение при условиях, исключающих — просто благодаря заранее оговоренному условию — явно несправедливые принципы, такие как принципы, предусматривающие особые преимущества для перечисленных индивидов. Если бы Ролз мог показать, что, как только мы устраним такие явно несправедливые принципы, для всех станет выгодно согласиться на его два принципа, это действительно могло бы считаться аргументом в пользу двух его принципов. Моя идея о том, что априорная личная выгода людей, находящихся в исходной позиции, отличается от аналогичной выгоды современных людей, уже не была бы верна, потому что обе группы людей располагали бы одними и теми же знаниями о себе и подчинялись бы одним и тем же нравственным ограничениям, запрещающим выбирать явно несправедливые принципы.

Но на самом деле аргумент Ролза совсем другой. Неведение, в котором его люди должны сделать свой выбор, влияет на их оценку собственной выгоды и не может быть описано просто как установление границ, в которых должны применяться их оценки. Ролз предполагает, например, что эти люди неизбежно выбрали бы консервативные принципы, потому что это единственный рациональный выбор, который могут сделать люди в условиях неведения, заботясь о собственной выгоде. Но, вполне возможно, реальные люди, знающие о своих талантах, предпочли бы менее консервативные принципы, позволяющие им полнее использовать те ресурсы, которые, как им известно, у них имеются. Таким образом, человек, считающий исходную позицию аргументом в пользу консервативных принципов, оказывается перед следующим выбором. Если менее консервативные принципы, такие, например, как принцип, предусматривающий преимущества для определенных индивидов, нужно исключить как явно несправедливые, то аргумент в пользу консервативных принципов с самого начала является полным, просто в силу очевидных соображений справедливости. В этом случае ни исходная позиция, ни какие-либо соображения личной выгоды, которые она призвана продемонстрировать, не играют никакой роли. Но если менее консервативные принципы нельзя исключить заранее как явно несправедливые, тогда навязывание людям в исходной позиции неведения, чтобы они предпочли более консервативные принципы, нельзя объяснить просто как исключение явно несправедливых вариантов выбора.

215

И поскольку неведение влияет на априорную личную выгоду этих людей, неизбежно оказывается неверным довод о том, что исходная позиция позволяет выявить априорную выгоду реальных людей. Ту же самую дилемму, разумеется, можно построить применительно к любой особенности двух принципов Ролза.

Признаю, может сложиться впечатление, что в этой аргументации игнорируется отличительная черта методологии Ролза, названная им техникой нахождения «рефлексивного равновесия» между нашими обыденными нравственными убеждениями, над которыми мы не рефлексируем, и некоей теоретической структурой, которая могла бы объединить в одно целое и обосновать эти обыденные убеждения1. Иными словами, идея исходной позиции играет в этом рефлексивном равновесии роль, которая ускользнет от нас, если мы будем, как это сделал я, упорно отыскивать более прямую «одностороннюю» аргументацию в пользу двух указанных принципов справедливости.

Техника равновесия играет важную роль в аргументации Ролза и здесь будет уместно коротко сказать о ней. Эта техника основана на предположении о том, что люди благодаря опыту повседневной жизни интуитивно чувствуют, что некоторые политические установления или решения, такие, например, как общепринятое судебное разбирательство, являются справедливыми, а другие, такие как рабство, являются несправедливыми. Более того, данная техника предполагает, что каждый из нас способен расположить эти непосредственные интуитивные чувства или убеждения в определенном порядке, с учетом нашей уверенности в них. Например, большинство людей считают более явной несправедливостью, когда государство казнит своих ни в чем не повинных граждан, чем когда оно во время войны истребляет ни в чем не повинное гражданское население другой страны. Какие-то доводы, возможно, убедили бы их изменить свою позицию в отношении гражданского населения в военное время, а вот со своими взглядами по поводу казни невинных соотечественников они расстались бы с гораздо большей неохотой.

Задача философии морали, согласно технике равновесия, состоит в том, чтобы построить структуру принципов, поддерживающую наши непосредственные убеждения, в которых мы более или менее уверены, преследуя две цели. Во-первых, эта структура принципов должна объяснять наши убеждения, раскрывая те исходные посылки, которые лежат в их основе; вовторых, она должна служить нам руководством в тех случаях, по поводу которых у нас либо нет убеждений, либо эти убеждения слабы или противоречивы. Если, например, мы сомне-

1 Rawls J. Op. cit. P. 48 и далее.

216

ваемся в справедливости некоторых экономических институтов, допускающих значительное неравенство в распределении богатства, мы можем обратиться к принципам, объясняющим наши бесспорные убеждения, и применить эти принципы к данному трудному вопросу.

Но этот процесс состоит не просто в нахождении принципов, согласующихся с нашими более или менее устоявшимися взглядами. Принципы должны не только объяснять, но и поддерживать наши взгляды, а значит, эти принципы сами должны быть привлекательными с точки зрения нашего нравственного чувства. Допустим, например, нам удается показать, что какаято совокупность общеизвестных морально-этических убеждений служит недостойной политике, например, стандартные оценки, которые мы выносим, не задумываясь, способствуют сохранению политической власти у определенного класса. Но это открытие не говорит в пользу принципа классового эгоизма; напротив, оно могло бы дискредитировать наши обыденные взгляды, если только не найдется какой-нибудь более достойный уважения принцип, который также согласуется с нашими интуитивными представлениями, и в таком случае именно этот принцип, а не принцип классового эгоизма, будет подсказан нам нашей интуицией.

Может так оказаться, что нам не удастся найти никакого непротиворечивого множества принципов, привлекательных самих по себе и поддерживающих весь комплекс наших непосредственных убеждений; было бы удивительно, если бы это не случалось довольно часто. И если это происходит, нужен компромисс, нужны уступки как с одной, так и с другой стороны. Не отказываясь полностью от нашего первоначального представления о допустимых принципах, мы можем слегка ослабить его. Например, после размышлений мы можем принять некоторый принцип, вначале показавшийся нам непривлекательным, скажем тот принцип, что иногда людей следует заставлять быть свободными. Мы могли бы принять этот принцип, если бы выяснилось, что никакой менее жесткий принцип не поддерживает то множество политических убеждений, с которыми нам особенно не хочется расстаться. С другой стороны, мы также должны быть готовы изменить, откорректировать или даже совсем отвергнуть те непосредственные убеждения, которые невозможно согласовать ни с одним из принципов, отвечающих нашим нестрогим критериям; при такой корректировке непосредственных убеждений мы будем исходить из нашего первоначального представления о том, какие из них кажутся нам более надежными, а какие — менее, хотя в принципе никакое непосредственное убеждение нельзя считать не подверженным пересмотру или упразднению, если это окажется не-

217

обходимым. Можно ожидать, что, переходя таким образом от наших непосредственных убеждений к структуре объясняющих принципов и обратно, мы будем подправлять то одни, то другие, пока не возникнет, по выражению Ролза, состояние рефлексивного равновесия, достигнув которого, мы будем удовлетворены или удовлетворены настолько, насколько этого было оправданно ожидать.

Вполне возможно, что, по крайней мере, для большинства из нас, наши обыденные политические взгляды уже находятся в этом рефлексивном равновесии с двумя принципами справедливости Ролза или, по крайней мере, что их можно привести в это состояние путем только что описанного процесса подгонки. И все же неясно, как в эту структуру включить идею исходной позиции, да и вообще, почему она должна играть здесь какую-то роль. Исходная позиция не принадлежит к числу обыденных политических убеждений, ради обоснования которых мы обращаемся к технике рефлексивного равновесия. Если она и играет какую-то роль, то, видимо, в самом процессе обоснования, поскольку входит в состав теории, которую мы построили с целью приведения своих убеждений в равновесие. Но если два ролзовских принципа справедливости и так уже находятся в рефлексивном равновесии с нашими убеждениями, неясно, зачем нам нужна исходная позиция в дополнение к этим двум принципам. Что нового добавляет данная идея к уже установленной гармонии?

Давайте рассмотрим следующий ответ. Одно из условий, налагаемых нами на теоретический принцип, пригодный для обоснования наших убеждений, состоит в том, что люди, которым предстоит подчиняться данному принципу, приняли бы данный принцип, по крайней мере при определенных условиях, если бы их об этом спросили, или же это условие состоит в том, что можно доказать априорную выгодность данного принципа для всех этих людей. Если это так, то исходная позиция играет весьма существенную роль в процессе обоснования посредством установления равновесия. Она используется для доказательства того, что два принципа Ролза соответствуют этому общепринятому критерию приемлемости политических принципов. С другой стороны, тот факт, что два принципа, соответствующие данному критерию, позволяют обосновать наши обыденные убеждения посредством установления рефлексивного равновесия, подкрепляет нашу веру в сам этот критерий и поощряет нас применять его к другим вопросам философии политики или морали.

И все-таки этот ответ не доказывает, что исходная позиция служит аргументом в пользу двух принципов Ролза; он представляет собой всего лишь переформулировку идей, которые

218

мы уже рассмотрели и отвергли. Безусловно, ни наши политические традиции, ни обыденные морально-этические представления не говорят в пользу приемлемости лишь тех принципов, которые выбрали бы люди, находящиеся в особых условиях исходной позиции. Разумеется, эти традиции предполагают, среди прочего, что принципы являются справедливыми, если они действительно были избраны теми, кто им подчиняется, или если, по крайней мере, можно показать их априорную выгодность для всех. Но мы уже видели, что с помощью исходной позиции нельзя подкрепить ни один из этих аргументов в пользу применения двух принципов Ролза в современной политике. Если исходная позиция должна играть какую-то роль в структуре принципов и убеждений, находящихся в рефлексивном равновесии, то эту роль должны определять какие-то еще не выявленные нами допущения.

Настало время пересмотреть одно ранее сделанное допущение. До сих пор я трактовал исходную позицию либо как основание в аргументации Ролза, либо как составную часть техники рефлексивного равновесия, устанавливаемого между нашими интуитивными политическими представлениями и двумя принципами Ролза. Но на самом деле Ролз не так относится к исходной позиции. Он описывает ее следующим образом:

«Я подчеркиваю, что исходная позиция является чисто гипотетической. Естественно спросить: если соглашение не заключается на самом деле, то почему нас должны интересовать эти принципы, как моральные, так и любые другие? Ответ состоит в том, что в действительности мы принимаем условия, воплощенные в описанной исходной позиции. А если нет, то мы, вероятно, можем прийти к ним путем философских размышлений. Для всех аспектов ситуации заключения договора можно найти подкрепляющие их основания... С другой стороны, это понятие является также интуитивным и само подсказывает, как его уточнять дальше, так что мы, следуя этой подсказке, приходим к более четкому определению того, с какой позиции лучше всего интерпретировать морально-этические отношения. Нам нужно понятие, которое позволило бы издали увидеть нашу конечную цель: эту задачу и должно выполнить интуитивное представление об исходной позиции»1.

Это описание взято из первой формулировки исходной позиции. Ролз еще раз повторяет его в последнем абзаце своей книги2. Очевидно, он придает ему огромное значение; стало быть, исходная позиция отнюдь не является основанием в аргументации Ролза или разъясняющим приемом в технике равновесия, но

1 Rowls J. Op. cit. P. 21-22. 2 Ibid. P. 587.

219

представляет собой один из главных и существенных результатов всей его теории в целом. О ее значении говорится и в другом чрезвычайно важном месте в книге. Ролз определяет свою теорию морали как некий вид психологической теории. Его цель — описать структуру нашей (или, по крайней мере, чьей-то) способности выносить определенного рода нравственные оценки, то есть, оценки справедливости. Он считает требования, воплощенные в исходной позиции, фундаментальными «принципами, управляющими нашими нравственными способностями, или, более конкретно, нашим чувством справедливости»1. Следовательно, исходная позиция — это схематичное представление определенного мыслительного процесса, присущего, по крайней

мере, некоторым, а, может быть, и большинству людей, точно так же, как глубинная грамматика, полагает Ролз, — это схематичное представление другой мыслительной способности.

Все это говорит о том, что исходная позиция — это промежуточный вывод, своего рода «перевал» на пути к более глубокой теории, дающей философское обоснование этого вывода. В следующем разделе я попытаюсь набросать, хотя бы в самых общих чертах, эту более глубокую теорию. Я буду различать три момента в представленной «на поверхности» аргументации Ролза: технику равновесия, общественный договор и исходную позицию — и попробую разобраться, какие из известных философских принципов или позиций они отражают.

Но прежде я должен сказать об увлекательной, хотя и неточной, идее Ролза, согласно которой принципы этой более глубокой теории определяют наши нравственные способности. Эту идею можно понимать с разной степенью глубины. На наименее глубоком уровне она может означать, что принципы, лежащие в основе исходной позиции как приема в рассуждениях о справедливости, настолько общеприняты и столь мало подвергаются сомнению в том конкретном обществе, для которого и предназначена книга Ролза, что общество не могло бы отказаться от этих принципов, не изменив в корне свой образ мышления и способ обсуждения политической морали. На наиболее же глубоком уровне данная идея может означать, что эти принципы являются врожденными категориями морали, общими для всех людей и, закрепленными в структуре человеческой нервной системы, так что отрицать эти принципы можно, только полностью отвергнув нашу способность рассуждать о морали.

В дальнейшем я буду руководствоваться наименее глубоким толкованием, хотя, на мой взгляд, то, что я собираюсь сказать, согласуется и с наиболее глубокой интерпретацией. Итак, я

1 Bowls J. Op. cit. P. 51.

220

буду предполагать, что имеется группа мужчин и женщин, которые, прочитав Ролза, сочли исходную позицию «интуитивным понятием», пригодным в качестве отправной точки в рассуждениях о проблемах справедливости, и которые нашли бы ее вполне убедительной идеей, если бы удалось доказать, что участники исходной позиции действительно включили бы в договор два сформулированных Ролзом принципа. На основании имеющегося опыта и литературы я предполагаю, что эта группа включает очень большое количество людей, размышляющих о справедливости, и замечаю, что сам отношусь к их числу. Мне хотелось бы выявить скрытые допущения, благодаря которым группа имеет подобную склонность, и для этого я еще раз повторю вопрос, с которого начал: почему аргументация Ролза подтверждает, что два его принципа — это принципы справедливости? Мой ответ довольно сложен и будет иногда уводить нас далеко от его книги, но, думаю, не будет противоречить ее духу.

2.

А.Равновесие

Яначну с рассмотрения философской основы только что изложенной мною техники равновесия. Мне придется отвести этому несколько страниц, ибо очень важно понять, какие существенные черты глубинной теории Ролза обусловливаются его методом. Как я уже говорил, техника равновесия предполагает один известный факт нашей нравственной жизни. Все мы придерживаемся тех или иных убеждений по поводу справедливости, и придерживаемся потому, что они кажутся нам правильными, а не потому, что мы вывели их логическим путем из других убеждений. Именно так мы можем, например, считать рабство несправедливым, а стандартное судебное разбирательство справедливым.

Убеждения такого рода, по мнению ряда философов, представляют собой непосредственные восприятия независимых и объективных моральных фактов. По мнению же других философов, это просто субъективные предпочтения, не столь уж сильно отличающиеся от обычных вкусов, только облеченные в слова о справедливости в знак их важности для нас. Во всяком случае, когда мы рассуждаем о справедливости или спорим друг с другом, мы используем эти привычные верования (называя их «интуитивными представлениями» или «убеждениями») приблизительно так, как предполагает техника равновесия Ролза. Мы проверяем общие теории справедливости, сопоставляя их с существующими в нашем обществе института-

221

ми, а своим оппонентам стараемся доказать, приводя их в замешательство, что их интуитивные представления не согласуются с их же теориями.

Предположим, мы пытаемся обосновать этот процесс, предлагая философское объяснение взаимосвязи между теорией морали и моральной интуицией. Техника равновесия предполагает некоторую, так сказать, «когерентную» теорию морали1. Но у нас есть на выбор две общие модели, позволяющие определить эту когерентность и объяснить, зачем она нужна. Какую из них мы выберем, имеет большое значение и важные последствия для нашей философии морали. Я опишу эти две модели, а затем постараюсь доказать, что техника равновесия имеет смысл только в одной из них.

Первую модель я называю «натуральной». Она предполагает философскую позицию, которую в общих чертах можно сформулировать следующим образом. Теории справедливости, такие как два принципа Ролза, описывают объективную моральноэтическую реальность; то есть, эти теории не создаются людьми или обществом, а, скорее, те их открывают, как открывают законы физики. Основной инструмент такого открытия — нравственная способность, присущая по крайней мере некоторым людям и позволяющая составлять в конкретных ситуациях интуитивные представления о политической морали, такие как интуитивное представление о несправедливости рабства. Эти интуитивные представления позволяют строить догадки о существовании и природе более абстрактных и фундаментальных нравственных принципов, подобно тому, как физические наблюдения позволяют строить догадки о существовании и природе фундаментальных законов физики. Морально-этическое рассуждение или философия морали — это процесс воссоздания фундаментальных принципов путем «состыковки» конкретных моральных оценок в правильном порядке, сходным образом естествоиспытатель воссоздает животное по найденным фрагментам его костей.

Вторая модель совершенно иная. В ней интуитивные представления о справедливости служат не материалом для догадок о существовании независимых принципов, а скорее, задают свойства общей теории, которую предстоит построить, подобно тому, как если бы скульптор задался целью изваять фигуру животного, как можно лучше согласовывая ее со случайно найденной им кучкой костей. Эта «конструктивная» модель, в отличие от натуральной модели, не предполагает, что принципы справедливости обладают неким устойчивым объективным

1См.: Feinberg J. Justice, Fairness and Rationality // 81, Yale L.J. 1972. P. 1004, 1018-1021.

222