Глава 4 На службе в кгб

В те годы, существовала особая процедура отбо­ра кадров в органы государственной безопасности.

Наиболее талантливых, положительно себя заре­комендовавших студентов определенных вузов страны, после получения диплома приглашали на работу в ко­митет государственной безопасности, сначала на собе­седование. Затем только часть студентов, выдержавшая беседу, шла работать в органы КГБ.

чекистов, я сдал экзамены для поступления на годичные высшие курсы КГБ СССР в Минске.

На них всего за год, будущим чекистам предсто­яло изучить немало сложных предметов, среди которых были: оперативная психология, топография, междуна­родное право, государство и право, криминалистика, этика, уголовное право, процессуальное право и множе­ство других специальных дисциплин от теории до прак­тики, а также спортивная подготовка и борьба «Самбо».

Учились на курсах, не за страх, а за совесть, осваивая чекистскую науку, понимая, что государство «на трояк» защищать нельзя. Доходило до того, что по­лученные «тройки» разбирали на партсобрании. При этом всеми двигал исключительно личный интерес, так

как слушатели курсов пришли работать в органы добро­вольно, каждый по велению сердца, защищать от неви­димых врагов свое Отечество.

После окончания курсов все выпускники полу­чили путевки в тот или иной орган КГБ. Моей «уча­стью» стал Раменский городской отдел УКГБ по г.Москве и Московской области. Получив назначение на должность младшего оперуполномоченного, я ревност­но приступил к работе и принял в оперативное сопро­вождение ряд важных режимных и несколько обычных объектов.

Начались суровые будни, во время которых, я получал огромное удовлетворение от интересной рабо­ты, всегда был аккуратен с документами, успешно стро­ил взаимо-

объектов

города.

сти во все времена готовил из своих сотрудников в первую очередь государственников, смотревших на оперативную деятельность именно с позиций пользы или вреда для государства, защищая интересы отече­ства.

Служба сразу пошла в гору, и уже в 1976 году я покинул стены Раменского гор отдела в должности опе­руполномоченного, перейдя в службу контрразведки на авиационном транспорте в аэропорту «Быково», где мне было поручено, оперативно обслуживать Быковский авиаремонтный завод № 402 гражданской авиации.

Спустя два года став заместителем начальника подразделения, я быстро наладил работу в новой долж­ности, но душа требовала чего-то большего, и в декабре 1980 года я подал рапорт в Афганистан, не выдержав привычной рутины суточных дежурств и однообразия.

И уже в начале января вместе с другими колле­гами мы прибыли в афганскую столицу г. Кабул, в рас­поряжение представительства местного КГБ СССР в ДРА.

Отметив как положено, с баяном, прибытие в Афганистан, меня направили советником в г. Кандагар в органы ХАД (местная госбезопасность) по-русски СГИ (служба государственной информации).

Кандагар встретил непривычным для россиянина зноем, больше 60 градусов в тени, - ощущалось сильное дыхание пустыни Регистан. Без привычки постоянно сильно хотелось пить, но встречающие старожилы, пре­дупредили, что с водой вымываются все соли из орга­

низма, поэтому пить надо исключительно зеленый под­соленный чай, который утоляет жажду и является хо­рошим антисептиком.

Охраняемый Кандагарский аэропорт в то время являлся вторыми по значимости после Кабула воздуш­ными воротами страны. В это время афганская компа­ния «Ариана» все еще по инерции выполняла рейсы из Кабула через Кандагар в Дели. Поэтому задачей опер группы ХАД было обеспечение безопасности авиарей­сов из Кабула в Дели и обратно.

Для этого разработали целый комплекс антитер­рористических мероприятий, который афганцы успешно выполняли под руководством наших советников.

Жили мы прямо на территории аэропорта в бок­сах, раннее принадлежавших местной авиакомпании и

каждый день выезжали «на броне» в Кандагар, нахо­дившийся в 17 километрах от аэропорта.

Дорога в Кандагар вся была изрыта воронками от противотранспортных мин, каждый день на ней кто-нибудь подрывался: или бронетехника, или автомаши­ны, поскольку она контролировалась местными банд-группами, имеющими на вооружении и РПГ и противо-транспортные мины импортного производства.

Но, как говорят, если судьба благоволит к чело­веку, то это происходит в любых условиях. Так произо­шло и со мной - карьера неуклонно шла вверх, букваль­но через несколько месяцев работы в Афганистане, ру­ководитель объединенной советской группы был пере­веден на работу в Кабул, а меня назначили исполняю­

щим обязанности руководителя зоны «Юг», куда входи­ли провинции: Кандагар, Урузган, Гильменд и Заболь.

Под моим началом волей судьбы оказались не­сколько полковников и подполковников, разумеется, к их общему неудовольствию. Но консенсус все-таки был найден и.о. руководителя зоны я прослужил в этой должности всего полгода, передав затем бразды правле­ния новому руководителю, прибывшему из СССР.

Вскоре руководство Представительства перевело меня в Кабульский аэропорт, где освободилось место авиационного специалиста по контрразведке и антитер­рору. Но через год пришлось вернуться в СССР по се­мейным обстоятельствам.

Дома, мне бывшему советнику ХАД предложили закончить 2-х годичные высшие курсы персидского языка (фарси) в полном объеме Высшей школы КГБ

СССР.

В силу своего неуемного характера, я согласился, и уже через 2 месяца в возрасте 40 лет сел за парту изу­чать персидский язык, чтобы затем вновь, решив семей­ные проблемы, отправиться обратно на войну в ДРА.

Для взрослых людей постижение фарси имело свои определенные трудности, особенно это проявля­лось в письме с право налево и особенностях языка, приходилось мыслить не словами, а образами, чтобы правильно выразить свою мысль. Но для чекистов ниче­го невозможного нет и вскоре, этот барьер был взят.

Сотрудники не только смогли свободно объяс­няться на Фарси, но и научились грамотно писать. В

процессе учебы было освоено около 4 тыс. слов. Окон­чив курсы, я получил диплом с отличием и в числе де­сяти других сотрудников отправился в школу по подго­товке афганцев в г. Ташкент на полгода, чтобы, отшли­фовав язык вновь отправиться в Афганистан.

В марте 1985 года я вновь приземлился в ДРА, что бы в который раз испытать свою судьбу. Назначе­ние было снова в зону «Юг» руководителем опергруппы провинции Заболь, где не было подразделений войск СА и вся территория, кроме провинциального центра Калат, находилась под контролем душманских банд, насчиты­вающих порядка 800 человек.

На этой территории располагалось два укрепрай-она и открытая граница с Пакистаном протяженностью 67 километров, которая никем не охранялась. Через нее пролегало 7 маршрутов доставки оружия с сопредель­

ной территории, где находилось несколько лагерей аф­ганских беженцев и боевой подготовки мятежников.

В то время в Калате советских советников было всего 28 человек, прямо как знаменитых панфиловцев: опергруппа ГРУ, опергруппа КГБ, опергруппа МВД, партийный советник, комсомольский советник, и совет­ник по линии военкомата для организации призыва.

Обстреливали шурави (советских) постоянно по несколько раз в неделю из 6-ти и 12-ти ствольных ми­нометов, которые после Великой Отечественной Войны СССР передал в Китай. Обстрел шел с расстояния до 5ти километров «по площадям», затем банды подходили ближе и вели огонь из гранатометов и стрелкового ору­жия. Были случаи, когда советники и я, в их числе были всего на волосок от смерти, но, Бог миловал, все оста­лись живы и здоровы.

Примечательно, что именно на войне я впервые познакомился как с ощущением состояние измененного сознания, так и с проявлением сверх интуиции. По­скольку именно в критических ситуациях подобные со­стояния проявляются лучше всего.

Однажды после окончания очередной команди­ровки в провинции Заболь (Кандагарская зона ответ­ственности) я должен был рано утром вылететь на вер­тушках в город Кандагар, а оттуда самолетом в Кабул.

Вечером, как и положено, перед отъездом в союз, я накрыл стол для сотрудников опер группы и афган­ских друзей из ХАДа (в переводе «Служба государ­ственной информации»). А уже в 5 утра слышу шум

винтов вертолетов, мы быстро оделись, сели в уазик опергруппой из 8-ми человек и поехали.

До, вертолетной площадки было всего около по­лутора километров по хорошей наезженной дороге или 500 метров через буераки напрямик. Но, во время отъез­да от места дислокации, мне, как будто кто-то начал настойчиво внутри головы внушать, чтоб мы не ехали не по хорошей дороге, а пробирались напрямик «по пе-ресеченке».

С трудом пересилив себя, я дал команду водите­лю ехать по ухабам, чем вызвал жуткое недовольство своих товарищей, но водитель ослушаться не посмел, и, прыгая по оврагам мы, чертыхаясь, подъехали к плюх­нувшемся на землю вертолету, который, взяв меня на борт, тут же взлетел, а оперативники поехали в распо­ряжение опер группы ГРУ, что бы выпить за мой благо­получный отлет домой.

И лишь через сорок минут, благополучно долетев до базы в Шахджое, дежурный офицер батальона сооб­щил мне, что за 10 метров до того места как мы сверну­ли с дороги, была заложена противотанковая мина, на которой подорвался в то утро трактор с прицепом, в ко­тором было 5 местных крестьян. Таким образом, интуи­ция помогла спастись и мне самому и всей опер группе.

В другой раз - я ехал из Кандагара на БТР в ме­сто дислокации опергруппы, в расположении Кан-даграского аэропорта. Мое место было рядом с водите­лем БТРа, но почему-то внутренний голос загнал меня на заднее сидение БТРа, а при подъезде к Аэропорту нас обстреляли.

Водитель таджик, первого года призыва, от испу­га выпрыгнул из БТРа и тот, въехав на мост, стал прова­ливаться на перила и падая в арык с 4 метровой высоты.

До падения оставались доли секунды, БТР уже почти летел в пропасть, наклонившись градусов на 45, и тут какая-то необъяснимая сила пробкой вытолкнула меня на броню, и я просто перешагнул на мост. В этой ситуации мы потеряли всего одного человека, правда тот солдат, который сидел на моем месте хоть и полу­чил сильные ушибы, но все, же остался жив.

Наконец в 1987 году с честью выполнив интер­национальный долг, я, вернулся домой, попав, в СССР в самый разгар перестройки и всеобщего бардака.

Родина щедро наградила меня орденом «Боевого красного знамени», афганским орденом «Дружбы наро­дов» и медалями ДРА «За хорошую охрану госграни­цы», «От благодарного Афганского народа» и благодар­ностью Верховного Совета СССР.

Но Комитет государственной безопасности не дал долго скучать и направил меня в звании подполков­ника начальником транспортного подразделения УКГБ МО в аэропорт Домодедово. В то же время с каждым днем приближался коллапс власти, не заметить который было уже просто невозможно.

И вот в один из таких будничных дней, уже пол­ковником я случайно встретил Александра Васильевича Коржакова. Хотя мы с ним были знакомы и прежде, впервые повстречавшись, еще во время моей первой командировки в ДРА во дворце Бабрака Кармаля, Гене­рального секретаря ЦК НДПА. Которого в то время со своими коллегами из 9го управления КГБ СССР, охра­нял Коржаков.

Александр Васильевич сначала меня не узнал, но затем, разговорившись, вспомнив афганские эпизоды, стал расспрашивать о службе. Он тогда занимал долж­ность начальника отдела безопасности Председателя Верховного совета РСФСР. Пост, который достался ему вместе с избранным на съезде депутатов Председателем Верховного совета РСФСР Б.Н. Ельциным, и охрану, которого он возглавлял, когда Ельцин работал еще пер­вым секретарем Московского ГК КПСС.

Узнав, что работа перестала приносить мне удо­влетворение, Коржаков пригласил к себе на работу в

отдел безопасности заместителем. Недолго думая я, со­гласился и уже на другой день принес рапорт руковод­ству с просьбой об увольнении на пенсию, тем более что со льготными афганскими и двумя годами военной кафедры МАИ выходило двадцать шесть лет выслуги. Меня отпустили, но, узнав, о намерениях перейти на ра­боту к Ельцину в кадрах долго отговаривали, а затем, молча, уволили, без права ношения формы, видимо по­считав «предателем».