Перевалова о. А. Глава III. Стихотворная молитва: проблемы жанровой типологии

3. Вариация на тему, заданную сакральным текстом

Глубоко личностное восприятие поэтом канонического молитвенного текста предопределяет лирическую рефлексию над ним. Переосмыслению могут подвергаться тематические или сюжетные элементы текста, его структурные компоненты. При этом лиризация канонического текста происходит без отрыва от его смыслопорождающей основы: лирический герой наделяется религиозным сознанием, не вступает в противоречия с христианским учением, всецело подчиняя канонический текст выражению собственных чувств. Вариации могут отражать как «размышление на тему о…», так и продолжение известного текста.

Продолжением канонической молитвы Святому Духу становится «Молитва» Е. А. Баратынского (109), в которой слышен «исторгнутый из глубины души и скорбного сознания возглас»¹. В то же время в молитве продолжается, начатая Баратынским в стихотворении «Болящий дух врачует песнопенье…», тема: словно перефразируя предыдущее высказывание, поэт придает ему новый смысл, как бы спорит с самим собой прежним: «Царь небес! успокой / Дух болезненный мой!»; указывает на «заблуждения». Молитва становится прошением о Царстве Божием, а поэт готов «христиански» принять «смерть как всякую волю Божества»²:

Заблуждений земли

Мне забвенье пошли

И на строгий Твой рай

Силы сердцу подай.

В стихотворении Н. И. Тургенева «Прости, о Боже мой, минутному стремленью…» (172) явлена поэтическая рефлексия по поводу 50-го псалма и молитвы «Отче наш…». В «Молитве» («Прости мне, Боже, прегрешенья…») И. И. Козлова (101) евангельский сюжет прочитывается поэтом сквозь призму личностного пространства, следствием чего становится поэтический вариант осмысленной ситуации. Возникает мотив креста, лирический герой уподобляет себя Христу, просит повторения Его судьбы, чтобы в жизни вечной находиться возле Него:

… Дай Магдалины жар священный,

Дай Иоанна чистоту;

… Дай мне донесть венец мой тленный

Под игом тяжкого креста

К ногам Спасителя Христа.

Мотив креста возникает и в стихотворении «Истина молитвы» Н. Ф. Щербины (168), в котором при сочетании просительно-славословных интонаций поэт дает определение истинной и ложной молитвы:

Когда, обольщенный земными соблазнами,

Волнением крови, желаньями праздными,

К Тебе возношусь я в мольбе, –

Не внемли ей… Слава Тебе!

Когда на тернистом пути испытания

Я крест свой тяжелый несу без роптания,

И чужд я корыстной мольбе, –

Услышь меня… Слава Тебе!

В небольшом по объему стихотворении воспроизводится огромный пласт святоотеческих наставлений о молитве, евангельский сюжет, просительно-покаянные молитвы и славословие. Так же евангельский сюжет (Ин. 17, 1–5) молитвы за «оставляемых учеников» продуцируется в стихотворении К. Ф. Рылеева (77), звучит мотив «уподобления» Христу:

Благий Отец! Се час приходит мой!

Прославь меня, и Сын Тебя прославит:

Ему дана святая власть Тобой,

Да в плоти Он жизнь вечную восставит.

В творчестве поэтов XIX в. размышления по поводу сакрального текста составляют огромный пласт поэтических молитв, осмыслению подвергаются библейские, евангельские и собственно молитвенные тексты. Многочисленные молитвы-вариации органично впитываются поэтической средой, становятся прецедентами, на фоне которых возникают традиции прочтения определенных текстов. Значимой темой русской поэзии становится евангельская тема предсмертного обращения Иисуса Христа к Отцу, которая продуцируется в так называемых «молениях о чаше». Примерами обращения к данной теме могут служить одноименные стихотворения И. С. Никитина (173) и А. Н. Апухтина (193), а также «Гамлет» Б. Л. Пастернака. Своего рода прецедентным текстом становится и лермонтовская молитва 1837 г. «Я, Матерь Божия, ныне с молитвою…»¹, на которую, например, ориентированы стихотворения А. А. Фета «Владычица Сиона, пред тобою…» и «Ave Maria».

«Молитва» М. Ю. Лермонтова признается образцом лирической молитвы², предопределяет черты авторских молитв. В ней явлена одна из особенностей лермонтовской поэтики, обозначенная М. Л. Гаспаровым как «стремление опираться на уже разработанный литературный материал, концентрируя его в сентенции и формулы»³. Беря за основу каноническую просительную молитву к Божией Матери, поэт создает тип ходатайственной молитвы за «деву невинную», любимую или родную женщину, который впоследствии получит широкое распространение в творчестве русских поэтов. Субъектная организация молитвы реализуется позициями:

– субъекта, который наделен чувством «христианского лиризма», способностью к «православному мирочувствованию»⁴ (молящийся, герой-«странник»);

– адресата («Матерь Божия», «Теплая заступница мира холодного»);

– объекта охранного воздействия («дева невинная»).

Композиционная структура молитвы содержит две равные части:

– вступление, в котором устанавливается с помощью обращения молитвенный дискурс, описывается цель и тип молитвы: «не о спасении», «не перед битвою», «не за свою … душу», но о «вручении девы невинной Теплой заступнице мира», характеризуется душевно-психологическое состояние лирического героя – «странника в свете безродного» с «душой пустынной»;

– собственно мольба, в которой звучат просьбы о даровании «счастия» «душе достойной» (противопоставленной лирическому герою) и раскрывается понятие счастья. Высокий лиризм достигается при помощи умиротворенных просительных интонаций, использования поэтических приемов, а также воспроизведения традиционных элементов церковного языка – именований и тропов, принятых в акафистах («Теплой Заступнице», «хладные сердца наша»). Молитвенный диалог завершается не закрепительным словом, а «последней просьбой» о даровании Божиего Царства «прекрасной душе».

Очевидно, что молитвы-вариации ориентированы, прежде всего, на реализацию молитвенного дискурса, а не на точное воссоздание молитвенного канона или перевод прецедентного текста.