5. Стихотворение о молитвенном событии. Молитва о молитве

В результате авторской жанровой рефлексии в XIX в. возникает принципиально новая разновидность молитвы, имеющая металирическую¹ природу и содержащая в себе описание молитвенного события, настоящего или прошедшего – своего рода «текст о тексте», «метатекст», или «молитва о молитве». Здесь внимание уделяется состоянию лирического героя, на первый план выводятся его впечатления, а молитвенное слово выносится за рамки стихотворения, становится затекстовой реальностью. Состояние молитвенного преображения атрибутируется, в большинстве случаев, с помощью описания природных явлений, которые становятся для лирического героя показателем Божественного присутствия в мире; природа приобретает способность к молитве. Установление молитвенного дискурса в таких стихотворениях реализуется через памятование о Боге, о преображающей силе молитвенных слов. Позиция лирического субъекта, как правило, выведена на первый план: повествование о молитве ведется от 1 лица, передаются глубоко личностные переживания. Но возможен и другой тип реализации субъектной структуры, когда лирический герой (или автор) наблюдает за молитвенными переживаниями кого-то другого и выражает их в слове. В таких стихотворениях возникают мотивы умиления, восхищения или неприятия, непонимания увиденного. Кроме того, жанровая дефиниция «молитва о молитве» может получать и вполне конкретное воплощение в стихотворном тексте: в таком случае описывается не молитвенное состояние или событие, не воспоминание о нем, а рассуждение на тему значимости молитвы в жизни верующего человека, или характеристика той или иной молитвы, или прошение молитвенных слов.

Лирическими образцами молитвы о молитве можно считать стихотворения М. Ю. Лермонтова «Молитва» («В минуту жизни трудную…», 1839) и «Когда волнуется желтеющая нива…»¹ (1837). Для молитвенной лирики Лермонтова свойственна авторская жанровая номинация, согласно которой за определенным стихотворением закрепляется его принадлежность к жанру молитвы, что учитывается при анализе литературоведами, а также предопределяет специфику читательского восприятия. Но стихотворение «Когда волнуется желтеющая нива…» не отнесено поэтом к какому-либо жанру, что делает его исследование наиболее перспективным, но попытки представления данного текста как молитвы, а тем более молитвы о молитве, нами обнаружены не были. Между тем, это стихотворение носит черты данного жанра. В нем через описание состояния природы и обновления души лирического героя реализуется мотив преображающего воздействия молитвенного слова. Стихотворение «Когда волнуется желтеющая нива…» особенно иллюстрирует такую особенность поэтики зрелого Лермонтова, которая получит свое отражение и в «Молитве» 1839 г., как «избегание отвлеченной пышности и стремление к скромности и конкретности образов»¹. Действительно, многокомпонентные и сложные понятия «душа» и «Бог» приобретают вполне конкретное значение: «душа» – «моя», «тревожащаяся»; «Бог» – тот, кого «вижу я в небесах». Субъективное восприятие себя в мире и Бога подготавливается конретизацией образов мира с помощью характеризующих их эпитетов: «нива» – «желтеющая», «лес» – «свежий», «слива» – «малиновая», «ландыш» – «серебристый», а не какой-нибудь другой цветок и т. д. Конкретные образы создают хронотоп стихотворения, а эпитеты и метафоры – умиротворенное настроение: даже «ключ» «лепечет таинственную сагу» «про мирный край». Образная структура направлена на воссоздание картины природного спокойствия, которое противопоставлено «тревожности» человеческой души. Природа становится фоном для молитвенного события, образы мира «подводят к понятиям душа и Бог»². Пространство в стихотворении раскрывается по пути от объективного к субъективному, от неодушевленного к одушевленному; от «пространственно-временной конкретности» осуществляется переход к «внепространственности и вневременности»³. Путь от внешнего (природного) пространства к внутреннему (духовному) осуществляется при помощи ритмической организации произведения: в строфах чередуются строки, написанные шести-, пяти- и четырехстопным ямбом; четверостишия строятся по определенной схеме, явленной в лексических, синтаксических и звуковых анафорах: 1 строфа: «когда» – «И» – «И» – «п»; 2 – «когда» – … – «и» – «п»; 3 – «когда» – «И» – … – «п». Четвертая строфа синтезирует первые три: «тогда» – «тогда» – «И» – «И». Параллелизм частей создает особого рода интонацию, а также является смыслообразующей основой стихотворения. Мироздание замыкается, с одной стороны, на внутреннем мире лирического героя, а с другой – метафизически разомкнуто в бесконечность (на что указывает завершающее стихотворение слово «Бог»). В последней строфе описывается ситуация прозрения, откровения, которое возможно после истинной молитвы («молитвенного делания»): лирический герой обретает Бога, растворяется в мире, достигает внутренней гармонии¹:

Тогда смиряется души моей тревога,

Тогда расходятся морщины на челе, –

И счастье я могу постигнуть на земле,

И в небесах я вижу Бога.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что стихотворение М. Ю. Лермонтова «Когда волнуется желтеющая нива…», в котором молитва – как путь к духовной гармонии, спокойствию – становится поиском Божественного смысла и в полной мере отражает акт Богопознания, относится к поджанру молитвы о молитве. Наметив в этом стихотворении тему молитвенного преображения, поэт развивает ее в «Молитве» 1839 г. Жанр этого стихотворения получает авторское самоопределение, которое подготавливает читательское сознание к восприятию художественно обработанных молитвенных просьб, воссозданного диалога с трансцендентной сущностью, но в этом тексте их нет. Композиционно стихотворение выстраивается следующим образом: в первой строфе фиксируется повод обращения к молитве («В минуту жизни трудную / Теснится ль в сердце грусть…») и начинается описание восприятия молитвенного слова лирическим героем («Одну молитву чудную / Твержу я наизусть»); во второй строфе дается оценка словам молитвы («сила благодатная», «созвучье слов живых», «святая прелесть в них»); в итоговой третьей строфе приводится состояние лирического героя, воспринявшего молитвенные слова:

С души как бремя скатится,

Сомненье далеко –

И верится, и плачется,

И так легко, легко…

Простота образов, особая мелодичность стиха, создающаяся при помощи трехстопного ямба и приемов аллитерации и ассонанса (употребление сонорного плавного «л» в сочетании с гласным «е» для обозначения молитвенного состояния), определяют «психологическую» и «поэтическую» «проникновенность» передачи «душевной просветленности»¹ после диалога с Богом. Мотивы слез, умиления, легкости становятся первостепенно значимыми в мотивной структуре молитвы о молитве. А стихотворения Лермонтова «Я, Матерь Божия, ныне с молитвою…», «Когда волнуется желтеющая нива…» и «В минуту жизни трудную…» приобретают черты единого метатекста, который будет воспринят русской поэтической средой как текст-прецедент.

Стихотворения о молитве в творчестве русских поэтов XIX в. можно разделить на несколько тематических групп.

1) Воспоминание о молитвенном событии – рефлексия по поводу пережитой ситуации в монологическом ключе. К данному типу можно отнести стихотворения: «Час молитвы» Н. А. Некрасова (161), «Сладость молитвы» И. С. Никитина (178), «Полночь» А. Одоевского², «Услышанная молитва» (166) и «Утренняя молитва» (167) Н. Ф. Щербины. Последнее стихотворении, очевидно, основано на лермонтовской «Молитве» (1839), в нем молитвенное преображение лирического героя передано с помощью тех же слов: «… Я только плакал и молился, / Я только мог благодарить». К этому же типу можно отнести и стихотворение «В небе ли меркнет звезда…»¹ И. Анненского, в котором описывается влияние молитвенного слова на душу не верующего и «не умеющего молиться» лирического героя. Молитва отрицается им, как нечто бессмысленное:

…Я не умею молиться.

…Время погасит звезду,

Пытку ж и так одолеем… –

у него нет веры в силу молитвенного слова, в возможность Божией помощи. Но заходя в церковь и слыша там молитву, лирический герой с «ликованием» молится вместе со всеми; молитвенное слово все же влияет и на его душу, преображает ее, в следствие чего лирический герой задается вопросом, констатирующим присутствие в его сердце Иисуса Христа, но разомкнутым в пространство, не адресованным никому: «Только во мне-то зачем / Мытарь мятется, тоскуя?».

Стихотворение «Когда гоним тоской неутолимой…» А. Н. Майкова² о другом – о постоянной необходимости молитвенного преображения, о спасающей силе молитвы, важности соборного духа:

Когда гоним тоской неутолимой,

Войдешь во храм и станешь там в тиши.

Потерянный в толпе необозримой,

Как часть одной страдающей души,

Невольно в ней твое потонет горе,

И чувствуешь, что дух твой вдруг влился

Таинственно в свое родное море

И заодно с ним рвется в небеса…

2) Стихотворения о молитве вообще («Молитва» («По мере горенья…») А. А. Григорьева, 122) и воспоминания об увиденном молитвенном событии, когда лирический герой наблюдает за кем-то со стороны («К молящейся» П. А. Вяземского, 137).

3) Наставления (поучения, побуждения) к молитве, носящие дидактический характер и, как правило, адресованные ребенку, что обусловливает их повышенную диалогичность. В таких стихотворениях обосновывается необходимость молитвы, сила ее воздействия на душу и настроение человека. К таким молитвам о молитве можно отнести стихотворения «Молись» П. А. Вяземского (138), «Молитва дитяти» И. С. Никитина (172) и «Полночная молитва» Ю. В. Жадовской (131). Стихотворение Вяземского адресовано М. А. Бартеневой и имеет форму послания, в котором в дружеско-императивной форме ведутся размышления о важности молитвы в жизни, а мир Божественный («…что для ума покрыто тьмою, но сердцу видимо в дали…») противопоставляется миру земному («земным цветам земного мая»), которому не стоит доверять. Противопоставление подобного рода происходит и в стихотворении Ю. В. Жадовской, в котором лирическая героиня будит ребенка для полуночной молитвы за воюющих «братий» и за «тех, что пали в битве жертвою святой», убеждает «встать» его «на колена», потому что верует в силу детской безгрешной молитвы, которую Бог непременно услышит и «знаменем победы» «осенит страшный бой».

Проанализировав данную разновидность молитвенной лирики русских поэтов, мы можем утверждать о том, что молитва о молитве становится в XIX в. значимой формой репрезентации молитвенного дискурса и входит в жанровую систему литературной молитвы, становясь впоследствии одной из важнейших ее модификаций.

1 См.: Культура русской речи: Энциклопедический словарь–справочник. М., 2003. С. 332–333.

2 См.: Войтак М. Проявление стандартизации в высказываниях религиозного стиля (На материале литургической молитвы) // Текст: Стереотип и творчество. Пермь, 1998. С. 214–230. (В данной статье исследовательница приводит типологию «церковных молитв», которые разделяет на «общие» и «частные», последние, по ее замечанию, могут принимать форму «поэтического текста».)

1 См.: Бобырева Е. В. Религиозный дискурс: ценности, жанры, стратегии (На материале православного вероучения): Автореф. дис. … докт. филол. наук. Волгоград, 2007.

2 Там же. С. 4.

1 Там же. С. 8.

2 Бердникова Т. В. Указ. соч. С. 381.

3 Войтак М. Проявление стандартизации в высказываниях религиозного стиля (На материале литургической молитвы) // Текст: Стереотип и творчество. Пермь, 1998. С. 219.

4 При реализации данной конструктивной схемы, по мысли Т. В. Бердниковой, «адресат задает тональность общения: обращения в молитве имеют сакральный характер. К Богу человек обращается с просьбой, благодарностью, внутренним вопросом». (Бердникова Т. В. Указ. соч. С. 382.)

1 Цит. по: Сурат И. Пушкин как религиозная проблема // Новый мир. 1994. № 1. С. 207.

1 См.: Соловьев В. С. Общий смысл искусства // Философия искусства и литературная критика. М., 1991. С. 73–89; Он же. Три речи в память Достоевского // Достоевский Ф. М. Записки из подполья: Повесть. СПб., 2006. С. 185–201.

2 Гоголь Н. В. Выбранные места из переписки с друзьями. М., 1990. С. 68.

3 Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975. С. 46.

4 Котельников В. А. Язык Церкви и язык литературы… С. 22.

1 Сурат И. Пушкин как религиозная проблема… С. 210–211.

2 Для доказательства своей мысли И. Сурат приводит следующие высказывания: Я. П. Полонского (в письме Фету-человеку о Фете-поэте): «Ты все отрицаешь, а он верит»; Н. А. Бердяева: «Религиозная тенденция в искусстве такая же смерть искусству, как и тенденция общественная или моральная. Художественное творчество не должно быть и не может быть специфически и намеренно религиозно»; С. Франка: «Творчество пробуждается интуицией, а не готовым знанием, для которого нужно подобрать соответствующую форму; оно предполагает нераздельность и одновременность самозарождения формы и смысла, которые совместно образуют сущность поэтического творения» – и заключает: «Религиозное сознание человека… его личное дело. У художника это сознание может как отражаться на духе творчества, так и не отражаться… На основе художественных мотивов не следует делать выводы о личностно-биографических импульсах эстетического сознания». (См.: Сурат И. Указ. соч. С. 209–211.)

1 Кибальник С. А. Художественная философия А. С. Пушкина. СПб., 1999. С. 178.

2 См.: Сурат И. Указ. соч. С. 210.

1 И. З. Сурат в своей работе приводит два типа отношения церкви к искусству: 1) как к возможности Богопознания, Богообщения, духовного откровения; 2) как к области искушений, «уводящих с истинного религиозного пути». (См.: Сурат И. Указ. соч. С. 212.) Ср.: «Искусство – искус… самый непреодолимый соблазн земли… У поэта может быть только одна молитва: о непонимании неприемлемого: не пойму, да не обольщусь…». (См.: Цветаева М. И. Искусство при свете совести // Цветаева М. И. Собр. соч: В 7 т. М., 1997. Т. 5 (2). С. 24–52.)

2 Ср.: «Древнерусская литература» имела «православный, а не национальный характер», что и является её отличительным признаком от более поздней русской литературы. (См.: Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. М., 1979. С. 13.)

3 См.: Булгаков С. Икона, ее содержание и границы // Философия русского религиозного искусства. М., 1993. С. 286.

4 См.: Софроний, архимандрит (Сахаров С. С.). О молитве: Сб. статей. СПб., 1994. [Обращение к точке зрения о. Софрония видится нам более целесообразным в рамках рассмотрения молитвы в религиозно-философском контексте и будет предпринято позднее.]

1 Котельников В. А. О христианских мотивах у русских поэтов… С. 3–10.

2 Там же. С. 5.

3 Афанасьева Э. М. «Молитва» в русской лирике XIX в. … С. 7–56.

4 Козлов И. В. Молитвенное слово в творчестве Федора Глинки (На материале стихов «Опыты священной поэзии») // Дергачевские чтения-2004: Русская литература: национальное развитие и региональные особенности. Мат. междунар. науч. конференции. Екатеринбург, 2006. С. 51–55.

5 Чернышов М. Р. Риторическая молитва в русской и английской поэзии XIX в. // Текст в культурно-историческом контексте: Сб. науч. трудов. Екатеринбург, 2005. С. 168–174.

6 Соловьев В. С. Общий смысл искусства // Философия искусства и литературная критика. М., 1991. С. 73–89.

1 Гиппиус З. Н. Необходимое о стихах // Собрание стихов 1899–1903 гг. М., 1904. С. 6–8.

2 Сурат И. Пушкин как религиозная проблема // Новый мир. 1994. № 1. С. 207–222.

3 Афанасьева Э. М. «Молитва» в русской лирике XIX в. // Русская стихотворная «молитва» XIX в.: Антология / Вступит. Статья, составление, примечание, библиография Э. М. Афанасьевой. Томск, 2000. С. 12.

4 Войтак М. Стереотипность и творчество в поэтической молитве // Стереотипность и творчество в тексте. Пермь, 2000. С. 47.

1 См.: Руденко М. С. Художественное осмысление религиозных образов и мотивов в поэзии Анны Ахматовой: Автореф. дис. … канд. филол. наук. М., 1996. С. 11.

2 См.: Котельников В. А. О христианских мотивах у русских поэтов… С. 7–8.

1 Гиппиус З. Н. Необходимое о стихах… С. 6–8. Ср.: Вяч. Иванов: «Поэт – всегда религиозен, потому что – всегда поэт». (Цит. по: Сурат И. Указ. соч. С. 214.)

2 В рамках данного исследования мы не рассматриваем прозаические литературные молитвы, считая их отдельным жанром и не отрицая их бытование в русской литературе. Так, Каллаш В. В. в качестве примеров прозаической молитвы приводит «перифраз» «Молитвы Господней» Л. Н. Толстого «Отец наш безначальный и бесконечный, как небо…» и «переложение» М. М. Сперанского «Отче наш, Ты, Который владеешь и небом, и землею!...». (См.: Каллаш В. В. О приписываемом Пушкину стихотворном переложении молитвы «Отче наш» // Известия Отделения русского языка и словесности Императорской Академии наук. СПб., 1901. Т. VI. Кн. 3. С. 188; 186.) Так же прозаические молитвы явлены и в творчестве Н. В. Гоголя (См.: Гоголь Н. В. Молитвы, духовное завещание, предсмертные записи // Гоголь Н. В. Собр. соч.: В 9 т. / Сост. и комм. В. А. Воропаева, И. А. Виноградова. М., 1994. Т. 6. С. 387–390.) и других русских писателей XVIII–XXI вв.

1 Определение понятия «молитвенный дискурс» основано нами на понимании дискурса как «речевого акта текстопорождения»; «актуализации духовного со-бытия говорящего (автора), слушающего (читателя) и того, о ком (или о чем) говорят (героя)»; «системы коммуникативных компетенций дискурса: креативной (субъектно-авторской), референтной (объектно-геройной) и рецептивной (адресатно-читательской)»; «событии события (общения), реализующего определенную коммуникативную стратегию в рамках некоторой дискурсной формации». (См.: Тюпа В. И. Дискурс; Дискурса компетенции; Дискурсная формация // Поэтика: Словарь актуальных терминов и понятий. М., 2008. С. 60; 60–61; 61.)

1 Афанасьева Э. М. «Молитва» в русской лирике XIX в. … С. 13.

2 Религиозная обрядность: Содержание, эволюция, оценки. Киев, 1988. С. 63.

1 Христианство: Энциклопедический словарь: В 3 т. М., 1992. Т. 2. С. 142.

1 Котельников В. А. Язык Церкви и язык литературы… С. 25.

2 См.: Бодрова А. С. К истории предсмертных публикаций Баратынского // Русская литература. 2010. № 1. С. 139–142.

1 Цит. по: Лермонтов М. Ю. Стихотворения… С. 72.

2 См.: Котельников В. А. О христианских мотивах у русских поэтов… С. 9–10; Он же. Язык Церкви и язык литературы… С. 23–24; Бердникова Т. В. Указ. соч. С. 383–384.

3 Гаспаров М. Л. «Когда волнуется желтеющая нива…»: Лермонтов и Ламартин // Гаспаров М. Л. Избранные статьи. М., 1995. С. 153.

4 См.: Котельников В. А. Язык Церкви и язык литературы… С. 23.

1 Котельников В. А. О христианских мотивах у русских поэтов… С. 6.

1 См.: Афанасьева Э. М. «Молитва» в русской лирике XIX в. … С. 26–29.

1 Цит. по: Григорьев А. Стихотворения… С. 457.

2 См.: Григорьев А. Воспоминания. М., 1988. С. 303.

1 См.: Исрапова Ф. Х. Металирика // Поэтика: Словарь актуальных терминов и понятий… С. 119.

1 Цит. по: Лермонтов М. Ю. Стихотворения… С. 86, 72.

1 Гаспаров М. Л. «Когда волнуется желтеющая нива…»: Лермонтов и Ламартин… С. 153.

2 См.: Там же. С. 154.

3 См.: Там же. С. 157.

1 К иным выводам приходит М. Л. Гаспаров: «… заключительная строка сталкивает понятия “я” и “бог” – оба полюса, между которыми лежит то понятие “мир”, с которого начиналось стихотворение». (Гаспаров М. Л. «Когда волнуется желтеющая нива…»: Лермонтов и Ламартин… С. 157.)

1 См.: Жижина А. Д. Молитва («В минуту жизни трудную…») // Лермонтовская энциклопедия / Гл. ред. В. А. Мануйлов. М., 1981. С. 283.

2 См.: Калугин В., Никитин В. Указ. соч.

1 Цит. по: Анненский И. Стихотворения и трагедии. Л., 1990. С. 261.

2 См.: Русская Духовная поэзия… С. 54.

30