Глава III. Правовые последствия договора уступки § 1. Действие уступки требования

А. Переход требования

1. Договор цессии влечет переход требования от кредитора к другому лицу. С момента вступления договора в силу цедент не вправе требовать от должника совершения действия, составляющего материальное содержание уступленного требования, а должник не обязан чинить исполнение цеденту. Так как уступленное требование выделяется из имущества цедента, его кредиторы с этого момента больше не могут обратить взыскание на него; отныне это требование относится к имущественной массе цессионария.

Поскольку приобретение уступленного требования цессионарием сопровождается его утратой цедентом, речь идет о транслятивном правопреемстве. Договором уступки переносится отдельное требование кредитора; таким образом, приобретение цессионарием уступленного требования происходит в порядке сингулярного правопреемства⁴⁴⁴. Наконец, в случае, когда цедент сам является преемником в требовании, можно говорить об опосредствованном правопреемстве между цессионарием и правопредшественником цедента (например, если А уступает свое право требования Б, а тот в свою очередь – В, то В является непосредственным правопреемником Б и посредственным – А)^{445, 446}.

2. Переход требования означает изменение принадлежности требования⁴⁴⁷. С учетом терминологии ст. 153 и п. 1 ст. 420 ГК РФ, можно сказать, что действие договора цессии состоит в изменении права (требования).

В литературе бытует взгляд, что под понятием «изменение права (правоотношения)», в том числе под понятием «переход права», скрывается прекращение одного права (правоотношения) и возникновение нового права (правоотношения). Так, например, В.А. Рясенцев утверждал, что «права и обязанности – категория идеологическая, движение как перемещение в пространстве им не присуще, и поэтому переходить от одного лица к другому они не могут»⁴⁴⁸. Это утверждение встретило справедливую критику со стороны Б.Б. Черепахина, который отмечал, что понятие перехода субъективного права является специальным юридическим понятием⁴⁴⁹. В самом деле, переход права не может означать перемещение последнего в пространстве хотя бы потому, что права, будучи «идеологической категорией», в пространстве не существуют.

По мнению О.А. Красавчикова, «говоря об изменении правоотношения, следует иметь в виду также отрицание, прекращение старого правоотношения и возникновение на его месте нового»⁴⁵⁰. Рассуждая последовательно, автор должен был бы прийти к выводу, что понятие «изменение права (правоотношения)» не имеет самостоятельного значения, поскольку оно перекрывается понятиями «прекращение права (правоотношения)» и «возникновение права (правоотношения)». Тем не менее О.А. Красавчиков пишет, что если рассматривать движение правоотношения с точки зрения прав и обязанностей двух и более субъектов, то окажется, что «правоотношение может одновременно возникать для одного, прекращаться для другого и изменяться для третьего. Это, в частности, можно наблюдать при цессии: правоотношение прекращается для цедента, возникает для цессионария, изменяется для должника»⁴⁵¹. Приведенная цитата находится в очевидном противоречии с предыдущими утверждениями автора: ведь развивая их последовательно, он должен был бы заключить, что, прекратившись для цедента, обязательство не изменилось, а прекратилось бы для должника, и между цессионарием и должником возникло бы новое обязательство.

Необходимо согласиться с Л. Эннекцерусом, который объявляет неприемлемым для современного гражданского права взгляд, что всякое изменение управомоченного лица означает прекращение прежнего права и возникновение нового права с таким же содержанием⁴⁵², и правильно указывает на необходимость отличия прекращения и возникновения права от утраты и приобретения права⁴⁵³. В частности, уступленное «требование, несмотря на переход к новому кредитору, остается тем же самым или, вернее, оно понимается как то же самое (так как все права суть лишь идеальные вещи) и соответственно этому рассматривается как старое, не как новое требование»⁴⁵⁴.

Законодатель также вкладывает различный смысл в понятия изменения требования и его прекращения с возникновением нового требования. Так, например, он проводит различие между новацией, при которой первоначальное обязательство прекращается его заменой новым обязательством (п. 1 ст. 414 ГК РФ), и изменением договорных обязательств, в силу которого «обязательства сторон сохраняются в измененном виде» (п. 1 ст. 453 ГК РФ). Это имеет далеко идущие практические последствия. Если при новации акцессорные права, существовавшие для первоначального требования, прекращаются (п. 3 ст. 414 ГК РФ)⁴⁵⁵, то при изменении требования эти права сохраняются. В частности, как явствует из ст. 384 ГК РФ, они продолжают существовать и при таком изменении требования, как его переход к другому лицу.

Иногда среди ситуаций «утраты» прав выделяют ситуации «абсолютного прекращения», когда определенное право перестает существовать (например, погашение долга), и «относительного прекращения» применительно к фактическому носителю права, когда право как таковое продолжает существовать, переходя к другому субъекту⁴⁵⁶. Такого словоупотребления следует избегать, поскольку оно может побудить к применению в случаях перехода прав тех правовых предписаний, которые действуют только в случаях прекращения права.

3. Транслятивное правопреемство может затрагивать право в его полном объеме или только в определенной квоте. В последнем случае происходит деление права, при котором прежний правообладатель терпит окончательную потерю своего права: правовые судьбы прав, возникших в результате деления, независимы друг от друга⁴⁵⁷. Именно такое деление права происходит в результате частичной цессии, вследствие которой возникают два или несколько требований, которые при одинаковом происхождении независимы друг от друга и могут иметь различные судьбы⁴⁵⁸. Независимость обособившихся частей требования в правовой судьбе позволяет обозначить их в качестве самостоятельных по отношению друг к другу субъективных прав.

Такое обособление простирается довольно широко. Например, при уступке кредитором части принадлежащего ему притязания давность по притязанию цедента и притязанию цессионария может течь самостоятельно⁴⁵⁹. Поэтому если debitor cessus просит цедента об отсрочке и тем самым признает свой долг перед ним, то вызванный его действиями перерыв давности (ч. 1 ст. 203 ГК РФ) произойдет лишь в отношении притязания цедента, но не цессионария.

Оспаривая допустимость частичной уступки, М.В. Кротов пишет: «Если допустить возможность частичной уступки права требования, то результатом цессии явится не только замена кредитора, но и прекращение первоначального обязательства путем новации его в несколько новых обязательственных отношений…»⁴⁶⁰. Приведенная цитата обнаруживает полное непонимание М.В. Кротовым сущности цессии и новации. Не подлежит никакому сомнению, что при частичной уступке о новации нельзя говорить уже потому, что она предполагает участие в этом соглашении должника (п. 1 ст. 414 ГК РФ), в то время как договор уступки – в том числе и частичной, – участия должника не требует. Кроме того, частичная цессия влечет не замену одного требования новыми, а обособление частей того требования, которое существовало прежде. Поэтому приобретатель части требования является правопреемником цедента, что означает возможность применения к заявляемой им части требования предписаний ст. 384, 386, 412 ГК РФ.

4. Договор уступки требования может быть заключен под условием⁴⁶¹. Действие такого договора, как и всякой другой условной сделки, ставится сторонами в зависимость от наступления будущего неизвестного обстоятельства. Эта зависимость проявляется по-разному в зависимости от того, идет ли речь об отлагательном или отменительном условии.

а) Если цессия состоялась под отлагательным (суспензивным) условием, то уступаемое требование перейдет к цессионарию не с момента заключения договора цессии, как это имеет место по общему правилу (п. 1 ст. 425 ГК РФ), а лишь с наступлением обстоятельства, сделанного условием уступки. Например, при продаже требования отлагательным условием договора цессии может быть сделана уплата покупной цены⁴⁶².

б) При договоре уступки под отменительным (резолютивным) условием требование переходит в момент заключения договора. Однако при наступлении условия кредиторство цедента автоматически восстанавливается. Например, при обеспечительной цессии резолютивным условием договора уступки может быть сделано прекращение обеспечиваемого обязательства⁴⁶³. В качестве отменительного условия цессии может оговариваться также отказ от (исполнения) договора, лежащего в ее основании, или расторжение этого договора.

Допустимость совершения под условием распорядительных сделок ставится под сомнение И.В. Бекленищевой. По ее мнению, «условная сделка предполагает, что в зависимость от наступления или ненаступления предусмотренных в сделке условий поставлено возникновение или прекращение прав и обязанностей сторон этой сделки. Но распорядительная сделка не может являться основанием возникновения обязательственных отношений, она не является моделью будущего поведения сторон, совершается в настоящем, и никакого обязательства нет ни до нее, ни после»⁴⁶⁴.

Опорой для такой точки зрения мог бы выступать лишь текст ст. 157 ГК РФ, способный вызвать впечатление, что конструкция условной распорядительной сделки является неправомерной, поскольку предписания этой статьи рассчитаны на сделку, направленную на возникновение прав и обязанностей. Однако это впечатление было бы обманчивым. То обстоятельство, что возможность совершения под условием распорядительных сделок не закреплена в виде общего правила, ничего не меняет в сути дела⁴⁶⁵, поскольку на примере уступки требования законодатель прямо допустил возможность условных распоряжений. О возможности совершения под отлагательным условием распорядительной сделки – цессии, – говорится в абз. 1 п. 2 ст. 826 ГК РФ: «Если уступка денежного требования обусловлена определенным событием, она вступает в силу после наступления этого события».

В этой связи de lege ferenda было бы целесообразно – по примеру §§ 158 ff. BGB и § 36 ObčZ – уточнить ст. 157 ГК РФ, отразив в ее тексте возможность совершения под условием сделок, направленных на создание иных правовых последствий, нежели установление прав и обязанностей. Поэтому содержащиеся в п. 1 ст. 157 ГК РФ слова «возникновение прав и обязанностей» следовало бы заменить словосочетанием «наступление ее правовых последствий» или «вступление сделки в силу», а заключенные в п. 2 ст. 157 ГК РФ слова «прекращение прав и обязанностей» – словосочетанием «отпадение ее правовых последствий» или «утрату сделкой силы».

Формулировку абз. 1 п. 2 ст. 826 ГК РФ необходимо уточнить в том смысле, что условием цессии, как и любой иной сделки, может выступать не только событие, но и другое обстоятельство, в частности, действие стороны сделки (потестативное условие) или третьего лица.

В отечественной литературе довольно распространена точка зрения, будто условием сделки не может выступать действие ее стороны⁴⁶⁶. Аргументы сторонников этого взгляда сводятся к тому, что такая сделка еще не совершена, и к ссылке на п. 3 ст. 157 ГК РФ, из которого якобы вытекает правило о недопустимости влияния сторон на наступление условия.

Эти аргументы едва ли можно признать убедительными. Договор уступки под потестативным условием будет считаться совершенным с момента облечения в соответствующую форму воли сторон о переходе определенного требования, даже если переход требования зависит от последующего действия цедента или цессионария. В предписаниях же п. 3 ст. 157 ГК РФ идет речь о фикции наступления или отпадения условия при недобросовестном воспрепятствовании или содействии его наступлению стороной, которой это выгодно. Как справедливо отмечал М.М. Агарков, «определение того, какое содействие или воспрепятствование недобросовестно, является вопросом толкования сделки. Недобросовестно действие или воздержание, которое противоречит смыслу сделки»⁴⁶⁷. Поэтому, когда в приведенных выше примерах цессионарий-покупатель уплачивает покупную цену (см. выше, «а»), а цедент исполняет обязательство, обеспеченное уступленным требованием (см. выше, «б»), их действия полностью соответствуют смыслу сделки и никак не могут считаться недобросовестными.

5. Между цивилистами существуют разногласия относительно того, каким образом цессионарий приобретает будущее требование. Приверженцы «теории непосредственности» (Unmittelbarkeitstheorie) полагают, что такое требование возникает непосредственно в имуществе цессионария⁴⁶⁸. По мнению же сторонников теории промежуточного, или лучше «сквозного приобретения» (Durchgangserwerbstheorie), требование в этом случае на «юридическую» («логическую») секунду возникает в имуществе цедента, и лишь затем автоматически переходит к цессионарию (т.е. как бы проходит сквозь имущество цедента)⁴⁶⁹. Предпочтение должно быть отдано последней теории, воспринятой нашим законодателем в абз. 1 п. 2 ст. 826 ГК РФ. Предлагаемый «теорией непосредственности» механизм приобретения цессионарием будущего требования не согласуется с распорядительным характера договора уступки, который проявляется в том, что уступленное требование выделяется из имущества цедента и переходит в имущественную массу цессионария⁴⁷⁰. Напротив, «теория сквозного приобретения» соответствует абз. 1 п. 1 ст. 382 ГК РФ, поскольку предполагает принадлежность уступаемого требования цеденту. С точки зрения Unmittelbarkeitstheorie цессионарий приобретает требование как первоначальный кредитор, а не правопреемник цедента, вследствие чего предписание ст. 386 ГК РФ не получает удовлетворительного объяснения. Durchgangserwerbstheorie рассматривает цессионария в качестве правопреемника цедента и поэтому согласуется с противопоставлением цессионарию возражений, существующих у должника против прежнего кредитора⁴⁷¹.

6. Если в роли цессионария выступает debitor cessus, то обязательство, в состав которого входит уступленное требование, при вступлении договора уступки в силу прекращается конфузией, т.е. совпадением кредитора и должника в одном лице (ст. 413 ГК РФ)⁴⁷².

Г.Ф. Шершеневич оспаривает возможность наступления конфузии вследствие сингулярного правопреемства. По его мнению, совпадение кредитора и должника в одном лице может наступить лишь в результате общего преемства, а «частное преемство не может привести к такому результату, потому что оно представляет собою исполнение, а не слияние, напр., когда вексель переходит к самому векселедателю, уплатившему вексельную сумму последнему векселедержателю»⁴⁷³. Однако это мнение ошибочно. В приведенном Г.Ф. Шершеневичем примере вексельное обязательство действительно прекращается исполнением. Но здесь отсутствует частное правопреемство в обязательстве между кредитором и должником, поскольку имеет место осуществление требования кредитора, а не его приобретение должником. Поэтому то, что говорит Г.Ф. Шершеневич, не опровергает возможности наступления конфузии в результате частного преемства (например, в силу цессии).

A. Tuhr утверждал, что «уступка требования должнику есть прощение, совершенное в форме уступки»⁴⁷⁴. Это утверждение следует признать неточным. Конечно, может оказаться, что воля сторон договора уступки в этом случае направлена на освобождение должника. Но тогда договор цессии являлся бы притворной сделкой (п. 2 ст. 170 ГК РФ). Это можно предположить, если конфузия вызвана договором уступки в обход предписания закона, запрещающего прощение долга (ст. 415 ГК РФ). Однако дело может обстоять иначе. Например, должник что-то слышал о возможности участника вексельного обязательства, которому был индоссирован вексель, в свою очередь передать его по индоссаменту (абз. 3 ст. 11 Положения о переводном и простом векселе). Он хочет путем цессии приобрести требование против самого себя, чтобы затем пустить его в оборот. Хотя воля сторон не была направлена на прекращение обязательства, оно произойдет в силу ст. 413 ГК РФ.

7. В соответствии со ст. 384 ГК РФ уступленное требование переходит к цессионарию «в том объеме и на тех условиях, которые существовали к моменту перехода права», или, как обычно говорят цивилисты, в том состоянии, в каком оно находилось к этому моменту⁴⁷⁵. О возможности уменьшения объема уступаемого требования при частичной цессии уже говорилось выше (см. гл. II, § 3, Б, I, 1). Что же касается условий его осуществления, то необходимо подчеркнуть следующее.

Цессионарий приобретает требование с привилегиями, которые установлены, например, на случай конкурсного производства (ст. 134 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)»). Однако цессионарий не может использовать личные привилегии прежнего кредитора, которые тот имел бы при реализации требования⁴⁷⁶. С другой стороны, новый кредитор приобретает требование, обремененным всеми его недостатками. При этом речь, прежде всего, идет о возражениях, которые противостоят цедированному требованию в силу ст. 386 ГК РФ (подробнее об этом см. ниже, § 2, А).

Вступление договора уступки в силу, по общему правилу, не изменяет условий осуществления требования, выступающего предметом этого договора. Так, в частности, не меняется место исполнения уступленного требования⁴⁷⁷.

Вместе с тем, по справедливому замечанию С.В. Сарбаша, переход права к новому кредитору может повлечь изменение места исполнения, если место исполнения определяется исходя из места нахождения (жительства) кредитора, как это имеет место, например, при денежном обязательстве. В этом случае по аналогии закона применимо предписание ч. 5 ст. 316 ГК РФ: если кредитор по денежному обязательству к моменту исполнения обязательства изменил место жительства или место нахождения и известил об этом должника, то исполнение должно быть произведено в новом месте жительства или нахождения кредитора с отнесением на счет кредитора расходов, связанных с переменой места исполнения⁴⁷⁸.

При этом возникает вопрос, кто должен возместить эти расходы: новый или прежний кредитор? De lege lata его следует решать так, как это делают германские цивилисты, которые по аналогии с Abs. 3 § 270 BGB, подобным по содержанию ч. 5 ст. 316 ГК РФ, приходят к выводу, что при перемене места исполнения расходы возлагаются на цессионария⁴⁷⁹. Иной подход используется в п. 1 ст. 11:306 Принципов Европейского договорного права, по которому цедент несет ответственность перед должником за увеличение расходов, которые понесет должник ввиду изменения места исполнения обязательства. Наверное, этот подход следует признать более справедливым с учетом того обстоятельства, что должник, избирая прежнего кредитора своим контрагентом по договору, требование по которому уступается, доверял его кредитоспособности; кредитоспособность же цессионария может быть ему неизвестна.

Сказанное применимо и к решению вопроса о допустимости частичной цессии, которая не должна не влечь ухудшения положения должника, вызываемого, например, необходимостью производить исполнение в разных местах⁴⁸⁰: ответственность перед должником за любое увеличение расходов вследствие частичной уступки требования должен нести цедент (ст. 11:103 Принципов европейского договорного права).

Вопрос о появлении при частичной цессии дополнительных расходов для должника затрагивается А.С. Яковлевым, который предлагает de lege ferenda возложить на прежнего и нового кредитора солидарную обязанность по возмещению должнику расходов, вызванных необходимостью исполнения обязательства новому кредитору, а при отсутствии такого правила – руководствоваться п. 2 ст. 388 ГК РФ⁴⁸¹. На мой взгляд, п. 2 ст. 388 ГК РФ не может применяться в рассматриваемой ситуации, ибо место жительства (нахождения) кредитора еще не свидетельствует о существенном значении личности кредитора для должника.

По справедливому замечанию А.П. Вершинина, положения ГК РФ о переходе права в порядке цессии могут быть применены и к процессуальным отношениям⁴⁸². В частности, новый кредитор подчиняется действию заключённых между цедентом и должником третейских (арбитражных) соглашений (п. 1 ст. 7 Закона РФ от 7 июля 1993 г. № 5338-1 «О международном коммерческом арбитраже»⁴⁸³, п. 2 ст. 5 Федерального закона от 24 июля 2002 г. № 102-ФЗ «О третейских судах в Российской Федерации»⁴⁸⁴), а также соглашений об изменении подсудности (ст. 32 ГПК РФ, ст. 37 АПК РФ) относительно споров, которые связаны с уступленным требованием^{485, 486}.

Применительно к арбитражной оговорке это положение было признано отечественной судебной практикой в следующем деле. По договору цессии («договору уступки права иска, требования и долга») было передано требование о возврате 700 тыс. долларов США, переданных по договору о предоставлении ссуды. Стороны последнего предусмотрели, что все возникшие из него споры и разногласия будут решаться путем переговоров, а в случае если спорные вопросы не будут урегулированы мирным путем – в Арбитражном институте при Торговой палате г. Стокгольма в соответствии с Регламентом этого арбитражного института. По мнению цессионария, в результате уступки на него не распространилось действие арбитражной оговорки, так как она является самостоятельным, не зависящим от основного договора условием и имеет не материально-правовой, а процессуальный характер. Определением суда первой инстанции иск был оставлен без рассмотрения на основании ч. 2 ст. 87 АПК РФ 1995 г. (сейчас этому предписанию соответствует п. 5 ст. 148 АПК РФ – А.В.). В апелляционной инстанции это определение было оставлено без изменения. Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ в постановлении от 17 июня 1997 г. № 1533/97 признал обоснованным вывод нижестоящих судов об отнесении к упоминаемым в ст. 384 ГК РФ условиям, на которых права первоначального кредитора переходят к новому кредитору, также  условия об избрании определенного арбитража для разрешения возможных споров между участниками договора. В обосновании указывалось, что «предъявление иска в защиту нарушенных прав представляет собой одну из частей содержания права требования, перешедшего к новому кредитору. Сохранение ранее установленного сторонами порядка разрешения споров не ущемляет прав цессионария и позволяет обеспечить надлежащую защиту интересов ответчика»⁴⁸⁷. Приведенная мотивировка постановления, правда, является неточной в том отношении, что право на предъявление иска представляет собой самостоятельное субъективное процессуальное право⁴⁸⁸, а не часть нарушенного материального права.

По мнению В.А. Белова, арбитражная оговорка не может признаваться условием, обязательным для цессионария в силу ст. 384 ГК РФ, ибо, во-первых, она не является ни условием существования, ни условием осуществления права, а составляет условие защиты нарушенного права, и, во-вторых, автору представляется «по меньшей мере несправедливым» связывать цессионария «односторонними действиями цедента, предпринятыми им на случай нарушения обязательств с его, цедента, участием, иначе, как с прямым выражением согласия на такую связанность»⁴⁸⁹. Но это мнение ошибочно. В третейском судебном разбирательстве, как и другом судебном процессе, притязание цессионария выступает именно предметом судебного осуществления⁴⁹⁰. То обстоятельство, что согласия цессионария для его подчинения действию арбитражной оговорки не требуется, также не является несправедливым, поскольку оно вполне объясняется основным положением цессионного права – защитой интересов должника при перемене кредитора, происходящей без его участия.

Б. Переход прав, связанных с уступленным требованием

Последствия договора уступки не всегда исчерпываются переходом требования. Согласно ст. 384 ГК РФ к новому кредитору также переходят «права, обеспечивающие исполнение обязательства, а также другие связанные с требованием права, в том числе право на неуплаченные проценты»^491, 492.

Переход к цессионарию прав, связанных с уступленным требованием, есть побочное законное последствие договора цессии, которое  наступает и в случае, когда в договоре ничего не говорилось по этому поводу⁴⁹³. Правда, как явствует из ст. 384 ГК РФ, его наступление может быть исключено соглашением цедента и цессионария или соглашением кредитора и лица, предоставляющего обеспечение (например, кредитор и поручитель договариваются о том, что притязание к поручителю не перейдет к другому лицу при уступке основного требования).

I. Права, обеспечивающие уступленное требование. Влияние уступки требования на судьбу обеспечивающих его прав может оказаться различным.

1. Обеспечительное действие неустойки состоит в побуждении должника исполнить обязательство под угрозой возложения на него дополнительной обязанности. Поэтому обеспечительную функцию она выполняет лишь до наступления condicio juris, предусмотренной п. 1 ст. 330 ГК РФ. «Правом, обеспечивающим исполнение обязательства» и переходящим к цессионарию в случае уступки основного требования, выступает лишь условное притязание на уплату неустойки. Уже возникшее притязание на уплату неустойки при уступке основного требования не переходит ipso jure к цессионарию, как полагают некоторые цивилисты⁴⁹⁴, а остается за цедентом⁴⁹⁵.

Среди прочих обеспечительных прав к цессионарию переходит и право залога. Л.А. Новоселова и А.А. Павлов считают, что новый кредитор может приобрести залоговое право лишь в результате его особой уступки залогодержателем. В обоснование этого вывода они ссылаются на ч. 1 ст. 355 ГК РФ, который, по их мнению, устанавливает исключение из ст. 384 ГК РФ⁴⁹⁶.

Следуя логике авторов, нужно было бы признать, что до тех пор, пока цедент не передаст право залога цессионарию, залогодержателем и кредитором по обеспеченному требованию являются разные лица. Как будет показано ниже, такая ситуация недопустима. Она неизбежно наступала бы и в случае предлагаемого Л.А. Новоселовой возложения на цедента-залогодержателя обязанности передать залоговое право новому кредитору⁴⁹⁷. Однако действующее законодательство исключает возможность возникновения подобной ситуации, поскольку действие ст. 384 ГК РФ распространяется и на право залога. Это вытекает из п. 3 ст. 47 Федерального закона «Об ипотеке (залоге недвижимости)», который, во-первых, воспроизводит предписание ст. 384 ГК РФ о переходе прав, обеспечивающих уступленное требование, а, во-вторых, постановляет, что цессионарий «становится на место прежнего залогодержателя по договору об ипотеке». Нетрудно видеть, что наступление этого правового последствия не обусловлено передачей ипотечного права особым правосделочным актом со стороны цедента⁴⁹⁸. Поэтому этот акт следует признать излишним и при других видах залога.

Что касается упоминаемой Л.А. Новоселовой и А.А. Павловым ч. 1 ст. 355 ГК РФ, то она относится к случаю, когда передача залогодержателем своего права другому лицу предшествует уступке обеспеченного залогом требования. Согласно ч. 2 ст. 355 ГК РФ передача залогового права другому лицу «действительна, если тому же лицу уступлены права требования к должнику по обязательству, обеспеченному залогом». Впрочем, практическая целесообразность этой конструкции представляется весьма сомнительной, поскольку она может быть заменена одной лишь уступкой требования и переходом обеспечивающего его залогового права в силу ст. 384 ГК РФ. Поэтому с полным основанием не воспринял эту конструкцию и Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ, указав в п. 19 Обзора практики применения арбитражными судами положений гл. 24 ГК РФ, что, если иное не предусмотрено законом или договором, уступка требования из основного обязательства влечет переход к новому кредитору также и права, возникшего из договора о залоге (ст. 384 ГК РФ).

Рассматривая ситуацию, когда переход права залога к цессионарию исключен соглашением цедента и цессионария, Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ в своих постановлениях от 6 марта 2002 г. № 7144/01 и № 9831/01 пришел к выводу, что право залога в этом случае прекращается. Основанием для такого вывода послужили следующие соображения: при уступке требования по основному обязательству последнее прекратилось в отношении цедента, а согласно подп. 1 п. 1 ст. 352 ГК РФ залог прекращается с прекращением обеспеченного залогом обязательства⁴⁹⁹. Согласиться с этими соображениями нельзя. В абз. 1 п. 1 ст. 334 ГК РФ право залога описывается как право залогодержателя получить удовлетворение из стоимости заложенного имущества преимущественно перед другими кредиторами залогодателя. Стало быть, это право по своей природе не может принадлежать тому, кто не является кредитором по обеспеченному требованию. Поэтому предложенное Президиумом Высшего Арбитражного Суда РФ решение вопроса лишено теоретических оснований.

Если уступленное требование обеспечено морским залогом, то право морского залога переходит к новому кредитору (п. 1 ст. 372 КТМ РФ).

Согласно абз. 1 п. 4 ст. 31 Федерального закона «Об ипотеке (залоге недвижимости)» заемщик, являющийся залогодателем жилого дома или квартиры, может застраховать в пользу кредитора-залогодержателя (выгодоприобретателя) риск своей ответственности перед ним за неисполнение или ненадлежащее исполнение обязательства по возврату кредита. Если требование, обеспеченное залогом указанного имущества, уступается, то к новому кредитору переходят права выгодоприобретателя по договору страхования (абз. 2 п. 4 ст. 31 Федерального закона «Об ипотеке (залоге недвижимости)»).

При обеспечении уступаемого требования поручительством к новому кредитору переходит как условное, так и полное притязание к поручителю. Некоторые полагают, что в случае, когда переход притязания к поручителю исключен, оно прекращается⁵⁰⁰. Однако вопрос о судьбе притязания против поручителя при его исключении из перехода обеспечительных прав тесно связан с вопросом о возможности изолированной уступки этого притязания. Поскольку последний вопрос, как уже отмечалось (см. выше: гл. II, § 2, А, VIII), должен решаться утвердительно, следует также признать допустимым сохранение за цедентом притязания к поручителю при изолированной уступке основного требования^{501, 502}.

2. Существуют обеспечения, которые не переходят к цессионарию вместе с уступленным требованием ipso jure. К ним относится, в частности, требование бенефициара по банковской гарантии, поскольку оно согласно ст. 372 ГК РФ не может быть передано другому лицу, если в гарантии не предусмотрено иное. То же следует сказать о правах, фидуциарно переданных в обеспечение (в порядке обеспечительной передачи в собственность, обеспечительной цессии и т.п.), а также праве собственности на проданную вещь, которое продавец сохранил за собой до уплаты покупной цены (ч. 1 ст. 491 ГК РФ)⁵⁰³.

II. Другие права, связанные с уступленным требованием. С переходом уступленного требования новый кредитор приобретает не только обеспечивающие, но и «другие связанные с требованием права» (ст. 384 ГК РФ). Их круг рассмотрим подробнее.

К числу переходящих к новому кредитору прав, связанных с цедированным требованием, относится притязание на исполнение обязательства в натуре. Необходимо подчеркнуть, что это притязание неразрывно связано с регулятивным требованием, из нарушения которого оно возникло⁵⁰⁴.

Напротив, притязание на возмещение убытков носит самостоятельный характер по отношению к праву, из нарушения которого оно возникло. Это притязание продолжает существовать, даже если нарушенное право прекратилось, и в случае отчуждения последнего не переходит ipso jure к новому правообладателю, а отчуждается обособленным договором уступки⁵⁰⁵. Поэтому, например, притязание на возмещение убытков, вызванных до цессии просрочкой должника (п. 1 ст. 405 ГК РФ), при уступке просроченного требования не переходит к цессионарию в качестве связанного с ним права, а остается за цедентом⁵⁰⁶.

На самостоятельный характер притязания на возмещение убытков (подп. 3 п. 1 ст. 1252 ГК РФ) и притязания на выплату компенсации за нарушение исключительного права (п. 3 ст. 1252, п. 4 ст. 1515 ГК РФ) по отношению к нарушенному исключительному праву на товарный знак (ст. 1484 ГК РФ) правильно обращается внимание в п. 43.5 Постановления Пленума Верховного Суда РФ и Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 26 марта 2009 г. № 5/29 «О некоторых вопросах, возникших в связи с введением в действие части четвертой Гражданского кодекса Российской Федерации». Суть данных в нем разъяснений сводится к следующему:

1) в случае прекращения правовой охраны товарного знака (т.е. прекращения исключительного права на товарный знак – п. 4 ст. 1514 ГК РФ) притязание на возмещение убытков или выплату компенсации сохраняется за лицом, являвшимся правообладателем на момент совершения правонарушения;

2) при отчуждении исключительного права на товарный знак по договору притязание на возмещение убытков, причиненных допущенным до заключения этого договора нарушением, или выплату компенсации за такое нарушение не переходит к новому правообладателю, а сохраняется за лицом, которое являлось правообладателем на момент совершения нарушения. Вместе с тем право требования возмещения убытков или выплаты компенсации может быть передано по соглашению об уступке требования⁵⁰⁷.

Аналогичный подход нужно использовать при определении судьбы возникших к моменту цессии притязаний на уплату неустойки и процентов за пользование чужими денежными средствами, которые соотносятся с притязанием на возмещение убытков так же, как и притязание на выплату компенсации (ср. п. 3 ст. 1252, а также п. 1 ст. 394 и п. 2 ст. 395 ГК РФ). Следует признать не соответствующими правовой природе этих притязаний содержащиеся в п. 15 Обзора практики применения арбитражными судами положений гл. 24 ГК РФ рекомендации, что при уступке требования или его части к новому кредитору в качестве прав, связанных с уступаемым требованием, переходят полностью или в соответствующей части также притязания на уплату начисленных с момента наступления просрочки неустойки и процентов за пользование чужими денежными средствами по ст. 395 ГК РФ.

В этой связи нуждается в особом рассмотрении предписание ст. 384 ГК РФ, что к новому кредитору в составе связанных с требованием прав переходит также «право на неуплаченные проценты». Такая формулировка вызывает несколько вопросов. Во-первых, не поясняется о каких процентах идет речь: о процентах, предусмотренных п. 1 ст. 395 ГК РФ, или процентах, подлежащие уплате за пользование денежными средствами, предоставленными по договору займа, кредитному договору, в качестве коммерческого кредита и т.д. Представляется, что такая дифференциация применительно к ст. 384 ГК РФ должна проводиться⁵⁰⁸, поскольку судьба притязаний на неуплаченные проценты по ст. 395 ГК РФ, как уже отмечалось выше, должна определяться так же, как и притязаний на причиненные просрочкой должника убытки и подлежащую выплате неустойку: при отсутствии особого соглашения все они остаются за цедентом. Под неуплаченными процентами в ст. 384 ГК РФ следует понимать «регулятивные» проценты, начисленные за пользование денежными средствами, предоставленными по договору займа и т.п.⁵⁰⁹ Во-вторых, едва ли можно усмотреть связь «права на неуплаченные проценты» с уступленным требованием, которая бы требовала их совместного перехода к цессионарию. При отсутствии в BGB специальных указаний на этот счёт германские цивилисты обычно указывают, что проценты с наступившим сроком остаются за прежним кредитором⁵¹⁰. В период действия ГК РСФСР 1922 г., также не содержащего прямых указаний по рассматриваемому вопросу, И.Б. Новицкий отмечал, что «… уже наросшие проценты, хотя бы и не полученные еще, остаются за прежним кредитором. Такой же принцип надо применить и в отношении права на плоды и всякого рода выгоды, права на возмещение издержек и т.п.»⁵¹¹. И в современной литературе ст. 384 ГК РФ иногда комментируется даже вопреки ее тексту: «Что касается процентов (плодов и других выгод), исчисленных к моменту перехода права, то они причитаются прежнему кредитору»⁵¹². Е.А. Крашенинников также отмечает, что право на неуплаченные проценты не является акцессорным и «может перейти к цессионарию лишь в силу особого соглашения, а при отсутствии последнего остается у цедента», и предлагает «по достоинству оценить» соответствующее предписание ст. 384 ГК РФ⁵¹³.

В связи с участием в обязательстве кредитору могут принадлежать права с преобразовательным характером действия, т.е. посредством их осуществления изменяются или прекращаются правоотношения с должником. По своей правовой природе они являются правами на совершение односторонних действий или преобразовательными притязаниями. Вопрос об их судьбе при уступке требования следует решать дифференцированно.

К цессионарию в силу ст. 384 ГК РФ переходят лишь те права, которые связаны с кредиторством цедента по уступленному требованию. Если, например, при альтернативном обязательстве право выбора – в отклонение от общего правила ст. 320 ГК РФ, – причитается кредитору, то при уступке требования по этому обязательству оно переходит к цессионарию ⁵¹⁴. Так же обстоит дело и с facultas alternativa creditoris (Ersetzungsbefugniß, «правомочием на замену») ⁵¹⁵.

Напротив, права, принадлежащие цеденту как стороне договора, из которого возникло уступаемое требование, действием ст. 384 ГК РФ не охватываются, поскольку от их реализации зависит судьба не только требования, выступающего предметом цессии, но и договорного отношения в целом. К числу таких прав относятся, в частности, право на оспаривание договора, право на его расторжение и отказ от (исполнения) договора. С их реализацией прекращается договорное отношение в целом, причем иногда с возникновением для контрагентов обязательств вернуть друг другу полученное по договору. Это обстоятельство не учитывал Президиум Верховного Суда РФ, когда признавал в своем постановлении от 26 марта 2003 г. переход к цессионарию в результате частичной уступки требования права на расторжение договора⁵¹⁶.

Вопрос о порядке осуществления прав с преобразовательным характером действия, остающихся за цедентом, является дискуссионным. Некоторые авторы полагают, что эти права осуществляются цедентом и цессионарием совместно⁵¹⁷. Более обоснованной представляется позиция, согласно которой они могут быть осуществлены цедентом лишь с согласия цессионария⁵¹⁸. На мой взгляд, для отечественного права она может обосновываться через применение по аналогии п. 2 ст. 430 ГК РФ, в соответствии с которым, «если иное не предусмотрено законом, иными правовыми актами или договором, с момента выражения третьим лицом должнику намерения воспользоваться своим правом по договору стороны не могут расторгать или изменять заключенный ими договор без согласия третьего лица». Конечно, при договоре в пользу третьего лица принадлежащее последнему требование не может рассматриваться как уступленное ему стороной, заключившей договор в его пользу, а возникает из этого договора непосредственно⁵¹⁹. Однако приобретение требования путем цессии сходно с приобретением третьим лицом права в силу заключенного в его пользу договора в том отношении, что как третье лицо, так и цессионарий «получают право требовать исполнения обещания данного не им, а другому лицу»⁵²⁰. Поэтому права цедента на преобразование отношений из такого «обещания» должны ограничиваться так же, как и права контрагента должника по договору в пользу третьего лица⁵²¹.

Кроме того, действия цедента по осуществлению могут быть рассмотрены и через призму ст. 10 ГК РФ. Например, если он, зная о своем праве на оспаривание сделки, уступил требование из нее, сначала воспользовался выгодами от сделки, а затем решил уничтожить её правовые последствия, то он поступил бы вопреки своему предшествующему поведению и допустил бы злоупотребление правом («venire contra factum proprium»). В этом случае можно было бы подумать о применении п. 2 ст. 10 ГК РФ⁵²².