26 Сорокина

401

представлялась более значимой, чем его место в истории клиники внутрен­них болезней.

Рис. 200. Матвей Яковлевич Мудров (1772-1831)

Крупнейшим терапевтом России первой половины XIX в. был выпуск­ник Московского университета (1800 г.), а впоследствии его профессор патоло­гии и терапии (1809 г.) и декан меди­цинского факультета Матвей Яковле­вич Мудрое (1776—1831 гг., рис. 200). Он явился основоположником клиническо­го преподавания и клинической меди­цины в России. Его система клиничес­кого обследования и индивидуального подхода к больным («лечить не болезнь, а больного») принесла ему славу выда­ющегося терапевта первой четверти XIX в. Основные ее положения сформули­рованы в «Слове о способе учить и учиться Медицине Практической, или деятельному Врачебному Искусству при постелях больных» (1820 г.): «Я скажу Вам кратко и ясно: врачевание состоит в лечении самого больного. Вот Вам вся

тайна моего искусства, каково оно ни есть! Вот весь плод двадцатипятилетних трудов моих при постелях больных!... должно лечить самого больного, его со­став, его органы, его силы».

Истории болезней, которые М.Я.Мудров тщательно записывал в течение 20 с лишним лет «при постелях больных», были для него дороже самой бога­той библиотеки: «Печатные книги, — писал он, — везде можно найти, исто­рии болезней нигде. В 1812 г. все книги, составлявшие мое богатство и ученую роскошь, оставались здесь на расхищение неприятелю, но сей архив был везде со мною»¹.

Во время Отечественной войны 1812 г. вместе с профессорами медицинско­го факультета Московского университета М.Я. Мудров выехал в Нижний Нов­город, где оказывал помощь раненым и больным воинам.

М.Я. Мудров внес также ощутимый вклад в развитие военной гигиены («Слово о пользе и предметах военной гигиены...», 1809 г.), деонтологии («Слово о бла­гочестии и нравственных качествах гиппократова врача», 1814 г.), в развитие учения о единстве и целостности организма (которое развивали М.Я.Мудров, И.Е.Дядьковский, И.М.Сеченов, Г.А.Захарьин, С.П.Боткин, И.П.Павлов). Вторая половина XIX в. стала поистине «золотым веком» в истории меди­цинского факультета Московского университета². В его стенах учились, работа­ли, создавали научные школы профессора А. И. Бабухин, Г. Н. Габричевский,

¹ Мудров М.Я. Избранные произведения. — М.: Изд-во АМН СССР, 1949. — С. 240.

² Подробнее см.: Сточик А. М., Пальцев М.А., Затравкин С. Н. Разработка и внедрение этапно- сти клинического преподавания в Московском университете. — М.: Шико, 2002. — 176 с.

402

Рис. 201. Общий вид Клинического городка Московского университета на Девичьем поле.

Фото 1916 г.

Г. А. Захарьин, Д. Н. Зернов, А.Я. Кожевников, С. С. Корсаков, А. А. Остроумов, И.М.Сеченов, Н.В.Склифософский, В.Ф.Снегирев, Н.Ф.Филатов, Ф.Ф.Эрис-ман и многие другие, составившие славу российской медицинской науки. Вы­пускниками факультета были Н.И.Пирогов (1828 г.), С.П.Боткин (1855 г.), А.П.Чехов(1884г.).

В 1887—1891 гг. усилиями профессоров факультета, медицинской обществен­ности, благотворительных обществ и меценатов на Девичьем поле (ныне Боль­шой Пироговской ул.) был создан Клинический городок, по тем временам один из лучших в Европе, как отметили участники XII Всемирного съезда врачей, проходившего в Москве в 1897 г. (рис. 201). В этот период в составе факультета были открыты новые институты (фармакологии, гигиены, бактериологии) и новые кафедры (химии и физики, гистологии и эмбриологии, оперативной хирургии и топографической анатомии, общей патологии, гигиены, истории и энциклопедии медицинских знаний), создавались научные общества, орга­низовывались российские и международные научные съезды.

Вопрос о строительстве новых клиник при Московском университете впервые воз­ник в 1873 г. В 1880-х гг. медицинский факультет Университета неоднократно обсуждал возможность строительства Клинического городка (на 500 коек), по причине «несоот­ветствия размеров и устройства клиник с потребностями современного клинического преподавания и количеством слушателей». Осенью 1884 г. Городская Дума постановила «уступить Университету, в полную его собственность, принадлежащий городу участок земли на Девичьем поле, обнимающий 40 000 кв. саж.» (1 сажень = 2,31 м). Позднее к ним прибавились еще 13 000 кв. саж., приобретенные на Девичьем поле г-жой В. А. Морозовой под строительство на ее средства клиники для душевнобольных. Для предварительного ознакомления «с лучшими и новейшими заграничными учреждени­ями этого рода» в декабре 1884 г. в зарубежную командировку были направлены про­фессора В.Ф.Снегирев и Ф.Ф.Эрисман и университетский архитектор К.М.Быковс­кий. Они осмотрели клинические учреждения, лаборатории и некоторые новые боль­ницы в Мюнхене, Цюрихе, Берне, Страсбурге, Гейдельберге, Лейпциге, Галле, Бер­лине, Париже, а также в Петербурге.

403

Уже в январе 1887 г. была открыта для больных первая на Девичьем поле клиника — психиатрическая, которая строилась на средства В. А. Морозовой. В мае 1887 г. началось строительство акушерской и гинекологической клиники на средства Е. В. Пасхаловой и Т. С. Морозова. Благотворительные пожертвования на строительство университетских клиник сделали семейства Алексеевых, Морозовых и Хлудовых, братья П.М. и СМ. Тре­тьяковы, Ю.И.Базанова, Г. Г. Солодовников, П. Г. Шелапутин (имена некоторых из них сохранились в названии клиник). Государственное Казначейство выделило на строительство Клинического городка необходимые средства в размере 2150 тыс. руб. серебром, позднее были и дополнительные ассигнования. Торжественная закладка зда­ний новых клиник состоялась 22 сентября 1887 г. Первая из выстроенных на отпущен­ные казной средства — нервная клиника открылась в начале октября 1897 г. За ней последовали факультетские клиники, институты общей патологии, фармакологии и гигиены, а затем и анатомо-патологический институт с кабинетами судебной медици­ны и оперативной хирургии. В конце 1897 г. были открыты детская клиника и контаги­озные бараки, а в 1891 г. — госпитальные клиники, глазная и пропедевтические кли­ники. Содержание клиник осуществлялось за счет Государственного Казначейства¹.

В наши дни клиники Московской медицинской Академии им. И. М. Сеченова посто­янно развиваются. Один только Центральный клинический корпус (600-коечная клиника) по своим возможностям превосходит мечты о Клиническом городке на 500 коек².

Вторая половина XIX в. стала временем расцвета российских научных меди­цинских школ. В области терапии особое место занимали две научные клини­ческие школы: школа С.П.Боткина, положившая начало экспериментально­му направлению в отечественной клинической медицине (в Военно-медицин­ской академии), и школа Г.А.Захарьина, олицетворявшая искусство клини­ческой практики (в Московском университете).

Григорий Антонович Захарьин (1829—1897 гг.) — основатель крупной кли­нической школы³. Окончив медицинский факультет Московского университе­та (1852), он стал ординатором факультетской клиники у проф. А. И.Овера. Стажировался в Германии (у Р.Вирхова), Австрии (у Й. Шкоды) и Франции (у А.Труссо). По возвращении стал профессором Московского университета (с 1862 г.). Захарьин разработал оригинальный метод анамнеза — расспроса больного (греч. anamnesis — воспоминание). Описал зоны расстройства чув­ствительности при заболеваниях внутренних органов, которые получили на­звание «зоны Захарьина—Геда». Его «Клинические лекции» стали классичес­кими и неоднократно издавались в России и за рубежом. Захарьин имел славу «лучшего врача». Его пациентами были Александр III и Л. Н. Толстой.

Сергей Петрович Боткин (1832—1889 гг., рис. 202) создал крупнейшую в России научную терапевтическую школу⁴ и положил начало функционально­му клинико-экспериментальному направлению в отечественной медицине.

Формирование его мировоззрения проходило под влиянием передовых де­ятелей российской культуры того времени. В доме Боткиных в Москве бывали

¹ Ф. Ф. Эрисман. Краткая история вопроса о постройке новых клиник Московского Универси­ тета. Клинический городок на Девичьем поле. 1897 год / Под ред. А. М. Сточика. — М.: Медицина, 1997.-С. 5-16.

² Подробнее см.: 1) Коростелев Я. Б. Прогулки по Клиническому городку. — М.: Русский врач, 1998. — 140 с; 2) Яровинский М.Я. Века Москвы медицинской. — М.: Медицина, 1997. - С. 175-186.

³ Бородулин В.И. Очерки истории отечественной кардиологии. — М.: Медицина, 1988. — С. 27—34.

⁴ Там же.-С. 34-58.

404

В. Г. Белинский, А. И. Герцен, Н. П. Ога­рев, Н.А.Некрасов, И.С.Тургенев, И. М. Сеченов — друг студенческих лет, А.В.Кольцов, Т.Н.Грановский.

В 1855 г., закончив медицинский факультет Московского университета, С.П.Боткин уехал на театр военных действий Крымской войны 1853 — 1856 гг. и в течение нескольких меся­цев работал в военном госпитале под руководством Н. И. Пирогова.

Рис. 202. Сергей Петрович Боткин (1832-1889 гг.)

Затем в течение трех лет С. П. Бот­кин находился за границей, где совер­шенствовал медицинские знания и го­товился к профессорскому званию в крупнейших клиниках и лабораториях Германии (у Р.Вирхова и Л.Траубе), Австрии (у К.Людвига), Франции (у К.Бернара и А.Труссо), в Англии и Швейцарии. По возвращении в Петер­бург С. П. Боткин защитил докторскую диссертацию «О всасывании жира в кишках» (1860 г.) и в возрасте 28 лет стал профессором академической те­рапевтической клиники Петербургской Медико-хирургической академии (с 1881 г. — Военно-медицинская академия).

Соединив экспериментальную физиологию с клинической медициной, С.П.Боткин (вслед за Л.Траубе) развивал клинико-экспериментальное на­правление. Он создал первую в России лабораторию экспериментальной меди­цины, которую в течение 10 лет (с 1878 г.) возглавлял И.П.Павлов.

«Глубокий ум его, не обольщаясь ближайшим успехом, искал ключа к ве­ликой загадке: что такое больной человек и как помочь ему — в лаборатории, в животном эксперименте, — писал об этой стороне деятельности С. П. Бот­кина И.П.Павлов, — ...эта высокая оценка эксперимента клиницистом со­ставляет, по моему убеждению, не меньшую славу Сергея Петровича, чем его клиническая, известная всей России деятельность»¹

Многообразная научная и практическая деятельность СП. Боткина обога­тила российскую клиническую медицину.

Он впервые выявил инфекционную природу так называемый катаральной желтухи (болезнь Боткина, 1866 г.). Ему принадлежат приоритетные идеи в области физиологии и патологии сердца и сосудов, кроветворения (активная роль периферических сосудов в кровообращении; два выявленных им симпто­ма митрального стеноза). Его «Курс клиники внутренних болезней» (1867 — 1875 гг.) и «Клинические лекции» (1887 г.) служили руководством для многих поколений отечественных врачей.

¹ Павлов И. П. Поли. соб. соч.: В 6 т. Т. II. Кн. 2. — 2-е изд. — М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1951. — С. 284.

405

Рис. 203. Василий Парменович Образцов в

рабочем кабинете. Фрагмент экспозиции

Киев. Национальный музей

медицины Украины

С.П.Боткин стал первым русским врачом, назначенным лейб-медиком императорского двора (см. табл. 18). Он принимал непосредственное участие в основании Общины сестер милосердия си. Георгия (1870 г.) и Женских выс­ших врачебных курсов (1872 г.); был председателем Общества русских вра­чей в Петербурге (с 1878 г.); участво-и;1Л в организации больниц и школь­но-санитарного надзора; под его руко-нодством была организована бесплат­ная помощь неимущим петербуржцам. Его старший сын — Сергей Сергее­вич Боткин (1859—1910 гг.) — про­фессор ВМА и почетный лейб-медик, стал одним из основоположников оте­чественной клиники инфекционных болезней.

Младший сын — Евгений Сергее­вич Боткин (1865—1918 гг.) — после­дний лейб-медик российского императорского двора. Верный своему врачеб­ному долгу, он был расстрелян большевиками вместе с императорской семьей в Екатеринбурге в 1918 г.¹

Из 106 учеников С.П.Боткина 40 стали докторами медицины, многие из них возглавили ведущие клинические кафедры и лаборатории в разных городах страны.

Среди его многочисленных последователей был Василий Парменович Образ­цов (1851 — 1920 гг.) — выпускник МХА (1875), профессор (с 1902 г.) Киевско­го университета св. Владимира, основатель киевской научной терапевтической школы, один из основоположников гематологии и кардиологии в России. В. П. Образцов внес значительный вклад в развитие методов клинических иссле­дований и изучение болезней сердечно-сосудистой и пищеварительной системы². В 1886 г. он разработал метод глубокой скользящей топографической (мето­дической) пальпации органов брюшной полости (рис. 203), получивший ми­ровое признание. По своему значению для прижизненной диагностики заболе­ваний органов брюшной полости она сравнима с методом перкуссии грудной клетки, предложенным Л. Ауэнбруггером. Ее высокая точность была подтверж­дена после введения метода рентгенодиагностики с применением контраст­ных веществ (1905 г.).

В.П.Образцов предложил также оригинальный метод непосредственной перкуссии органов грудной и брюшной полостей одним пальцем (1910 г.), что позволило более точно определять границы органов. В 1909 г. В.П.Образцов (вместе со своим учеником Н.Д.Стражеско) предложил критерии прижиз-

87.

¹ Подробнее см.: Крылов А. Н. Последний лейб-медик. — М.: Белый берег, 1998. — 156 с.

² Бородулин В. И. Очерки истории отечественной кардиологии. — М.: Медицина, 1988. — С. 65—

406

ненной диагностики тромбоза коронарных артерий (1909 г.), что открыло пер­спективы для клинической, а затем и клинико-электрокардиографической раз­работки учения об инфаркте миокарда. Деятельность В. П. Образцова связана и с развитием общественной медицины в России: в 1875 — 1877 гг. он работал земским врачом (см. с. 471) в Великом Устюге Вологодской губернии.

Женское медицинское образование в Российской империи начало развиваться в 1860-х гг. Под влиянием революционной ситуации 1859—1861 гг. и отмены крепостного права в России (1861 г.) борьба за высшее женское медицинское образование стала составной частью борьбы за социальное равноправие жен­щин. Горячие сторонники женского образования профессора В.А.Грубер, И. М. Сеченов, С. П. Боткин и другие не только допускали женщин к слуша­нию своих лекций, но и привлекали их к практическим занятиям и научной работе, хотя в дальнейшем это не давало им юридического права лечить больных.

В начале 1860-х гг. вопрос о высшем женском образовании широко обсуж­дался в шести университетах России. Четыре из них высказались за допущение женщин к высшему образованию. Несмотря на это, новый Университетский устав, утвержденный в 1863 г., запретил женщинам даже переступать порог высших учебных заведений. Однако стремление российских женщин к высше­му образованию было столь велико, что наиболее решительные из них стали уезжать для получения образования за границу и в первую очередь в Цюрих (Швейцария), бывший тогда, по словам Веры Фигнер, «умственным револю­ционным центром, которого не хотел миновать ни один русский интеллигент, попавший за границу».

Первой русской женщиной, принятой в зарубежный университет, была Надежда Прокофьевна Суслова (1843 — 1918 гг.). В 1864 г. она поступила на ме­дицинский факультет Цюрихского университета, через три года его закончила и в том же 1867 г. успешно защитила диссертацию на степень доктора медици­ны, хирургии и акушерства. «Это первая русская женщина с докторским дип­ломом, но полученным, к сожалению, в заграничном университете», — отме­чал тогда журнал «Медицинский вестник».

Первой женщиной, которая, несмотря на все препятствия, окончила выс­шее медицинское заведение в России (1868 г.) и защитила у себя на родине диссертацию на степень доктора медицины (1876 г.), была Варвара Александ­ровна Кашеварова-Руднева (1842—1899 гг.). Окончив в 1862 г. курсы акушерок, а затем специальные годичные курсы усовершенствования, В. А. Кашеварова приказом военного министра была оставлена в Петербурге для слушания лек­ций в Медико-хирургической академии на полный пятилетний срок обучения с последующей шестилетней службой в Башкирском (Оренбургском) казачь­ем войске. Это было в 1863 г., до утверждения нового Университетского уста­ва, запретившего допущение женщин в российские университеты даже в каче­стве вольнослушательниц, и она — единственная в России женщина-студент­ка — училась у И.М.Сеченова и В.А.Грубера, Н.М.Якубовича и М.М.Рудне­ва, у академика Н. Н. Зимина и сменившего его А. П. Бородина (химика и ком­позитора). Она стала первой в истории России женщиной, которая получила звание «лекаря с отличием» и золотой медалью и была признана врачом на­равне с мужчинами.

В 1872 г. Российское правительство приняло решение об открытии при Петер­бургской Медико-хирургической академии «Особого женского курса для обра-

407

Рис. 204. Нагрудные знаки выпускни­ков высших медицинских заведений

России:

лекарский знак (утвержден в 1897 г.), знак «Женщина-врач» (утвержден

в 1880 г.).

Из коллекции профессора Э.Д.Грибанова

зования ученых акушерок» (с 1876 г. — Высшие женские врачебные курсы). Это было первое высшее женское медицинское учебное заведение не только в России, но и во всей Европе (рис. 204). Его выпускницы уже в 1877—1878 гг. самоотвер­женно трудились во фронтовых госпиталях и на перевязочных пунктах Русско-турецкой войны под руководством профессора Н.В.Склифософского.

К началу XX столетия подготовка медицинских кадров в России велась на медицинских факультетах девяти университетов (табл. 21), в Военно-медицин­ской академии и Психоневрологическом институте в Петербурге, на Высших женских курсах в Москве, Киеве и Одессе и в Женских медицинских институ­тах в Петербурге и Харькове.

Из таблицы видно, что в 1903 г. в Московском университете обучались око­ло 25 % числа студентов медицинских факультетов. По числу студентов Мос-

Таблица 21. Число студентов в университетах Российской империи в 1903 г.¹

Университет	Год основания	Число студентов
		общее	медиков
Московский	1755	4845	1194
Юрьевский^2	1802	1800	703
Казанский	1804	902	384
Харьковский	1804	1444	449
Санкт-Петербургский	1819	3855	—
Св. Владимира (в Киеве)	1833	2529	537
Новороссийский (в Одессе)	1864	1392	290
Варшавский	1869	1312	382
Томский	1888	615	305
Итого:		18694	4244

¹ Университет / Большая энциклопедия. Т. 19. — 4-е изд. — СПб.: Т-во Просвещение, 1904. — С. 9.

² Ныне Тартуский.

408

ковский университет занимал ведущее место в стране, второе принадлежало Петербургской Медико-хирургической академии (около 775 студентов), после нее шли Юрьевский и Киевский университеты.

Общее число студентов-медиков приближалось к 8600, ежегодно выпуска­лось около 1000 врачей. Однако для страны со 160-миллионным населением этого было недостаточно.

Принимая «диплом доктора медицины и права врача» (рис. 205), выпускни­ки медицинских факультетов российских университетов подписывали «Факуль­тетское обещание», которое «припечатывалось на обороте диплома». Его текст был принят в 1845 г. в связи с утверждением «Врачебного устава». На торже­ственной церемонии выпуска врачей декан факультета или ученый секретарь высшего учебного заведения зачитывали

«ФАКУЛЬТЕТСКОЕ ОБЕЩАНИЕ

Принимая с глубокой признательностью даруемые мне наукой права Врача и, пости­гая всю важность обязанностей, возлагаемых на меня сим званием, я даю обещание в течение всей своей жизни ничем не помрачать чести сословия, в которое ныне вступаю.

Обещаю во всякое время помогать, по лучшему моему разумению, прибегающим к мо­ему пособию страждущим, свято хранить вверяемые мне семейные тайны и не употреб­лять во зло оказываемого мне доверия.

Обещаю продолжать изучать врачебную науку и способствовать всеми своими сила­ми ее процветанию, сообщая ученому свету все, что открою.

Обещаю не заниматься приготовлением и продажей тайных средств.

Обещаю быть справедливым к своим сотоварищам— Врачам и не оскорблять их лич­ности; однако же, если бы того потребовала польза больного, говорить правду прямо и без лицеприятия.

В важных случаях обещаю прибегать к советам Врачей, более меня сведущих и опыт­ных; когда же сам буду призван на совещание, буду по совести отдавать справедливость их заслугам и стараниям».

«Факультетское обещание» не влекло каких-либо административных или юридических последствий. На первом месте были корпоративные обязатель­ства: честь врачебного сословия, справедливость в отношении «сотоварищей-врачей» и польза больного. Оно существовало в неизменном виде до 1917 г.

На рубеже XIX и XX столетий отмечалось бурное развитие естественных наук (см. табл. 14). Новые данные о строении материи и ее свойствах оказали прогрессивное влияние на развитие философии и естествознания, в том числе — медицины, которая обогащалась новыми методами исследования и лечения. Открытие рентгеновского излучения (x-rays, 1895) расширило воз­можности обследования здорового и больного организмов и положило нача­ло новой медицинской дисциплине — рентгенологии. Открытие (А. Бекке-рель, 1896 г.) и изучение явления радиоактивности (М. Склодовская-Кюри и П.Кюри, 1898, 1903 гг.) способствовали развитию медицинской радиологии и радиобиологии. Открытие электрона (1897 г.) и создание квантовой теории вытеснили прежние представления об атоме как простейшей неделимой час­тице вещества.

Все это вело к дальнейшей дифференциации медицинских дисциплин. В ка­честве отдельных отраслей медицины и самостоятельных предметов препода-

409

вания выделились новые: невропатология, психиатрия, дерматология с ве­нерологией, инфекционные болезни и эпидемиология, педиатрия и многие другие¹.

ИНФЕКЦИОННЫЕ БОЛЕЗНИ И ЭПИДЕМИОЛОГИЯ

Эпидемиология (греч. epidemiologia; от epidemia — массовое заболевание и logos — учение) — наука о причинах и законах массового распространения инфекционных болезней, методах их профилактики и ликвидации.

Международный эпидемиологический симпозиум, состоявшийся в Праге в 1960 г., дал следующее определение этой науки: «Эпидемиология является самостоятельной отраслью медицинской науки, занимающейся исследовани­ем причин возникновения и распространения заразных болезней в человечес­ком обществе и применяющей полученные знания для борьбы, предупрежде­ния и, в конечном счете, полного искоренения этих болезней»².

Как наука эпидемиология сформировалась в XIX в. Однако ее корни уходят в Древний мир, когда задолго до раскрытия природы заразных болезней вра­чи, оказавшись перед лицом неизвестных и страшных болезней, вступали с ними в борьбу.

0 заразных болезнях сообщают индийские аюрведы и Законы Ману, иеро­ глифические письмена Древнего Китая, «Илиада» и «Одиссея» Гомера, труды историков, философов и врачей. Отметим, что «Эпидемии» (греч. epidemia; от epi — над и demos — народ) — работа из «Гиппократова сборника» посвящена не заразным болезням, а неинфекционным, широко распространенным среди народа заболеваниям.

Особое распространение заразные болезни получили в Средние века, когда велись частые захватнические войны и крестовые походы, а рост городов спо­собствовал скученности населения и ухудшению санитарно-гигиенических условий жизни.

Становление эпидемиологии связано с именем выдающегося ученого эпо­хи Возрождения Джироламо Фракасторо (1478—1553 гг.), который заложил основы учения о «контагии» — живом заразном начале, выделяемом больным организмом. Учение о «контагии» значительно поколебало бытовавшие ранее представления о «миазмах» (греч. miasma — скверна) — «заразных испарениях», которые, как полагали сторонники учения о «миазмах», вызывают эпидемии заразных болезней, попадая в воздух из почвы и воды при определенных усло­виях (особенно в связи с процессами гниения).

На протяжении всей истории Нового времени на Земном шаре продолжали свирепствовать эпидемии — массовые инфекционные заболевания в масштабах города, страны, региона — и пандемии (греч. pandemia — весь народ в целом) — необычайно сильные эпидемии, охватывавшие несколько стран и континен-

¹ Достижения и современная история клиники внутренних болезней (терапии) изучаются на терапевтических кафедрах; см. учебники: 1) Пропедевтика внутренних болезней / Под ред. А.П.Гребнева. — М.: Медицина, 2001; 2) Внутренние болезни / Под ред. С.И.Рябова, В.А.Алмазова, Е.В. Шляхто. — СПб.: Спец. лит, 2002.

² Токмолаев А. К. Экологические аспекты эпидемиологии инфекционных болезней // Эко­ логические проблемы эпидемиологии / Под ред. Н. А.Агаджаняна. — М.: Просветитель, 2003. — С. 102.

411

тов. Они поражали огромные массы населения. Их география неуклонно рас­ширялась. Среди инфекционных заболеваний выделяют особо опасные инфек­ции (чума, оспа, холера, желтая лихорадка); их характеризуют высокая конта-гиозность, быстрота распространения и высокая смертность.

В XVI—XVII вв. в мире повсеместно распространилась оспа — одна из древ­нейших инфекционных болезней, известная в Старом Свете еще с III тыся­челетия до н.э. В начале XVI в. она впервые была завезена испанскими конки­стадорами на Американский континент. Число жертв, унесенных оспой толь­ко на территории современной Мексики, составило 3,5 млн человек. До вве­дения оспопрививания по методу Э.Дженнера только в Европе оспой еже­годно заболевало около 10 млн человек, из которых умирало от 25 до 40 %.

Высокая смертность от инфекционных болезней, которая, как правило, превышала человеческие жертвы во время военных действий, была связана также с частыми эпидемиями гриппа. Только в XVIII в. из семи крупных эпиде­мий гриппа четыре приняли характер пандемий.

В 1817 г. из Индии в Европу впервые была завезена холера, которая до того времени была распространена только в пределах Юго-Восточной Азии (долины рек Ганг и Брахмапутра были эндемичными очагами холеры). В течение XX в. мир потрясли шесть пандемий холеры. Они имели катастрофические послед­ствия для всех материков Земного шара.

В России холера появилась лишь в первой трети XIX в. Тем не менее только в XIX столетии в России было восемь эпидемий холеры, в результате которых погибло более 2 млн человек. Начало изучению этой «новой» для России бо­лезни положили врач-декабрист Н.Г.Смирнов (1829 г.), И.Е.Дядьковский и М.Я.Мудров(1831 г.).

Огромный ущерб человечеству нанесли также эпидемии желтой лихорадки и сыпного тифа, столбняк и малярия, дизентерия и гельминтозы.

Однако самыми опустошительными были эпидемии чумы. После второй ее пандемии (1346—1348 гг.), вошедшей в историю под названием «черная смерть» и унесшей треть жителей Европы, вспышки чумы периодически повторялись в разных странах мира: Англии (Лондон, 1665 г.), Франции (Марсель и Тулон, 1720-1721 гг.), России (Москва, 1654-1655 гг., 1770-1772 гг.) и т.д. В 1892 г. в Юго-Восточной Азии зародилась третья пандемия чумы. Выйдя за пределы континента через портовые города, она в короткие сроки охватила Европу, Африку, Австралию, Северную и Южную Америку. За 10 лет третья пандемия чумы унесла более 12 млн человеческих жизней.

Начало научной разработке основ государственных мероприятий по пресе­чению чумы и борьбе с ней было положено в XVIII в. В значительной степени это связано с историей России и особенно с эпидемией моровой язвы (бубон­ной чумы) в Москве в 1770— 1772 гг.

Во время первой Русско-турецкой войны (1768 — 1774 гг.) чума была занесена в Европу из Турции. В конце 1769 г. она появилась в русских войсках, омрачив их блиста­тельные победы; в начале 1770 г. охватила Молдавию и Валахию, к лету перешла в соседние польские провинции, охватила Украину, затем проникла в Центральную Россию и неуклонно продвигалась к российской столице.

В октябре 1770 г. (указом императрицы Екатерины II от 19 сентября 1770 г.) на подступах к Москве были учреждены заставы в Боровске, Серпухове, Калуге, Алекси­не, Кашире, Коломне. Однако при постоянном общении столицы с армией, характер-

412

ным для военного времени, эти карантинные предосторожности не были достаточны, и в декабре 1770 г., несмотря на суровость зимы, чума появилась в Москве.

Первый случай моровой язвы в Москве был отмечен 17 ноября 1770 г. в жилом доме служителей Генерального Сухопутного госпиталя на Введенских горах. Диагностиро­вал чуму старший медик госпиталя — генеральный штаб-доктор Афанасий Филимоно­вич Шафонский. Очаг эпидемии был локализован. Было выявлено 27 заболевших моро­вой язвой, пятеро из них выздоровели, остальные умерли. В конце января 1770 г. эпиде­мия в госпитале прекратилась. По истечении шести недель карантин был снят. По спе­циальному указу императрицы здание госпиталя, в котором находились больные мо­ровой язвой, было сожжено 1 марта 1771 г., а 9 марта стало известно о новом очаге «повальной болезни» в Москве — на Большом суконном дворе в Замоскворечье, где от чумы уже умерло 113 человек; все остальные, работающие на фабрике, продолжали общаться с жителями города, разнося смертоносную болезнь.

11 марта 1771 г. после консилиума московских врачей (Г. Скиадан, И.Ф.Эразмус, А.Ф.Шафонский, К.Мертенс, П.Погорецкий, П.Вениаминов, С.Г.Зыбелин, К.О.Ягел-ский) фабрика была закрыта немедленно, все заболевшие переведены в Угрешский монастырь Св. Николая-чудотворца (на р. Угреши), а здоровые помещены в карантин­ные дома в Замоскворечье. Доктор И. Ф. Эразмус составил два подробных наставления: «Инструкцию, данную лекарю, для пользования больных, в Угрешском монастыре определенному» и «Инструкцию, данную лекарю, состоящему в карантинном доме, при фабричных работающих», в которых подробно излагалось, как осматривать боль­ных моровой язвой, распределять их по покоям, кормить, поить и врачевать¹.

Однако заболеваемость и смертность продолжали возрастать. Были открыты новые карантины в Симоновом, Покровском и Даниловом монастырях. Общественные бани были закрыты. 31 марта 1771 г. Медицинский совет Москвы подготовил наставление для жителей — «Мнение, служащее к предохранению города от появившейся болезни».

25 марта 1771 г. императрица Екатерина II назначила в помощь губернатору Москвы генерал-поручика сенатора П.Д.Еропкина «ко охранению столичного города от... от­крывшейся прилипчивой болезни». Приступив к своим обязанностям 31 марта 1771 г., П.Д.Еропкин поставил перед Медицинским советом Москвы ряд практических воп­росов о содержании в карантинах, об организации захоронений, о банях и действовал в соответствии с их рекомендациями.

Город был разделен на 14 частей для облегчения учета случаев заболевания моро­вой язвой, направления больных в больницы, а бывших в контакте с ними — в каран­тинные дома. Въезд и выезд из Москвы был резко ограничен и разрешен только через семь застав (Калужскую, Серпуховскую, Рогожскую, Преображенскую, Троицкую, Тверскую и Дорогомиловскую); остальные 11 были закрыты (рис. 206). Высшие сосло­вия и торговые люди спешно покидали столицу и разъезжались по своим деревням. Согласно указу императрицы от 31 марта 1771 г., лица, отправлявшиеся из Москвы в сторону Петербурга по Петербургской дороге, должны были получать у генерала П.Д.Еропкина письменное свидетельство о том, что они не из зараженных домов, а их товары отправлены с фабрик, где нет чумы. Заключение о здоровье отъезжающих должны были давать доктора Кассиян Ягелский и Христиан Граве. По пути из Москвы в Петербург были учреждены дополнительные заставы. Однако обширность города и недостаточность военных команд не позволяли в должной мере ограничивать въезд и выезд из Москвы.

В результате смертность от чумы в Москве продолжала увеличиваться: в апреле 1771 г. умерло 778 человек, в мае — 878, в июне — 1099, в июле — 1708 (до 100 человек в сутки)².

¹ Шафонский А.Ф. Описание моровой язвы, бывшей в столичном городе Москве с 1770 по 1772 год... - М., 1775. - С. 218-224.

² Там же. - С. 64, 66, 72.

413

Рис. 206. Застава на въезде в Москву. Эскиз картины B.C.Шлепнева,

сделанный по мотивам труда Д.С.Самойловича «Начертания для изображения

в живописи, пресеченной в Москве 1771 года моровой язвы» (1795 г.)

Страх и уныние воцарились в столице. Войска были выведены за город в полевые лагеря. В Москве для поддержания порядка остался лишь генерал П.Д.Еропкин со 150 солдатами и двумя пушками при них. 19 августа 1771 г. все присутственные места были закрыты, лавки, магазины и фабрики заперты — в городе прекратились все ра­боты. Рекомендовалось из домов не выходить и другие дворы не посещать. Для погребе­ния умерших стали использовать преступников, осужденных на смерть или каторжные работы. Их одевали в вощеное платье, выдавали специальные рукавицы и содержали за счет государственной казны («от короны»).

Однако, несмотря на все усилия, достичь тщательного соблюдения всех карантин­ных мер не удавалось. Часто москвичи утаивали заболевших, опасаясь сожжения своих домов и зачумленного имущества, ведь по тем временам это равнялось разорению. Тела умерших скрывали в погребах, их бросали в колодцы, зарывали в садах или просто ночью выбрасывали на улицу. В связи с этим 26 августа 1771 г. был обнародован специ­альный указ императрицы «О неутайке больных и невыбрасывании из домов мерт­вых», гласивший: «если кто в таком преступлении будет открыт и изобличен... таковой без всякого... милосердия отдается вечно в каторжную работу»¹.

Несмотря на массовый отъезд москвичей из города, число умирающих от чумы уве­личивалось и достигло в августе 7268 (до 400 в сутки), а в сентябре — 21401 (до 800 в сутки).

В народе зрело недовольство устройством карантинов, закрытием торговли и бань, запрещением хоронить мертвых по церковному обряду. Главными виновниками пред­ставлялись врачи, которые якобы «морят народ в карантинах», духовенство и дворяне.

¹ Шафонский А. Ф. Описание моровой язвы, бывшей в столичном городе Москве с 1770 по 1772 год... - М., 1775. - С. 304.

414

Спасение искали в ежедневных крестных ходах и молитвах. Днем и ночью толпы народа служили молебны у иконы Боголюбской Божией матери в часовне у Варварс­ких ворот. Такое скопление людей еще больше способствовало распространению чумы. И тогда архиепископ Московский и Калужский Амвросий, будучи весьма образованным человеком и понимая необходимость соблюдения врачебных предписаний, принял ре­шение перенести икону Божией матери в менее доступное место. Это послужило пово­дом для мятежа.

15 сентября 1771 г. в Москве начался «чумной бунт». Народ хлынул в резиденцию архиепископа — Чудов монастырь в Кремле, который в одну ночь был разграблен. Не найдя там Амвросия, бунтовщики уничтожили его превосходную библиотеку (подарок императрицы Елизаветы Петровны) и стали грабить дома аристократов и монастыри, разрушать больницы и карантины, избивать солдат и врачей. Архиепископ Амвросий, находившийся на службе в Донском монастыре, утром 16 сентября был схвачен, выта­щен за ограду и зверски убит. В этот же день генерал П.Д.Еропкин с оставшимися 130 солдатами сумел подавить мятеж и арестовал всех зачинщиков (за что получил в награду от императрицы пенсион и 20 тыс. рублей).

Получив донесение о «чумном бунте», Екатерина II направила в Москву генерал-адъютанта графа Григория Григорьевича Орлова (1734— 1783 гг.). Императорским «Ма­нифестом об отправлении Князя Орлова в Москву главным начальником» (от 21 сен­тября 1771 г.) он был наделен неограниченными полномочиями, располагал больши­ми денежными фондами и был обязан любыми силами и средствами подавить эпиде­мию и «привести все в надлежащий порядок»¹.

26 сентября 1771 г. граф Г.Г.Орлов с четырьмя полками лейб-гвардии прибыл в Москву. Он лично осмотрел все карантины и больницы, а 30 сентября обратился к москвичам с печатным словом «О бытии в Москве моровой язвы», в котором еще раз напомнил о тех предосторожностях, которые следовало соблюдать, о том, что зараже­ние моровой язвой происходит не через воздух, а от соприкосновения с зараженными предметами и больным человеком, и призвал москвичей поддерживать старания пра­вительства².

В организации противостояния эпидемии граф Г. Г. Орлов проявил себя как выда­ющийся организатор (в том числе и медицинской службы). Он постоянно консульти­ровался с московскими врачами Хр. Граве, Г. М.Орреусом, Д.С.Самойловичем, А.Ф.Шафонским, К. О.Ягелским и др. По их мнению следовало: увеличить число ка­рантинов, при сортировке не направлять в карантины уже заболевших, организовать при карантинах специальные места для сохранения вещей, учредить несколько новых больниц за чертой города, создать специальные покои для самых тяжелых больных и для выздоравливающих, регламентировать время работы врачей и т.п. Все эти предпи­сания были реализованы.

Объективная информация послужила основанием для издания императорского указа от 11 октября 1771 г. «Об учреждении двух Комиссий для прекращения моровой язвы».

В первую «Комиссию для предохранения и врачевания от моровой заразительной язвы» вошли доктора А. Ф.Шафонский, К. О.Ягелский и Г. М.Орреус, штаб-лекарь Хр. Граве и лекарь Д.С.Самойлович; возглавил ее генерал П.Д.Еропкин и его помощ­ники: протоиерей Успенского собора А. Г. Левшин и статский советник В. Г. Баскаков, а также купец и мещанин Лука Долгой. В полное распоряжение комиссии были переданы все больницы, карантинные дома и аптеки Москвы, медицинские чины и служители.

Комиссия определяла число больниц и карантинов и руководила их работой, вела ежедневную статистику заболеваемости и смертности и ежедневно сообщала об этом в Сенат, руководила очисткой города и сожжением всего подозрительного на зараже-

¹ Шафонский А. Ф. Описание моровой язвы, бывшей в столичном городе Москве с 1770 по 1772 год... - М., 1775. - С. 319-320.

² Там же. -С. 321-325.

415

ние, активно занималась санитарным просвещением среди населения. Например, были изданы печатные листы «Как самому себя от язвы пользовать», «Краткое уведомле­ние, каким образом познавать моровую язву, так же врачевать и предохраняться от оной» (М.Г.Орреус), «Каким образом яд язвенный в домах и вещах зараженных ис­треблять» (К. О.Ягелский).

Возможно, в те дни эти виды санитарного просвещения были впервые применены в нашей стране.

Комиссия обратилась ко всем московским врачам с призывом включиться в работу по борьбе с эпидемией, и — к их чести — ни один не уклонился от выполнения своего долга.

Вторая комиссия — исполнительная — состояла из трех членов под председатель­ством тайного советника и сенатора Д. В. Волкова и занималась контролем за неуклон­ным практическим воплощением всех распоряжений и указаний первой комиссии, а также за порядком, тишиной и безопасностью в городе.

Ввиду того что в Москве все еще существовал панический страх перед направлени­ем в больницы и карантины, граф Г. Г. Орлов применил тактику материального поощ­рения: все, добровольно поступавшие в больницы или карантины, получали при вы­писке новую одежду и денежное пособие — 5 руб. холостым и 10 руб. женатым (по тем временам это были большие деньги: корова тогда стоила 2 — 4 руб., лошадь — 7 — 10 руб., хорошие красные сапоги — 1 руб. 40 коп., пистолет — 2 руб., позолоченная сабля — 20 руб., рубаха и штаны — 40 коп., пуд соли — 4 коп.). «Таковое награждение, а к тому частые и скорые выпуски (из карантинов) столько действовали, что многие сами охотно приходили объявлять свою болезнь и просили, чтобы их отправить в ка­рантин»¹.

Лицам, сообщавшим о сокрытии чумного больного, выдавалось вознаграждение в размере 10 руб., а за разоблачение лиц, занимавшихся хищением или продажей чум­ного белья, — 20 руб. Всего «на прекращение моровой язвы в одной только Москве было употреблено коронной казны более 400 тыс. рублей»².

Город был обеспечен хлебом и съестными припасами. Содержание в больницах и карантинах осуществлялось за счет государства; с апреля 1771 г. по март 1772 г. в них находилось 12 565 человек. Врачи получали двойное жалование и сверх того ежемесяч­ную прибавку: докторам — по 36 руб., штаб-лекарям — по 30 руб., лекарям и под­лекарям — по 24 руб., а ученикам — по 4 руб. 80 коп. в неделю.

Для детей, лишившихся родителей, «учрежден был коронным иждивением в Та­ганке особый дом», откуда по истечении карантинного срока детей переводили в Им­ператорский Воспитательный дом; за все время эпидемии в нем не было ни одного случая заболевания чумой.

Все нищие подбирались полицией и направлялись в освободившийся от больных Угрешский монастырь, где их содержали «от короны».

Погребение умерших также финансировалось государством и проводилось «казен­ными людьми и лошадьми» в специальных местах за городом. Решительно пресекались мародерство и другие виды преступлений. Запрещались всякого рода собрания. Бродив­ших по улицам собак и кошек отлавливали, усыпляли и «с предосторожностью в поля глубоко зарывали».

Выезд в Петербург разрешался только после шестинедельного карантина в специ­альных домах.

Граф Г.Г.Орлов продолжал лично посещать больницы и карантины и принимал живейшее участие во всем, что могло содействовать ликвидации моровой язвы и вос­становлению нормальной жизни Москвы. Он действовал смело, решительно и опера­тивно. Высокообразованный человек, он в то же время был легок в общении. Его авто-

' Шафонский А. Ф. Описание моровой язвы, бывшей в столичном городе Москве с 1770 по 1772 год... - М, 1775.-С. 110-111. ² Там же. — С. 11.

416

ритет как государственного деятеля, блестящая свита и оперативная команда, его со­провождавшая, действовали оздоровляюще на психологический климат Москвы. Мос­квичи стали больше доверять распоряжениям правительственных органов, перестали бояться больниц и карантинных домов, стали более добросовестно выполнять реко­мендации врачей.

В результате принятых мер в ноябре 1771 г. эпидемия начала постепенно стихать. 1 декаб­ря 1771 г. в Москве были открыты присутственные места. Смертность заметно снижа­лась: в октябре 1771 г. умерло 17 561 человек, в ноябре — 5235, в декабре — 805 чело­век, в январе 1772 г. — 330, в феврале — 352 человека, т.е. установилась на естествен­ном для города уровне.

5 ноября 1771 г. было принято решение об отзыве из Москвы графа Г.Г.Орлова, поскольку миссия его была выполнена.

21 ноября 1771 г. Г.Г.Орлов прибыл в Петербург. При въезде в Царское Село ему была оказана торжественная встреча, сооружены триумфальные ворота, на которых начертано: «Орлову — от беды избавленная Москва», и выбита медаль с его изображе­нием и надписью: «Россия таковых сынов в себе имеет».

После отъезда Г. Г. Орлова в Москве продолжалась работа по «очищению» и «окури­ванию» города. Специальные императорские указы (от 12 января 1772 г.) возлагали санитарную обработку фабрик на их хозяев, а церквей — на служителей культа. Конт­ролировали эту работу доктора А.Ф.Шафонский и Г. М.Орреус. При ее проведении было обнаружено более 1000 трупов москвичей, скрывавших свое заболевание или не имевших возможности сообщить о нем. Необходимо отметить, что среди людей, про­водивших на этом этапе розыск, перевозку и захоронение умерших, не наблюдалось ни одного случая заражения чумой, ибо уже соблюдались необходимые меры предос­торожности.

15 ноября 1772 г. указом императрицы Москва была объявлена благополучным горо­дом, а 25 ноября 1772 г. во всех соборах и церквах был отслужен молебен за избавление древней столицы от чумной напасти. Жители, покинувшие город, начали возвращаться домой. Последним историческим документом этой эпопеи был Манифест Екатерины II от 6 сентября 1775 г. «О уничтожении Предохранительной комиссии и всех внутренних застав», объявлявший об окончательной победе над моровой язвой в Москве.

В период борьбы с чумой в Москве в 1771 — 1772 гг. были впервые разрабо­таны и блистательно осуществлены новые методы государственной организации противоэпидемических мероприятий по пресечению чумы. Среди них: 1) госу­дарственное планирование, финансирование и контроль за деятельностью боль­ниц, карантинов, торговли, полицейской службы; 2) ежедневный учет забо­леваемости и смертности; 3) методы санитарного просвещения (печатные ли­сты, разъяснительная работа), которые позволяли преодолевать страх и нео­бразованность широких слоев населения; 4) финансовые поощрения; 5) снаб­жение города продовольствием «коронным иждивением»; 6) государственное попечение за детьми, оставшимися без родителей, а также нищими и бродяга­ми; 7) организация захоронений; 8) планомерная обработка города после эпи­демии; 9) — как итог — издание фундаментального труда, впервые в истории обобщившего опыт пресечения моровой язвы (с приложением всех 212 госу­дарственных документов, отражающих роль врачей, русского дворянства, Се­ната, императрицы Екатерины II и графа Г.Г.Орлова в борьбе с «моровой язвой»).

Воздавая должное всем участникам этой великой победы над чумой, необ­ходимо особо отметить двух врачей — доктора А. Ф. Шафонского и лекаря Д. С. Самойловича.

27 Сорокина 417

О П И С А Н I E

МОРОВОЙЯЗВЫ,

БИВШЕЙ № СТОЛИЧНОМ* ГОРОД*

м о с к в t

сЪ 177°- ^{по 1}77²- гол, л

ПРИЛОЖЕН!ЕМЪ

ICtXl

для ПРЕКРАЩЕН!* ОНОЙ

ТВГДА УСТАНОВЛЕН 11 ЫХЬ

УЧРЕЖДЕН! Й.

па ВСЕВЫСОЧЛЙШЕМУ

года

Р ис. 207. Титульный лист труда

А.Ф.Шафонского «Описание моровой

язвы, бывшей в столичном городе Москве

с 1770 по 1772 год...». 1775 г.

Афанасий Филимонович Шафонский

(1740 — 1811 гг.) первым диагностиро­вал чуму в Москве и самоотверженно прошел весь путь борьбы с ней до пос­леднего дня. По поручению «Комис­сии для предохранения и врачевания от моровой заразительной язвы» он подготовил к изданию фундаменталь­ный труд «Описание моровой язвы, бывшей в столичном городе Москве с 1770 по 1772 год...» (рис. 207). В предис­ловии А. Ф. Шафонский отмечает: «Сия болезнь в России весьма редко быва­ла, так что от прежнего века, сколько известно, только одно краткое... до­несение сыскалось... При расположе­нии средств к пресечению сея болез­ни оставалося установителям оных все предпринимать, нимало не медля, по собственному изысканию и чрез опы­ты до совершенства доходить»¹.

Возможно, эта страшная эпидемия была бы менее трагична, если бы к мнению А. Ф. Шафонского вниматель­но прислушались с самого начала: «Голос Шафонского — это был пер­вый голос, предостерегавший Моск-

ву от грозившей опасности, и если бы лень и упрямство, а также невежество других докторов не заглушили этого голоса, Москва без сомнения была бы спасена», — писал А.Лефорт в «Истории царствования Екатерины II»².

Данила Самойлович Самойлович (Сущинский, 1742—1805 гг., рис. 208) — выдающийся российский ученый, самоотверженно участвовал в борьбе с де­вятью эпидемиями чумы в России. В июле 1771 г., будучи молодым лекарем, по болезни уволенным со службы в Молдавии, он по собственному желанию воз­главил больницу в Угрешском (а затем в Симоновом) монастыре. Он разрабо­тал состав для окуривания; испытывал на себе дезинфицирующее действие средств, предложенных Комиссией, и обжигал при этом руки так, что «знаки как бы рытвин и разрывов оставались на них по смерть его». В опытах на себе он доказывал эффективность предлагаемых мер защиты от чумы, многократно надевая на себя снятую с больных и окуренную дымом одежду.

Получив медицинское образование в Петербурге, Д. С. Самойлович продол­жил его в Страсбурге и Лейдене, где в 1780 г. защитил докторскую диссерта­цию. После этого в течение трех лет он знакомился с организацией медицинс­кого дела в Англии, Франции, Германии и Австрии.

¹ Шафонский А. Ф. Описание моровой язвы, бывшей в столичном городе Москве с 1770 по 1772 год... - М., 1775. -С. 11.

² Лефорт А. История царствования Екатерины II. Ч. III. Кн. VII. — М., 1837. — С. 53 (примеча­ ние).

418

Именно Д. С. Самойловичу принад­лежит заслуга в разработке первых тео­ретических представлений о распрос­транении и предотвращении чумы. Он впервые выдвинул положение о спе­цифичности чумы, о живой природе «яду язвенного», был сторонником контагиозной (инфекционной) приро­ды этого заболевания. Используя один из первых микроскопов системы Дел-лебара, он предпринимал попытки об­наружить в выделениях больного и тка­нях умерших микроорганизм — возбу­дитель чумы (которой был открыт по­чти столетие спустя французским уче­ным А.Йерсеном (A.Yersin), 1894 г.). Эти исследования описаны в труде Д. С. Самойловича «Краткое описание микроскопических исследований о су­ществе яду язвенного...» (СПб., 1792 г.).

Впервые в мире Д. С. Самойлович предложил предохранительную при­вивку против чумы, используя для этого содержимое созревшего бубона больно­го чумой. К этому выводу он пришел на основании собственного опыта: вскрывая бубоны у больных, он триж­ды заражался чумой, и трижды его болезнь протекала в легкой форме. По этому поводу он писал: «...Сбудется чаяние мое... и увидим мы все, что моровая смертоносная язва, заразоно-сящая чума столь же в народе уже не будет опасною, как и оспа самая, паче же оспа прививная»¹.

Предложенная Д. С. Самойловичем идея прививки против чумы по свое­му значению сопоставима с эпохаль­ным открытием Э.Дженнера, открыв­шего эру вакцинации.

Будучи главным доктором Юга Рос­сии и участвуя в борьбе с эпидемиями чумы в Крыму, Херсонской и Екате-ринославской губерниях, Д. С. Самой­лович впервые в России изучил уело-

M EMOIRE

SUR LA PESTE,

QUI, Ш 1»7« » "*•!« i'Cm/mt <k Rmgi, , fir-юч Mafia*, la Capi'jk

Pet U. D. SiMHilUWITI.

l> atac Vilb, ЛЬ.*.ЬГ.»**»..».1. JnVkxe , Ai» » iklln-Loun * D.|—. 1, IA.^.« *■>>»! it

.la МФг М Г»*.1.^.«(,-.|. « i, < A.»!....^ B.r J-

Drdir i S» SovriRAtxr

CATHERINE II.

A PAK1S.

CWi LECLCRC,

1I1

'*^1" "'7 Ы-Ы..С—*«»

От М. »и»о»»11г. I 4, г*с>««« |-г<п.1. CknM.»c....i.te.. ) *

M. DCC. LXXX1IL

Р ис. 208. Данила Самойлович Самойлович (1742-1805 гг.) и титульный лист его труда «Memoire sur la Peste, que, en 1771, ravagea

I'Empire de Russie, sur tout Moscou, la Capitale». 1783 r.

¹ Самойлович Д. С. Избранные произведения: В 2 вып. Вып. 1. — М.: Изд-во АМН СССР, 1949. — С. 263.

419

вия распространения чумы и ее патологическую анатомию и в 1783 г. дал под­робное описание клинической картины чумы в своем труде «Memoire sur la Peste que en 1771, ravagea 1' Empire de Russie, surtout Moscou, la Capitale» («На­учные записки о чуме, которая в 1771 г. опустошила Российскую империю, и особенно столичный город Москву»), изданном в Париже на французском

языке в 1783 г. (см. рис. 208).

Желая увидеть в живописи правдивое отражение этой эпидемии, д.и^а- мойлович подготовил для художников «Начертание для изображения в живопи­ си пресеченной в Москве 1771 года моровой язвы» (СПб., 1795 г.; см. рис. 206). Д С Самойлович не пользовался особым покровительством императрицы Екатерины II, никогда не занимал почетных должностей и не был членом Российской Академии наук. В то же время он был членом 12 зарубежных акаде­ мий- в Дижоне, Ниме, Марселе, Лионе, Тулузе, Майяне, Манхайме, Тури­ не, Париже (двух академий), Падуе, Нанси, что свидетельствует о высоком международном признании его заслуг. _амтгап„

Изучение чумы, как и других инфекционных заболевании, было эмпири­ческим вплоть до второй половины XIX в., когда сформировалась новая наука -бактериология. Ее основоположниками были Луи Пастер (см. с. 363) и Роберт Кох (см с 368). Бактериология открыла возможности для научно обоснованных противочумных мероприятий, завершившихся ликвидацией крупных эпиде­мий чумы на Земном шаре в XX в. Важнейшие этапы этого тернистого пути: противочумные мероприятия, идея о специфичности чумы и о прививке про­тив чумы «живого яду язвенного» (Д. С. Самойлович, Россия конец XVIII в.), открытие возбудителя чумы (Г.И.Минх, Россия, 1878 г.; А.Йерсен, Дания, и С Китазато, Япония, 1884-1894 гг.), доказательство участия крыс (А.Иер-сен Дания, 1894 г.) и роли блох (М.Огата, Япония, 1898 г.) в распростране­нии инфекции, разработка учения о природной очаговости (Д. К. Заболотный, Россия 1899 г) и создание эффективной вакцины против чумы (В.М.Хав-кин Россия, 1897-1926 гг., и другие). Этот краткий перечень великих откры­тий свидетельствует о значительном вкладе ученых России в научную разра­ботку и практику борьбы с чумой.

Со второй половины XIX в. эпидемиология и учение об инфекционных бо­лезнях развивались в тесной связи с успехами бактериологии (Л. Пастер, И И Мечников, Р.Кох), иммунологии (И.И.Мечников, П.Эрлих), вирусо­логии (Д И.Ивановский) и других медико-биологических дисциплин, а также в связи с начавшимися социально-гигиеническими исследованиями

Открытие возбудителей ряда инфекционных заболеваний (табл. 22) сделало возможным научно обоснованное их изучение и ликвидацию в масштабах го­сударств, регионов, континентов, а порой и всего Земного шара (например, ликвидация оспы). Признанием заслуг ученых в этой области медицины явля­ется присуждение Нобелевских премий Р.Россу (R.Ross, 1902 г.) за работы по малярии и А.Лаверану (Ch.L.A.Laveran, 1907 г.) за работы по изучению роли простейших как возбудителей заболеваний (в том числе за открытие возбуди­теля малярии), Р.Коху (R.Koch, 1905 г.) за исследования и открытия в обла­сти туберкулеза (в том числе и за открытие возбудителя туберкулеза), И. И. Меч­никову и П. Эрлиху (1908 г.) за разработку теории иммунитета.

Открытия в этой области медицины продолжаются и в период Новейшей истории: лауреатами Нобелевской премии стали Г.Домагк (G.Domagk, 1939 г.),

420

Таблица	22. Возбудители наиболее распространенных инфекционных заболеваний
	(открытые в период Новой	истории)
Годы	Авторы открытия	Микроорганизмы
1839	И. Шенлейн	Возбудитель фавуса
1843	Д.Груби	Возбудитель трихофитии
1849-1854	А. Поллендер, К. Давен, Ф.А. Брауэлл	Бациллы сибирской язвы
1859	Д. Ф.Лямбль	Лямблии
1868-1873	О. Обермейер	Боррелии возвратного тифа
1873-1874	Г. Ганзен	Микробактерии лепры
1874-1885	Т. Бильрот, Л.Пастер, А.Огстон,	Патогенные стрептококки
	Ф.Фелейзен, Ф.Розенбах
1875	Ф.А.Леш, Ф.Шаудин	Возбудитель амебиаза
1877-1916	Л.Пастер, К.Жубер, Р.Кох, Г.Неттал,	Клостридии анаэробной инфекции
	Ф.Нови, М.В.Вейнберг, К.Сеген
1878-1884	Р.Кох, Л.Пастер, А.Огстон	Патогенные стафилококки
1879	А. Нейссер	Гонококки
1880	К.Эберт, Г.Гаффки	Сальмонеллы брюшного тифа
1882	Р.Кох	Микобактерии туберкулеза
1882	С.Фриш, Н.Волкович	Возбудитель риносклеромы
1882	Ф.Леффлер, К. Шютц	Возбудитель сапа
1883	Р.Кох	Холерный вибрион
1883-1884	Э.Клебс, Ф.Леффлер	Коринебактерии дифтерии
1884-1889	А. Николайер, С.Китазато	Клостридии столбняка
1885	Т. Эшерих,	Кишечная палочка,
1885	К. Френкель	Возбудители крупозной
		пневмонии
1885-1898	Л. Сальмон, А. Гертнер, К. Кенше,	Возбудители сальмонеллезов,
	Ж. Нобель	пищевых токсикоинфекций
1885-1899	П.Феррари, О.В.Петерсен, А.Люкрей,	Палочка мягкого шанкра
	П.Унна
1886-1914	Д.Брюс, Б.Банг, Д.Траум	Бруцеллы
1887	А. Вейксельбаум	Менингококк
1887	К. Гарц	Возбудитель актиномикоза
1888	К. Фридлендер	Клебсиелла пневмонии,
1888	В. Картер	Возбудитель содоку (болезни
		укуса крыс)
1891-1892	М.И.Афанасьев, Р.Пфейффер	Гемофильная бактерия
1891-1898	А. Шантемес, Ф.Видаль, К.Шига	Бактерии дизентерии
1900-1917	С. Флекснер, К.Зонне, К. Шмитц,	Бактерии дизентерии
	М. И. Штуцер
1892	Д. И. Ивановский	Вирус мозаичной болезни табака
1892-1906	Г. Гуарниери, Э. Пашен	Вирус натуральной оспы
1893	Р.Абель	Клебсиелла озены
1894	А. Йерсен	Возбудитель чумы
1896	Ш.Ашар, Р.Бансод, Г. Шоттмюллер	Сальмонеллы парафитов А и В
1896	А. Брион, Э. Ван Эрменгем	Клостридии ботулизма
1897	Ф.Леффлер, П.Фрош	Вирус ящура
1898-1903	В. Бабеш, А. Негри	Внутриклеточные включения
		при бешенстве (тельца Бабеша-
		Негри)
1898-1903	П.Ф.Боровский, У.Лейшма	Лейшмании

421

Окончание табл. 22

Годы	Авторы открытия	Микроорганизмы
1902	У.Рид	Вирус желтой лихорадки
1902	Дж.Даттон, Ж. Стивене	Возбудитель сонной болезни
1904-1913	Р. Росс, Е. П. Джунковский	Боррелии клещевого
		возвратного тифа
1905	Ф.Шаудин, Э.Гофман	Трепонема сифилиса
1906	Ф. Готшлих	Холерный вибрион Эль-Тор
1906	Ж.Борде, О.Жангу	Палочка коклюша
1907	С.Провачек, Л.Хальберштедтер	Возбудитель трахомы
1908	Ж. Николь, Л. Мансо	Токсоплазмы
1908	В. Эллерман и О. Банг	Вирус лейкоза кур
1908-1909	К. Ландштейнер и Э.Поппер	Вирус полиомиелита
1910-1916	Г. Риккетс, С. Провачек	Риккетсии сыпного тифа
1911	П. Раус	Вирус саркомы кур
1911-1917	Х.Арагао, Э. Пашен	Вирус ветряной оспы
1912	А. Уайтмор, К. Кришнасвами	Возбудитель мелиоидоза
1914-1915	Р. Инадо и др.	Возбудитель лептоспироза

обосновавший применение сульфаниламидов для лечения бактериальных ин­фекций; А.Флеминг, Э.Б.Чейн, Х.У.Флори (A.Fleming, E. В. Chain, H.W. Florey, 1945 г.), получившие пенициллин и изучившие его терапевтичес­кий эффект при лечении различных заболеваний; С. Я. Ваксман (S. J.Waksman, 1952 г.), открывший стрептомицин — первый эффективный противотуберку­лезный антибиотик. Большой вклад в дело борьбы с инфекционными болезня­ми внесли ученые нашей страны: Д.К.Заболотный, Н.Ф.Гамалея, Л.В.Гро-машевский, Е.Н.Павловский, Е.И.Марциновский, З.В.Ермольева и многие другие¹.

В истории борьбы с заразными болезнями более, чем в какой-либо другой области медицины, раскрывается героизм врачебной профессии. Он присутствует и в каждодневном риске врача быть зараженным тяжелым (порой неизлечи­мым) заболеванием, и в обдуманном решении врачей поставить эксперимент на себе. Большинство таких экспериментов завершалось трагически, и тем не менее новые врачи-энтузиасты снова и снова подвергали себя опасности, — «Светя другим, сгораю...» (лат. «Aliis inserviendo uror», Николас ван Тюльп).