4. Точки зрения на правление Ивана IV

Исполненная величия фигура Ивана IV уже не одно столетие приковывает к себе внимание историков. Оценки правления и личности Ивана IV Грозного формировались в публицистике ещё при жизни царя и в первые десятилетия после его смерти. В сочинениях князя Андрея Курбского сложилась концепция, в основе которой лежало утверждение о резком и немотивированном повороте Ивана IV Грозного от благодетельных реформ к террору; т. о. возникла публицистическая и историографическая традиция, различавшая в одном персонаже «двух Иванов» – мудрого государственного деятеля-реформатора и кровавого тирана. В фольклоре также возник двойственный образ царя – справедливого правителя, с одной стороны, и жестокого деспота, с другой.

Русские писатели первой четверти XVII в. связывали причины Смуты с отрицательными последствиями правления Ивана IV Грозного (Авраамий Палицын, И. Тимофеев и др.). Тимофеев писал о благотворном влиянии на царя его 1-й жены Анастасии Романовны.

Концепция «двух Иванов» стала официальной в первой половине XVII в., когда на престол взошел первый царь из дина­стии Романовых – Михаил Федорович. С одной сторо­ны, новой династии нужно было решительно отмежевать­ся от скомпрометировавших себя опричных зверств, с другой – лишь через родство с царем Иваном новый царь имел право на престол (дед Михаила был родным братом первой жены Ивана Грозного, Анаста­сии, и дядей царя Федора Ивановича). Потому-то в соз­данном тогда «Хронографе» панегирически описывалось начало царствования Ивана IV, а затем сообщалось, что после смерти благочестивой царицы Анастасии «буйный вихрь» внезапно «премени» добрый нрав царя. Жестокость Ивана IV Грозного осуждалась официальными кругами в XVII в., что подтверждено торжественным перенесением мощей митрополита Филиппа из Соловецкого моностыря в Москву (1652) и признание царём Алексеем Михайловичем вины своего «прадеда».

Поворот к положительной оценке деятельности Ивана IV Грозного наметился при Петре I, считавшем Ивана своим предшественником во внутренней и внешней политике. В.Н. Татищев восхвалял Ивана IV Грозного, с неудовольствием признавая, что большинство русских и иностранных источников оценивали его правление негативно. Сторонник абсолютизма М.В. Ломоносов обвинял самих жертв опричного террора, противившихся воле царя. И.Н. Болтин, осуждая «своенравие» вельмож и их борьбу с «единовластием», впервые высказал мнение о «феодальном» характере сопротивления объединительной политике царя.

Н.М. Карамзин, отдавая дань интеллекту и талантам Ивана IV Грозного, изображал первую половину его царствования как ряд политических и военных достижений; описывая зверства Ивана, Карамзин принци­пиально отказывался от их исторического оправ­дания. Эта позиция совпадала с нравственными гуманистическими установками русской культуры, стала основополагающей для общественного мнения и повлияла на многие курсы русской истории XIX – начала XX вв. (В.Д. Иловайский, Н.В. Устрялов). Не случайно скульптура Ивана IV Грозного отсутствовала в ряду других русских правителей в памятнике «Тысячелетие России» в Новгороде (скульптор М.О. Микешин, 1862), при этом были изображены опальные Адашев, Воротынский.

Трагическая окраска образа Ивана IV преобладала в русской литературно-художественной, изобра­зительной и музыкальной классике (М.М. Антоколь­ский, Л.А. Мей, А.Н. Островский, И.Е. Репин, Н.А. Римский-Корсаков, А.К. Толстой и др.).

Историки государствен­ного направления (К.Д. Кавелин, А.Ф. Самарин, С.М. Соловьёв) видели причины потрясений эпохи Ивана IV Грозного в борьбе «государственного и родового начал», опричнину считали апогеем этой борьбы (С.М. Соловьёв), однако не уходили и от моральной оценки. Славянофильская традиция в основном восходила к трудам Н.М. Карамзина и резко осуждала террор, поскольку отрицала саму возможность конфликта в русском обществе (К.С. Аксаков). К.Н. Бестужев-Рюмин не отрицал возможной реальности некоторых заговоров. Н.И. Костомаров и В.О. Ключевский создали яркие психологические портреты царя. Н.И. Костомаров полагал, что террор, особенно против Новгорода, был направлен на окончательное уничтожение остатков «вечевой свободы»; В.О. Ключевский видел его причины в борьбе с боярами, но более с лицами, нежели группировками. С.Ф. Платонов считал, что Иван IV Грозный совершил своеобразный государственный переворот (опричнину) и сокрушил при поддержке дворянства удельное княжеское землевладение и политическое влияние аристократии, при этом социальным последствием опричнины стала Смута. В основу этой концепции Платонов положил созданную им теорию борьбы боярства (вотчинников) и дворянства (помещиков). Н.П. Павлов-Сильванский считал, что Иван IV Грозный разгро­мил «феодализм» в России, т. е. его осно­ву, договорные вассальные отношения, на смену которым пришла «сословная монархия». Эти теории завершили классическую историософскую традицию XIX в. (изучение отношений государства и личности, критика насилия).

Первые историки-марксисты (Н.А. Рожков, М.Н. Покровский) развили схему Павлова-Сильванского в теорию «первой дворянской революции», поддержанной «торговым капиталом»; роль же Ивана IV в событиях считали незначительной и разду­той. Историография второй половины 1930-х гг., являясь частью изменявшейся государственно-политической идеологии, восприняла, с одной стороны, идеи Платонова, с другой – воззрения Виппера. В яркой популярной работе последнего выражались настроения той части эмигрантской и советской интеллигенции, которая видела в новом советском государстве преемника великой импе­рии, что было поддержано официальной пропа­гандой с конца 1930-х гг. Принципиаль­ное отрицание возможности каких-либо «об­щих» для разных эпох нравственных норм привело к апологетизации самой репрессивной деятельности Ивана IV и сопровождалось безмерной идеализацией его личности (С.В. Бахрушин, И.И. Полосин, И.И. Смирнов).

Значительную роль в формировании общественного сознания в целом и научного в частности сыграли личные симпатии к Ивану IV И.В. Сталина, определившие идеологическую окраску образа царя в литературе и искусстве (С.М. Эйзенштейн и др.). Труды противников идеализации (С.Б. Веселовский и др.) не пуб­ликовались. В то же время велись плодотворные исторические и источниковедческие исследования землевладения, государственного и социального устройства, культуры эпохи Ивану IV (Б.Д. Греков, И.У. Будовниц, П.А. Садиков, М.Н. Тихомиров и др.), подгото­вившие базу для возвращения на новом источниковедческом уровне к критической оценке личности и исторической роли Ивана IV в середине 1950-х гг. (С.М. Дубровский и др.). Значительное влияние на развитие историо­графии правления Ивана IV оказали работы С.Б. Веселовского (опубликованные в 1960-х гг.), А.А. Зимина, И.И. Смирнова, Н.Е. Носова и др. А.А. Зимин основной причиной террора считал борьбу царя с «удельнокняжеским сепаратизмом», осуществлявшимся варварскими методами. Его взгляды разделял В.Б. Кобрин, оценивавший как миф борьбу «боярства и дворянства», т. к. эти социальные группы невозможно разделить по форме собственности. Р.Г. Скрынников полагал, что Иван IV боролся не с сепаратизмом, а с аристократической олигархией за власть в целом. Террор во всех работах осуждался. Д.Н. Альшиц видел в репрессиях неизбежный элемент в строительстве само­державного государства, противниками которого, по его мнению, были все социальные слои – боярство, дворян­ство, духовенство, посад и т. д.

Литературное творчество Ивана IV изучалось с середины XIX в. (И.Н. Жданов и др.). Сохранилась переписка Ивана Грозного с А. Курбским, английской королевой Елизаветой I, шведским королём Юханом III и др. Первое, что обращает на себя внимание при чтении произведений царя Ивана – это его широкая (разумеется, на средневековом уровне) эрудиция. Для доказательства своих положений он совершенно свободно оперирует примерами из истории древней Иудеи, Византии. Он прекрасно знал не только Ветхий и Новый Завет, но и жития святых, труды «отцов церкви» (византийских богословов). Выявление и исследование произведений царя позволило поставить его на одно из первых мест среди деятелей русской культуры XVI в. (А.А. Зимин, Д.С. Лихачёв, Я.С. Лурье, А.С. Орлов, В.Ф. Ржига, Ю.Д. Рыков и др.).