58

http://vk.com/andrey_fursov

А.И. Фурсов1) Операция «Ориентализм»

«Дух Истины болезнетворен… Ибо Истина не лестна.

И он повергает в болезнь не просто того или иного человека,

но весь мир. И уж такова наша мудрость, чтобы все озлить,

онедужить, осложнить, а не оберечь, опосредовать, как если бы

посреди чистого поля свободной, ясной и готовенькой стояла Истина».

Мартин Лютер

I. Имеет ли востоковедение право на существование?

В этом году в Москве состоится очередной международный конгресс востоковедов, и это очень хороший повод задаться вопросом: имеет ли востоковедение право на существование в качестве особой дисциплины? Поскольку я историк, то буду говорить прежде всего об историческом востоковедении, востоковедно-исторической сфере. Имеет ли изучение социально-исторического развития Востока (Азии и Северной Африки) право на существование в качестве особой дисциплины? Если да, то к чему относятся востоковедно-исторические штудии – к востоковедению или к истории? (Я не разбираю здесь вопрос, имеет ли право история на существование в качестве особой дисциплины – это отдельная тема, и я затрону её лишь в той степени, в какой речь пойдёт о востоковедно-исторической науке).

На первый взгляд вопрос может показаться наивным, странным или даже абсурдным. Что значит: имеет ли право? Существуют целые институты, в них работают научные сотрудники, проводятся конференции, конгрессы, издаются журналы, пишутся статьи и монографии. В России Институт Востоковедения вообще старейший. Дело, однако, в том, что сам факт существования научных институтов по тем или иным отраслям науки не означает автоматически научно-содержательного права существования той или иной дисциплины. В советское время был институт марксизма-ленинизма. Кто рискнёт утверждать, что марксизм-ленинизм – особая дисциплина? Разумеется, востоковедение – не марксизм-ленинизм, но мы говорим о том, является ли наличие научных учреждений доказательством существования особой дисциплины. Нет, не является. Наука вообще и институциональная организация науки в частности суть социальные явления и развиваются в соответствии с социальными законами – как общими, так и той конкретной исторической системы, элементом которой являются и интересам господствующих групп которой призваны (для того и созданы) служить.

Институциональная организация науки – не только (а порой и не столько) отражает дисциплинарную систему в её содержательности, но нередко лишь очерчивает некие границы, в рамках которых ведутся исследования представителями различных дисциплин (например, Институт мировой экономики и международных отношений). Азию, Африку, Латинскую Америку, Восточную Европу (славянские и балканские страны) изучают историки, филологи, экономисты. Так, среди востоковедов, латиноамериканистов, балканистов есть представители всех этих специальностей, а также исследователи, идентифицирующие себя в качестве социологов и политологов. Вопрос, однако, заключается в следующем: что в комбинациях «востоковед-историк», «латиноамериканист-экономист», «балканист-политолог» и т.д. есть субстанция, определяющее, а что функция, определяемое? Если определитель, субстанция – та или иная дисциплина из «конвенционального набора» (экономика, социология, политология), а местоположение (как сказали бы евразийцы) фигурирует как простое географическое указание locus standi, то перед нами так называемые «area studies» (региональные исследования, регионоведение), в рамках которых действительно работают экономисты, социологи, политологи, специализирующиеся по Латинской Америке, Балканским странам и т.д. и исследующие эти регионы как конкретную пространственную сферу приложения их дисциплин; в таком случае сами по себе «Латинская Америка», «Балканы», «Восток» не конституируют качественно особого базового объекта исследования и должны – по идее - находиться в одном и том же классе дисциплин. Однако в реальности это долженствование почему-то не соблюдается.

По классификации дисциплин, принятой ЮНЕСКО, балканистика и латиноамериканистика действительно проходят по разряду «area studies», т.е. регионалистики – дисциплины, определяемой функционально по отношению к некоему пространству («area»), а вот востоковедение (и африканистика) проходят в одном классе дисциплин с социологией, политологией и т.д., т.е. находится в компании субстанциальных дисциплин, определяемых из самих себя, в соответствии с им и только им характерным базовым объектом исследования.

Почему? Чем востоковедение (ориентализм) отличается от изучения Латинской Америки? Почему «Латинская Америка» – не дисциплинообразующий «объект», а «Восток» – образующий? Значит, Восток здесь – не географическое понятие? А какое? Выходит, изучение Латинской Америки можно дробить на изучение экономики, социальной сферы и политики, а Восток – нет? А если да, то как соотносится востоковедение с дисциплинами «тройственного союза» социальной науки – экономики, социологии, политологии (далее сочетания «социальная наука», «конвенциональная социальная наука», «дисциплины «тройственного союза» – ТС, дисциплины комплекса «экономика, социология, политология» – ЭСП – употребляются как синонимы). Разве нельзя разделить востоковедение на экономику (экономическую историю) Востока, социологию (социальную историю) Востока, политологию (политическую историю) Востока, т.е. на три дисциплины, представляющие ядро современной науки об обществе, некий дисциплинарный «тройственный союз»? Если можно, то никакого востоковедения нет, последнее – «только вымысел, мечтанье,/Сонной мысли колыханье»²⁾. Если базовый объект изучения востоковедения можно «нарéзать» и разделить между дисциплинами ТС, то, повторю, никакого востоковедения быть не может. Если же «Восток» востоковедения понятие не географическое, а содержательное, сущностное и дисциплинообразующее, то методы и понятийные аппараты дисциплин ЭСП комплекса здесь по определению не работают и неуместны: объект востоковедения (ели оно существует) по определению не может поддаваться членению по типу конвенциональной социальной науки.

И здесь мы возвращаемся к тому, с чего я начал статью: есть ли у востоковедения право на существование – свой особый объект изучения, который конституирует особую дисциплину с характерными только для неё методологией, понятийным аппаратом, комплексом теорий и которого нет ни у одной из дисциплин «тройственного союза»? Уж у последних с таким объектом, по крайней мере теоретически³⁾ всё в относительном порядке. Они и создавались «под» эти объекты, конструировались как отражения и для их исследования.