Драматизм бытия или Обретение смысла. Философско-педагогические очерки-1

лимого торжества над смертью, небытием, вплоть до воскрешения из него. Ее сотворение - бесспорное чудо, если исходить из веры в реальное отли-

чие живой природы от неживой, хотя само это отличие весьма проблематично. И пока практически и рационально недоказуемо.

Кто знает, какие неведомые формы жизни откроет человеческому духу

в будущем неживая природа. Не случайно любое вероучение в скрытой форме признает всеобщую одушевленность природы, вместе с тем прекло-

няясь перед живым как реализацией данной ей универсальной потенции. И столь же мудро любое вероучение обожествляет те природные силы, которые животворны по сути своей, вне действия которых немыслимо сотворе-

ние (или с позиций одностороннего рационализма – возникновение) жизни. Всеобщий культ Солнца во все времена и у всех этносов - лишь одно из

подтверждений этой общечеловеческой гипотезы, роднящей древнего человека с нами, поэтизирующими его животворящую силу и поныне, вопреки самой строгой и сухой логике новых представлений о Космосе. Если посвя-

тить всю жизнь и все исследовательские силы только этому феномену из истории вероучений, то и тогда не удалось бы исчерпать и сотой доли тех по-

разительных представлений воображения о божественной силе нашего све-

тила - источника всего живого на Земле. Ведь люди не только обожествляли его, почитая как Бога, но и выстраивали сложнейшие умозрительные концепции - вероучения, согласно которым Солнце было само даровано людям

Богами. Так, в религии ацтеков, возникшей в первой половине истекшего ты-

сячелетия, начало начал всего сущего - два удивительно загадочных существа: Ометекутли, или божество дуальности, и Омесиуатль, или богиня дуальности, пребывающие на тринадцатом небе, где и произвели всех богов и человечество. Боги же отдали себя в жертву, чтобы одарить людей Солн-

цем, движение которого по небу впредь было невозможно без массовых

жертвоприношений. По некоторым источникам, их количество достигало 20.000 человек в год. Сродни этому культуисконное убеждение в загадочно - плодородной силе Земли, ее значении как всеобщей матери и кормилицы человечества, которое не смогли опровергнуть самые современные научные

представления об ее реальной структуре, химической и биохимической при-

роде. А надо ли еще раз говорить, что в сказках, легендах, мифах любого этноса вся природа одушевлена, живет вместе с человеком в нерасторжимом единении. Так, нам в действительно очень мало известно о теологических представлениях египтян, ибо оригинальных, их жрецами созданных,

обобщающих трудов о сути их древнейших в истории человечества вероуче-

ний мы не имеем. Здесь больше талантливых догадок , чем достоверных,

неопровержимых фактов и свидетельств. Но по немногим памятникам, расшифрованным гением археологов, лингвистов и этнографов, а также по кос-

венным свидетельствам греков и римлян мы можем представить, что весь гигантский пантеон египетских богов олицетворяют живые силы природы: (взмывший в небо сокол - Солнце, пригревшаяся кобраплодородную силу

Земли, символика дарящих людям родных поселений веру - их магические по значению названия - символы; воплощением богов считались ибисы,

кошки, бабуины, крокодилы и многие другие животные, мумии которых по-

щадило беспощадное время в пирамидах). Между прочим, фараон или египетский царь как человек при всем безграничном почитании его могущества

291

для египтян по сравнению с обожествленными природными силами был в божественной ипостаси ограничен смертностью в силу присущей ему изна-

чально наследственного предназначения верховного жреца. Аналогичны египетским и вавилонские представления о символике божественных сил, которые всегда опираются на образы живой природы. Ведь не случайно

именно там появилась первоначальная хтоническая символика, глубоко исследованная европейской наукой уже в XIX веке. Немалый вклад в ее рас-

шифровку внесли и русские ученые. Сошлюсь на уникальную работу Н.Н.Евреинова "Азазел и Дионис. О происхождении сцены в связи с зачатками драмы у семитов", опубликованную в Ленинграде в 1924 году. В ней ав-

тор на обширнейшем историческом материале не только выявляет прелюбопытные метаморфозы, происходившие исторически с Азазелом - дьяво-

лом семитских народов, умаленным в Ветхом Завете ради торжества Яхве, но и раскрывает значение образа козла как в вероучениях, так и в первоначальных театрализованных действах, кстати, дошедших и до наших времен

в праздничных обрядах многих народов. В этой связи считаю необходимым оговориться, что символика (в том числе и зооморфная проблематика) в ве-

роучениях - особая и уникально сложная тема; сколь бы она ни была увле-

кательна, в кратком „Введении в сравнительное вероучение" может быть лишь обозначена как предмет дальнейших теоретических поисков. Говоря о козле как символе Азазела, Н.Евреинов остроумно замечает: "Бедный Воль-

тер был бы, конечно, очень удивлен, если б узнал, что "козел отпущения"

стал у Израиля жертвой демона Азазела точно так же, как сам "просвещенный" Вольтер - жертвой своего остроумия, с тою только разницею, что "козел отпущения", в качестве жертвы Азазела, погибал, свергаемый в пропасть, - Вольтер же, в качестве жертвы своего остроумия, остается бессмертным и

отныне".

Любопытно, что креацинизм как первый гипотетически выделяемый мною реальный всеобщий принцип вероучений, абстрагированный от безграничного многообразия их форм, ошеломляющего многоцветия разных действующих созидательных божественных сил, не проводит жесткой и на-

всегда зафиксированной грани между растительным и животным миром, к

чему изначально стремится рациональное мышление в разных формах научных концепций, хотя истина неизбежно и коварно ускользает от него как Протей.. В крайнем случае дается лишь хронологическое отличие становления этих миров, что показательно, например, для Книги Бытия в Библии. В

третий день творения «...сказал Бог : да произрастит земля зелень, траву

сеющую семя, дерево плодовитое, приносящее по роду своему плод, в кото-

ром семя его на земле. И стало так.» В четвертый же день творения Бог, создав птиц, которые полетели по тверди небесной, в воде - рыб, пресмы-

кающихся, а затем на земле, в день пятый - скотов, и гадов, и зверей земных по роду их , дал им душу живую. Между тем в Библии, а тем более в Новом Завете есть немало поразительных по поэтичности мест, где все, вызванное

к бытию в третий день творения, предстает как нечто живое по душе, способное стать основой сопоставлений, сравнений при характеристике с жиз-

нью в узком смысле слова (повторяю - весьма туманной и неопределенной,

что не устранено и в самых новейших теоретических концепциях жизни, живого). Для всех же других вероучений душа живая - атрибут, неотъемлемый

292

признак всего многообразия доступного нам мира, нашей среды обитания, а стало быть, объект безусловного поклонения, почитания. Разброс здесь -

необычайно велик и поражает воображение любого исследователя. Есть народы, для которых все живое - безусловная святыня и объект почитания, есть культуры, в которых многообразие щедрой, плодотворной жизни - лишь

символика, внешнее проявление божества, есть вероучения, которые отстаивают идею вечности и неразрушимости живой души, способной к пере-

селениям, метаморфозам. В религиоведении, этнографии, культурной антропологии, литературоведении и фольклористике почитание жизни во всех его исторических и этнически - своеобразных формах изучено фундамен-

тально и многопланово, что и позволяет мне отослать заинтересованного читателя к классической литературе проблемы.

Моя задача неизмеримо скромнее и локальнее. Она выражается в гипотезе о креацинизме как всеобщем и универсальном признаке любого вероучения без исключения, имеющем глубокий гуманистический экологиче-

ский смысл. Предвижу недоумение и даже раздражение специалистов по экологии, всерьез полагающих, что тревожные мысли о природном равнове-

сии, необходимости любовного, заботливого отношения к природе, зазву-

чавшие с особой силой в период трагического торжества все разрушающей информационной цивилизации, обрекающей себя на самоуничтожение во имя призрачного прогресса, принадлежат как открытие только им. Подобная

логическая аберрация вполне допустима и объяснима, хотя и некорректна.

Она подобна, например, самогипнозу деятелей современного дизайна, убежденных в том, что законы красоты вещного, человеком создаваемого предметного мира открыты лишь ими в последние десятилетия и стремящихся отрицать очевидное щедрое использование ими безграничного богатства

художественно - творческой обработки предметного мира на всех этапах ис-

тории и в условиях разных цивилизаций.

В действительности и в прошлом человек обладал высочайшей экологической культурой , осознавал хрупкость природного равновесия, делал все посильное для его сохранения. Сравните, например, установив-

шееся издревле отношение к лесу, окружающему поле, русского крестьяни-

на, с тем, что выделывают его потомки - "цивилизованные" владельцы "садово - огородных участков", выбрасывающие вблизи "своих" владений бездну вредоносного мусора, наносящего непоправимые раны природной среде обитания, и вы легко поймете, кто действительно варвар. Но это - мизер по

сравнению с тем, как ежедневно, ежечасно человек как "владыка природы"

варварски, дико уничтожает среду своего обитания, не задумываясь о бли-

жайших трагических последствиях для всех без исключения землян. Здесь дело отнюдь не в том, что до промышленной революции и ее чудовищных

гримас, гротескно искажающих нормальный облик нашей планеты, ее структуру, климат, весь установившийся за миллионы лет облик, "неживая" и "живая" природа еще обладала весьма зыбкими ресурсами самовосстановле-

ния, реабилитации, но в утрате всеми нами экологической культуры предков. Последняя надежда - на торжество представлений о божествен-

ном предназначении жизни, греховности любого посягательства на нее, ко-

торое позволяет осознать и принять сравнительное вероучение. Более того, сделать персональный выбор в действиях по отношению к Природе как

293

высшему дару Творца людям. Если вы атеист, и творцом для вас является Материя, суть постановки о персональной ответственности каждого из нас

перед Храмом Природы не уменьшается ни на иоту. Ведь ни Божество, ни Материя не предопределяют изначально и фатально нашу человеческую мерзопакостность. Творение природы, ее одушевление жизнью оказываются

лишь исходными предпосылками для ответа на самый сакраментальный вопрос о возникновении духа, единственным носителем которого и оказался

человек. Очевидно, что нет более парадоксального, чем он, существа во Вселенной, более одинокого в ее просторах (а в том, что он - природная и уникальная аномалия, я лично не сомневаюсь, он в этом смысле - ошибка

природы) и одновременно - более загадочного, пугающе - таинственного. Он - абсолютно природный феномен, из праха возникший и в прах обращаю-

щийся. Хотите изучить всю периодическую систему элементов? Человек - лучший объект рассмотрения в этой связи. Вы ищите разгадку таинственного и необратимого безостановочного обмена веществ в природе, его харак-

тера и динамики, его направленности и результативности? Опять - таки универсальные возможности в этом отношении вам предоставит человек, как

при жизни, так и после неизбежного превращения в прах. Как никакой другой

компонент (или объект, или феноменздесь дело не в терминах) природы он выявляет все ее богатство, сложность и многоплановость в целостном и временном осуществлении бытия.. Он вобрал в себя своеобразие и безгра-

ничное разнообразие как "неживой", так и "живой" природы, проходя в пери-

од утробного развития все изученные исторические этапы становления и утверждения последней как носителя "души живой". Все без исключения проявления "живой" природы, от тайны тайн - ее генетической предопределенности до чисто биологических реакций любого уровня, присущи и ему как

животному. Вдумайтесь в тайну "похожести" детей наших на нас с Вами, на

наш этнос и нашу семейную наследственную линию - и вы согласитесь со мной, хотя и не без некоторой обиды за отнесение человека к животному. Присмотритесь без предвзятости на наши болезни, физиологические функции, как "благородные" - еда, питье, половое общение, так и "низменные" -

необходимые для царя и раба походы "по нужде", и вы не увидите ничего,

кроме голой обезьяны. Кстати, во всех "природных" аспектах мы весьма и далеки от совершенства природы, ее разумности и целесообразности, то - есть красоты. Взгляните хотя бы на любую суперзвезду, пытающуюся убедить нас в обнаженном виде (будь то в баре для "элиты" , да простит мне

читатель употребление этого абсолютно абсурдного термина, на экране ли-

бо на уныло - глянцевой обложке журнала) в том, что именно она - природы

совершенство, и мысленно сравните ее с ланью, пантерой, да с любым живым существом. Если вы искренни сами перед собой, если вас не подавил

мрак эстетических иллюзий и мыслительных стереотипов, назойливо и предельно бестактно навязываемых средствами массовой информации, негативную оценку после такого сравнения нетрудно предсказать. А уж если вы

оглядитесь вокруг себя, скажем, в бане либо на пляже, то торжество "живой" природы без человека станет неоспоримо очевидным. Но коли вы всерьез

полагаете человека вершиной творения в физиологическом смысле и мои

аргументы вас не убеждают, проделайте простой эксперимент: предложите аудитории, либо сборищу людей в компании, либо коллективу на службе

294

раздеться до нага. Многократно убеждался - даже простая мысль о подобном действе и его вполне предсказуемом, прогнозируемом эффекте вызы-

вает нервный и всеобщий хохот! Уверен - уникальный подвиг Фрины как аргумент от физической красоты абсолютно неповторим. Да и то его свидетелями были почтенные старцы, которым, как говорится, многого для активи-

зации восторженного полового воображения не надо! Ведь не случайно мерой физического совершенства человека и мыслители, и художники, и веро-

учители провозглашают тот или иной феномен природы, но никто и никогда не говорил, что бабочка либо львица прекрасна как женщина.

Отчетливо понимаю, что суждениями этими вызываю естественное для

каждого человека, убежденного в своей значимости как высшего и совершеннейшего творения природы, раздражение. Но оно может быть без особо-

го труда снято, если трезво осознать, что он, как природное существо, особый синтез «неживого» и "живого" получил в процессе творения чрезвычайную прибавку - дух, загадку загадок Вселенной, предопределяющую его

действительный космический приоритет, все его свершения, равно как и драматизм его индивидуального и социального бытия, и, если хотите, его

красоту, которая просвечивает только в глазах, выражающих все сокровен-

ное, духовное в человеке и всегда оказывающихся доминирующим признаком создания целостного совершенного образа человека. Вне глаз выразить духовное через пластически - цельный образ человека не удавалось никому

иникогда. Символизировать - да, выразить - никогда. Правда, довольно дол-

го существовала теоретическая иллюзия, которую разделяли величайшие умы (такие, как Гете и Винкельман), что в соответствии с античными вероучениями древнегреческие ваятели создавали скульптуры без оживленных глаз. Увы, это своеобразная временная аберрация, ибо великие произведе-

ния скульпторов древности, которые имеют ныне хрестоматийный характер,

скажем, Венеры Милосской либо Гермеса работы Праксителя традиционно создавались с детально проработанными глазами из драгоценных и полудрагоценных камней, излучавших внутренний, духовный свет. Их, кстати, в первую очередь и выламывали грабители.

Все известные нам вероучения, великие по числу адептов (к которым

принято относить "мировые" религии - зороастризм, иудаизм, джайнизм, конфуцианство, ведантизм, даосизм, христианство, ислам, а я же причисляю к этому разряду и великое атеистическое вероучение - марксизм, уходящий своими корнями в древнейший эпикуреизм и проповедующий радость и сча-

стье для всех людей уже здесь, сейчас, в нашем скоротечном земном бытии)

ималые, древнейшие и возникающие ныне, дают своеобразную трактовку

креацинизма отнюдь не только для истолкования феномена творения (сотворения) неживого и живого, но прежде всего в связи с неодолимой потреб-

ностью самопознания человека. Подчеркну это обстоятельство особо, дабы не впасть в трактовку веры как грани рационального мышления, чуть ли не как раздела науки. Обратите внимание на прелюбопытный факт: любое ве-

роучение исходит из признания возникновения духа как существенного признака человека на определенном этапе в процессе творения. Здесь не суть

важно, как сотворен сам человек, он мог быть вылеплен из глины либо из

праха земного (вспомним вторую главу Книги Бытия : "7 И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал

295

человек душею живою"); стать вершиной эволюции живого в процессе борьбы за существование, которая и привела к возникновению сознания как осо-

бого атрибута материи либо воплощением Абсолютной Идеи, одухотворившей косную материю. Гораздо примечательнее другое - трактовка всеми без исключениями вероучениями (повторяю - как теистическими, так и атеисти-

ческими) Духа как сверхприродного феномена. В одних случаях это утверждение о похищенном благодетелем человечества (пребывавшего в живот-

ном состоянии) огне знания, одухотворившим им сонм людей и наказанном за это богами (вспомним миф о Прометее и его муках в горах Кавказа). В других - убеждение в первородном грехе самого сотворенного человека,

ветхозаветного Адама, преступившего запрет Бога и познавшего добро и зло (вслушаемся еще раз в слова разгневанного Творца в Первой Книге Мои-

сеевой - Бытие: "22 И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно"). Трудно признать пер-

вородным грехом познание жены своей Адамом, которому в первой же главе Библии (исторически более раннем ее тексте) устами Творца сказано: "И

благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и напол-

няйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле". А в иных, более философичных концепциях вероучений, таких, как буд-

дизм, мы имеем дело с убеждением в изначальном и необъяснимом рядо-

положении природного мира и мирового духа, снимающем саму проблему вечной жизни во имя успокоения мятущегося в слепом, животном страхе перед неизбежностью индивидуальной и коллективной смерти человечества.

Не буду пространно излагать многообразные решения проблемы тво-

рения Духа, Духовности, хотя это крайне интересно для раскрытия тайн

внутренней динамики истории человека как богоравного явления во Вселенной. Не случайно возникла универсальная и всеобщая проекция этой богоравности в дилемме - или Бог создал человека, или люди сотворили богов по своему образу и подобию. Дилемма практически неразрешимая, безыс-

ходная, подтверждающая всеобщность креацинизма. Кстати, весьма мудро

переводимая отцами христианской церкви IV века в иную плоскость - богоравности человека. В очерке о святом Григории Богослове Г. В. Флоровский отмечал: "Человек есть тварь, но имеет повеление стать богом, передает Григорий дерзновенные слова св. Василия. И путь "обожения" есть путь

очищения и восхождения ума, катарсис. Это прежде всего путь отрешения

от чувственного мира, от материи. Чувства помрачают ум. Вместе с тем,

путь внутреннего собирания, самососредоточения, путь борьбы со страстями и достижения бесстрастия ("апатии")".

Важнее в интересующей меня связи , избегая попыток и уж тем более теоретических претензий разрешить неразрешимое, подчеркнуть, что креацинизм как действительно общий для всех вероучений искомый существен-

ный признак безотносительно к их историческому статуту, по внутренней логике оказывается лишь началом самодвижения духа в этой сфере тройст-

венной истины. Он ведет нас дальше по пути веры, от постижения челове-

ком всего бесконечного по проявлениям бытия к постижению смысла чело-

веческого бытия. Он никогда не имеет самоценности, но всегда оказыва-

296

ется закономерной переходной ступенью к этому постижению . Так, с

точки зрения сравнительного вероучения, преобразуется исходная позиция

любой веры о творении, которую нельзя отождествлять с рациональным знанием и эмоциональной оценкой.

Смысл бытия

Есть все необходимые основания предполагать, что вероучения во

всем их поразительном многообразии не возникли бы вообще, если бы дух человеческий как самое загадочное завоевание истории был бы направлен

только на разработку системы знаний, на один сектор универсальной истины. Но этот дух неизмеримо масштабнее и содержательнее по сути своей, чем строгое знание, базирующееся на объективно - достоверных формулах,

законах, категориях . Он изначально, в отличие от живой души, реакций растительного и животного мира (реагирования) стал сферой оценки (вспомним

мудрое восклицание Ницше, обращенное к роду людскому : "О вы, оценивающие!". Собака может улыбаться, наблюдая игровые действия хозяина, но собаке не дано смеяться над ним , оценивая несоответствие формы со-

держанию. Отсюда - безграничный образный мир как творение человека, как его оценка мира и как самооценка. Но и мир эмоционального выражения истины, созидающий ойкумену (не в меньшей мере, чем универсальная систе-

ма знаний) материализуемый действием человека, не ориентирован пре-

имущественно на поиск смысла бытия. Очевидно, и в научном знании, и в искусстве (как в наиболее структурированных компонентах постижения и выражения тройственной истины, что и дает мне право отсылать читателя к ним, без дальнейшей необходимой дифференциации) все так или иначе

связано с попыткой докопаться до этого смысла. В конечном счете алетео-

логия признает единство тройственной истины и по задаче, и по формам, и по результатам. Но единство никогда не означает механического тождества и полной слитности вопреки своеобразию. Подчеркну, переход от креацинизма к поиску смысла бытия - доминирующая потребность человеческих

переживаний именно в области веры, если хотите, именно вера, выдвигая

идею творения, подспудно, в глубинных человеческих помыслах, в действительности ставит перед нами иную, отнюдь не познавательную проблему - смысла творения. Творение без смысла - подобное предположение в сфере веры алогично, абсурдно, немыслимо. Бессмысленность творения - конец самой идеи творения, без которой дух человеческий не вышел бы за рамки животной души.

Смысл же творения, точнее,- тварной природы человека для любого из вероучений предмет исканий веры, но не познания. Познание же трактуется

как самое страшное из искушений. Познав смысл бытия, человек станет над бытием, над миром : ему откроется лукавая перспектива всевластности либо вседозволенности (в том числе и дозволенности свободного ухода из бытия,

в котором он не увидел в силу тварной ограниченности всеобщего смысла). Искушение - изначальное движение основоположника вероучения к истинной вере. Вспомним, что по странной общности все великие творцы мировых

религий голодали в пустыне по сорок дней, подобно Будде и Христу либо

уходили в небытие на определенный срок от мирской суеты, подобно Зороа-

297

стру, жрецу из Древней Персии (сейчас время его жизни датируется уже не как 600 лет до нашей эры, но примерно сроком 1.200 лет до нашей эры), ко-

торый более десяти лет ждал, изгнанный из дома, момента, пока его учение, возникшее из серии видений и изложенное в 17 гатах (гимнах), нашло первого обращенного, двоюродного брата, а затем уже - могущественного царя

ариев Виштаспу. Даже такие реальные бойцы с социальным злом, как К. Маркс, отшельнически замкнувшийся для работы над великой Книгой Нового

времени - "Капиталом". И именно в эти суровые дни (которые были для него именно таковыми, вопреки всем "изысканиям" журналистов - рипарографов, специализирующихся на грязных домыслах) он творил наиболее активно и

продуктивно. Великие вероучители преодолевали соблазны и искушения, отвергая лукавые предложения темных сил, в том числе и тех, которые как

фантомы сознания неизбежно таятся в его глубинах. Напомню одно из самых поэтичных и имеющих универсальное символическое значение мест Нового Завета, ставшее предметом многочисленных историко-философских

исканий и художественных откровений, а именно, встречу Христа в пустыне с дьяволом-искусителем, как она описана в Евангелии от Матфея в главе 4.:

"З И приступил к Нему искуситель и сказал: если Ты Сын Божий, скажи,

чтобы камни сии сделались хлебами.

4 Он же сказал ему в ответ : написано: "не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих".

5 Потом берет Его диавол в святый город и поставляет Его на крыле

храма, 6 И говорит Ему: если Ты Сын Божий, бросься вниз; ибо написано: "Ан-

гелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею".

7 Иисус сказал ему: написано также: "не искушай Господа Бога твоего".

410 8 Опять берет Его диавол на весьма высокую гору, и показывает Ему все

царства мира и славу их, 9 И говорит Ему: все это дам Тебе, если падши поклонишься мне.

10 Тогда Иисус говорит ему: отойди от Меня, сатана; ибо написано:

"Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи".

Смысл бытия как феномен духовной жизни человека, на первый взгляд, - предмет веры, но не точного знания или эмоциональной оценки. Поскольку мысль моя вполне нетрадиционна и может показаться проявлением просто-

го эпатажа, так модного ныне в литературе, считаю необходимым обосно-

вать ее более подробно, тем более что из нее вытекает и трактовка смысла

бытия в сравнительном вероучении. В науке смысл бытия фактически является лишь метафорой для обозначения предмета ее реального поиска - це-

ли бытия, своеобразной обобщающей литературной "красивостью". Предвижу возражение: но ведь есть же научные дисциплины, непосредственно специализирующиеся на теоретическом поиске смысле бытия. Полагаю, что

это образец устойчивого стереотипного мышления, ибо философия и ее исторически откристаллизовавшиеся модификации типа этики либо социоло-

гии ( а их, как правило, имею в виду в данном контексте) отнюдь не являются

в строгом значении понятия науками, а скорее дают нам все новые и разнообразные вариации глобальных либо локальных вероучений. Абсолютно по

298

аналогии с тем фактом, что есть немало вероучений, органически, естественно базирующихся на подобного рода проявлениях научного знания и

дающих нам уникальные, целостные философские системы в буквальном смысле слова. Вспомним в этой связи буддизм, джайнизм либо конфуцианство, в равной мере трактуемых в научной литературе как некая пограничная

область между знанием и верой, то как философская наука, то как религия. В искусстве же как высшем и наиболее поддающемся наблюдению проявле-

нии эмоциональной природы человека этот смысл предстает как идеал, как прообраз мыслимого совершенства. Между прочим, большинство (если не все без исключения) великие проявления божественного Слова имеют зна-

чение и чисто эстетическое, как удивительные памятники мировой литературы. Их место в истории мировой литературы незыблемо и не подвластно ни-

какой конъюнктуре. Об убогих Геростратах, пытающихся либо опровергнуть, искажая, либо исказить, уничтожая великие памятники Слова духа человеческого, мы судим лишь по мере их забвения родом людским. Где ныне те,

кто пытался «запретить» Библию? Где ныне те "историки", которые провозглашали Будду - "несуществовавшим", легендой злонамеренных жрецов?

Кто в ближайшем будущем вспомнит о тех иудах от идеологии, кто еще вче-

ра клялся Марксом, не читая его, а ныне вывозит на свалку его труды, подло и тайком, будто бы есть что-либо тайное, что не станет явным, и даже запрещая сноски на его работы?

Как это ни парадоксально, единого для тройственной истины (знаний,

эмоций, веры) и ее обобщения алетеологии смысла бытия попросту не существует. Вместе с тем вне его существования нет и нас с вами. Предположите на мгновение жизнь без смысла (безотносительно к конкретной трактовке этого смысла), и Вы уже готовы перейти в небытие, ибо человек пото-

му и человек, что он в силу неведомых, быть может роковых причин не толь-

ко проявление души, но и духа. Остается предположить, что смысл бытия по самой сути понятия - только предмет веры. Это подводит к неизбежному выводу, что логически предопределенный, грубо говоря "исследовательский", либо иной, ценностный подход, здесь абсолютно не работает. К такому вы-

воду я пришел в период создания монографии "Драматизм бытия. В поисках

смысла".

Рассматривая самые разные теоретические концепции смысла бытия, невольно поражаешься факту отсутствия какойлибо конвенции, договоренности между представителями бесчисленных "философских" школ и на-

правлений по проблеме. Одни разделяют гедонистическую концепцию, про-

возглашая, что смысл бытия в наслаждении. Другие же видят его в разумном

самоограничении, вплоть до эвионизма как презрения к богатству, к характеристике сути которого я еще вернусь по ходу изложения моих мыслей. Для

третьих он видится в силе, трактуемой столь же многопланово и в конечном счете произвольно, в зависимости от политических тенденций, выражаемых ими. Для четвертых смысл бытия в творчестве, что звучит весьма своевре-

менно и привлекательно, но вместе с тем и весьма консервативно, ибо вне какого - либо смысла оказывается жизнь едва ли не большинства людей, ко-

торые и не ведают, что такое созидание нового из небытия. Иные, весьма

многочисленные мыслители прибегают к предельно лукавому ходу, декларируя привлекательную идею, согласно которой человечество призывается

299

признать трактовку проблемы как простой и вместе с тем универсальный факт рождения и образования детей, идущих нам на смену (то есть не нам,

теоретически несостоятельным, а им, будущим поколениям, передается непосильная теоретическая задача). Позволю себе не продолжать изложение бесчисленных логических вариаций на одну и ту же тему, дающих своим

разнообразием основание утверждать, что смысл бытия логически не постижим, он не предмет научного поиска. В рациональной сфере поиска исти-

ны равноправное значение имеют (в зависимости от исторических обстоятельств, своеобразия этноса и созданной им цивилизации, групповых пристрастий) абсолютно несхожие теоретические аргументы, обрастающие, ес-

тественно, колоссальной литературой вопроса, значимой лишь для ее преисполненных самомнения авторов и разработчиков как навязываемые ему

цели движения и социума, и индивидуальной жизни. Именно их цели, а не некий всеобщий смысл.

В работах по эстетике и эстетическому воспитанию я также пытался

обосновать в соответствии с традицией возможность постижения смысла бытия в сфере эмоциональных реакций человека, от самых простых и не

структурированных, подобно эстетическому чувству (ибо в нем дается лишь

одно качество многогранного бытия), до бескрайной области искусства, художественного творчества человека, которым он коренным образом изменил и окружающий природный мир, и всю жизнь социума, и природу самого че-

ловека. Здесь вроде бы опять (как и в рациональных исканиях Духа) выяв-

ляется та доминанта тройственной истины, которой изначала предопределена задача в специфической форме удовлетворить пытливые искания на пути от тайны творения к неведомому его смыслу. На первый взгляд, который превратился в окончательную догму, эмоциональная сфера духовного

мира человека и все ее творческие проявления, от народной песни и бес-

хитростной вышивки вплоть до шедевров искусства мирового , почти космического звучания есть не что иное, как утверждение либо отрицание смысла бытия. В действительности всегда и повсеместно мы так именуем совершенно иную категорию - идеал, блистательно и, как говорится, на века

обоснованную Кантом.

Казалось бы, вечные и увлекательные поиски истинного представления о смысле раз возникшего бытия Духом человеческим в рациональной и эмоциональной сфере органично подкрепляет вера в существование этого смысла. И действительно, историко - культурное сравнение любых вероуче-

ний выявляет эту веру как их универсальный признак, что я и отметил ранее.

И вместе с тем при более вдумчивом подходе осознаешь, что вероучения не

дают нам аналога с рациональной и эмоциональной сферой (ибо вне области их интереса находится и рациональное осмысление цели бытия, и трак-

товка как идеала), но предлагают какое - то иное общее, типизированное решение, уводящее нас от легких и привлекательных для нашего рода ответов на путь новых и мучительных исканий мятежного человеческого духа.

Вдумайтесь хотя бы в то очевидное обстоятельство, что мудрые творцы вероучений (повторяю, безотносительно к их масштабу, вне деления на "миро-

вые" и частные, локальные для жизни того или иного этноса, и уж тем более

на "древние", жреческие и новейшие, записанные после 3.000 до нашей эры) как бы предупреждают нас о невозможности простых ответов. Они не дают

300