Драматизм бытия или Обретение смысла. Философско-педагогические очерки-1

имеющей рекомендательный характер. Итогом должно быть постулирование общей теории вероучений (наряду с гносеологией и аксиологией).

Ее можно было назвать метарелигией, если бы объем понятия "религия" охватывал и бытовые верования, и теоретическую веру в то, что нечто существует (любое научное предположение), и эстетические иллюзии

(идеалы), и те системы верований, которые теоретиками мировых религий считаются "языческими". А поскольку такого совпадения нет, ограничусь до

завершения исследования термином "общая теория вероучений". Он позволяет конкретизировать предмет исследования - общее в любой системе верований как специфических представлений человека об истине, и тем самым

избежать пересказа теорий конкретных вероучений, их философии, разработанных весьма фундаментально трудами многих поколений творцов и за-

щитников любой великой религии - от ее пророков и апостолов до отцов церкви и ее индивидуальных и коллективных блюстителей. Он позволяет мне также признать как аксиому исторически сложившееся расхождение

терминов "вера и "религия" у всех народов, а не только в русской лексике. У немцев это, например, Glaube и Religion, у англичан - belief и faith (теорети-

ческая и религиозная вера). Подобное расхождение, как правило, получает

серьезное теологическое обоснование мыслителями разных вероисповеданий. Так, в исламе понятие "религия" обозначается термином "дин", а в Коране, священной книге всех мусульман, по свидетельству авторов уникаль-

ного по научному значению энциклопедического словаря "Ислам", этот тер-

мин употребляется уже более ста раз и в разных значениях: День суда - К.1:4/3„ "религия", "вера" отдельного человека К.39:2; религия как система ритуальной практики являющейся основой религиозной жизни общины - К.66:161/162 и т. д.. Вера же в исламе обозначается как иман, которой при-

сущи, по убеждению мусульманских теоологов, три существенных элемента:

словесное признание истинности Аллаха, его писаний и посланников, внутреннее признание, осознание сердцем истинности Аллаха, добрые дела, исполнение предписаний ислама.

Религии как устойчивые системы верований, имеющие свои особые и

изначальные догматы, таинства и ширеритуальную практику, а также спе-

циальную церковную организацию, уникальны и неповторимы как цветы продуктивного человеческого духа, безгранично изобретательного и ищущего. Здесь наблюдается полная аналогия с наукой и искусством как формами постижения человеком единой истины. Безграничные по спектру, объему и

предмету постижения знания, добываемые человеком, структурируются в

науку, особый мир со своими понятиями, категориями, методами и техноло-

гиями исследований истины. Но она, как Протей, переливается всеми мыслимыми и немыслимыми красками и сторонами, тщетно маня ученых жрецов

науки в те свои недра, которые открываются только эмоциям и невыразимы самым утонченным аппаратом науки. Здесь место иной форме выражения духовной жизни человека - искусству. Глубокий и оригинальный русский

мыслитель Павел Успенский весьма удачно обобщил эту уникальность искусства как формы выражения истины: "Содержание эмоциональных пере-

живаний, даже самых простых, не говоря уже о сложных, никогда не уклады-

вается целиком в понятия или в идеи и поэтому не может быть правильно и точно выражено в словах. Слова могут только намекнуть, навести на него.

261

Передача эмоциональных переживаний и эмоционального понимания составляет цель искусства . В сочетании слов, в их смысле, в ритме, в музы-

ке, в сочетании смысла, ритма и музыки, в звуках, в красках, в линиях, в формах люди стараются выразить и передать то, чего они не могут выразить

ипередать просто в словах." И, наконец, духовный мир человека (традици-

онно, в духе терминологии Просвещения иносказательно именуемый миром сознания) осваивает необъемлемую истину мироздания и опытом веры во

всех ее ипостасях. Вера - мир выражения, недоступный и науке ( "Нельзя до конца перевести опыт веры на язык понятий", - отмечал еще Григорий Богослов,) и искусству. Ее концентрированное, тысячелетиями отшлифованное

выражение - религии. Культура как коллективная память призвана хранить и ретранслировать это богатство, всю его своеобычность и поливариантность.

Учитывая, что формы эти содержательны, что религия как интересующий меня предмет философского исследования не внешняя оболочка веры, но ее суть.

Исповедывать религию - значит верить. Умственное же согласие либо эмоциональное восхищение изначальными догматами веры, равно как ав-

томатическое подражание ритуальной практике верующих либо присутствие

в церкви (общине) не свидетельствует о вере. В этом смысле религию можно трактовать в расширительном плане как феномен исторического развития человеческого духа в любой из его форм, магической, символической, ми-

фической, утопической, рациональной, операционной.

Невольно напрашивается наиболее легкий путь обобщения всего богатства человеческого религиозного опыта: систематизация и классификация его в соответствии с историческими типами духовной жизни, которым, безусловно, он соответствует и который наиболее адекватно выражает на

определенном этапе истории.

Так, шаманизм , известный многим народам на стадии магического сознания, основанного на вере во всеобщую одушевленность природы и в возможность использования тайных сил (иммитативная и контагиозная магия) обладает всеми признаками религии. Предметом догматической, не

подлежащей сомнению веры здесь является маг (по-тунгусски шаманвоз-

бужденный, исступленный), особый человек, наделенный сверхъестественной возможностью прямого контакта со злыми либо добрыми духами и воздействия на них, а стало быть, и на судьбы людские. Возбуждая себя в процессе камлания до крайней степени психического исступления, почти до

полного транса, он своими ритуальными действиями, всем своим образом,

безусловно, отработанным тысячелетней традицией, вовлекает соплемен-

ников в особое ритуальное, лишь им ведомое таинство. Здесь выявляется конвенциональная связь шамана и зрителей, становящихся соучастниками

таинства, безусловно верующими в его результаты (скажем, в то, что ветка, брошенная в разбушевавшуюся реку, прекратит наводнение, дым ароматной смолы уберет хворь, жезл в руках шамана придаст охотникам племени не-

обходимое им мужество). Основа этой связи - всеобщая вера в духов, злых

идобрых, предопределяющих всю жизнь человека, общение с которыми

подвластно магу, чародею, ведуну, волхву, прорицателю, обобщенно - ша-

ману. Его странное, с точки зрения рационального мышления, поведение - поразительные прыжки, освобождение от пут цепей, ремней, веревок, бор-

262

мотание на неведомом языке, странное и вместе с тем - абсолютно реальное, как все "странное'', то есть еще не объясненное в человеческой приро-

де, чудесное воспринимается соплеменниками как неоспоримое свидетельство истинности их веры, для которой шаман - лишь посредник, представитель их общности и в этом смысле, безусловно, працеркви. Для посторон-

них, непосвященных, действия мага - лишь любопытный, имеющий этнографический интерес спектакль, вставной проходной эпизод в голливудскую

ленту наших дней.

Свои незыблемые и неоспоримые для верующих догматы, таинства и соответствующие им ритуалы, равно как и типы церковной организации, по-

рождает символический тип духовной жизни. Его суть - убеждение в аналогии между реальным видимым миром и миром ирреальным, невидимым,

предопределяющим космический порядок. Как пишет X.Э.Кэрлот в фундаментальном обобщающем труде по символизму "Словарь символов", собственно символизм является динамичной и полисемантической реальностью,

наполненной эмоциональными и умозрительными значениями, другими словами, реальной жизнью. Подобный тип духовной жизни, развившийся в не-

драх магического (вспомним хотя бы символизм наскальных изображений

первобытною человека, не исключавший возможность их включения в магическое действо, например, в имитацию охоты) отнюдь не алогичен, как думают крайние сторонники рационализма. Ведь если бы это было так и глу-

бинная сущность вещей раскрывалась бы только просветленному уму и его

принципам открытия истин, необъяснимыми бы оставались великие технические, космологические, математические, естественно - научные прозрения древнейших цивилизаций: Египетской, ШумероАккадской, Эгейской или Крито - Микенской, Мохенджо - Даро и Хараппы, Иньского царства, Персид-

ской. И разве не многоплановость выявления этой сущности (в том числе и в

символическом выражении через вещный образ не постигнутых тайн мироздания и природы человека) дала людям тех времен способность выживания, свидетельство чему и многотысячелетняя реальная история, и вторая жизнь в пришедших им на смену цивилизациях в науке, искусстве, верова-

ниях человечества и иные периоды его бытия на планете. Символический

тип духовной жизни связан с космоцентризмом, что порождает исторический парадокс двойного символизма (употребляю этот термин как рабочий, чисто операционный): божество как имя, образ, знак, являющееся предметом веры

ипоклонения, выступает символом космических сил, предопределяющих все

судьбы людские, их прошлое, земное существование и потустороннюю

жизнь. Подобная отдаленность от первоисточника веры через двойной сим-

волизм порождает крайне изощренную систему догматов, таинств и организации посвященных, вызывающую у человека еще большее психическое со-

переживание, чем наивно трансовое, гипнотическое камлание шамана, мага, кудесника, чародея. Отсюда и значительно большее влияние веры на все стороны его жизни от практически предметной до умственной и художест-

венно творческой, причем влияние отнюдь не только иллюзорное.

Как шаманизм, так и религиозный символизм рассматривают человека

иприроду как таинственное космическое единство , где воля человека сли-

вается с мировой волей, ею диктуется, предопределяется. Но и в шаманизме, а тем более и в религиозном символизме все масштабнее и многопла-

263

ново проступают исторические следы деяний самого человека, прежде всего предка, прародителя, героя исключительной судьбы, уникальной силы и

фантастических возможностей. Непосредственная их символизация рождает миф и соответственно мифическое сознание, известное всем периодам развития человеческого духа. Миф же как основа системы вероучений торжест-

вует тогда, когда космоцентризм в истории духовной жизни постепенно уступает антропоцентризму, даже воспоминание о прошлом становится леген-

дой - как первоосновой мифа. Не буду еще раз приводить банальные факты из истории археологии о торжестве веры ученых в реальную первооснову мифа. Для людей гигантской исторической эпохи, примерно охватываемой

первым тысячелетием до нашей эры, миф - первооснова веры, часть ее гигантской мозаики, заменяющей двойной символизм предшествующих вре-

мен наивным реализмом сознания, для которого добро и зло, деяние и неизбежное возмездие и даже сама судьба предопределены мудростью и всесилием обожествленных предков. Спасения от этого роковою возмездия не

может быть в силу именно этой предопределенности бытия человеческого. Но беды, страдания и горести, всегда и неизбежно обрушивавшиеся на

большинство представителей рода человеческого (и даже на тех баловней

судьбы, которых рок по мановению ока бросал от счастия к несчастию, научая осторожности пред ее возможными превратностями), не смирили неукротимый дух человеческий, не остановили его поиск спасителя и спасения.

Именно эти дрожжи вызвали поражающий воображение неукротимый рост

повсеместно с загадочной временной синхронностью великих вероучений, основанных на идее спасения, возможности счастья и блага для всех в потусторонней жизни, определении духовного пути к нему.

Эта идея - краеугольный камень ведических учений, иудаизма, буддиз-

ма, конфуцианства, даосизма, христианства, мусульманства. Их творцы в

силу своей божественной миссии либо пророческого призвания от устного слова мифотворческой традиции перешли к зафиксированному слову как синтетическому изложению первооснов веры. В ведических учениях это четыре священных Книги, обрабатываемых брахманами веками: Ригведа - кни-

га гимнов, Самаведа - собрание жертвенных песен, Яджурведа - жертвенные

изречения, Ахтарваведа - песни-заклинания. Для иудаизма священной первоосновой является Тора или первые пять Книг Моисеевых из Ветхого завета - Бытие, Исход, Левит, Числа, Второзаконие, которые предопределяют смысл и толкование других его Книг. Для буддистов, верных учению Гаута-

мы, таковой является Трипитака, породившая могучие ответвления его по-

следователей - хинаяну, или "малую колесницу", и махаяну, или "большую

колесницу".

Христианство, не отвергая Ветхого завета как предистории Мессии, ос-

новывается на Книге Нового завета, объединяющей Святое Писание и Святое Предание. Структурно это четыре Святых благовествов ания или Евангелия (от Матфея, от Марка, от Луки, от Иоанна), Деяния апостолов, семь

соборных апостольских посланий, четырнадцать посланий Апостола Павла, Откровение апостола Иоанна Богослова. В конфуцианстве, канонизирован-

ном как религия после его победы в Китае над буддизмом в IX веке и над

даосизмом - в XI веке, священной почитается труд Кун Фу-цзы (Конфуция) Лунь юй. Для сторонников и поборников ислама таковым является Коран -

264

поэтическое творение Мухаммада, прозорливо оцененное его первой женой Хадиджой как книга великого пророка, а посещавшие его пугающие видения

иоткровения как божественные прозрения гения, запись которых она и обеспечила.

Трудно сравнивать и сопоставлять между собою эти цветы Мирового

духа, обобщившие великие завоевания в области веры предшественников и явившиеся тем откровением, которое породило гигантские движения чело-

веческих масс. Но общим их органическим свойством является сопричастность утопическому типу духовной жизни. Он базируется на безусловной вере в лучшее будущее для каждого человека пусть в иной, потусторонней

жизни, на признании свободы его воли и личной ответственности за содеянное, индивидуальных нормах достижения высшего блага вопреки всем бе-

дам и страданиям. Выросший из мифического мышления, вобравший в себя все философски этическое, антропоцентрическое сознание, он растворил его в индивидуальном сознании, дал ему непреходящие духовные нормы

бытия праведной жизни.

Рациональный тип мышления дал человечеству не только все неоспо-

римые завоевания современной промышленной цивилизации и сомнитель-

ное по провидимым последствиям реальное господство в доступной ему природной сфере, но и торжествующую вакханалию атеизма, переросшего в опасное безверие, правда, в хитроумное, с оглядкой на возможные послед-

ствия и божескую кару. Отсюда распространение деистических учений, культ

обожествления природы, наивно пугающие и искусственно внедряемые культы Высшего существа, Мирового разума и т.д. Но все-таки путь от утопии к науке, а точнее, к рациональному обоснованию всех сфер духовной жизни был проделан удивительным гением этого периода Карлом Марксом и

его творением - книгой нового времени «Капитал». Что бы ни говорили его

критики (а имя им - легион!), он создал великое современное вероучение, оставившее след в душах миллиардов людей, которым уже никогда не быть такими, какими их сформировал многотысячелетний порядок, вероучение, которое дает надежду на Царство божие, на спасение, избавление от нище-

ты, горестей, неравенства уже здесь и сейчас, в определенном судьбой ре-

альном мире. Отрицая теизм и преодолевая деизм, марксизм остается атеистическим вероучением в пределах рационального типа мышления, убедительно, с неотразимой логикой выведенным К. Марксом из действительных научных открытий в политической экономии, признаваемых и используемых

практически его самыми ожесточенными и непримиримыми критиками. Как

великое вероучение марксизм не только породил своих апостолов и святых

мучеников, но и вошел в бытовое сознание сотен миллионов людей, далеких от возможности и потребности давать глоссы на первоначальные классиче-

ские научные рациональные построения, но верующих в их сокровенный смысл и действующих согласно его простым, доходчивым заповедям.

Анализ своеобразия вероучений, зарождающихся в эпоху информаци-

онной цивилизации на базе операционного типа духовной жизни, по неизбежности носит прогностический характер и может быть проведен далее,

вне контекста их сопоставления во имя выявления универсального единства

ивсеобщей значимости. Пока лишь констатирую очевидный факт соотнесенности многоцветия вероучений с исторически своеобразными типами ду-

265

ховной жизни. Но подобная соотнесенность весьма относительна, ибо при доминировании определенного признака в них обязательно присутствуют в

неразрывной взаимосвязи все другие, имеющие смысл доминанты в другую эпоху. Сказать же, что общим основополаганием всех вероучений является наличие в них проявлений магической, символической, мифической, утопи-

ческой, рациональной духовной базы значит признаться в бессилии попытки создания общей теории сравнительного вероучения. Логика подсказывает

путь более широкого обобщения поразительного разнообразия вероучений в пределах их соотнесенности с типами духовной жизни на основе некоторых универсальных для веры признаков. Выявить их можно путем наложения

сравнительно - аналитической сетки на доступную критическому сопоставлению сумму, специфических отличий всех (в идеале) вероучений и «отсеи-

вание» типичных для любого из них. В содержательной и не без умысла игнорируемой на потребу ортодоксального иудаизма книга Зигмунда Фрейда «Человек по имени Моисей и монотеистическая религия» убедительно вы-

является теоретическая результативность сравнительно-аналитической сетки для постижения общих черт великих людей и героев, реальных и создан-

ных народной фантазией, безотносительно к месту и эпохе поражающих во-

ображение людей их деяний. В конкретном случае она именуется "усредненной легендой", или методикой Гальтона. Ее суть характеризуют приводимые слова О. Ранка из книги последнего « Миф о рождения героя»: все

значительные культурные народы «в эпических произведениях и в легендах

заведомо противопоставляли своих богатырей, легендарных царей и князей, основоположников религии, основателей династий, империй и городов, короче, своих национальных героев. Особенно они наделяли историю рождения и детства этих личностей фантастическими чертами, чье поразительное

сходство, более того, отчасти буквальное совпадение, в том числе у весьма

отдаленных и совершенно независимых народов, давно известно и привлекало внимание многочисленных исследователей». На нем сосредоточил свой интерес и З. Фрейд в соответствии с основной сверхзадачей психоанализа - выявления скрытых, загнанных в подсознание половых влечений но-

ворожденного. Действительно, персонажи используемой им усредненной

схемы (герой - дитя знатных, богоравных родителей, появление которого на свет таит роковую, предопределенную гибель для отца и поэтому обречен на уничтожение, умерщвлен либо покинут, а затем чудесным образом спасен и вскормлен простолюдином либо самкой животного, восстановлен в

первородных правах и мстит отцу) подтверждают на уровне легенды и мифа

его исходную теоретическую позицию.

Могучий вседержитель Кронос, страшась предсказания о неизбежной гибели от детей, проглатывает всех новорожденных Реи. Но одного она все -

таки спасла и смогла воспитать вдали от гнева отца. Им и был Зевс, всесильный повелитель новою поколения богов, низвергнувший ненавистного отца... Сын любвеобильного Зевса и Данаи - Персей - был встречен при ро-

ждении зловещим предсказанием о гибели от его руки деда, аргосского царя, заключен последним в ящик вместе с матерью и брошен в бушующее

море, что не поколебало неумолимой судьбы. Аркадский царь Алей получил

такое же пророчество о неизбежной смерти от рук внука. Обреченную на безбрачие и ставшую жрицей дочь его соблазнил Геракл. Мать и новорож-

266

денного забили в ящик и бросили на произвол морской стихии. Но затем последовало чудесное спасение - ящик с Авгой и ее ребенком выбросило на

берег неподалеку от Миссии, царь которой женился на ней и усыновил будущего героя и мстителя. Зигмунд Фрейд был абсолютно прав - подобные сказания и верования имеются у всех народов. Так, герой шумерского эпоса

Гильгамеш богоравный правитель Урака, был рожден в аналогичной ситуации рокового предопределения судьбы деда. Но хотя тот и запер дочь весь-

ма предусмотрительно в неприступную и бдительно охраняемую башню, она все-таки родила сына. Рассвирепевший и перепуганный предсказанием дед приказал сбросить младенца с вершины башни на скалы, но орел подхватил

его на лету, бережно опустил в саду, где его и вырастил садовник. Согласно другому, дошедшему на каменных скрижалях рассказу великого правителя

могучей державы в Двуречье Саргона, он был рожден в городе Ацупирани на берегу Евфрата жрицей, втайне от всех. Из тьмы веков доносится столь же типизированный рассказ могучего владыки: "Она положила меня в корзи-

ну из камыша, обмазала ее каменной смолой и опустила меня в большую реку, не поглотившую меня. Река понесла меня к Акки. Акки, водонос, по

доброте души своей извлек меня из нее. Акки, водонос, как собственного

сына воспитал он меня. Акки, водонос, своим садовником сделал он меня. Во время моей службы садовником Иштар полюбила меня, я стал царем и сорок пять лет царствую".

Таков мотив, кочующий от эпохи к эпохе, от народа к народу до истории

Моисея и чудесного избавления младенца Иисуса от злоумышления царя Ирода. Сравнительноаналитическая сетка, отсеивает все частное и несущественное в интересующем ученого материале. Между тем в отсеянном, быть может, оказывается как раз то, что необходимо для отработки контуров

теории вероучений. В анализируемых примерах опускается то общее для

многих из них, что можно было бы назвать чудом - чудесное известие, спасение, превращение - и что как раз нельзя игнорировать при построении концепции общего вероучения. Иное дело, позволяет ли этот признак (вера

вчудо) либо какой-либо другой, отдельно взятый, дать характеристику сущ-

ности вероучения вообще, без учета гигантской амплитуды проявлений че-

ловеческой веры. Думается, возможен только отрицательный ответ, по крайней мере, для деистических и атеистических вероучений.

Сравнительно-аналитическая сетка, избирающая масштабом отбора какое-либо одно качество, действительно имеющее основополагающее ме-

сто в некоторых вероучениях, концентрирует внимание на его мистическом

смысле, но отнюдь не раскрывает общий смысл любой веры. Подобным ка-

чеством может быть вера в трансцедентное значение числа, цвета, формы, слова в их особое, понятное только посвященным значение. Вычленяя его

из множества других, мы находим порою поражающую воображение общность верований у самых разных народов, что может свидетельствовать либо об их взаимовлиянии в историческом процессе, либо об общности зако-

нов духовной жизни на пути постижения истины.

Так, почти пифагорейский восторг у самых неискушенных в таинствах

теологии и мистики людей всегда вызывает единообразие истолкования не-

которых цифр и их повторяемость во многих вероучениях. Это - 3, 7, 12. Так,

вмифологии греков у Геи и Урана - 12 детей - титанов, Зевс возглавляет

267

сонм из 12 богов-олимпийцев. Он едет по божественному небосклону первым, а за ним, как пишет Платон в "Федре", следует воинство богов и демо-

нов, выстроенное в одиннадцать рядов, только одна Гестия не покидает дома богов, а из остальных богов главные, что входят в число двенадцати, предводительствует каждый порученной ему ратью. Сын Зевса, могучий Ге-

ракл, совершил 12 предопределенных ему как искупление подвигов - победил Немейского льва и Лернейскую гидру, Стимфалийских птиц и Эриманф-

ского кабана, Критского быка и Кербера, очистил Авгиевы конюшни, достал яблоки Гесперид и пояс Ипполиты, подоил коров Гериона.

В пустыне после перехода реки на патриарха еврейского народа Иако-

ва напал ночью некто, но могучий пастух - скотовод придавил его к земле. Некто, оказавшийся Богом, вывернулся и провозгласил Иакова Израилем, т.

е. богоборцем, защитившим своих двух жен - Лию и Рахиль и служанок жен - Баллу и Зелфу, всего родивших ему 12 детей, от которых и пошли 12 колен Израиля. Это - Рувим, Симеон, Левий, Иуда, Иссахар, Завулон, Иосиф, Ве-

ниамин, Дан, Неффалим, Гад, Ассир. И к этим коленам, рассеянным по миру, послал Христос своих 12 апостолов: Симона (Петра), его брата Андрея,

Иакова Зеведеева и его брата Иоанна, Филиппа и Варфоломея, Фому и

Матфея-мытаря, Иакова Алфеева и Леввея, прозванного Фаддеем, Симона Кананита и Иуду Искариота нести божественное слово, его учение. Православная церковь учредила 12 престольных праздников,9 непреходящих: Ро-

ждества Богородицы, Воздвижения Креста Господня, Введение во Храм

Пресвятой Богородицы, Рождество Христово, Богоявление Господне, Сретение Господне, Благовещение Пресвятой Богородицы, Преображение Господне, Успение Пресвятой Богородицы и 3 преходящих: Вход Господен в Иерусалим, Вознесение Господне, Святая Пятидесятница. В одной из самых

поэтичных и загадочных частей Нового завета - в Откровении апостола Ио-

анна - упоминается Древо жизни, приносящее плоды 12 раз в год.

Ислам дает нам немалое число примеров использования как мистического, преисполненного тайного смысла числа двенадцать. Так, у Мухаммада, по преданию, было 12 ближайших сподвижников, единомышленников и

его представителей - хавари. Аналогичные примеры можно привести и из

сферы других вероучений. Но все же они носят локальный, а не универсальный характер для всех вероучений, а посему не раскрывают их всеобщую суть как явления духовной жизни.

Просматривая на мысленном компьютере сравнительно -

аналитической сетки религиозные вероучения в узком смысле слова, про-

пускаешь через нее как несущественные для обнаружения их принципиаль-

ного единства признаки, которые достаточно хорошо изучены как в теологической, так и в культурно-исторической литературе. Безусловно, например,

что для многих религий характерны жертвоприношения как реальные, так и символические. Духовная, ритуальная, психологическая сущность жертвоприношений основательно изучена мировой (в то числе и теологической)

наукой, что и дает мне основание отослать заинтересованного читателя к литературе вопроса. Приведу лишь тонкие замечания о природе жертвопри-

ношений и их историческом преобразовании, высказанные Эрнестом Рена-

ном в его сравнительно мало известном труде "Апостол Павел". Он пишет: "Для первобытного человека бог всемогущее существо, которое надо умило-

268

стивлять или соблазнять. Жертва проистекает от страха или интереса. Чтобы подкупить бога, ему предлагали подарок, способный его тронуть, хоро-

ший кусок мяса, смачного жира, чашу с о м ы или вина. Моровые язвы, болезни считались ударами разгневанного божества; воображали, что подставив какое-нибудь другое лицо на место возбудившего гнев, отвратят этим

ярость верховного существа, соображали, что может быть даже бог удовольствуется животным, если оно хорошо, полезно и невинно. О боге судили

как о своих господах и, как в настоящее время (напомню, что Э. Ренан писал в ХIХ веке, даже не помышляя о тех переменах, которые произойдут в психологии освободившихся от колониальной зависимости народов в наш бур-

ный, революционный век - В.Р.) в некоторых областях Востока и Африки, туземец рассчитывает заслужить милость иностранца, убивая у его ног бара-

на, кровь которого орошает его сапоги, а мясо послужит ему пищей, так точно предполагали, что сверхъестественное существо должно быть чувствительно к приношению, особливо, если, делая это приношение, человек ли-

шался чего-нибудь. До великого преобразования пророчества в VIII веке до Р. X. идея жертвы у израэлитов была немногим выше той же идеи у других

народов. Новая эра начинается с Исайи, который восклицает от имени Иего-

вы: "Ваши жертвы отвратительны для меня, на что мне ваши козы и козлы". Есть немало религий, отрицающих жертвоприношение, даже символи-

ческое, характерное и для иудаизма, и для христианства, и для ислама, ибо

для них сама жизнь является высшей ценностью, предметом поклонения и

обожествления. В силу аналогичных причин деистические и атеистические вероучения также отрицают (по крайней мере - в принципе) жертвоприношения в системе своих таинств. Короче, жертвоприношения нельзя считать необходимым атрибутом сравнительного вероучения.

Подмечено, что многие виды религий, основанные на двойном симво-

лизме, связаны с почитанием всевозможного рода идолов как знаков высших, потусторонних, неведомых сил. Идолом может быть и дерево, наделенное по убеждению верующих таинственной духовной силой, открывающейся «своему» племени, и каменный столб с намеками на некий чудесный

образ (человека или зверя), обладающий таинственной спасительной силой,

и созданный на основе агглютинации кумир преклонения для той или иной человеческой группы. Чтобы показать презрение к «неистинным» религиям, пришедшие им на смены так называемые мировые религии отрицают идолов, «истуканов», «болванов», провозглашая таковыми изображения лож-

ных, с их точки зрения, богов. Более того они оформляются пророками в

процессе борьбы с идолопоклонством народа, с язычеством как принятой

ранее этносом, народом ("языком") религией.

Не буду в этой связи приводить факты из истории религий, которые ос-

новательно и многопланово изучены в этнографии, фольклористике, культурной антропологии, религиоведении и фундаментальных работах теологов разных конфессий. Заинтересованный читатель при том обилии литературы

вопроса, которая ныне общедоступна, легко найдет их в индивидуальном поиске. Напомню лишь о непрерывной, изнурительной и тщетной борьбе

Моисея, выводившего народ Израиля из египетского плена в землю обето-

ванную, с идолами, которые вновь и вновь становились, предметом поклонения толп, нарушавших Завет (договор) с Богом Аналогичной по драматиз-

269

му была и битва с идолопоклонством христиан, трактовавших Книги Нового завета как прямое указание на необходимость борьбы с идолами - антропо-

морфными и прекрасными по совершенству изображениями многочисленных Богов античного пантеона, уничтожавшихся ими с поражающей воображение безжалостностью, и далее с "кумирами" многих великих цивилизаций

(ацтеков, инков, ольмеков, майя, африканских народов), навсегда утерянными для духовного развития человечества, для Мирового разума. Не будем

судить-этот вандализм, ибо он пребудет таковым во веки веков, да и мы, "просвещенные" не избежали его в XX веке

Нередко в борьбе с идолами и их обителями происходит весьма любо-

пытный отсев, позволяющий расширить сферу преемственности вероучения, взять многое из прошлого и вполне рационального для новой религии

опыта. Так, главная святыня ислама - Кааба, воздвигнутая по преданию Измаилом (Исмаилом), изгнанным его отцом Авраамом (Ибрагимом) , вместе с матерью египтянкой Агарью в пустыню после чудесного рождения престаре-

лой женой пророка Саррой сына Исаака, одного из предков народа израильского. На этом месте близ Мекки ранее уже был алтарь, спущенный Богом с

неба и около которого нашли приют после двухсот лет скитаний по Земле

Адам и Ева. Вознесенный на небо, алтарь этот был возобновлен сыном Адама и Евы - Сифом, прародителем рода человеческого по Библии, но смыт затем великим потопом. Кааба, воссозданная Измаилом при помощи

Авраама, была заполнена идолами многих племен, заселявших в ту пору

Аравийской полуостров. Став святыней ислама, уже во времена Мухаммада она была очищена от них, а предметом всех правоверных мусульман стал камень Каабы, абстрактный символ веры в единого бога - Аллаха.

Итак, идолопоклонство опять - таки не универсальный признак, который

способен открыть путь к сравнительному вероучению , к типологическому в

нем. В равной мере этому не способствуют и другие логические схемы, также имеющие на поверку локальный, присущий конкретной, пусть даже мировой религии, характер. Наиболее распространенная из них - убеждение в том, что религия как высшее выражение и проявление веры обязательно

необходимо связана с признанием единого бога, творца всею сущего и таин-

ственной причины всего происходящего в прошлом, настоящем и будущем. Эту теологическую иллюзию монотеизма опровергает факт существования широко распространенных религий, основанных на многобожии, иначе говоря - политеистических. Между ними нет жестко зафиксированного различия:

в монотеистических религиях отчетливо проступают рудименты политеизма,

свидетельствующие о сложном переплетении духовных концепций источни-

ка бытия и его перспектив, в политеистических же в сонме богов есть один , ведущий, прародитель всего сущего типа Кришны либо Хроноса. Но даже

если стать на позицию монотеизма либо политеизма, подойти к сравнительному вероучению не удастся, ибо вне нашего поля зрения окажутся такие глобальные по своему значению системы веры, как деизм, признающий

принципиально равное значение творца и природы, действующей по собственным, ей присущим законам, равно как и атеизм, развивающий систему

вероучения на отрицании бога, творца и акта творения. Между тем и деизм,

и атеизм, имеющие богатейшие исторические традиции в жизни всех народов, могут способствовать становлению общего вероучения при использо-

270