К. Миллетт Теория сексуальной политики

(Глава из книги: Millet K. Sexual Politics. N. Y., 1990. Р. 23—58. Вперв. опубл. 1970)

Едва ли верно было бы сказать, что коитус имеет место в вакууме; половой акт лишь кажется проявлением исключительно биологической и физической активности человека, на самом же деле он столь глубоко укоренен в более широком контексте человеческой деятельности, что представляет собой целый микрокосм установок и ценностей, бытующих в культуре. Он может рассматриваться, между прочим, как модель сексуальной политики на индивидуальном или личностном уровне.

Разумеется, расстояние от интимного до более широкого контекста политики поистине огромно. Вводя термин “сексуальная политика”, прежде всего надо; ответить на следующий неизбежный вопрос: “Разве могут отношения между полами рассматриваться в политическом свете?” Ответ зависит от того, что понимается под политикой. В данном очерке политическое не ограничивается относительно тесным и замкнутым мирком митингов, председателей и партий. Термин “политика” будет обозначать здесь силы, механизмы власти, посредством которых одна группа людей осуществляет контроль над другой группой. Добавим, что хотя идеальной политикой можно считать устроение человеческой жизни на основе приемлемых и разумных принципов, предполагающее полное исклю­чение власти над другими людьми, необходимо признать, что реальная политика строится на других началах. И все же мы должны стремиться к идеалу.

В своем очерке, который можно определить как “заметки к теории патри­архата”, я попытаюсь доказать, что категория пола отражает и устанавливает статус человека и имеет политический подтекст. В силу пионерского характера моего замысла его осуществление по необходимости оказывается неполным и несовершенным. Поскольку моей целью является обзорное описание, мне при­ходится обобщать, пренебрегать исключениями и давать совпадающие и в какой-то степени произвольные подзаголовки.

Слово “политика” употребляется здесь применительно к полам главным образом потому, что оно чрезвычайно проясняет действительную природу их взаимоза­висимых статусов как в истории, так и в настоящем. Сегодня возможно, и даже необходимо, сформулировать более состоятельную психологию и философию власти, нежели концептуальные построения традиционной официальной политики. Действительно, ощущается настоятельная потребность в теории политики, которая рассматривала бы отношения власти менее шаблонно, чем мы привыкли. Я считаю, что власть накладывает отпечаток на личные отношения и взаимодействие членов устоявшихся и упорядоченных групп: рас, каст, классов и полов. Ведь положение некоторых групп столь неизменно и их подавление столь прочно именно потому, что они совершенно не представлены в признанных политических структурах.

Недавние события в Америке вынудили нас признать, что взаимоотношения рас действительно носят политический характер, т. е. одна группа людей по праву рождения осуществляет общий контроль над другой группой, также оп­ределяемой рождением. Группы, занимающие господствующие позиции по праву рождения, постепенно уходят в прошлое. Однако по-прежнему действует один древний и повсеместно распространенный механизм господства (по праву рож­дения) одной группы над другой,— этот механизм царит в отношениях полов. Изучение расизма убеждает нас в том, что политические отношения между расами строятся так, чтобы увековечить подавление и угнетение. Подчиненные группы имеют неравное представительство в существующих политических инс­титутах, и это препятствует их организованному участию в цивилизованной политической борьбе и оппозиции.

И точно так же беспристрастный анализ существующих отношений между полами должен показать, что эти отношения и сегодня, и в истории в целом, представляют собой пример того явления, которое Макс Вебер определил, как herrschaft, господство и подчинение. Дарованное рождением первенство, в силу которого мужчины управляют женщинами, в нашем обществе остается практи­чески неизученным, часто даже непризнанным, и тем не менее оно институционализировано. Такая система отношений между полами является образцом наиболее совершенной “внутренней колонизации”. Эта последняя, кроме того, обещает быть более сильной, чем любая другая форма сегрегации, более жесткой, чем классовое разделение, более единообразной и, конечно, более живучей. Сколь бы мягким ни было его нынешнее проявление, сексуальное господство остается, пожалуй, наиболее всепроникающей идеологией нашей культуры и воплощает ее наиболее глубинное и фундаментальное представление о власти.

Такое положение дел объясняется тем, что наше общество, как и все исто­рические цивилизации, является патриархатным. Этот факт становится очевид­ным, если вспомнить, что армия, промышленность, технология, университеты, наука, политические институты, финансы,— короче говоря, все поле власти в обществе, включая силовые ведомства, находится целиком в руках мужчин. Учитывая, что сущность политики — сила и власть, это не может не иметь последствий. То, что еще теплится в нашей культуре от сверхприродного авто­ритета, Божества, “Его” пастырства, этики и ценностей, философии и искусства, сама цивилизация — все это, как однажды заметила Т. С. Элиот, является продуктом деятельности мужчин.

Если считать, что патриархатное правление есть такой институт, где одна половина населения (женщины) контролируется другой (мужчинами), то прин­ципы патриархата означают двойное господство: мужчин — над женщинами и старших — над младшими. Однако здесь, как и в любом человеческом институте, действительность и идеал часто отличаются друг от друга, имеются противоречия и исключения. Хотя патриархат как институт социально стабилен, пустил глубокие корни во всех политических, социальных и экономических формах (будь то каста или класс, феодализм или бюрократия) и пронизывает все основные религии,— он отличается также чрезвычайным историческим и географическим разнообразием. В демократиях, например, женщины, как правило, не занимают высоких служебных постов или же (как сейчас) число высокопоставленных чиновников-женщин столь ничтожно, что не тянет даже на символическое пред­ставительство. Аристократия же, высоко ставящая магические и династические качества крови, иногда допускает женщин до власти. Принцип правления старших мужчин нарушается здесь еще чаще. Если говорить о различиях и степени патриархатного правления — как оно осуществляется, скажем, в Саудовской Аравии и Швеции, Индонезии и красном Китае,— то надо признать, что пат­риархат в Соединенных Штатах и Европе претерпел значительное изменение и стал более мягким благодаря реформам, о которых я буду говорить в следующих главах.