Примечания

К Введению

I В своей удивительно разносторонней и плодотворной деятельности великий итальянец не обошел и науку, о которой писал: “Науки, которые родились не из эксперимента, этой основы всех познаний, бесполезны и полны заблуждений”. Спустя более полутора веков англичанин И. Ньютон превратит это прорицание в основополагающий принцип новой физики.

К Главе 1

II Показательно, что признаки гносеологической скромности, или скептицизма, можно обнаружить и у сподвижника немецкого философа по космогонии. Мы читаем у Лапласа: “То, что мы знаем, ограниченно; то, чего мы не знаем, бесконечно”. Вероятно, именно убеждение в приблизительности наших знаний побудило его разрабатывать теорию вероятностей.

III Эту его точку зрения ясно выразил другой великий немец, математик Карл Гаусс: “Можно согласиться с тем, что пространство обладает реальностью и вне нашего духа, его априорность мы не можем в полной мере приписать законам духа”.

IV Сам Кант об этом пишет так: “наше ч увственное представление никоим образом не есть представление о вещах самих по себе, а есть представление только о том способе, каким они нам являются” (Соб. соч. в 8 т. Т 4. ч. 1. с. 103).

V Он пишет: “Нам даны вещи как вне нас находящиеся предметы наших чувств, но о том, каковы они сами по себе мы ничего не знаем, а знаем только их явления, то есть представления, которые они в нас вызывают, воздействуя на наши чувства” (Кант. Там же. С. 105).

VI Сам Кант описывает этот процесс следующим образом: “Когда солнце освещает камень, он становится теплым; это суждение есть не более как суждение восприятия и не содержит никакой необходимости: как бы часто я и другие это не воспринимали, восприятия обычно связаны таким образом. Если же я говорю солнце нагревает камень, то здесь мы кроме восприятия имеем ещё рассудочное понятие причины, необходимо связывающее с понятием солнечного света понятие теплоты, и синтетическое суждение становится необходимо общезначимым, следовательно, объективным и из восприятия превращается в опыт”

(Кант И. Там же. Т.4. ч. 1. С. 119).

VII Подобно К. Попперу, Э. Кассирер утверждает: “Никогда дело не обстоит так, что на одной стороне находится абстрактная теория, а на другой – материал наблюдения, как он дан сам по себе, без всякого абстрактного истолкования. Наоборот, материал этот, чтобы мы могли приписать ему какую-либо определенность, должен уже носить в себе черты какой-нибудь логической обработки. Мы никогда не можем противопоставить понятиям, которые мы анализируем, данные опыта как голые “факты”; в конце концов мы всегда имеем дело с определенной логической системой связи эмпирически данного” (Кассирер Э. Познание и действительность. Понятие о субстанции и понятие функции.. СПб.: 1912.С. 145).

VIII Сам он пишет об этом так: “Принципом деления служит формальная сторона их познавательных целей: одни из них ищут всеобщие законы, другие – частные исторические факты … Таким образом, мы можем сказать, что эмпирические науки ищут в познании действительности или общее, в форме естественных законов, или же индивидуальное, в исторически определенном образе; одна часть их затрагивает всегда остающуюся одинаковой форму, другая однократное, определенное в себе содержание действительных явлений” (Виндельбанд В. История и естествознание. Речь при вступлении в ректорскую должность. М.: 1901. С. 10-11). И чуть дальше продолжает: “Для естествоиспытателей отдельный данный объект его наблюдения никогда не имеет научной ценности сам по себе: он нуждается в нем лишь постольку, поскольку может считать себя вправе рассматривать его как тип, как специальный случай родового понятия, и развивать из него последнее; он обращает в нем внимание лишь на те признаки, которые пригодны для уразумения закономерного общего. Для историка же задача состоит в том, чтобы вновь воскресить в форме идеальной действительности картину прошлого во всех её индивидуальных чертах” (Там же. С. 15).

IX Тем самым Виндельбанд подчеркивает принципиальное отличие исторических наук от естественных, хотя впервые и используют отдельные общие положения и законы, заимствуя их из вторых. В этой связи он

136

пишет: “Тот факт, что сила естествознания лежит на стороне абстракции, а сила истории – на стороне наглядности, станет ещё очевиднее, если сравнить результаты, добываемые в той и другой области. Как бы ни была тонка работа над понятиями, в которой нуждается историческая критика при переработке предания, все таки её последняя цель всегда заключается в том, чтобы из массы материала извлечь подлинную, полную жизненной реальности картины прошлого; то, что она дает, - это образы людей и человеческой жизни со всем богатством их своеобразных форм, с сохранением всех их индивидуальной жизненности” (Там же. С. 16-17).

К Главе 2

X О.Конт пишет: “И не вспомнит ли каждый из нас, оглянувшись на свое собственное прошлое что он по отношению к своим важнейшим понятиям был теологов в детстве, метафизиком в юности и физиком в зрелом возрасте?” Как мы увидим чуть позже, через эти же стадии проходит и человечество.

XI В изложении Конта это выглядит следующим образом: “Наш ум отныне отказывается от абсолютных исследований (от поиска причин и сущности явлений – Р.Д.) … и сосредоточивает свои усилия в области действительного наблюдения … Всякое предложение, которое недоступно точному превращению в простое изъяснение частного или общего факта, не может представлять никакого реального и понятного смысла. Мы можем действительно знать только различные взаимные связи, не будучи никогда в состоянии проникнуть в тайну их образования … Наши положительные исследования во всех областях должны, по существу, ограничиваться систематической оценкой того, что есть, отказываясь открывать причину и конечное назначение (Конт О. Дух позитивной философии. СПб.: 1910. С. 17). Это убеждение основоположника позитивизма в том, что ни наука, ни философия не должны даже ставить вопрос о сущности явлений, а ограничиваться только их описанием, станет направляющей идеей и последующих форм позитивизма”.

XII Яркой демонстрацией возросшего интереса к науковедческой проблематике в научных и околонаучных кругах стал выход в свет книги великого французского математика Анри Пуанкаре с казалось бы сугубо профессиональным названием “Наука и гипотеза” (1902 г.). Ее немалый тираж – 16000 экземпляров – был раскуплен в течении нескольких дней. Для сравнения укажем: книга З.Фрейда “Толкование сновидений” (1900) с тиражом 700 экземпляров продавалась в течение пяти лет.

XIII Термин введен в оборот самим Махом, который писал: “В действительности всякий философ имеет свое домашнее естествознание, и всякий естествоиспытатель – свою домашнюю философию. Но эти домашние науки бывают в большинстве случаев устаревшими” (Мах Э. Познание и заблуждение. Очерки по психологии исследования. М.: 2003. С. 38)

XIV В изложении Маха он выглядит следующим образом: “Все положения и понятия физики представляют собой не что иное, как сокращенные указания” на экономически упорядоченные, готовые для применения данных опыта” (Мах Э. Популярно-научные очерки. СПб.: 1909. С. 164).

XV Философствующий физик пишет: “Разложим … психическое переживание на его составные части. Мы находим здесь прежде всего те части, которые в своей зависимости от нашего тела – открытых глаз … - называются “ощущениями”, а в своей зависимости от другого – присутствия солнца, других тел и т.д. – являются признаками, свойствами физического” (Мах Э. Там же. С. 52). Итак, наш опыт не является ни физическим, ни психическим, он нейтрален. Представление же об элемента Мах формулирует так: “Все физическое, находимое мною, я могу разложить на элементы, в настоящее время дальнейшими образом не разложимые: цвета, тоны, давления, теплоту, запах, пространства, времена и т.д.”. В итоге вещи предстают перед нами, как “сравнительно устойчивые комплексы связанных друг с другом, зависящих друг от друга чувственных ощущений” (Там же. С. 42, 48). То есть тела, по Маху, состоят как бы не из физических частиц

– атомов и молекул, а из “нейтральных элементов”, воспринимаемых нами как ощущения.

XVI Против маховского антиреализма выступил другой великий немецкий физик Макс Планк (1858-1947). Он задается вопросом: “Чем является, по существу, то, что мы называем физической картиной мира? Есть ли эта картина только целесообразное, но, в сущности, произвольное создание нашего ума, или же мы вынуждены, напротив, признать, что она выражает реальные, совершенно не зависящие от нас явления природы?”. И в отличие от Маха утверждает: “Коперник, Кеплер, Ньютон, Гюйгенс, Фарадей … опорой всей их деятельности была незыблемая уверенность в реальности их картины мира” (Планк М. Единство физической картины мира. М.: 1966. С. 24).

137

XVII Согласно Пуанкаре, степень условности теоретических положений различных наук разнится. Так, хотя он утверждает, что в механике “только по определению сила равно произведению массы на ускорение” (Пуанкаре А. О науке. М.: 1990. С. 72), Пуанкаре в то же врем я отмечает, что в отличие от геометрии механика, да и физика в целом, связаны с опытом. А, стало быть: “Принципы математики представляются нам в двух различных аспектах. С одной стороны, это истины, обоснованные опытом, подтверждающиеся весьма приближенно … С другой стороны, это – постулаты которые прилагаются ко всей Вселенной и считаются строго достоверными … Это от того, что они “сводятся к простому соглашению … Однако это соглашение не абсолютно произвольно … мы принимаем его, потому что известные опыты доказали нам его удобство”. (Пуанкаре А. Там же. С. 93).

Таким образом, признается некоторая связь теории с опытом. Пуанкаре пишет: “Закон вытекает из опыта, но он следует из него не непосредственно. Опыт индивидуален, а закон, который из него извлекается, имеет характер общности. Опыт бывает только приближенным; закон … имеет притязания на точность. Опыт всегда осуществляется в сложных условиях – формулировка закона исключает их; это называется “исправлением систематических погрешностей”. Словом, чтобы вывести закон из опыта, необходимо обобщать” (Пуанкаре А. Там же. С. 220).

XVIII Эта программа успешно развивалась в Вене, Берлине, Варшаве. Идеи кружка приобретали все более широкую известность, но сам он после переезда в США Р.Карнапа и трагической гибели М.Шлика в 1936 г. перестает собираться, а после присоединения Австрии к Германии и вообще прекращает свое существование, члены кружка рассеялись по всему миру. Однако разработанное ими направление мысли еще надолго сохранило свое влияние, особенно в США.

XIX В статье “Реализм” Рассел предлагает следующее представление о нем: “Точка зрения, которую я хотел бы отстаивать состоит в том, что объекты восприятия не продолжают существовать без изменений в те моменты времени, когда мы их не воспринимаем, хотя, вероятно, объекты, более или менее соответствующие им, все-таки в это время существуют: объекты восприятия являются частью (причем единственной эмпирически познаваемой частью) действительного предмета физики и их правильно было бы называть физическими объектами; что существуют чисто физические законы, определяющие характер и длительность объектов восприятия вне всякой связи с фактом восприятия, и что суждения физики, необходимые для формулировки таких законов, не предполагают ни каких-либо суждений психологии, ни даже существования разума. Я не знаю, сочтут ли реалисты такую точку зрения реализмом. Я могу лишь утверждать, что она позволяет избежать трудностей, с которыми, как мне представляется, сталкиваются и реализм, и идеализм в том их виде, в котором их до сих пор отстаивали, и что она позволяет обойтись без обращения к идеям, неясность которых демонстрирует логический анализ” (Рассел Б. Философский словарь разума, материи, морали. К.: 1996. С. 237)При всей проявленной английским философом осторожности он признает существование физического мира и соответствие ему мира человеческих восприятий, что значительно отличает его от “второго” и “третьего” позитивизма.

XX Отметим, что философские воззрения Д.Мура , Б.Рассела, Л.Витгенштейна, мыслителей самостоятельных и не раз менявших свои позиции, мы рассматриваем только с одной стороны – со стороны их влияния на неопозитивистское направление современной философии.

XXI Впервые это обнаружил Карл Поппер, который заявил: “Классическая эпистемология, рассматривающая наши чувственные восприятия как “данные”, как “факты”, из которых должны быть сконструированы наши теории посредством некоторого процесса индукции … не способна учитывать то, что так называемые данные на самом деле являются интерпретациями, включающими теории и предрассудки, и, подобно теориям, пронизаны гипотетическими ожиданиями. Классическая эпистемология не осознает, что не может быть чистого восприятия, чистых данных, точно так же, как не может быть чистого языка наблюдения, так как все языки пронизаны теориями и мифами. Точно так же, как наши глаза слепы к непредвиденному и неожиданному, так и наши языки не могут описать непредвиденное или неожиданное …. Высказанное соображение – о том, что теория или ожидания встроены в наши органы чувств, - показывает, что эпистемология индукции терпит неудачу даже прежде, чем она делает свой первый шаг. Она не может начинаться с чувственных данных или восприятий и строить наши теории на них, так как не существует таких вещей, как чувственные данные или восприятия, которые “не построены” на теориях (или ожиданиях, т.е. биологических предшественниках, сформулированных на некотором языке теорий). Таким образом, “факты” не являются ни основой теорий, ни их гарантией: они не более надежны, чем любые наши теории или “предрассудки”; они даже менее надежны, если вообще можно говорить об этом. Органы чувств включают в себя эквивалент примитивных и непринятых теорий, проверенных менее основательно, чем научные теории, и не существует языка для описания данных, свободного от теорий, потому что мифы (т.е. примитивные теории) возникают вместе с языком”(Поппер К. Объективное знание. Эволюционный подход. М.: 2002. С. 145). И чуть далее: “Органы чувств, такие как глаз, подготовлены реагировать на определенные

138

отобранные события окружающей среды, на такие события, которые они “ожидают”, и только на эти события. Подобно теориям (и предрассудкам), они в целом слепы к другим событиям: к таким, которые они не понимают, которые они не могут интерпретировать” (Там же. С.145).

139