§ 130. Специфика научного стиля, детерминированная его эк- стралингвистической основой, т.Е. Коммуникативно-познава­

тельной деятельностью и природой знания, изучается в послед­нее время все более углубленно. При этом применяется комп­лексный метод, опирающийся на данные различных наук.

Лингвостилистические знания расширяются и углубляются вместе с уточнением экстралингвистических факторов научной речи. С конца 80-х гг. прошлого века и в начале наступившего в стилистике идет активный процесс изучения данной проблема­тики, принесший ценные результаты относительно научного стиля (Е.А. Баженова, М.П. Котюрова, Л.В. Красильникова, Л.М. Лапп, Т.В. Матвеева, Н.К. Рябцева, В.А. Салимовский, Л.В. Сретенская, В.Е. Чернявская и др.).

Так, М.П. Котюрова ввела в систему изучения экстралингвис­тических факторов научной речи, смысловой структуры научного текста понятие эпистемической (знаниевой) ситуации. Последняя определена как результат осознания автором научного текста трех основных аспектов познавательной деятельности: онтологиче­ского, связанного с предметным содержанием научного знания; методологического, связанного с методом получения зна­ния, и аксиологического — с ценностной ориентацией ученого.

Е.А. Баженова, опираясь на эту концепцию и развивая ее, раз­вертывает политекстуальную модель смысловой структуры целого научного текста, посредством которой стремится показать и объяснить стилистико-речевую природу и особенности композиции текста (Научный текст в аспекте политекстуальности. Пермь, 2001).

Смысловая организация научного текста представляется как система восьми предложенных Е.А Баженовой типов субтекстов. Субтекст же рассматривается как двусторонняя структурно-смыс­ловая единица научного текста, «опредмечивающая» содержание указанных выше аспектов эпистемической ситуации — онтологи­ческого и методологического, а также рефлексивного (или комму­никативно прагматического) аспекта познавательно-речевой дея­тельности автора научного произведения. При этом субтексты но­вого знания и методологический эксплицируют предметное ядро нового знания; субтексты старого знания и прецедентный отражают когнитивный фон авторской концепции и преемственность зна­ния; субтексты оценки и авторизации воплощают рефлексивную (в том числе аксиологическую) функцию субъекта коммуникативно-

познавательной деятельности; субтексты адресации и периферий­ный обеспечивают восприятие и понимание содержания научного текста благодаря его композиционно-стилистической эффектив­ности.

Думается, что разработанная Е.А. Баженовой концепция по­литекстуальности научного текста позволяет глубже представить стилистико-речевую природу его системности в аспекте экстра- лингвистической обусловленности. Она уточняет представление о процессах текстообразования и восприятия научного текста.

Следующим шагом в разработке проблемы построения науч­ного текста явились исследования Н.В. Данилевской (Чередова­ние старого и нового знания как механизм развертывания научно­го текста (аксиологический аспект). Пермь, 2006; Роль оценки в механизме развертывания научного текста. Пермь, 2005).

Как видно уже из заглавий работ, в них представлено исследо­вание процесса текстовой деятельности в научной сфере, зак­лючающегося вдинамике чередования фрагментов старого и нового знания и значимости при этом аксиологического аспекта познания. Позитивной стороной исследования Н.В. Данилевской является то, что в нем доказана определяющая, ведущая роль аксиологического аспекта среди других аспектов эписте- мической ситуации в вопросе динамики текстообразования в на­учной сфере.

«Основой взаимодействия компонентов старого и нового зна­ния... выступает критическая оценка старого знания... Эти позна­вательно-оценочные действия благодаря выявлению негативных (устаревших) сторон предшествующего знания и перспективы но­вого подхода к объекту “приводят в движение” смысловое и рече­вое развертывание текста» (Автореф. докт. дис... Екатеринбург, 2006. С. 12). Это определяет не только закономерности текстовой деятельности в сфере науки, но и стилевые особенности научных текстов.

Если в большинстве названных работ исследовались общие стилевые особенности научных текстов и вообще процесса тексто­образования в данной сфере, то монография В.А. Салимовского «Жанры речи в функционально-стилистическом освещении (на­учный академический текст)» (2002) посвящена изучению научно­го текста на более низком уровне абстракции — жанровом, реали­зуя тем самым, в частности, одно из пожеланий А.Н. Васильевой, касающееся перспектив развития стилистики. При этом автор де­

монстрирует возможность исследования функциональных стилей (макростилей) и речевых жанров с единых методологических пози­ций функционально-стилистического осмысления понятия «рече­вой жанр» (РЖ). Предварительно он делает существенную оговорку теоретического характера, уточняющую один из основополагающих терминов-понятий функциональной стилистики «деятельность», предлагая номинацию — «вид духовной социокультурной деятель­ности».

Монография представляет собой разработку теоретических положений функционально-стилистической концепции речевых жанров. При этом метод исследования опирается на идеи теории деятельности в психолингвистике. Так, анализ РЖ начинается с определения типовой коммуникативно-познавательной цели ав­тора научного произведения, а затем переходит на макроуровне- вую репродуктивную систему познавательно-речевых действий, реализующих данную типовую цель. Далее в анализе представлено разделение крупных коммуникативно-познавательных действий на более мелкие (вплоть до актов речи). В конечном счете устанав­ливаются репертуар и особенности функционирования языковых единиц, типичных для данного РЖ.

Исходя из понимания целевой детерминации человечес­кой деятельности, а также из положения К. Гаузенбласа «под сти­лем следует понимать определенный способ, принцип прохождения ...деятельности», В.А. Салимовский большое место уделяет проблеме целеустановок научного текста и форми­рования речевых жанров. Рассматривается типовая целеустановка и более частные цели, подцели.

С определением понятия жанрового стиля связывается вопрос о речевой системности. Жанровые стили понимаются как жанро­вые разновидности стилистико-речевой системности, а именно «как взаимосвязь актов речи на основе взаимосвязи их типовых целеустановок, объединенных типовой целью более общего харак­тера... эти целеустановки детерминируют особенности построения дискурса, его функциональную окраску, закономерности отбора и использования языковых средств» (с. 57).

Таким образом, жанры речи, рассматриваемые с функциональ- но-стилистических позиций, выступают как формы, объективиру­ющие в текстах социально необходимые виды духовной деятель­ности. Подчеркивается, что жанровая форма может быть описана «как актуализация типового авторского замысла, соответствующе­го определенной социокультурной целеустановке, посредством некоторой системы коммуникативно-познавательных действий», а также, что «жанровая форма воплощает в себе и стабилизирует диалогические отношения между коммуникантами, отвечающие повторяющимся целям и условиям общения» (204).

Рассмотрена также проблема возможности единства аналити­ческого и функционального направлений в стилистике и отмеча­ется позитивная роль в этом вопросе жанроведческого аспекта стилистики.

Из работ последних лет по стилистике научной речи следует отметить глубокие и перспективные исследования В.Е. Чернявс­кой, посвященные проблемам интертекстуальности как текстооб­разующей категории и интертекстуальному взаимодействию как основе научной коммуникации, интерпретации научного текста, соотношению понятий текста и дискурса.

Наибольший интерес в учебном плане представляет пособие «Интерпретация научного текста» (СПб., 2004). В лаконичном, четком и содержательном изложении раскрыты в нем следующие темы стилистики научной речи.

Стиль, текст, дискурс как основные категории современного языкознания. При определении указанных понятий показано взаи­модействие названных категорий и даются ценные уточнения.

Типы и классы текстов в научной коммуникации. Представлена проблема типологизации текстов; рассматриваются вопросы разгра­ничения понятий жанр и тип текста, категории текстовой класси­фикации, типы научных текстов, в том числе научно-популярный.

Интертекстуальное взаимодействие в языке науки и лингвисти­ческие средства его актуализации. Определяется понятие интер­текстуальности как текстообразующей категории, цитации как формы интертекстуального взаимодействия; косвенной речи и фоновой ссылки в аспекте интертекстуальности.

Один из разделов посвящен вопросу композиционной организа­ции академического научного текста (на примере монографии и статьи). В нем автор освещает темы: «Композиционно-прагмати- ческий сегмент как единица композиционной организации акаде­мического научного текста» и «Лингвистическая характеристика композиционно-прагматических сегментов».

В последнем разделе: Субъект речи и ее адресат в научном тек­сте рассматриваются средства авторизации и адресованности к читателю, употребляемые в научных текстах.

В книге широко представлена не только отечественная, но и зарубежная литература. Читатель найдет в этом пособии очень по­лезную и ценную для себя информацию по проблемам стилистики научной речи.

§ 131. Особого разговора требует работа Н.К. Рябцевой, зна­чимость которой для стилистики научной речи трудно переоце­нить. Хотя в целом она посвящена далеко не собственно стили­стической тематике и называется «Язык и естественный интел­лект» (М.: Academia, 2005), в ней прежде всего рассматриваются проблемы, связанные с отражением в языке особенностей ин­теллекта, но среди прочих вопросов исследуется роль рефлек­сии в речемыслительной деятельности. В связи с этим представ­лен аспект научного стиля (точнее, мышления и стиля).

Ценность этого исследования для стилистики научной речи состоит в том, что его можно считать своего рода экстрамингвис- тическим междисциплинарным фундаментом для изучения стили­стики научной речи. В исследовании привлекаются данные прежде всего психологии, теории деятельности, мышления и коммуникации, общей теории языкознания. И хотя ряд особен­ностей стиля научной речи, представленных в книге Н.К. Ряб­цевой, так или иначе отмечался в работах по функциональной стилистике, но в указанном исследовании эти особенности рас­сматриваются в системном единстве, как закономерное прояв­ление интеллекта — работы мысли познающего субъекта. Ак­центируем внимание автора к деятельностному аспекту (см., в частности, один из заголовков — Мысль как действие, или риторика рассуждения).

Основными объектами анализа в третьей части монографии «Язык и рефлексия», особенно в 14-й главе, являются следую­щие (расположим их в порядке значимости для организации научного стиля — основные и производные): субъект науч­ной деятельности (познания и коммуникации); рассуждение как типичный способ изложения научных текстов, характеризу­ющее их стиль; диалогичность научной деятельности и коммуникации как одна из определяющих черт научной речи, поскольку познавательный процесс осуществляется и тем более выражается в научном тексте в виде диалога автора и адресата. Как следствие проявления этих — и других — феноменов в сти­ле научного текста Н.К. Рябцевой рассматриваются: стиль мышления, авторская индивидуальность, вырази­тельность научной речи, ее аксиологичность и оце­ночно с т ь, научный м е т а я з ы к, а также сюжет научного произведения и некоторые другие.

Кратко представим каждое из этих явлений в трактовке Н. К. Ряб­цевой (неизбежно с попутной нашей интерпретацией).

Известно, что научное познание стремится к объективности. «Но в нем всегда присутствует, явно или неявно, субъект. И это... важный стилеобразующий фактор. Он проявляется в ма­нере изложения, в выборе исследовательской программы... в ха­рактере утверждений и др. Субъективные, точнее, «субъектные» свойства научного изложения — это проявление авторской индивидуальности, творческого характера познания и обязательной для него сознательной рефлексии» (с. 483. Выде­лено нами. — М.К.).

Кстати, из недавно вышедших работ по стилистике яркой авторской индивидуальностью отличается, например, стиль текста книги В.Г. Костомарова «Наш язык в действии». И еще одно замечание: традиционно считалось, что научным текстам не обязателен и даже не свойствен индивидуальный стиль (см., в частности, мнение Д.Н. Шмелева). Правда, специалистами по функциональной стилистике это мнение не разделяется.

Большое место в монографии Н.К. Рябцевой занимает во­прос о рассуждении как типе речи. И не случайно, так как «т и- п и ч н о е научное изложение... это всегда рассуждение. Это особым образом организованное изложение нового знания...» (с. 482. Разрядка наша. — М.К.). При этом подчеркивается роль не только автора процесса познания и текста, но и адресата: «Адресат выполняет ментальные операции рассуждения «вмес­те с автором»... и тем самым участвует в нем... Участники науч­ного дискурса не знакомятся с результатами исследования, но как бы получают их сами». При этом проявляется «прием изло­жения, выступающий одновременно как прием доказательства» (с. 483). (Между прочим, близкие этому мысли находим у пси­холога Г.М. Кучинского.)

С этим вопросом связана проблема диалогичности как ха­рактерной черты стилистики научного текста: «Особенность на­учного изложения... — его прямая направленность на адресата, диалог с ним. Поэтому научный текст принципиально диа­лог и ч е н, не только в смысле М. Бахтина или Платона, под­черкивавшего «диалогический характер мышления...», «но в первую очередь благодаря явному обращению к адресату и вов­лечению его в рассуждение...» (с. 493. Выделено нами. — М.К.). «Возможность... “диалога” обеспечивается присутствием в на­учном тексте предмета рассуждения — научной проблемы, по­рождающей ситуацию общения...» (с. 494).

Н.К. Рябцева отмечает, что «научное изложение ...имеет свой «с ю ж е т». Это модель познавательной ситуации. Прото­типическая схема сюжета включает «завязку»: постановку зада­чи, проблемы, вопроса — это осознание и экспликация «незна­ния»; экспозицию: способ превращения незнания в знание; оно сопровождается выдвижением гипотезы, ее доказательством, аргументацией, выведением следствий из посылок, наличного знания и фактов; и «кульминацию»: выводы, результаты, итоги, «последствия», значение нового знания и т.п. Типичным моду­сом в изложении научного сюжета выступает «настоящее вне­временное», ср. англ. Present Indefinite (типичны кванторные операторы обычно, всегда, как правило, вообще). Оно разворачи­вает научный сюжет не в пространственно-временной, а в логи­ческой прогрессии» (с. 482. Курсив автора. — М.К.).

В монографии отмечается, что научное изложение далеко не бесстрастно, «оно высоко аксиологично», отличается «прагма­тической нагруженностью оценки и ее активным участием в рассуждении, в аргументации, объяснении...» (с. 491). Указыва­ется, что «оценочность не только не снижает качества изложе­ния, но напротив, позволяет его «свертывать», «развертывать» и «организовывать» (с. 492). (Кстати, см. в предыдущем парагра­фе об исследовании Н.В. Данилевской, посвященном роли оценки в научном тексте.) Н.К. Рябцевой рассматриваются и проблемы создания выразительности научной речи.

Очень интересно представлены в монографии сведения о метаязыке как проявлении субъектное™ познания. Отмечается, что «научный метаязык — это не отдельные и разрозненные классы слов..., а единая система... активно взаимосвязанных средств воплощения коммуникативных и когнитивных намере­ний» автора (с. 499). Подчеркивается, что научный метаязык об­ладает «способностью “сворачиваться” в логические операторы и даже в шрифтовое оформление текста, тем самым совмещая ментальную операцию и ее коммуникативное воплощение... Например, разрядка означает “Я подчеркиваю” (с. 499). Автор монографии указывает, что метадискурс — «обязательный эле­мент научного сталя мышления» (с. 499).

Справедливо подчеркивается, что метатекст часто не просто «заметки на полях», как отметила А. Вежбицкая, и «их нельзя “стереть” без последствий» (с. 500). (Между прочим, ср. анало­гичное автору монографии мнение в статьях: Кожина М.Н. Ре­чевой жанр и речевой акт (некоторые аспекты проблемы) // Жанры речи. Саратов: Изд-во СГУ, 1999; Стиль и жанр: их вари­ативность, историческая изменчивость и соотношение // 81уН- в1:ука. Оро1е, 1999).

Отмеченные нами в ряде случаев «переклички» с наблюде­ниями и положениями Н.К. Рябцевой, высказанные, правда, в другом контексте, свидетельствуют об объективности рассмат­риваемых явлений научной речи. Однако для функциональной стилистики ценно то, что в монографии Н.К. Рябцевой они «вплетены» в единую целостную концепцию, которая может со­ставить, так сказать, экстралингвистический фундамент функ­циональной стилистики (прежде всего научной речи).

Этот факт подтверждает важность и продукт ивность опоры функциональной стилистики на дисциплины когнитивно-пси­хологического плана.

Официально-деловой стиль

§ 132. Общение в области правовых отношений служит осу­ществлению основных функций права. Право же призвано р е- гулировать отношения между людьми, учреждениями, странами (международное право), между гражданами и госу­дарством. Языковые способы выражения функций права и речевое воплощение регулировочных действий оказываются своеобраз­ными в этой сфере общения, определяя важнейшие специфич­ные стилевые ее черты. И действительно, как мы дальше пока­жем, императивность (в широком смысле) и предписующе-дол- женствующее значение оказываются характерными для самых разных языковых единиц, функционирующих в этой сфере. В целом же можно говорить о том, что официально-деловая речь несет на себе стилевую окраску долженствования.

Речевому воплощению основных функций права способ­ствует и такая стилевая черта, как точность, недопускаю­щая ино толкования. Точность формулировок правовых норм и необходимость абсолютной адекватности их понимания (толкования) — идеал законодательных текстов, способствую­щий «безотказной» реализации регулировочной функции пра­ва. Напротив, неясность этих формулировок, допущение нео­днозначных толкований мешают осуществлению основной функции права, подрывают его незыблемость и авторитет.

Кроме отмеченных черт, праву и, следовательно, официаль- но-деловой речи свойственна своего рода безличность выраже­ния, точнее, неличный характер общения и речи. За исключе­нием некоторых немногих жанров (приказы, заявления, док­ладные), высказывание в деловой сфере осуществляется не от лица конкретного говорящего, пишущего, но от лица государ­ства. Таким образом, высказывание в форме закона, установле­ния исходит от «лица» особо обобщенного, абстрактного. В речи это вызывает грамматическую ослабленность форм лица, что находит выражение в значениях и функционировании соот­ветствующих языковых единиц, прежде всего глагола и личных местоимений (об этом речь пойдет ниже). Итак, выделяется еще одна специфическая для деловой речи стилевая черта — ее не­личный характер. (Ср. наличие и выражение в речи лица говорящего во всех функциональных стилях, даже в научном и публицистическом.)

Необходимо учесть и условия общения, которые в дело­вой сфере определяют появление такой типичной для офици­ально-делового стиля черты, как стандартизироваынасхь (кли­ше, форма). Поскольку в правовых отношениях все регламенти­ровано, а общение осуществляется по определенным стандартам, которые облегчают это обшение, постольку речевой стан­дарт, шаблон оказываются здесь неизбежными, необходимыми и даже целесообразными и оправданными. От­сюда большая роль в деловой речи фразеологизмов, устойчивых словосочетаний, однако в большинстве своем терминированно­го характера и отнюдь не отличающихся эмоциональностью и экспрессивностью, которые вообще присущи русской фразео­логии (в разговорной, художественной и публицистической сферах общения). Правда, последнее не означает, что деловая речь вообще лишена выразительности. Однако характер этой выразительности специфичен; она направлена на наилучшее языковое воплощение основных стилевых черт деловой речи, на наилучшее осуществление в правовой сфере специфических задач коммуникации. Следовательно, оценивать выразитель­ность деловой речи надо не с общеязыковых позиций, но с уче­том специфики данного стиля.

В связи с долженствующе-предписующим характером и необходимостью формулирования правовых норм деловой речи свойствен и особый способ изложения ив то же вре­мя почти сведение на нет известных в других речевых сферах способов изложения (повествования, рассуждения, описания).

Поскольку в текстах государственных актов приходится обычно не доказывать что-то (анализ и аргументация предше­ствуют составлению этих текстов), но устанавливать, регла­ментировать, то этим текстам в общем не свойственно рассуж­дение. Отсутствие этого способа изложения резко отличает официально-деловой стиль от научного, хотя по ряду других черт они могут сближаться между собой. Этот факт находит от­ражение прежде всего в синтаксисе: сравнительно низкий про­цент сложноподчиненных предложений, особенно с придаточ­ными причины; количество средств выражения логичности и последовательности изложения в деловой речи в три раза мень­ше, чем в научной. Характерно, однако, широкое употребление условных конструкций, поскольку во многих текстах (напри­мер, кодексах, уставах, инструкциях) требуется оговаривать ус­ловия правонарушений и правопорядка. Необходимостью дета­лизации изложения и оговорок объясняется осложнение про­стых предложений многочисленными обособленными оборотами, однородными членами, часто выстраивающимися в длинную цепь пунктов. Это влечет за собой увеличение размеров предло­жения (в том числе простого) до нескольких сотен словоупот­реблений. Предложения в 500—600 словоупотреблений в офи­циально-деловой речи не редкость. Встречаются предложения размером и до 2000 слов и более.

Такой способ изложения, как повествование, также не ха­рактерен для деловой сферы общения, поскольку здесь не воз­никает необходимости рассказа о каких-либо событиях. Лишь в таких жанрах, как протокол, отчет, отчасти — договор, в некото­рых частях постановления (констатирующих) наблюдается об­ращение к повествовательной манере изложения: наш коллек­тив в истекшем году приложил много усилий для устранения недо­статков в работе и улучшения качества продукции. Выявили причины недостатков, наметили мероприятия по их устранению. Заключили взаимовыгодные договоры со смежниками, приобрели новое оборудование... Это позволило предприятию выйти на про­ектные мощности (Из протокола).

Однако в частях протоколов, представляющих решения собраний, и в постановлениях высших органов не встретишь чистого повествования или описания. Здесь изложение идет именно в стиле констатации, утверждения (с акцен­тами на этих аспектах). Например: Обобщение судебной практи­ки свидетельствует о том, что борьба с указанными деяниями не отвечает предъявленным требованиям и должна быть усилена... Некоторые суды не уделяют должного внимания возмещению ущерба, причиненного выпуском недоброкачественной... продукции: не по всем делам устанавливают полный размер ущерба... (Поста­новление Верховного Суда). Подчеркнутая, акцентирован-

н а я констатация представлена и в тексте следующего акта: Бывший кладовщик базы «Строитель» Попов Петр Ивано­вич, с одной стороны, и назначенный кладовщиком Купавин Иван Петрович, с другой стороны, с участием представителя... соста­вили нижеследующий акт: 1. Первый сдал, а второй принял...

Характерно, что этот способ изложения с соответствующими ему стилевыми особенностями можно найти уже в древнейших деловых документах. Так, в тексте договоров русских с греками (X в.) специально подчеркивается именно закрепленное догово­ром утверждение дружественного отношения договаривающихся сторон (Азъ Святославъ, князь Рускый... утверждаю на свещании сем роту свою и хочю имети мир... с цесаремъ Гръчькымъ; Мы отъ рода Руськаго съли и гостив... посълани отъ Игоря... обновити ветъ- хыимиръ... иутвьрдитилюбъвь межю Грькы и Русию).

Почти нет в деловой речи «чистых» описаний. То, что внеш­не похоже на описание, в действительности оказывается осо­бым предписующе-констатирующим способом изложения, при котором, например, за формами настоящего времени глагола предполагается подтекст долженствования: По окончании рас­следования составляется обвинительное заключение... (т.е. долж­но составляться. — М.К.); Настоящим Кодексом регулируются указанные в статье 1 отношения... (т.е. должны регулироваться. — М.К.) (Уголовный процессуальный кодекс РФ); Гражданские пра­ва охраняются законом... Действие доверенности прекращается вследствие: 1) истечения срока...-, Должник отвечает за неиспол­нение или неподлежащее исполнению обязательство (Гражданский процессуальный кодекс РФ).

В других случаях (в том числе в постановляющей части ре­шений, указов, постановлений, в приказах) проявляется прямо и непосредственно выраженная императивность: Работодатель обязан: вы/юлнять обязательства, вытекающие из законодатель­ства..., заключить... трудовые договоры..., полностью рассчиты­ваться со всеми работниками... осуществлять социальное... и иные виды страхования... выполнять решения... (Трудовой кодекс РФ).