- •Классический университетский учебник Редакционный совет серии:
- •Часть I
- •1 1.1. Предмет и объект этического знания
- •1 1.2. Этика как система идей
- •Глава 2
- •1 2.4. Язык, мышление и интерпретация мира
- •1 2.5. Экзогамный запрет
- •1 3.3. Этика Сократа н Платона
- •1 4.1. Скептицизм
- •1 4.2. Эпикуреизм
- •1 4.4. Неоплатонизм
- •1 В.В. Эвдемонизм и сенсуализм XVIII в.
- •1 В.7. Этика Канта н Гегеля
- •1 В.8. Эвдемонизм Фейербаха
- •1.3. Должное и сущее
- •1 2.3, Конвенционализм
- •1 3.2. Моральные нормы
- •1 4.2. Добро н зло
- •1 4.4. Стыд и совесть, честь и достоинство
- •1 4.G. Любовь и дружба
- •1 4.8. Любовь как творческая силе
- •1 4.11. Счастье и смысл жизни человека
- •4.12. Счастье н добродетель
- •1 4.13. Счастье и общая перспектива жизни
- •1 4.14. Счастье и темп жизни
- •1 5.4. После добродетели
- •1 5.5. Этика долга н зтика добродетелей
- •Часть I
- •Глава 1
- •Глава 2 45
- •1 2.5. Экзогамный запрет 73
- •1 3.3. Этика Сократа н Платона 132
- •1 4.1. Скептицизм 155
- •1 4.2. Эпикуреизм 164
- •6.2. Возрождение 15
- •1.3. Должное и сущее 115
- •1 2.3, Конвенционализм 139
- •1 3.2. Моральные нормы 195
- •1 4.12. Счастье н добродетель 309
- •1 4.13. Счастье и общая перспектива жизни 316
- •1 4.14. Счастье и темп жизни 325
- •Часть I 428
- •Глава 1 428
- •Этика Компьютерная верстка
- •Корректоры
подлинном благе, о путях жизни, способной принести действительное счастье, в определенной степени навязывается человеку со стороны ценностей культуры данного общества. Но это не означает исторического релятивизма, полного подчинения индивида социуму. Просто в определенных исторических условиях оказываются действенными определенные пути достижения счастья. Тем не менее они отвечают и субъективным намерениям самого индивида, приводят его к более полному ощущению жизни. Однако более полное ощущение жизни наступает не сразу, а осуществляется вместе с развитием новой природы, формированием новых способностей и потребностей личности в процессе совершаемой ею деятельности.
4.12. Счастье н добродетель
Хотя стремление к счастью вроде, на первый взгляд, кажется исключительно личным делом, общество не может полностью отстраниться от решения вопросов о счастье, так как ему не безразлично, какой вклад вносит в общее достояние каждая его отдельная единица, что стимулирует ее труд. Соответственно, мотив поведения, направленный на достижение счастья, на активную деятельность, осуществляемую ради этого, не может быть устранен из поля этического анализа. Но решение вопроса о соотношении счастья и добродетели, конечно, может быть различным.
Проводя систематизацию этих решений, следует, в первую очередь, упомянуть еще раз аристотелевскую концепцию. Она предполагает, что счастье следует из добродетели, и хотя стремление к счастью является основным мотивом деятельности каждого, реально достичь его можно только тогда, когда жизнь строится в соответствии с добродетелью. Таким образом, добродетель здесь содержательно определяет путь к счастью. Он заключается в достижении совершенства при выполнении своего предназначения. При этом для счастья необходимы и все сопутствующие основной цели условия, т. е. материальные блага, здоровье и т. д.
У Сократа было предложено иное решение соотношения счастья и добродетели. Он утверждал, что для счастья достаточно одной добродетели. Эта позиция находит далее выражение в стоической философии, особенно — в Ранней Стое, в которой добродетели (блага) резко противопоставлялись как собственно злу, так и тому, что просто не имеет моральной ценности. Добродетель здесь предполагает сознательное усилие по выполнению своего долга в том числе — в смысле выполнения определенных общественных обязанностей. Но слава, почет, достигаемые при выполнении последних, не являются чем-то имеющим отношение к морали.
Третья позиция может быть связана с таким представлением о добродетели, в котором она показывает, какое состояние способно принести личности ее индивидуальное счастье. При этом, в отличие от Аристотеля, все условия выводятся из доступного субъекту понимания процессов собственной жизни. Эта позиция характерна для психологического подхода к морали в таком виде, как он представлен, например, у Демокрита.
Четвертая позиция может быть связана с утилитарной идеей (наибольшее количество счастья для наибольшего числа людей). В основание моральной теории здесь ставится счастье каждого отдельного индивида, в основном понимаемое как обладание внешними материальными и духовными благами.
Наконец, пятая позиция рассматривает долг в качестве условия объединения личной жизни с общественной, допуская самореализацию, обретение счастья в служении обществу, в реализации некоторой всеобъемлющей идеи. Эта позиция представлена в римской 50
7мифологии и морали, ориентированной на воинские доблести, в философии Дж. Бруно, Гегеля, Маркса, отчасти в современном персонализме (Мунье, Рикер).
Как уже говорилось, возможен такой способ построения морали, при котором личные интересы принимаются в расчет лишь в той степени, в какой они входят или могут входить в прямое противоречие с интересами других. Качество интересов, их направленность не принимаются здесь во внимание. Таковы современные концепции нейтралистского либерализма. В этих теориях, конечно, допускается, что каждый человек действует во имя своего счастья, но проблема счастья, достижения личного блага не рассматривается в них как основная проблема морали. Основную же проблему составляет вопрос о том, как можно разрешить конфликт интересов людей, одинаково стремящихся к счастью. Вопрос об общественной природе морали и личном благе при таком подходе как бы разделяется. Исторически это последняя (шестая) оригинальная позиция разрешения вопроса о соотношении счастья и добродетели.
Я думаю, что в решении вопроса о соотношении счастья и добродетели является перспективным разделение этики долга и этики добродетелей. В этике долга добродетель противопоставляется личному счастью. Определяющим контрольным механизмом нравственного поведения является здесь именно долг, ориентированный на интересы общества. Они, конечно, не противопоставлены полностью интересам личности, так как и сама личность заинтересована в существовании общества, в самом широком смысле — заинтересована в нормальном благополучном существовании других людей. Это отражается в автономном способе обоснования морали, прежде всего — в кантовском категорическом императиве. В этике добродетелей личное счастье рассматривается как возможное при осуществлении индивидуального вклада в общее благо, при совершенном выполнении своей общественной функции. Кроме того в этике добродетелей, связанной с развитием конкретных умений, неизбежно встает вопрос о принудительном воздействии общества на личность в воспитательной практике. Я думаю, что такого воздействия исключить нельзя.
Попытаемся подтвердить данный вывод также социологическими и психологическими аргументами. Оценивая историческое значение капитализма с точки зрения условий развития человеческой сущности, К. Маркс писал, что «...в качестве безудержного стремления к всеобщей форме богатства капитал гонит труд за пределы обусловленных природой потребностей рабочего и тем самым создает материальные элементы для развития богатой индивидуальности, которая одинаково всесто- роння и в своем производстве и в своем потреблении и труд которой выступает поэтому уже не как труд, а как полное развитие самой деятельности... на место обусловленной природой потребности ставится потребность, созданная исторически»1. Развитие социальной сущности человека, выражающееся в изменении характера его потребностей, связывается здесь с принуждением к труду. Именно в результате данных общественных условий человек ставится перед необходимостью развития разнообразных интенсивных видов деятельности.
Близкие идеи звучат у Ф. Ницше: «Мы... внимательно и добросовестно относящиеся к вопросу,— где и как до сих пор «растение человек» наиболее мощно взрастало в вышину,— полагаем, что это случалось всегда при обратных (неблагоприятных — А.Р.) условиях, что для этого опасность его положения сперва должна была разрастись до чудовищных размеров, сила его изобретательности и притворства (его «ум») должна была развиться под долгим гнетом и принуждением до тонкости и неустрашимости...»1.
Определение условий развития природы человека имеет принципиальное значение для построения педагогической концепции. Дискуссионным в современной педагогике, в частности, является вопрос о том, может ли учебный процесс быть построен исключительно на интересе ребенка, или же для его обеспечения нужна эффективная система стимуляции, включающая элементы принуждения. Некоторые педагоги считают, что принудительное воздействие необходимо2. Противоположную позицию занимают философы фрейдистской и неофрейдистской ориентации. Э. Фромм, например, решительно возражает против всякого давления на личность в педагогической практике3. Та же позиция выражена во взглядах прагматиста Дж. Дьюи4. Но мы полагаем, что более правы те педагоги, которые отмечают невозможность организации учебного процесса исключительно на познавательном интересе ребенка.
Я полагаю, что непосредственный интерес ребенка к познанию может обеспечить только приобретение поверхностных знаний. Отмеченная выше общеисторическая закономерность развития природы человека через принуждение к труду обязательно должна проявляться и в процессе индивидуального развития личности. Не имея первоначально потребностей к развитым видам общественной деятельности, формирующаяся личность может включаться в них только под воздействием определенных общественных требований. Конечно, некоторые социальные потребности развиваются на основе деятельности, совершаемой достаточно свободно. Таковы, например, подражательная, игровая деятельность и т. д. Тем не менее, многие виды сложной общественной деятельности (труда, учебы) связаны со значительным напряжением сил, концентрацией воли, т. е. требуют от личности известной степени господства над биологической стороной своей природы. Это достигается за счет развития волевых качеств, переориентации поведения с ближайших на отдаленные результаты. Но последнее возможно только тогда, когда имеется уже достаточно развитая система социальных потребностей и связанных с ними мотиваций.
На начальных этапах развития напряженные виды деятельности не воспринимаются личностью как благо в силу отсутствия потребностей к процессу их осуществления. Решающее значение для включения индивида в такие виды деятельности имеет результат, причем чаще всего внешний по отношению к непосредственной цели, скажем, эмоциональная реакция на похвалу со стороны взрослых, удовлетворение престижных потребностей и т. д. Однако в ходе осуществления постоянной однонаправленной активности, овладения способами и навыками, необходимыми для производства соответствующих работ, у личности развиваются новые потребности, отвечающие самому процессу деятельности, взятому в единстве с предметным результатом. Тем самым, то, что первоначально предъяв-. лялось личности в виде требования, в должной форме, может затем составить основу ее личного блага.
Но и в том и в другом случае, с нашей точки зрения, имеет место двойная детерминация развития, стимулируемого и со стороны стремлений самого человека и со стороны тех объективных условий, которые задает внешний масштаб деятельности, необходимый для обретения истинного блага. Объективно она соответствует реализации принципа дополнительности. Если отбросить идею двойной детерминации и встать исключительно на позицию жесткой социальной детерминации, получатся упрощенные концепции формирования личности вроде «программированного обучения Скин- нера». При утверждении позиции самодетерминации, получаются такие определения блага, которые соответствуют идеям философской антропологии, полагающей возможным достижение подлинного самовыражения личности в игровой деятельности. Но, как уже отмечалось, в игре человек, желая избежать отрицательных эмоций, идет на снижение интенсивности творчества, снижая тем самым и силу напряжения своих положительных эмоций. Так что невозможность отказа от внешних детерминант активности при определении блага подтверждается даже таким психологическим аргументом
.Развитие новых, социальных по своей природе потребностей человека происходит вместе с формированием, развитием его общественной чувственности. В основе этого процесса лежит объединение различных по своей природе и силе эмоций в едином ощущении, связанном с данной потребностной ситуацией (т. е. с ситуацией удовлетворения потребности или с представлением о возможности такого удовлетворения). Возможность такого объединения определяется комплексным характером удовлетворения потребностей человека, вытекающим, в свою очередь, из комплексного характера условий детерминации и орудийного характера осуществления общественной деятельности. Одновременная реализация различных способностей субъекта определяет здесь и разнообразие эмоций, сопровождающих данную деятельность. При этом одни эмоции могут усиливать другие, придавая процессу восприятия деятельности со стороны субъекта индивидуально неповторимый характер.
В процессе социального становления индивид начинает стремиться к новым эмоциям, связанным с новыми, интенсивными видами труда. Тот же процесс продолжается в течение всей его дальнейшей жизни. В литературе по социальной психологии и физиологии высшей нервной деятельности обсуждался вопрос о том, может ли эмоция быть ценностью. Многие достаточно авторитетные ученые, например П.В. Симонов, настаивают на исключительно переключающей роли эмоций. Позитивная же направленность поведения выводится ими из инстинктов (например — инстинкта превентивной вооруженности). Я сейчас не имею возможности подробно анализировать дискуссию по данному вопросу и подчеркну только то, что, с моей точки зрения, подобный подход закрывает возможность объяснения свободного совершения сложных, напряженных видов деятельности и не позволяет понять, как же нравственные мотивы бытия связаны с условиями достижения счастья.
Именно понимание эмоции в качестве ценности показывает, что человек может стремиться к интенсивным видам деятельности. Преодолевая препятствия, он испытывает более сильные эмоциональные напряжения и, следовательно, получает более интенсивную, разнообразную и, в конечном счете, более интересную и более счастливую жизнь. Раскрывать перед каждым отдельным человеком возможности подобного типа развития вполне гуманно. Но сделать это, как мы уже видели, нельзя чисто теоретически. Общество поэтому вправе стимулировать развитие личности, включать ее в интенсивные виды деятельности.
В то же время развитие потребностей личности, осуществляемое благодаря воздействию ценностей и других средств социальной детерминации, не означает, что у человека можно сформировать любое представление о счастье в зависимости от специфического воздействия социальной среды. Поскольку сам исторический процесс не носит произвольного характера, не могут быть произвольны и высшие социальные потребности человека, в конечном счете определяющие его идеи о благе и счастье. Они зависят от тех исторических задач, которые общество в целом и каждый отдельный человек (в большей или меньшей степени) неизбежно решают в процессе своего бытия. Они также определяются определенными стандартами потребления, видами досуга, развитыми на базе имеющихся технологий производства, средств коммуникации, транспорта и т. д.
Здесь следует отметить, что досуг и другие, имеющие самоценное значение, виды деятельности в действительности не противостоят абсолютно тем историческим задачам, которые человечество решает на данном этапе своего развития. Сами формы игровой, свободной деятельности испытывают влияние тех видов активности, которые осуществляются в общественно значимой деятельности. Эта особенность отражается в природе социокультурных ценностей, стимулирующих развитие личности. Но и, наоборот, любые необходимые для общества и исторически обусловленные виды деятельности представляются в ценностном мышлении одновременно и как необходимые для самого человека. В этом представлении заключено действительное отношение. Если бы виды деятельности, аргументируемые как необходимые для блага, не несли в себе момент самоценности, идущей от биологической организации индивида, то никакое воздействие на человека ценностей культуры было бы невозможно.
Более того, социокультурные ценности собственно, встроены в исторически развитую природу человека, так как новые потребности определяются зависимыми от ценностей потребностными ситуациями. В них отражаются не только непосредственные условия материаль- но-предметной, преобразовательной деятельности, но и принятые в обществе стереотипы поведения, возникающие и как бы живущие своей жизнью в процессе общения людей. Социокультурные ценности выражают ту меру, в соответствии с которой человек может ставить задачи нравственного совершенства. Фактически это означает меру, в соответствии с которой он может переделывать свою собственную природу.
На пути такого стремления к совершенству человек, собственно, и обретает счастье. Он может стремиться к счастью, то есть может иметь в виду идею счастья, соотнесенную с определенными параметрами жизни: быть образованным, культурно развитым, пользоваться уважением коллег, иметь нормальную семью и др. Но, совершая конкретные виды деятельности, человек не может постоянно думать о том, что именно в данный момент он счастлив. Эта психологическая закономерность, как я уже говорил, была верно отмечена Рубинштейном.