Философская мысль средневековой руси

В XIII в. под ударами монгольских войск пала Киевская держава, чему предшествовало все большее обособление от нее отдельных княжеств. Нашествие свирепых, спаянных железной дисциплиной кочевников было воспринято европейцами как апокалиптическое событие вселенского масштаба, о котором пророчили "Откровение Мефодия Патарского" и другие зсхатологические произведения. Европа в силу своего выгодного геополитического положения устояла, а Русь была разгромлена и подчинена. Западные ее земли вместе с Киевом, Черниговом, Смоленском попали под власть Великого княжества Литовского, а после его унии с Польшей вошли на несколько веков в состав Речи Посполитой, став ближе к католическому миру и подвергшись полонизации.

На северо-востоке Руси в условиях тяжелейшего противостояния с завоевателями начинает формироваться новое древнерусское государство с центром в Москве. Этому окраинному городку, основанному киевским князем и расположенному на землях Владимиро-Суздальского княжества, предстояло драматичное восхождение от малого града до одной из мировых столиц. Много раз он горел, разорялся, гибли тысячи его жителей, но каждый раз упорно восстанавливался и креп под сенью своего небесного покровителя св. Георгия, поражающего дракона. Образ Георгия не просто герб Москвы, но выраженный пластическими средствами концептуальный образ, соединивший древнейший эсхотонический миф, христианское самопожертвование, воинскую честь, противостояние добра и зла, торжество справедливости. Этот образ – всадник, поражающий дракона, концентрированно выразил суть многовековой борьбы за становление российской государственности.

Но временам подъема России предшествовали времена смирения, унижения, накопления сил для борьбы. О тяжких испытаниях в годину монгольского разорения свидетельствует "Сказание о граде Китеже", погрузившемся на дно озера, невидимом людям злым и открывающемся перед теми, кто "никакова помысла имети лукава, и развращенна, и мятущего ума". Светлая мечта о "земном рае", манящий идеал социальной утопии, стремление найти построенное на справедливости Беловодье станут одной из духовных грез отечественного самосознания, взыскующего созидания царства Божия на земле.

Древнерусский панэтизм

Живой свидетель тех потрясений епископСерапион Владимирский (ум. 1275) сравнивает нашествие иноплеменных с разрушительным землетрясением. "Ныне землею трясеть и колеблеть, безаконья грехи многая от земли отрясти хошеть, яко лествие от древа". Подобно летописцам, он с болью и смирением признает, что обрушившееся испытание есть меч карающий в деснице Божией за умножившиеся грехи, небратолюбие, вражду, усобицы Русской земли. Однако Бог, как Отец любящий, посылает наказание не для уничтожения, но для вразумления людей, их покаяния и исправления. Серапион призывает не унывать, быть морально стойкими и "крепкодушными". Подобная нравственно акцентированная трактовка исторического процесса отражает особое видение бытия в духе онтологизации морального воззрения на мир.

Действенным средством нравственного очищения и воспитания служилаагиографическая литература. "Житие Михаила Черниговского", мученически погибшего в ставке Батыя вместе с боярином Феодором за веру христианскую; "Житие Михаила Тверского", также убитого в Орде и причисленного к лику святых; "Повесть о житии Александра Невского", где соединены черты воинской повести и благочестивого жития, принявшего перед смертью схиму и канонизированного впоследствии одного из самых любимых народом устроителей и защитников земли Русской.

Его имя Александр (в переводе с греческого "защитник людей") ассоциировалось с именем и подвигами Александра Македонского, известного в древнерусской среде по многим памятникам, в том числе по переведенной с греческого “Александрии”. Данный источник, существующий в пяти редакциях, весьма интересен и вместе с тем мало изучен в философском отношении. Из него русский читатель получал сведения о связи философии и политики на примере отношений Аристотеля и Александра; здесь же повествуется о "рахманах", индийских нагомудрецах и аскетах, их споре с завоевателем мира, своеобразных установках древнеиндийской мудрости о суетности внешнего активизма, о крахе неправедно достигаемого, о слиянии с природой и стремлении к бесконечному духовному универсуму.

Так в сознание русских людей входили некоторые понятия и образы восточной философии задолго до Нового времени. Кроме цикла памятников, связанных с Александром Македонским, этому способствовали сочинения "О рахманах", "Хождение Зосимы к рахманам", "Повесть о Варлааме и Иоасафе", "Стефанит и Ихнилат", "Повесть об Акире Премудром" и ряд других источников. Следует однако заметить, что нехристианские тексты подвергались христианской адаптации, в них вносились коррелирующие их в православном духе акценты и нюансы. Александр приобретал черты протохристианского героя, исповедующего единобожие и общающегося с пророком Иеремией, глава рахманов Дидим назывался "игумен", а его единомышленники – "братия". Впрочем, подобная корреляция прошлого и его деятелей, устойчиво вошедших в мировое культурное наследие, присуща не только русскому средневековью. Она присутствует всегда и повсеместно, ибо в минувшем актуализуется то, что отвечает проблемам сегодняшнего дня.