Levi-Bryul_L_Pervobytny_mentalitet_SPb__2002

ный, уже не мог обратить на себя их разум. «Они верят лишь тому, что иидят; мысли их не идут дальше их чувств; все то, что не воспринима­ ется непосредственно, — не предмет для размышления».

Однако это объяснение не решает проблемы. Скорее, она еще бо­ лее усложняется, если приведенные наблюдения точны, а это, види­ мо, так. Прежде всего остается неясным, почему преследование ис­ ключительно материальных интересов, а также малое число обычно интересующих сюжетов неизбежно приводит к неспособности рас­ суждать и к антипатии к рассуждениям вообще. Напротив, эта специ­ ализация, эта концентрация умственных сил и внимания на ограни­ ченном круге целей при исключении других должна была бы скорее иметь следствием некую точную и определенную адаптацию, как ум­ ственную, так и физическую, к достижению этих целей; а такая ум­ ственная адаптация повлекла бы за собой определенное развитие изобретательности, сообразительности и ловкости для того, чтобы в интересах достижения желаемой цели применить наиболее подходя­ щие средства. В действительности именно это чаще всего и происхо­ дит.

Эта адаптация сопровождается почти непреодолимым безразли­ чием к тому, что не имеет прямого отношения к кругу интересов первобытного человека; миссионерам это весьма знакомо по печаль­ ному опыту. Однако неспособность понять евангельские наставления и даже нежелание слушать их не являются еще сами по себе достаточ­ ным доказательством антипатии к логическим операциям, особенно когда миссионеры признают, что эти же умы оказываются очень ак­ тивными, если предмет касается их самих, если речь идет об их скоте или их женщинах.

Кроме того, не слишком ли смело объяснять эту антипатию ис­ ключительной привязанностью к воспринимаемым чувствами пред­ метам: ведь сами же миссионеры говорят, что первобытные люди — :>то самые стойкие верующие, каких только можно найти. Из их голов так и не удается изгнать уверенность в том, что бесчисленное множе­ ство невидимых существ и действий абсолютно реально. Ливингстон пишет, что он часто восхищался неистребимой верой негров Южной Африки в существа, которых они никогда не видели. Повсюду, где наблюдения были достаточно тщательны и продолжительны, повсю­ ду, где поэтому удалось проникнуть за плотную завесу скрытности, которой туземцы окружают все священное, эти наблюдения выявили у них поистине безграничное поле коллективных представлений, свя­ занных с недоступными для чувств вещами, силами, духами, душами,

19

маной и т.п. И чаще всего это не та более или менее «прерывистая вера», какую мы видим у многих европейских верующих, у которых есть особые дни и учреждения для занятий духовными делами. Пер­ вобытный человек не отделяет свой мир от иного мира, чувственно реальное от потустороннего. Он поистине живет вместе с невидимы­ ми духами и неосязаемыми силами. Для него они — самые реальные реальности. Вера его выражается как в самых незначительных, так и в самых важных его поступках. Верой пропитана вся его жизнь, все его поведение.

Следовательно, если первобытное мышление избегает и не знает логических операций, если оно уклоняется от размышления и рас­ суждения, то это происходит не от неспособности выйти за пределы того, что дают ему его чувства, и не из-за исключительной связанно­ сти с узким кругом одних только материальных предметов. Те самые свидетельства, которые подчеркивают данную черту первобытного мышления, позволяют и даже вынуждают нас отвергнуть эти объяс­ нения. Искать надо в другом месте. А чтобы искать с какой-нибудь надеждой на успех, нужно прежде сформулировать проблему в таких терминах, которые сделают возможным ее решение.

Вместо того чтобы вообразить себя на месте первобытных людей, которых мы изучаем, и заставить их думать так, как, будучи на их месте, думали бы мы (что может привести всего-навсего к правдопо­ добным и чаще всего ложным предположениям), постараемся, напро­ тив, поостеречься наших собственных мыслительных навыков и по­ пробуем выявить таковые у первобытных людей путем анализа их коллективных представлений и связей, существующих между этими представлениями.

Поскольку признается, что ум первобытных людей направлен так же, как и наш, что он так же, как и наш, реагирует на получаемые впечатления, то также скрыто признается, что он должен бы так же, как и наш, размышлять и рассуждать над явлениями и существами данного мира. Однако наблюдатели констатируют, что в действитель­ ности он так не размышляет и не рассуждает. И вот для того, чтобы объяснить эту явную аномалию, они прибегают к нескольким гипоте­ зам: говорят о лености и слабости ума первобытных людей, о путани­ це, детском неведении, тупости и т.д. Эти гипотезы недостаточно учитывают факты.

Оставим же в стороне этот постулат и займемся без предвзятости объективным изучением первобытного мышления как оно себя про­ являет в институтах низших обществ или в коллективных представ­

20

лениях, откуда берут свое начало эти институты. Тогда мыслительная деятельность первобытных людейбольше не будет заранее интерпре­ тироваться как рудиментарная форма нашей собственной, как инфан­ тильная и почти что патологическая. Напротив, она предстанет нор­ мальной втех условиях, в которых она протекает, по-своему сложной и развитой. Не относя ее более к неподходящему ейтипу, стараясь определить ее механизм исключительно в самих ее проявлениях, мы можем надеяться на то, что при описании и анализе не исказим ее.

Гл а в а I

Б е зр а зл и ч и е п е рв о б ы т н о го

МЕНТАЛИТЕТА К ВЫЯВЛЕНИЮ ЕСТЕСТВЕННЫХ ПРИЧИН

I

Столкнувшись с тем, что его интересует, беспокоит или пугает, ум первобытного человека не следует тем же путем, что и наш, он немед­ ленно направляется по другой дороге.

В нас присутствует постоянное чувство интеллектуальной уверен­ ности; она столь прочна, что мы не представляем себе, что могло бы ее поколебать. Ведь если даже предположить внезапное появление какого-нибудь совершенно загадочного явления, причины которого нам поначалу абсолютно неясны, мы все же уверены в том, что наше незнание лишь временное, что вызвавшие это явление причины су­ ществуют и рано или поздно будут обнаружены. Таким образом, при­ рода, в которой мы живем, так сказать, заранее интеллектуализируется. Она есть порядок, всему есть причина, и наш разум судит о ней и движется в ней. В нашей повседневной деятельности, вплоть до ее самых мелких проявлений, присутствует полная и спокойная уверен­ ность в неизменности законов природы.

Умонастроение же первобытного человека существенно иное. Ему природа, в которой он живет, представляется совсем в другом виде. Все предметы и существа в ней вовлечены в сеть мистических сопри­ частностей и исключений, которые как раз и создают в природе связь и порядок. Следовательно, именно они и привлекают прежде всего внимание первобытного человека, и лишь на них его внимание оста­ навливается. Если он заинтересован каким-нибудь явлением и если он не ограничивается, так сказать, пассивным и бездеятельным его

22

носприятием, он тут же, словно под воздействием некоего мыслитель­ ного рефлекса, предположит какую-нибудь оккультную и невидимую силу, проявлением которой и стало данное явление.

«Каждый раз, когда случается что-то необычное, — говорит Нас­ сау, — ум африканца считает это результатом колдовства. Не ища объяснения в том, что цивилизованные народы назвали бы есте­ ственными причинами, его мысль немедленно обращается к сверхъе­ стественному. Действительно, сверхъестественное — это настолько постоянный фактор в его жизни, что он так же быстро и так же здраво объясняет им все происходящее, как и мы, когда мы обращаемся к известным нам природным силам»1. То же самое относительно «суемерий бечуанов» замечает преподобный Джон Филип: «Когда тузем­ цы пребывают в состоянии неведения (то есть, до того времени, как их просветили миссионеры), все то, что им неизвестно и окутано тайной (для объяснения которой недостаточно простого восприя­ тия), является объектом суеверного почитания; естественные причииы им неизвестны, а их место занимает невидимое влияние»2.

Ктакому же заключению привело Турнвальда наблюдение за мыш­ лением туземцев Соломоновых островов: «В лучшем случае они ни­ когда не идут дальше простой регистрации фактов. Чего нет абсолют­ но, в принципе, так это понимания глубокой причинной связи. Непо­ нимание связи явлений — вот источник их страхов и суеверий»3.

Здесь необходимо отделить сообщаемый нам факт от примешан­ ного к нему истолкования, как это нередко случается. Факт состоит в том, что первобытный человек, будь то африканец или же кто-то другой, совершенно не занимается поиском несамоочевидных при­ чинных связей; он немедленно апеллирует к мистической силе. В то же время миссионеры или другие наблюдатели дают свое объяснение :>тому факту: если первобытный человек немедленно апеллирует к мистической силе, то это, по их мнению, происходит оттого, что он пренебрегает поиском причин. Однако почему он пренебрегает этим поиском? Объяснение должно быть прямо противоположным. Если первобытные люди не помышляют о поиске причинных связей, если тогда, когда они их замечают или им на них указывают, они все же считают их малозначащими, то это является следствием того опреде­ ленно установленного факта, что их коллективные представления немедленно подразумевают действие мистических сил. Вследствие :>того причинные связи, которые для нас являются самой основой природы, фундаментом ее реальности и стабильности, в их глазах иыглядят весьма малозначащими. «Однажды в дождливый день, —

23

пишет Бентли, — Уайтхед увидел, что один из его рабочих сидит на холодном ветру. Он посоветовал ему вернуться домой и сменить одеж­ ду. Но человек ответил: «От холодного ветра не умирают, это не имеет значения: заболевают и умирают только из-за какого-нибудь колдуна»»4.

Почти в тех же выражениях пишет один миссионер в Новой Зелан­ дии: «Ко мне пришел туземец, состояние которого вызывало серьезную тревогу; он простудился и совершенно о себе не заботился. Эти дикари ничуть не подозревают о причинах своих болезней. Они приписывают Атуа (духу) все, что заставляет их страдать. Человек, о котором идет речь, говорил, что в его теле сидит Атуа и пожирает его»5.

Все то, что мы называем причиной, все то, что объясняет нам происходящее, все это для направленного таким образом мышления, всецело занятого мистическими предассоциациями, — всего-навсего случай или, лучше сказать, орудие оккультных сил. Случай мог бы быть другим, орудие — иным, но событие все равно произошло бы. Для этого достаточно, чтобы начала действовать тайная сила, не бу­ дучи остановленной более высокой силой того же рода.

II

Из множества имеющихся у нас примеров возьмем один из самых обычных. Повсюду в низших обществах смерть объясняют не есте­ ственными, а иными причинами. Много раз было отмечено, что в случае смерти соплеменника люди ведут себя так, словно это проис­ ходит впервые и они прежде этого никогда не видели. Возможно ли, спрашивает себя европеец, чтобы эти люди не ведали, что каждый человек рано или поздно неминуемо должен умереть? Однако перво­ бытныйчеловек никогда не смотрел на это под таким углом зрения. В его глазах причины, неизбежно ведущие к смерти человека через какое-то, не превышающее определенного предела, число лет, такие, как износ органов, старческое перерождение, угасание функций, не обязательно связаны со смертью. Есть же ведь дряхлые старики, ко­ торые продолжают жить? И если в определенный момент наступила смерть, то это значит, что в дело вмешалась мистическая сила. Впро­ чем, и само старческое ослабление, и любая болезнь также не связаны с тем, что мы называем естественными причинами: их тоже нужно объяснять действием мистической силы. Короче говоря, если перво­ бытный человек не уделяет никакого внимания естественным причи­ нам смерти, то это объясняется тем, что он уже знает, почему она

24

наступила; поскольку же он знает это погему, то вопрос, как она наступает, его не интересует. Здесь мы встречаем нечто похожее на а priori, над которым опыт не властен.

Приведем несколько примеров, взятых в обществах, не затрону­ тых еще влиянием белых. В Австралии (штат Виктория) «туземцы всегда приписывают смерть действию другого человека. Когда умира­ еттуземец, будь он молод или стар, люди полагают, что ночью какойто враг сделал ему надрез на боку и срезал жир с почек. Даже самых сообразительных из туземцев не удавалось убедить, что смерть есть всегда следствие естественных причин»6.

Ни на теле больного, ни на трупе после его смерти нет ни малейше­ го следа этого надреза, однако австралийцы не видят в этом основа­ ния сомневаться, что он был. Какое же нужно здесь еще доказатель­ ство, кроме самой смерти? Разве случилась бы эта смерть, если бы кто-то не срезал с почек жир? Впрочем, верование это не несет в себе никакой идеи о присущей этому жиру физиологической роли. Речь идет лишь о мистическом действии, которое осуществляется с помо­ щью воздействия на орган, являющийся объектом этого действия.

В.Э.Рот, которого цитирует Томас Петри, пишет о том же: «В первые годы европейской колонизации в округе Брисбен почти все болезни, хвори и недомогания приписывались воздействию кристал­ ла кварца, которым обладал какой-нибудь знахарь (туррван). Этот кристалл давал его обладателю сверхъестественное могущество. Дух туррвана заставлял этот кристалл входить в тело жертвы, и ее мог вылечить только другой знахарь, который извлекал кристалл путем высасывания. Таким образом, знахарь мог на расстоянии наслать на кого-нибудь болезнь и, так сказать, обрегъ его»7. «В окрестностях залива Принцессы Шарлотты все серьезные болезни — от малярии до сифилиса — приписывают действию некоего талисмана, представля­ ющего собой заостренный кусок берцовой кости человека, закреп­ ленный воском на тростниковом копье. Туземцы верят, что если бро­ сить это копье в направлении намеченной жертвы, то древко останет­ ся в руках колдуна, а кость пронесется по воздуху, проникнет в тело жертвы (рана при этом тут же затягивается, не оставляя шрама) и таким образом вызовет болезнь»8.

И вообще, когда умирает человек, это означает, что он был обре­ чен (doomed) колдуном. «Жертва, чья участь решена, может, как обыч­ но, отправиться на охоту; внезапно человек чувствует что-то у ступни или голени и видит, что его укусила змея. Странно, но эта особого рода змея моментально исчезает. Само же ее исчезновение дает ту­

25

земцу понять, что некий враг заколдовал его и смерть его неизбежна. Действительно, он и не помышляет о лечении. Он теряет присутствие духа и ложится, чтобы умереть»9. Таким образом, человека можно «обречь» на то, чтобы его поразила молния, убило упавшее дерево, ранила вонзившаяся в ногу колючка, заразила отвратительная бо­ лезнь, пронзило копье. Не нужно обвинять змею, молнию, копье и т.д. в том, что произошло. Они лишь как бы завершают акт обрече­ ния, который может быть совершен живыми людьми, при содействии духов мертвых или без такого содействия...»Враги — это либо покой­ ники, либо духи природы»10.

О том же сообщают Спенсер и Гиллен: «Все болезни без исключе­ ния, от самых легких до наиболее тяжелых, приписываются вредо­ носному влиянию врага, имеющего обличье либо человека, либо духа»11. «Они могут себе представить, — говорит Хауитт, — смерть в результате несчастного случая, хотя почти всегда они приписывают результат того, что мы назвали бы несчастным случаем, действию вредоносной магии. Им хорошо знакома насильственная смерть, но даже когда она происходит у них на глазах, они, то есть люди обита­ ющих в окрестностях Мэриборо (Квинсленд) племен, считают, что если воин убит ударом копья в одном из их ритуальных сражений, то это случилось потому, что он под воздействием вредоносной магии кого-то из своих же соплеменников потерял свою ловкость, необхо­ димую, чтобы парировать или увернуться от удара копья. Я сомнева­ юсь, однако, чтобы где-нибудь в Австралии туземцы в своем изна­ чальном состоянии предполагали, будто смерть возможна просто вследствие болезни. Совершенно определенно, что у курнаи такого представления нет»12. «Если человек убит в сражении или умер от ран, люди полагают, что он был заколдован»13. «Хотя часто случается, что людей нариньери кусают ядовитые змеи, у них нет против укусов никакого лекарства. Их суеверие заставляет считать эти несчастные случаи результатом колдовства»14.

Такое предрасположение ума свойственно не только австралийс­ ким племенам. В очень похожих формах оно встречается в самых удаленных друг от друга низших обществах. В этих коллективных представлениях меняются только оккультные силы, которым припи­ сывают болезни или смерть: виновником оказывается то колдун, то дух покойника, то силы, более или менее определенные или индиви­ дуальные: от представляемых в самом смутном виде до вполне опре­ деленного обожествления такой, к примеру, болезни, как оспа. Что остается похожим и, можно было бы сказать, одинаковым, так это предассоциация между болезнью и смертью, с одной стороны, и неви­

26

димой силой — с другой, а отсюда и то незначительное внимание, которое уделяется тому, что мы называем естественными причинами, даже тогда, когда они просто бросаются в глаза.

Я приведу только несколько красноречивых доказательств такой одинаковости.

«Туземцы, — пишет Чалмерс, — никогда не считают, что их болез­ ни вызваны иными, нежели духовными, причинами и что смерть (за исключением убийства) происходит из-за чего-либо еще, кроме гнева духов. Когда в семью приходит болезнь, все члены этой семьи задают себе вопрос: «Что же это значит?» Если состояние больного не улуч­ шается, они решают, что надо что-то сделать. Совершается приноше­ ние; берут еду и кладут ее в священное место; затем эту пищу берут обратно и делят между друзьями больного. Если болезнь не прохо­ дит, то к священному месту приводят свинью, закалывают ударом копья и предлагают ее духам»15. Так же поступают и в германской Новой Гвинее. «Как считают каи, никто не умирает естественной смертью...»16

У арауканцев «любая смерть, кроме той, что случилась на поле сражения, считалась результатом действия сверхъестественных при­ чин или колдовства. Если кто-либо умирал вследствие несчастного случая, то туземцы предполагали, что это подстроили злые духи, хуекуву: это они испугали лошадь, чтобы она сбросила всадника, они оторвали камень, чтобы он упал и раздавил ничего не подозревавше­ го прохожего, они внезапно ослепили человека, чтобы он упал в пропасть и т.п. В случае смерти от болезни туземцы предполагали колдовство или что умерший был отравлен»17. То же самое сообщает Грабб относительно индейцев Чако. «Они неизменно предполагают, что смерть — это результат непосредственного влияния килиихама (духов), действующих либо самостоятельно, в силу желания причи­ нить зло, либо потому, что их вынудили к этому колдуны»18. Таково же и свидетельство Добрицхоффера об абипонах19. Аналогичные ве­ рования можно встретить почти во всех низших обществах обеих Америк.

В Южной Африке мы встречаем точно то же, что было отмечено в Австралии. «Туземцы верят, что колдун обладает силой отдать (togive over, равнозначное to doom) отправившегося на охоту человека буйво­ лу, слону или другому животному. Считается, что колдун может дать животному поручение погубить человека. Поэтому когда приходит известие, что такой-то человек погиб на охоте, его друзья говорят: «Это дело его врагов, он был «отдан» хищному зверю»20.

27

Совершенно четко эту мысль выражает Бентли. «Болезнь и смерть рассматриваются туземцами Конго как абсолютно ненормальные со­ бытия. Их никоим образом не связывают с естественными причина­ ми, они всегда — дело рук колдунов. Даже когда человек утонул, погиб на войне, разбился, упав с дерева, когда он нашел смерть в когтях хищника или был убит молнией — все это самым упорным и неразумным образом приписывается колдовству. Кто-то околдовал жертву, и виноват тот, кто это сделал»21.

ВXVII веке такие же верования отметил в Лоанго Даппер. «Эти несчастные слепцы полагают, что человек не может умереть, если на него не подействуют мокизи, идолы его врага. Если кто-то, к примеру, упал в воду и утонул, они говорят, что его заколдовали; если кого-то разорвал волк или тигр, значит враг этого человека силой своих чар превратился в дикого зверя; если он упал с дерева, если его дом сгорел, если дожди длятся дольше, чем обычно, — все это делается колдовской силоймокизи какого-то злого человека. Напрасный труд — пытаться выбить у них из головы эту чушь; этим лишь навлечешь на себя их насмешки и презрение»22.

ВСьерра-Леоне «не существует смерти от несчастного случая или естественной смерти; болезнь или несчастный случай, т.е. непосред­ ственные причины смерти, считаются результатом сверхъестествен­ ного влияния. То туземцы воображают, будто смерть произошла в результате зловредного влияния человека, прибегшего к колдовству, то смерть вызвана духом-покровителем какого-то человека, против которого покойник сам совершал колдовские действия, однако в мо­ мент их совершения был обнаружен и наказан. Причинами первого рода обычно объясняют болезнь и смерть вождей, других влиятель­ ных людей и членов их семейств, а причинами второго рода — смерть людей низшего сословия»23.

Наконец, в немецкой Восточной Африке «для джагга не существу­ етестественной смерти. Болезнь и смерть — всегда дьявольское дело»24.

Закончим на этом перечисление одинаковых по характеру свиде­ тельств: мы могли бы продолжать его без конца25.

ш

Переход от болезни и смерти к просто несчастным случаям совер­ шенно незаметен. Из приведенных выше фактов следует, что перво­ бытные люди обычно не видят разницы между смертью от старости или болезни и смертью насильственной. Это происходит не потому,

28