27 Декабря немцы представили свои условия. Советская делегация выглядела

так, словно

она "получила удар по голове" {549} . Фокке увидел главу советской делегации

"пораженным,

истощенным и сокрушенным". Покровский рыдал: "Как можно говорить о мире без

аннексий,

если Германия отторгает от России восемнадцать губерний" {550} . По

свидетельству Гофмана,

Иоффе был потрясен германскими условиями и разразился, протестами. Каменев впал

в ярость.

Возникает вопрос: какова была степень реализма лидеров большевистской России,

если они не

предполагали подобных требований от Германии? 28 декабря советская делегация

подписала

формальное перемирие и отбыла в Петроград на двенадцатидневный перерыв {551} .

Гофман

хотел, чтобы Иоффе обрисовал ситуацию Ленину и Троцкому. Людендорф ликовал:

"Если в

Брест-Литовске все пойдет гладко, мы можем ожидать успешного наступления на

Западе

весной" {552}.

30 Декабря 1917 г., по возвращении Иоффе из Бреста, Троцкий обратился к

прежним

союзникам, снова приглашая их к переговорам. Он объявил, что "сепаратное

перемирие не

означает сепаратного мира, но оно означает угрозу сепаратного мира" {553} .

Троцкий

параллельно угрожал: самоопределения ждет не только Эльзас и Галиция, но и

Ирландия,

Египет, Индия {554} . Ленин решил отложить подписание мира настолько, насколько

это

возможно. Но Ленин нуждался в мире, и в Брест он послал лучшего из наличных

талантов -

Троцкого.

Предвкушения немцев

Встречая Рождество 1917 г., император Вильгельм Второй заявил, что события

уходящего

года неопровержимо доказали ту истину, что Бог на стороне Германии. Англичане

могли

сказать то же самое, празднуя Рождество в только что оккупированных Вифлиеме и

Иерусалиме. И только Россия не могла разделить такой уверенности. Большевики

испытывали

страшное напряжение, осознавая, что подписание мира с немцами может стоить им

правления в

стране. А вдали уже маячил грозный знак гражданской войны.

Выработка условий Брест-Литовского мира была для германских дипломатов

захватывающей задачей. Кюльман поставил перед собой задачу прибегнуть к тактике

косвенных аннексий, используя принцип права на национальное самоопределение.

"Мой план

состоял в том, чтобы втянуть Троцкого в академическую дискуссию о праве на

национальное

самоопределение и приложении этого принципа на практике, чтобы получить

посредством

применения этого принципа все территориальные уступки, в которых мы абсолютно

нуждались" {555} . "Союз немецких производителей стали и железа" потребовал,

чтобы

немцам была гарантирована свобода экономической деятельности в России. Их

особенно

интересовала железная руда и марганец, для того чтобы в будущей войне с

англосаксами

получить независимую базу производства оружия. "Россия должна быть превращена в

поставщика сырьевых материалов, зависимого от Германии". Было выдвинуто

требование

разорвать соглашения России с Америкой, Англией и Францией, осуществить

"свободную

миграцию рабочей силы из русских индустриальных районов" {556}.

Пробным камнем грядущих переговоров была Украина. Германия следила, за тем,

как

реализовывалось решение наркома иностранных дел Троцкого и наркома внутренних

дел

Церетели предоставить Украине право самоопределения. Хотя первый "Универсал"

решительно провозгласил единство Украины и Великороссии, автономия Рады

предоставила

немцам новые возможности. 24 декабря 1917 г. украинская Рада провозгласила свою

независимость. Через два дня Берлин пригласил представителей Рады в Брест-

Литовск.

Одновременно немцы проявили "полное непонимание" миссионерского пыла

большевиков. Делегация во главе с Г. Зиновьевым, задачей которого было

осуществление

социальной революции в Центральной Европе, была остановлена первым же немецким

часовым. Тонны подрывной литературы были по немецкому требованию сожжены.

Германским

независимым социалистам было запрещено посещать невиданное новое государство -

Советскую Россию. В то же время Россия впервые за два с половиной года

приоткрылась для

Германии - появилась возможность провести линию сообщения между Петроградом и

Берлином. Германские коммерческие агенты стали нащупывать почву возвращения в

Россию.

Англичане считали серьезным просчетом прямолинейную дискредитацию

правительства,

которое все-таки выступало от лица одной то крупнейших стран мира. Постоянные

глупые

атаки на большевиков в британской прессе - что Ленин является германским агентом

и т. п. -

сбили с толку население в Англии и привели в бешенство большевиков здесь;

Получилось все

по-детски. Французы ведут себя еще хуже, но янки играют более тонко. В любом

случае у нас

(пишет англичанин из Петрограда. - А.У.) сложилось впечатление капитуляции в

пользу

Германии, что ощутимо бьет по нашему престижу... Нашим интересам соответствует

избегать,

настолько долго, насколько это возможно, открытого разрыва с этой сумасшедшей

системой"

{557} . Заведомая враждебность может дорого стоить. Долг России Британии

составил к началу