Глава 2. Кризис печати в 1 пол. XIX века в Сибири и Тобольской губернии

После смерти Екатерины II происходит упадок как провинциальной, так и столичной печати. Усиление цензурного гнета, атмосфера нетерпимости привели к тому, что при Павле I в 1797 году выходило всего пять периодических изданий. С воцарением в 1801 году Александра I положение российской прессы улучшается: на первых порах вновь было разрешено открытие частных типографий, отменена предварительная цензура. Российское общество ждало либеральных реформ. Частные издания открываются не только по всей России, но и в провинции: это журнал «Урания» (Калуга, 1803), газета «Казанские известия» (1811–1820). Провинциальная журналистика развивается и в последующие десятилетия: журналы, газеты, сборники и альманахи возникают в Астрахани, Харькове, Одессе, Тифлисе и других городах. Однако в Сибири вплоть до 1857 года так и не появилось ни одного собственного издания. Положение книгоиздания в Сибири было плачевным. Частные типографии были запрещены, и на огромной территории действовали только типографии губернских правлений. Так как они являлись придатками губернских правлений и не имели права инициативы, то занимались печатанием канцелярских бумаг для собственных нужд.

Губернские типографии в 1 пол XIX века

Оживление в деятельность этих типографий вносит в то время опальный государственный деятель Михаил Михайлович Сперанский, которого Александр I в качестве Сибирского генерал-губернатора (1819–1821) отправил провести ревизию и подготовить ряд крупных реформ в крае. Состояние российской провинции, многочисленные нарушения, казнокрадство, произвол привели к тому, что сибирские купцы отправляли многочисленные жалобы на местную администрацию и даже вступали в противоборство с ней, за что расплачивались зачастую собственным состоянием и жизнью²⁴.

Примечательно, что главным помощником и соавтором реформ стал участник войны 1812 года, будущий декабрист Г.С. Батеньков. Сперанский и Батеньков совместно занимались разработкой «Сибирского уложения» – обширного свода реформирования аппарата управления Сибири. Беспредел, творившийся в Сибири, Сперанского так поразил, что, по его собственным словам, «за злоупотребления тобольских чиновников следовало всех оштрафовать, томских – отдать под суд, а красноярских – повесить». В результате реформирования чиновничьего аппарата генерал-губернатор по-прежнему оставался «главным начальником края», ему принадлежала огромная власть. Однако в качестве противовеса исполнительной власти впервые в истории России при генерал-губернаторе образовался совет из членов местного управления и чиновников, назначенных «от короны». Это был совещательный орган, с мнением которого генерал-губернатор должен был считаться, хотя последнее слово оставалось за ним. Местная губернская администрация возглавлялась гражданским губернатором. При нем тоже должен был действовать совещательный совет из чиновников, назначенных генерал-губернатором. Во время пребывания в Иркутске Сперанским было разработано 10 законопроектов будущей реформы, составивших «Сибирское учреждение» 1822 г. Это «Учреждение для управления Сибирских губерний», «Устав об управлении инородцев», «Устав о ссыльных», «Устав об этапах»²⁵, «Положение о земских повинностях» и др. Однако, несмотря на все успехи Сперанского, большинство из подготовленных им проектов не было воплощено в жизнь. Одной из причин исследователи называют декабристское восстание и как следствие – последовавшую за ним реакцию.

Благоприятно недолгое пребывание Сперанского в Сибири сказалось на судьбе его друга, П.А. Словцова, бывшего в то время директором лучшей в России иркутской гимназии. Словцов в 1821 году был назначен визитатором Казанского учебного округа, в 1826 произведен в статские советники. П.А. Словцов, завершая свой труд «Историческое обозрение Сибири», сделает такое посвящение своему другу и покровителю: «Бессмертному имени Михаила Михайловича Сперанского, некогда бывшего сибирским генерал-губернатором, посвящается вторая книга»²⁶.

По совету Словцова Сперанский обратил внимание на состояние не только образования, но и местных типографий²⁷. Так, например, по распоряжению Сперанского было начато строительство типографий, литографий в Барнауле, Томске, в Тобольске и других городах, выписывались типографские станки, «словолитные мастера» и т.п. Сперанский расширил возможности казенных типографий – они могли печатать заказы частного порядка, обеспечивая тем самым собственные нужды. Большинство документов и книг, напечатанных после увеличения количества типографий, являлось оттисками и перепечатками, что облегчало их издание на местах, т.к. не требовало цензурного разрешения в Казани или Европейской России. После отъезда Сперанского деятельность сибирских типографий все больше начинает зависеть от местной администрации и постепенно их и без того невысокая книгоиздательская активность падает. Потребности сибиряков в печати эти типографии удовлетворить не могли, потому, например, подготовленный кружком красноярской интеллигенции «Енисейский альманах на 1828 г.» отпечатан был в Москве, а сборник «Прозаические сочинения учеников Иркутской гимназии» (1836) – в Петербурге²⁸. В XIX веке первой частной типографией Западной Сибири стала типография П.И. Макушина и В.В. Михайлова, открытая в 1876 году.

Одним из канцелярских печатных жанров, утоляющих информационный голод жителя Российской империи, был «летучий листок». Это «древнейший» жанр, берущий начало в традиции устных объявлений глашатаев на улицах и площадях античных полисов. Оглашение новостей, указов, приказов и пр. было необходимой частью государственного управления. «Летучие издания» – манифесты, царские грамоты, указы, правительственные объявления – еще в феодальной Руси рассылались в рукописном виде, а после распространения типографий в печатном. Право на их издание сначала имели только коронованные особы, затем Правительственный Сенат. Только к концу XVIII – началу XIX века провинциальные власти получили право издавать собственные приказы, распоряжения, объявления и распространять их для публикации в присутственные места. «Летучие издания» печатались обычно отдельными листами, часто на одной стороне листа, они оглашались устно или расклеивались на столбах, заборах или стенах зданий. В. Павлов в книге «Очерки истории журналистики Урала» делает вывод о том, что на рубеже XVIII–XIX вв., в условиях ограниченного доступа необразованной части населения к печатной прессе, летучий листок являлся подчас единственным источником и средством информации. Выходили листы без строгой периодичности, она зависела от событий, происходивших в государстве. В. Павлов приводит в качестве примера яркого информационного воздействия такого издания журнал военных событий. Например, исследователь рассказывает, что перепечатанный пермской губернской типографией в 1807 году на трех листах «Журнал военных действий с 19 по 29 мая» произвел огромное впечатление на крепостных крестьян и мастеровых, добровольно собравших для армии большое количество единиц оружия и денег²⁹. Еще заметнее информационная и пропагандистская роль летучих изданий была во время Отечественной войны 1812 года. Патриотические чувства вызывали не только официальные обращения – например, «Манифест Александра I от 6 июля 1812 г.», но и военная хроника, распространявшаяся в виде летучих листков военной типографией. Итак, самым массовым источником и средством информации в 1 пол. XIX века на территории Урала и Сибири оставались летучие листки, выполнявшие разнообразные функции: информационную, организаторскую, пропагандистскую и пр. Обеспечивали население летучими листками как правительственные, так и местные губернские типографии.

Сибирская тема в российской периодике

Постепенно в российском обществе меняется отношение к Сибири. Еще в екатерининскую эпоху возникает первый интерес к сибирской теме (так, сама Екатерина II пишет пьесу о Ермаке «Шаман сибирский»). По случаю учреждения Тобольского наместничества в 1782 году П.А. Словцов, будучи учеником духовной семинарии, выступает со своей одой «К Сибири». В оде создается образ Сибири – прекрасной азиатской царевны, богатой и величественной. Вопрос о приоритете европейского и азиатского здесь снимается христианской ценностью: кротость сердца важнее европейского «чванливого» ума. Сумароков намекает на события французской революции, которые являются свидетельством гордости духа, ведущей к нарушению религиозных основ, человеческому «падению»:

Что значит самый просвещенный ум?

Подобен дерзновенну исполину,

Он зыблет истину, как паутину,

И, разодрав священный занавес,

Бросает молнии против небес.

Ей-богу! там жить лучше, где повязкой

Глаза завешены – не видят вдаль,

Где маракуют часослов с указкой,

Не зная, кто таков Руссо, Рейналь.

Далее Словцов рисует благословенную страну, благополучную, огромную, с избытком земель, с довольными крестьянами. «Панегирические» элементы в литературе начала века, превознесение огромных сибирских пространств, природы, ресурсов станут неотъемлемой частью восприятия «отдаленного края». Именно в эпоху романтизма, в начале XIX века, Сибирь приобрела свой специфический ореол: она стала восприниматься как дикий край с могучей северной природой, край господства стихийных сил, необузданной мощи, решительных и дерзких характеров, необычайной экзотики. При этом новая тенденция в романтической поэзии и в среде исследователей, любителей русской словесности, заставляет писателей и ученых изучать фольклор, проводить этнографическое исследование Сибири, обусловливает также вниманию к местному колориту, использование в произведениях диалектизмов, местных оборотов, топонимов и пр. Как писал Н.М. Ядринцев, формируется целый класс «панегиристов» Сибири, склонных приукрашать ее величие, воспевать и прославлять, оставляя без внимания социально-экономические проблемы. В начале века поэты-романтики обращаются к фигуре Ермака, который становится знаковым, ключевым образом в осмыслении Сибири. В этом смысле, как в оде юного П.А. Словцова, так и в поэме «Войнаровский» Рылеева Ермак уже включен в культурный локус Сибири. В романтической литературе формируется «сибирская экзотика»³⁰ – она является частной разновидностью восточной экзотики. Ее элементами являются образы «уральских и киргизских пленников», «прекрасных буряток и тунгусок» (красавицы-туземки), сибирских разбойников и беглецов и пр. Тобольский поэт П.П. Ершов, вошедший в историю литературы на волне интереса к национальному колориту (поэма «Конек-Горбунок», 1834), создает «сибирскую» поэму «Сузге» (1837), в которой главным персонажем также является прекрасная и таинственная татарская царица, проявляющая силу характера в трагический обстоятельствах. Интерес писателя к исследованию края проявится и в период, когда он становится цензором и фактически первым редактором «Тобольских губернских ведомостей». Краеведческая тематика определит лицо издания в первые годы его существования.

«Сибирская тема» выходит на страницы столичной прессы. Впервые на страницах таких видных журналов, как «Московский телеграф», «Телескоп», «Отечественные записки» постоянно публикуются материалы, посвященные Сибири. Н.П. Паршукова³¹ отмечает, что правительственные и официозные издания («Русский вестник», «Московский вестник», «Северная пчела») также помещали их, но гораздо реже, чем демократические, и освещение сибирской действительности было более поверхностным: преобладала информация о незначительных фактах, описательность и фактологичность. Основное содержание материалов в «Московском телеграфе», «Телескопе», «Отечественных записках»: путевые заметки и дневники, отчеты о научных экспедициях, содержавшие данные о географии и климатических условиях Сибири, о природных богатствах, и рецензии на них. Большое место заняли статьи и очерки о колонизации Сибири, этнографические зарисовки о ее коренном населении, была отражена тема золотоискательства, объяснявшаяся возникшей в 30–40-е гг. XIX в. «золотой лихорадкой», т.е. сибирские материалы, как в фокусе, отражали реалии России того времени. Паршукова обращает внимание на различный уровень интереса, проявленного редакциями журналов к Сибири и ее регионам. Так, «Телескоп», на страницах которого сибирские материалы появлялись эпизодически, основное внимание уделил Восточной Сибири и Российско-американской компании. В свою очередь Н.А. Полевой, редактор «Московского телеграфа» (уроженец Иркутска), интересующийся Восточной Сибирью, печатал работы сибирского исследователя и просветителя П.А. Словцова о Тобольске.

Итак, литературным органом, активно пишущим о Сибири, становится журнал Н.А. Полевого «Московский телеграф» (1825–1834 гг.). Выходец из среды иркутского купечества, автор ряда произведений о Сибири, Полевой отстаивает на страницах журнала идею свободного капиталистического развития России, требует самых широких прав для буржуазии, в том числе и для сибирской. Уже в первой рецензии 1828 г. на «Письма из Сибири» Словцова он отмечает³²: «Сибирь, столь мало и столь неверно описываемая доныне, является здесь в картине верной, снятой в природе человеком опытным, умеющим замечать и близко знающим предмет своих замечаний». В своем издании он выступает в роли пропагандиста Сибири, ее культуры: «Сибирь, золотое дно для предков наших и для нас, может быть золотым дном и для наблюдательного путешественника. И там Историк, Географ, Поэт найдут для себя много работы». Полевой постоянно подчеркивает в произведениях своих земляков достоверность, документальность, видит в них источник «известий об отечестве нашем, из коих можно было бы составить порядочное описание России», призывает «дорожить и материалами, ибо они уже степень к возведению прекрасного здания». Воспоминания о Сибири воодушевляли Полевого и тогда, когда он создавал свою повесть «Сохатый» (1830 г.), полную романтического пафоса и громкого восхваления Сибири – «золотого дна». Повесть произвела сильное впечатление на читателей. Разбивая традиционные представления о Сибири как стране мрака и безлюдья, Полевой показал ее в светлых, радостных тонах, воспел ее природу, раскрыл в повседневном быту сибиряков высокие человеческие чувства и благородные отношения.

Но наиболее глубокие и содержательные материалы о Сибири в 30–40-е гг. XIX в., по мнению Паршуковой, публиковались в «Отечественных записках», которые получили всеобщее признание в образованных кругах русского общества и стали самым авторитетным и наиболее популярным русским журналом. Среди авторов, писавших о Сибири, отмечаются сибиряки, хорошо знавшие свой край, занимавшиеся его историей: П.А. Словцов, П.И. Небольсин, С.И. Гуляев, а также известные и малоизвестные путешественники: Ф. Врангель, Г.Е. Щуровский, Ф. Белявский, англичанин Кохрен и др. Таким образом, ценность сибирских материалов, помещенных на страницах русских изданий 30–40-х гг. XIX в., заключается в непосредственности наблюдений и впечатлений «по горячим следам событий», в том, что они позволяют полнее понять роль Сибири в общественной жизни России того времени, а также содержат довольно обширную информацию по тем или иным конкретно-историческим вопросам³³.

Научные издания о Сибири

В первой трети XIX века появляются научные издания, посвященные Сибири и ее изучению: это журналы Григория Ивановича Спасского – «Сибирский вестник» (1818–1824) и «Азиатский вестник» (1825–1827). В 30-е гг. происходит подъем сибирского краеведения, связан он также с интенсивным развитием золотопромышленности: в Сибирь устремляется капитал русской буржуазии. Эти обстоятельства объективно вызывали желание исследовать край, его богатства. Труды Миллера и Фишера по истории Сибири хотя и считались образцовыми, но к началу XIX в. их недостаточность как в историческом, так и в источниковедческом плане становится очевидной. Качественно другими стали практически каждый год издававшиеся труды ученых и путешественников: «Отрывки о Сибири» М. Геденштрома (1830), «Записки об Енисейской губернии Восточной Сибири» И. Пестова (1831), «Поездка к Ледовитому морю» Фр. Белявского и «Поездка в Якутск» Н. Щукина (1833), «Прогулки вокруг Тобольска» П. Словцова (1834) и мн. др.

Первый сибирский историко-краеведческий журнал был основан Г.И. Спасским совместно с В.В. Дмитриевым (издававшим журнал «Ореады», 1809) в 1818 г.³⁴ Первоначально журнал предполагалось назвать «Восточный вестник», но вследствие недоразумений между Дмитриевым и Спасским первая книжка вышла в Петербурге под названием «Сибирский вестник». Под этим названием журнал и выходил до 1825 г., пока не был переименован в «Азиатский вестник» в связи с территориальным расширением объектов изучения. Тираж был предположительно 600 экземпляров. Было выявлено 26 опубликованных частей «Сибирского Вестника»³⁵.

Г.И. Спасский, окончив Московский университет, в 1799 г. поступил на службу в Московское губернское управление, затем перешел в Берг-коллегию и, прослужив в ней три года, был направлен по делам службы в Томскую губернию. При прохождении службы в Сибири Г.И. Спасскому пришлось бывать земским исправником в Кузнецке, губернским секретарем в Томске, чиновником в штате Колывано-Воскресенских заводов в Змеиногорске, принимать участие в экспедициях по Сибири и «сопричастных к ней странах». В 1817 году он был переведен в Москву и определен в горную экспедицию Кабинета Его Величества с оставлением в штате горнорудных заводов Алтая. За годы почти пятнадцатилетней службы в Сибири Григорий Иванович собрал богатый материал по изучению края, который смог использовать в своей научной и литературной деятельности.

В его журналах были напечатаны летописи Строгановы, Саввы Есипова и часть летописи Черепанова, издана с переводом на русский язык латинская рукопись о Сибири Юрия Крижанича. Опубликованы несколько очерков об экспедициях в Сибири отечественных и зарубежных путешественников (Геденштрома, Кибера и др.), описания сибирских природных богатств, рудников и горных заводов (Злобина, Черниговцева), даны многочисленные сведения о первобытных сибирских древностях. Много внимания было уделено описанию быта, нравов и обычаев сибирских народов.

«Сибирский вестник», как считают исследователи,³⁶ скорее представлял собой сборник статей и материалов, чем журнал в классическом смысле этого слова. Отдельная книжка состояла из определенных тематических частей, каждая из которых содержала одну-три (редко более) статьи или публикации. Автором подавляющего большинства материалов был сам Г.И. Спасский, т.к. в журнале наблюдался недостаток авторов. Спасский публиковал собственные разыскания и впечатления, а также перепечатки из иностранных журналов, документы, присланные друзьями, знакомыми или должностными лицами. В первых книжках «Сибирского вестника» явственно преобладают по объему описания путешествий как по Сибири, так и за ее пределами. Далее идут этнографические материалы и сведения по археологии.

Главной целью издания было сделать известными памятники старины для познания истории малой Родины, и в этом проявилась вера Спасского во всемогущество исторического источника, способного воссоздать объективную картину прошедших времен. В целом статьи имели сухой, академичный тон, но, когда авторы выражали веру в будущее Сибири, в материалах появлялась публицистичность, они принимали боевой, страстный характер. Тираж журнала расходился с трудом, подписка шла туго, обращения Спасского за помощью к правительству остались без ответа. В конечном итоге в 1827 году журнал прекратил свое существование.

Творчество издателя было высоко оценено научной общественностью. Он был избран действительным членом Императорского Русского географического общества, Императорского общества Истории и Древностей Российских и других общественных организаций. За содействием к нему обращался А.С. Пушкин во время работы над историей пугачевского бунта. Сохранилось также обращенное к Спасскому письмо М.М. Сперанского, датированное 1 июня 1820 г., в котором тот пишет: «Я давно уже должен был благодарить вас за присылку ко мне прежних частей Сибирского Вестника и за доставление последующих. Естли свидетельство благодарности моей может послужить вам поощрением в сем полезном труде: то вы имеете на нее полное право. Продолжайте знакомить читателей своих с сим отдаленным краем. Природа предназначила его к обширному населению и образованию»³⁷.

Несмотря на неуспех изданий Спасского, можно сказать, что эти журналы, особенно первый, были читаемы (почти полный его комплект находится в библиотеке Пушкина), а их материалы, в частности, публикация «Летописи Сибирской», стала объектом полемики в Вольном обществе любителей российской словесности. Интерес к этой полемике Карамзина, Оленина, Каченовского, активное участие в ней Словцова свидетельствовали о пристальном интересе к сибирской теме и сибирской истории. Своим журналом Спасский сделал сибирскую тему специальной и самодостаточной, придал ей масштаб не только историко-этнографический, но и эстетический³⁸.

В 1804 году в открывается Казанский императорский университет, который становится урало-сибирским центром образования и научной мысли. Издания, выходившие при университете, оказываются наиболее близки сибирякам географически и идеологически. Этому благоприятствовало и то, что учебные заведения Сибири входили в казанский учебный округ. Являвшийся с 1815 года членом Казанского общества любителей отечественной словесности (а также петербургского Вольного общества любителей словесности, наук и художеств с 1821 года) и бывший тогда директором Иркутских училищ П.А. Словцов начинает активно публиковаться в «Казанских известиях», помещая там свои очерки и заметки, посвященные Сибири. Он публикует в «Казанских известиях» многочисленные статьи: «Замечания о реке Ангаре», «Несколько слов о городе Нерчинске», «За Яблоновым хребтом», «О Якутской области», «Общий взгляд на Иркутскую губернию», «О Забайкальских достопамятностях, в ответ на вопрос: Какие есть городища в Иркут. губ.» и пр. Казанская периодическая печать стала своеобразной лабораторией освоения местного сибирского колорита. Казанская научная периодика, в которой активно публиковались сибирские публицисты и исследователи: «Казанский вестник» (1820–1832); «Прибавления к Казанскому вестнику» (1821–1834), «Заволжский муравей» (1832–1834).

Ужесточение цензуры

Положение печати, особенно частной, коренным образом изменилось в царствование Николая I, подавившего вооруженное восстание декабристов и укрепившего самодержавную власть. При нем в 1828 г. был принят новый Устав цензуры, ужесточавший требования к печати. Кроме Главной цензуры в стране действовало еще 22 цензуры специальные. В типографии Тобольского губернского правления в 1840–50-е гг. было напечатано всего 17 книг. При этом случались годы, когда не появлялось ни одного издания (учитывая все их виды)³⁹. Указ Сената (1830) утверждал появление в шести губерниях центральной России официальных органов печати – губернских ведомостей, однако поначалу это решение не было реализовано. Издание губернской официальной печати началось с 1838 года, но не затрагивало окраины империи, в том числе и Сибирь. В 1838 году губернские ведомости выходили в 42 губерниях и областях (здесь они назывались «областными») центральной части России и продолжали издаваться до 1917 года. Не мог добиться разрешения на издание официальной печати для Сибирского края даже такой влиятельный государственный деятель, как генерал-губернатор Восточной Сибири граф Н.Н. Муравьев-Амурский. Таким образом, надежды на создание собственных, сибирских, органов печати были разрушены.

Публицистика сибиряков и формирование общественных настроений

В начале XIX века литературная жизнь Тобольска затихает. В это время центр издательской деятельности, в котором появляются авторы, впоследствии инициирующие издание в столичных органах печати, переходит в Иркутск. Именно в столице Восточной Сибири собираются основные литературные и общественные силы (туда стремился М.М. Сперанский во время ревизии, здесь же он, наконец, проникся к Сибири симпатией, здесь обсуждал со своим другом П.А. Словцовым сибирскую реформу в образовании). Такое переключение географии политических, административных приоритетов связано с развитием экономики. Еще в 1899 году в Иркутске была создана Российско-американская компания, которая концентрировала здесь весь товарооборот. Можно сказать, с этого момента тобольская журналистика теряет пальму первенства навсегда, и наиболее яркие, полемичные, оказавшие влияние на жизнь общества и современников газеты и издательства, авторы и редакторы навсегда покидают пределы тобольской губернии.

Особую роль в развитии сибирского общества, его самосознания, в воспитании нового поколения литературно одаренных сибиряков сыграли идеи, взгляды, просветительская работа декабристов, рассеянных по всей Сибири. В городах Тобольской губернии, кроме Тюмени (т.к. она уже взяла на себя роль активно развивающегося экономического центра, имеющего обширные связи как с сибирскими, так и с городами центральной части России), на поселении проживало множество политических ссыльных, оказывающих влияние на развитие сельского хозяйства, образования и медицины⁴⁰. Декабристы занимались литературной и научной деятельностью, вели метеорологические наблюдения, знакомили местных жителей с новинками в области сельского хозяйства, организовывали школы, оказывали медицинскую помощь, работали в чиновничьем аппарате. По мере возможности декабристы, как образованные люди, участвовали и в местном книгоиздании. В 1837 году в Тобольске в корпусной типографии были изданы стихи моряка-декабриста Н.А. Чижова, написанные по приказу генерал-губернатора Западной Сибири и командира отдельного Сибирского корпуса П.Д. Горчакова, и оттиск их, вместе с приветственными стихами Ершова, позднее вручили цесаревичу Александру (будущему императору Александру II), посетившему Тобольск 2 июня 1837 года. В тобольской губернской типографии в 1843 году были отпечатаны листовки, составленные декабристом Штейнгелем. Листовки были предназначены для распространения среди бунтовавших крестьян трех округов Тобольской губернии. Сотрудничество с местной властью должно было облегчить положение декабристов, хотя оно, в общем, отвечало их потребности в умственном труде и их желанию принести пользу.

Так, декабрист Якушкин, оказавшись на поселении в Ялуторовске, принялся энергично и последовательно осуществлять план развития народных школ в Сибири. Он выступил пламенным пропагандистом ланкастерской системы взаимного обучения как «самой дешевой и потому самой удобной для образования народа». По его инициативе были созданы школы для мальчиков и девочек. Организация в Западной Сибири мужской и женской общедоступных всесословных и бесплатных школ, первых не только в Сибири, но и во всей России, имела неоспоримое значение. Одним из учеников Якушкина был М.С. Знаменский, художник и публицист, издавший первые воспоминания о декабристах («Исчезнувшие люди», СПб., 1872; «Тобольск сороковых годов» в газете «Восточное обозрение» в 1884). Героический накал творчества декабристов, мысль о человеческом достоинстве, о человеческом поступке формировала чувство собственного достоинства сибирских общественных деятелей и публицистов⁴¹.

Под влиянием декабристов и на волне увлечения романтической литературой в Сибири повсеместно образуются кружки любителей русской словесности. Те сибиряки-литераторы, которые не имеют возможности издаваться в столичных изданиях, обращаются к рукописной журналистике. Текстов этих рукописных журналов, газет, сборников практически не сохранилось. Среди них известны: журнал «Кяхтинский литературный цветник» (1829–1836, Кяхта), газета «Кяхтинская стрекоза» (1829–1833), журнал «Домашний собеседник» (1820–30-е гг., Тунка), журналы «Вечера досуга» и «Метеляк» (1838, Верхнеудинск) и др. Целью, например, кяхтинских изданий было «изображение местности кяхтинской в литературном, статистическом, топографическом и этнографическом отношениях». В рукописных изданиях участвовали чиновники (редакторы кяхтинских изданий – штаб-лекарь местной таможни А.И. Орлов и инспектор монголо-русской школы, известный краевед В.П. Паршин), преподаватели учебных заведений (издатель «Домашнего собеседника» – учитель иркутской гимназии Н.И. Виноградский, печатавшийся в казанской и столичной прессе) и другие представители местной интеллигенции. Традиции рукописной журналистики сохранятся на протяжении всего XIX века в Сибири – прежде всего она будет востребована в учебных заведениях, а во 2 пол. XIX века также станет средством выражения взглядов политических ссыльных.

Публицистика П.А. Словцова

Петр Андреевич Словцов (1767–1843) – историк, публицист, деятель образования, был типичным представителем эпохи Просвещения. Однако основные свои работы, принесшие славу и благодарность потомков, он написал в первой трети XIX века, когда в Сибири уже не было собственной периодики, а век Просвещения сменился эпохой поиска национального самоопределения России, появлением новых литературных направлений – сентиментализма, романтизма и реализма, утверждением ценности специализированного, а не универсального знания. Биография П.А. Словцова описана в работах многих исследователей⁴². Можно сказать, что судьба Петра Андреевича стала показательной и связала собой не только эпохи, но и видных общественных деятелей, так или иначе имеющих отношение к Сибири. Его жизненный путь в некоторых чертах совпадает с линиями судьбы М.М. Сперанского: они были выходцами из небогатых семей, не имели связей и покровительства, оба были людьми талантливыми, трудолюбивыми, с выдающимися способностями, их юношеские взгляды сформировались в Александро-Невской семинарии (семинарская ученость) под влиянием трудов Вольтера, Монтескье, Руссо и других французских философов и просветителей. Оба они пережили блестящий взлет в карьере и головокружительное падение, но оба также удержались и не сдали своих позиций. Можно сказать, что в каком-то смысле они были «лишними» людьми своего времени. Во-первых, плебейское происхождение не давало им возможности получить полное признание общества, что оказалось особенно существенно для Сперанского, т.к. масштаб его государственной карьеры был велик, а во-вторых, в своих идеях они постоянно забегали вперед, опережая время. Можно прибавить к этому, что и Сперанский и Словцов слыли затворниками, не вели светского образа жизни и после перенесенных несчастий стали особенно религиозны. В истории русской публицистики наиболее близок Словцову оказался Радищев – во-первых, Словцов, скорее всего, испытывал влияние радищевской прозы, кроме того, за вольные взгляды и свободомыслие им обоим было уготовано изгнание, и местом изгнания была Сибирь.

Первоначальное образование П.А. Словцов получил в Тобольской семинарии. Отсюда, как лучший ученик, он был послан для окончательного образования в Петербург, где и подружился с М.М. Сперанским. После окончания учебы 5 октября 1792 года он был определен учителем математики и красноречия (с 1793 и философии) в Тобольскую семинарию. Словцов проявил себя как вольнодумец, в его квартире, в помещении семинарии, собирались свободомыслящие молодые преподаватели, засиживались за полночь. Переломным моментом в истории молодого учителя семинарии стали выступления с проповедями в Тобольском кафедральном соборе. 1793 год проходил под знаком революционных событий в Европе. Выступая в тобольском соборе, Словцов произнес «крамольные» проповеди⁴³. В первой из них (21 апреля), как бы перекликаясь со словами Радищева в «Письме к другу, жительствующему в Тобольске», Словцов задает вопрос, кто имеет право «на стяжение имени Великий», и отвечает: тот, кто «вдохновенный страстью... вырывает скиптр из рук насилия», имя его «будут благословлять из рода в род с благородным энтузиазмом». Вторая речь (10 ноября) поражает смелостью: «Тишина народная есть молчание принужденное, продолжающееся дотоле, пока неудовольствия, постепенно раздражая общественное терпение, не прервут оного, – говорил Словцов. – если не все граждане поставлены в одних и тех же законах; если в руках одной части захвачены преимущества, отличия и удовольствия, тогда как прочим оставлены труд, тяжесть законов или одни несчастья, то там спокойствие, которое считают залогом общего счастья, есть глубокий вздох, данный народу тяжким ударом. Правда, что спокойствие следует из повиновения; но от повиновения до согласия столь же расстояния, сколько от невольника до гражданина». Словцов обвиняет: «Итак, когда тишина служит чаще знаком притеснения, что значат таковые монархии? Это – великие гробницы, замыкающие в себе несчастные стеснящие трупы, и троны их – это пышные надгробия, тяжкогнетущие оные гробницы». Вглядываясь в будущее, Словцов вдохновенно произносит: «Могущество монархии есть коварное оружие, истощающее оную, и можно утверждать, что самая величественная для нее эпоха всегда бывает роковой годиною… Рим, гордый Рим, воспитанный кровью целых народов, готовился уже разделить почти вселенную, но что же? Оплачем надменную его политику: он ниспал под собственною тягостью в то время, как наиболее дышал силою и страхом». Эта проповедь Словцова всполошила город, ее списки ходили по рукам. Тобольский губернатор А.В. Алябьев доложил о его проповедях генерал-прокурору А.Н. Самойлову, затем дело перешло к С.И. Шешковскому и петербургскому митрополиту Гавриилу Петрову, которые нашли проповедь «самой дерзкой и развратительной». По приказанию Екатерины II 13 февраля 1794 года Cловцова отправили из Тобольска в Петербург на «благорассмотрение». 11 марта состоялся допрос Словцова, на котором он обвинялся в том, что его проповедь «наполнена совершенно возмущением народа противу правительства». Словцов утверждал, что произнес ее «без всякого злого намерения» и что «ни с кем о сей проповеди никогда не советовал». К делу была приобщена изъятая при обыске бумага – текст урока, посвященного Александру Македонскому. Учителю вменяли в вину, что он «делал монарху поношение», называя его «мнимый Великий Александр». Было признано, что Словцов достоин «строжайшего осуждения», но «по человеколюбию» его решили послать на покаяние в Валаамский монастырь (1794). Благодаря переводам, которые Словцов делал в монастыре, а также по ходатайствам тобольского епископа Варлаама и Сперанского в марте 1795 года его освободили и приняли учителем красноречия в Александро-Невскую семинарию (ее префектом в то время был Сперанский).

В 1797 году митрополит Гавриил попытался склонить Словцова принять монашество, но тот отказался и перешел «в статскую службу». Карьера Словцова развивалась стремительно, но снова оборвалась на взлете. 8 января 1808 он был арестован по ложному обвинению в лихоимстве и 18 февраля выслан в Сибирь.

Просвещенный и талантливый чиновник начинает свое «сибирское» служение. Поначалу он работает в штате тобольской канцелярии и много ездит по делам по всей Сибири и Уралу. В 1815 году его назначают иркутским судьей, и тогда начинаются его экспедиции по Восточной Сибири. С 1815 по 1820 год Словцов был директором гимназии и училищ Иркутска. Он развернул широкую просветительскую деятельность: способствовал открытию училищ в уездных городах и сельской местности, ввел ланкастерскую систему обучения, расширил учебную программу, составил проект университета в Сибири, предвосхитив мечты областников о собственном высшем учебном заведении. Именно в Иркутске Словцов, по оценке некоторых исследователей, мог оказать влияние на Н.А. Полевого⁴⁴. После приезда в Иркутск Сперанского, восхитившегося успехами Словцова⁴⁵, карьера последнего развивается блестяще. Во время работы визитатором сибирских училищ Словцов собирает большое количество краеведческих материалов, записок, наблюдений, которые публикует во всех доступных ему столичных и казанских изданиях: это «Казанские известия», (1816), «Казанский вестник» (1821), «Сибирский вестник» (1821), «Вестник Европы» (1822), «Московский телеграф» (1826–1831), «Заволжский муравей» (1832) и др. В 1822 году П.А. Словцов остановился на поселении в Тобольске. В это время из Иркутска к нему приехал любимый ученик, в будущем известный сибирский писатель, И.Т. Калашников, чтобы с помощью своего учителя перебраться в Петербург. В самом конце 1820-х годов Словцов подготовил несколько статей на материале теперь уже Западно-Сибирской губернии. Все статьи («Журнал весны тобольской», «Письма из Вятки» – Вятка входила тогда в Западно-Сибирскую губернию, «Письма к брату И.В. Словцову в Стерлитамаке», «Тобольск в разных отношениях» и другие) были напечатаны в журнале «Московский телеграф».

Публикацию цикла очерков «Письма из Сибири в 1826 году» Словцов начинает в «Азиатском вестнике», а завершает в «Московском телеграфе». В 1828 году «Письма из Сибири» вышли в Москве отдельным изданием. Влияние «Писем русского путешественника» Карамзина и «Путешествия из Петербурга в Москву» Радищева обусловили жанровый синтез текстов в «Письмах», включавший в себя жанр письма, путешествия, прогулки. С другой стороны, как публицистическое произведение, объединенное сюжетной линией путешествия автора из Восточной Сибири в Западную, из Иркутска в Тобольск, оно может считаться циклом очерков. Текст каждого отдельного очерка обладает той или иной степенью актуальности, в очерках на местном материале ставятся общие для Сибири вопросы развития. Описывая состояние экономики сибирского города или поселения – наличие в нем промышленности, ремесленного и мануфактурного производства, торговли, он пытается предвосхитить, спрогнозировать дальнейшее его развитие, тот единственный и естественный путь, который уготован ему особенностями местности, полезными ископаемыми, флорой и фауной, традиционными ремеслами и т.п. Словцов ищет и пути умственного развития сибиряков, его волнует их образованность, нравственное и духовное развитие (см. название главы «О способностях сибиряков»). Эмоциональность, сентиментальная чувствительность, ирония прорываются сквозь сухой и официальный текст сибирского исследователя и статистика. Так, например, рассказчик, проезжая через Тюмень, с трепетом погружается в свои детские воспоминания о Троицкой церкви, эти впечатления заставляют его задуматься о человеческой судьбе.

С другой стороны, путевые заметки часто облекаются в форму научных изысканий: Словцов подробно описывает флору и фауну каждой местности, дает описание ее географических особенностей, его занимают вопросы сибирской, но имеющей общерусское значение истории – например, место захоронения Ермака и т.п. Ставя в вину Спасскому сухой и официальный тон материалов, публикуемых в «Сибирском вестнике», Словцов в «Письмах» показывает свое отношение к краю – живое, местами страстное, неравнодушное. «Письма» одновременно обращены как к жителям Сибири, т.к. в них подробнейшим образом перечисляются приметы места, детали, так и к столичной публике. То, как она воспримет текст, посвященный незнакомой и дальней провинции, впишется ли Сибирь в общерусское культурное пространство, станет ли частью его самосознания, оказывается чрезвычайно важно автору: «Доныне все вы почти, живущие по западную сторону Урала, принимали в свои счеты одни произведения Сибири: ее металлы, ее мраморы и яшмы, ее аметисты и бериллы, ее промены на Кяхте, ее соболей и бобров. Допустите в ваши счеты хотя на сей раз наши надежды просвещения и взгляните на подносимую табель».

24 февраля 1828 года Словцов получил разрешение служить за пределами Сибири, но покидать ее не стал. 8 декабря 1828 должность визитатора упразднили, и он остался без средств. Только 24 сентября 1829 года с помощью Сперанского ему была назначена пенсия. Последние годы жизни он провел в Тобольске, где активно работал, проводил исследования, общался со своими учениками. Самые известные ученики Словцова – писатель И. Калашников и краевед Н. Абрамов. Н. Абрамов как ученый получит общероссийскую и мировую известность и в 1850–60-е гг. станет постоянным и любимым автором «Тобольских губернских ведомостей».

Сочинение Словцова «Прогулки вокруг Тобольска в 1830 году» (М., 1834; ранее печаталось в «Московском телеграфе» за 1831 год) считается началом сибирского краеведения. Здесь собраны разные сведения по археологии, истории, этнографии, экономике Тобольского уезда. В «Предуведомлении» Словцов писал: «Изобразив почву и населенность города с окрестностями, пересмотрев итоги народной промышленности по губернии, обозначив также степень настоящих искусств, род забав и прививку гражданственности, я все сие исполнил в таких формах, какие отлились под пером медленным»; «в статьях ученых мне помогали молодые знающие сибиряки, прежние мои сослуживцы по части учебной». Здесь он также использует близкий к путешествию жанр прогулки. Разнородные сведения о тобольских деревнях, флоре и фауне местных лесов, обычаях и нравах жителей, журнал метеорологических наблюдений, статистические сведения, сценки из жизни, фантастические картины собираются воедино, нанизываются на стержень культурной точки отсчета – провинциального сибирского города (ср.: «Сердце не спит весною, хотя глаз утомленный и засыпает. Стало есть сердце и в Тобольске? Почему бы и нет?»). Провинциальный город Тобольск становится сердцем и душой повествования, микрокосмом сибирской реальности.

Словцов отстаивает право сибирской провинции считаться частью общерусской даже в мелочах: так, описывая наряды сибирячек, он находит их по-провинциальному модными, а самих сибирячек называет красавицами. Словцов отмечает внутрисибирские проблемы взаимодействия русского и коренного населения, связанные с восприятием сибирским колонистом, чувствующим себя хозяином, чуждой, языческой или мусульманской, азиатской культуры. В главе «Поездки» автор передает впечатления от встречи с остяками: «Как лица их тощи и измождены, от распространившихся ли острых болезней, или от физических лишений! Смирные и кроткие эти обитатели ельников, всегда мне представляются какими-то сиротами на чужбине». Он задумывается о помощи в устройстве быта коренного населения: «Слушая рассказы остяков <…> как не пожалеешь, почему бедная орда, когда начинает чувствовать неудовлетворительность своего быта, и шевелится в плеве своего оцепенения, по какой необходимости она встречает других людей не с другим чем, как с папушею табаку, с кирпичом чаю, с флягой, или даже с картами? Для чего не попадаются ей разумные руководители, которые бы, шаг за шагом, показывали ей возможность лучшего обзаводства, хозяйства и умения пользоваться местными произведениями, для себя и на продажу?».

В главе «Масленица» героев повествования – старика и его юного спутника – встречает бухарец, занимающий их рассказом о хадже, и старик делает вывод об общем у всех народов чувстве религиозности, которое равняет даже народы, неравные друг другу в «учености» (татары, бухарцы, буряты, русские и пр.). Глава «Общий взгляд на уезд и губернию» содержит ряд положений о будущих преобразованиях в крае, среди которых есть сельскохозяйственные – заведение «хлебопашества, травосеяния и рассечения лесов», а с ними и «садов яблоней и вишневых деревьев», административные – появление «совещательных заседателей» в губернском управлении, т.е. самоуправление, общественно-политические – «Сибирь приобретает вес общественного мнения, такое преимущество, без которого никогда бы она не вступила в меру Монарших о ней попечений». Понятно, почему Словцов был включен в областнические «летописи» как самый первый сибирский патриот, был объявлен⁴⁶ предтечей областнического движения.

Фундаментальным историографическим трудом Словцова явилось «Историческое обозрение Сибири». Первая книга была отпечатана в Москве в 1838 году (с посвящением историку Г.-Ф. Миллеру), однако тираж ее не расходился, и уязвленный автор потребовал выслать ему все экземпляры книги. Вторая книга выходит уже посмертно в 1744 году (она была посвящена Сперанскому).

Изложение сибирской истории, которую Словцов считает неотъемлемой частью истории России, он начинает с покорения Сибири Ермаком⁴⁷. С.В. Бахрушин, один из пионеров изучения историографии Сибири, отмечал: «У Словцова есть своя философия истории... Историю колонизации Сибири он рассматривает с точки зрения распространения культуры <…> Унаследовав от XVIII в. рационалистическое мировоззрение, он в этом прогрессе культуры видит проявление в первую очередь организованных социальных сил: государства и церкви. Но он был слишком тонкий наблюдатель чтобы не отметить и роли масс (толп) и сложности исторических факторов»⁴⁸. В своем «Обозрении» Словцов особо выделяет вопросы экономики, просвещения и народного быта.

По исторической концепции его труд соотносим с «Историей русского народа» Н.А. Полевого, которого Словцов очень ценил. Он всегда внимательно относился к историческим исследованиям Полевого, следил за выходом его «Истории русского народа», сочувственно о ней отзывался. «Я читал I том «Истории» Полевого, – писал Словцов, – и методу, с какою он принялся за нашу историю, нельзя не одобрить, как методу светлую и в Европе принятую»⁴⁹. Одобрение работы Полевого было вызвано также недовольством «Историей государства российского» Карамзина. Карамзинскую «Историю» Словцов считал излишне беллетристичной. Работы же Спасского, «собрата» по сибирскому краеведению, наоборот, кажутся ему слишком сухими. Словцов, таким образом, «не стесняется» критиковать самых маститых исследователей, а значит, входит в круг ученых и публицистов, признанных столичными академиками, оставаясь при этом «сибирским автором»! Это может говорить о влиянии, которое начало оказывать «периферийное» провинциальное общество, пусть и в лице одного П.А. Словцова.

В 1843 году Словцов, закончивший свой «главный» труд, умирает. Свою библиотеку он завещал Тобольской губернской гимназии, собранный большой гербарий и «минералогический кабинет» – Казанскому университету. Часть его рукописей была отослана в Петербург И. Калашникову, часть – в Березов Н. Абрамову.

Публицистика П.А. Словцова служила идее популяризации Сибири в русском обществе. Он вводит «сибирскую провинцию» в круг общественных интересов, делает ее частью национального самосознания. Одновременно краеведческие работы Словцова, углубленное изучение природы, истории и культуры Сибири показали местной интеллигенции перспективы дальнейшего движения. Недаром труды Словцова станут, против его воли, знаменем последующего в 1860-е гг. областнического движения. Словцов, работая практически в одиночестве, сумел воспитать учеников, добившихся признания, занимавшихся исследованием Сибири и писавших о ней⁵⁰. Талантливый исследователь, литератор и наставник, Словцов продемонстрировал чрезвычайно широкий диапазон своих творческих практик: от политической проповеди до природоописания, от поэзии до историографии, заполнив культурный вакуум периферии.

Итоги развития печатного дела и сибирской публицистики в 1 пол. XIX века

Итак, в течение 1 пол. XIX века сибирское книгоиздание и журналистика переживают глубокий кризис. Несмотря на то, что бывшая типография Корнильевых в начале века еще производит некоторое количество литературы, это скорее последний вздох, чем новый этап в развитии книгоиздания. Не приводят к изменению в системе печати и реформаторские нововведения М.М. Сперанского. Единственные в крае официальные губернские типографии редко занимаются частными заказами, позволяя себе издавать неподцензурные перепечатки, а в основном выпускают казенную литературу для административных нужд – указы, приказы, распоряжения, уставы и т.п. Единственный источник и средство информации, дающий населению возможность узнать о происходящих в стране событиях – архаический «летучий листок», он мог быть в виде «журналов военных действий», печатных объявлений, листовок и т.п. Особенное значение «летучие листки» получили в годы войн, социальных потрясений. Вдохновленные силой печатного слова, крестьяне и ремесленники собирали для армии средства, участвовали в военных действиях.

Ужесточение цензуры, последовательно проводимое «бутурлинским комитетом», образованном Николаем I, не дало возможности организовать в Сибири собственные органы официальной печати – губернские ведомости, которые начали издаваться во всех губерниях центральной части России с 1838 года.

Потребности в печати сибирских публицистов и исследователей, т.е. сибирской интеллигенции, удовлетворяет столичная и казанская пресса. Среди российских литераторов, ученых, публицистов становится популярной «сибирская тема». Она инициируется изысканиями историков Сибири – например, Г.И. Спасским, который открыл Сибирскую летопись и опубликовал ее в своем научном издании «Сибирский вестник». Вольное общество любителей российской словесности открывает по этому поводу дискуссию, в которой принимают участие видные историки и общественные деятели: Карамзин, Оленин, Каченовский и мн. др. Журналами Спасского интересуются А.С. Пушкин, М.М. Сперанский. Общественно-политические и литературные передовые издания, такие как «Московский телеграф», «Телескоп» и «Отечественные записки», поддерживают беседу об особенностях Сибири, ее истории, культуре, экономике.

В этот момент формируются два типа сибирской литературы, обусловленные географическим положением, особенностями экономики, а также константой близости-дальности от центра/произвола местных властей. По мнению исследователей, публицистика Восточной Сибири была поддержана купечеством, часто вступавшим в противоборство с местной администрацией (вообще имеющим опыт борьбы с ней). Литература и публицистика Западной Сибири, представленная интеллигенцией и чиновничеством (Тобольск и в XIX веке остается административным центром с большим количеством государственных учреждений), была более умозрительной, оторванной от повседневных нужд, придерживалась высоких идей и устремлений. Такая особенность отчетливо проявится во 2 пол. XIX века, когда официальная печать будет быстрее появляться в городах Западной Сибири, а на окраине, в Восточной Сибири, более удаленной от центра, будут по инициативе купцов и местных ссыльных открываться частные издания демократического характера (достаточно вспомнить историю «Восточного обозрения»).

Открывают для себя Сибирь и поэты-романтики, создавая сибирскую поэтику – сибирику. Героями сибирской литературы становятся отважные и гордые каторжники, разбойники, бунтари и изгнанники, туземцы. Сибирика воспевает сильный характер, трагические обстоятельства, в которых этот характер проявляется, философию поступка, ставшую особенно актуальной после декабристского восстания. Сюжет путешествия, типичный для такой литературы в 1 пол. XIX века («Письма из Сибири» и «Прогулки вокруг Тобольска» П.А. Словцова), затем растворится в многочисленных исследованиях края, предполагающих экспедиции и преодоление огромного пространства краеведами нового поколения.

Появляются свои, сибирские писатели – И. Калашников, Н. Щукин, Н. Бобылев, Н. Полевой, П. Словцов и др. Н. Щукин, автор повести «Посельщик», поясняет свою гражданскую установку в обращении к читателям: «Зачем слово «Сибирь» произносят со страхом, зачем им стращают порочного шалуна, пугают опасного вольнодумца. Мы привыкли представлять себе Сибирь страною хладною, состоящею из одних степей, покрытых ледяною корою, по коим влачат кое-где несчастную жизнь ссыльные и дикари. Мы привыкли почитать Сибирь убежищем порока и преступлений, скопищем нарушителей закона и совести. Добрые мои соотечественники! Не обижайте прекрасной страны несправедливым мнением, не чуждайтесь ею, – она ваша родная, и в ней есть добрые, даже мыслящие люди. В ней говорят тем же языком, какой вы слышите на берегах Невы и Волги». В предисловии к роману «Дочь купца Жолобова» Калашников писал: «Издавая сей роман, я имел в виду познакомить читателей с краем, который, отличаясь богатством произведений и разнообразием природы и читателей, до сего времени все еще составляет страну малоизвестную, почти баснословную <...>. Необъятная Сибирь скрывает в себе множество богатства, ожидающего руки искусного художника».

Сибирская экзотика становится предметом эстетического и гражданского спора между представителями «панегиристов» (по терминологии Ядринцева) и тех, кто пытался изобразить объективную, хотя, возможно, и не самую привлекательную картину жизни сибиряков. Уже в это время создаются как минимум три образа Сибири – невежественного дикого края, страны ссылки и каторги, далее – страны необузданной человеческой и природной стихии и мощи, «земли обетованной» и Сибири – российской провинции, хоть бедной и захолустной, но христианской, просвещенной.

Получается, что именно первая половина XIX века – время проявления в российском обществе устойчивого интереса к Сибири, создание первых штампов и стереотипов о ней (романтическая экзотика, место изгнанничества, ссылки, невежественность и дикость коренных народов и т.д.), формирование собственных традиций сибирской литературы. Немногочисленные пока исследователи и публицисты считали своей задачей с помощью просвещения и изучения ввести Сибирь в поле общерусской культуры и государственности. Отход государства и церкви от жесткой политики насильственного обращения нехристианских народов показывает сформированное в обществе отношение к ино-культуре (восточной, азиатской) как к ценной, находящейся на периферии европейской цивилизации.

Как и раньше, главным публицистом в Сибири является маргинальное лицо – ссыльный. Однако, словно в насмешку или по странной прихоти судьбы, изгнанным становится коренной сибиряк: П.А. Словцов, как ни стремился вырваться в столичный мир высоких возможностей, все же реализовал свой литературный и исследовательский талант на родине. Схожая ситуация будет с областниками Потаниным и Ядринцевым, которых, после приговора, правительство принуждено будет тоже отправить в ссылку – но уже на север европейской части России, где они с успехом печатались в местных изданиях. Абсурдность и тупиковость каторжного положения Сибири будет осмыслена как раз областниками, а в истории Сибири 1 пол. XIX века ссыльные, представители высокой книжной культуры, оказались подлинными просветителями и вдохновителями общественного регионального самосознания.