Святочный сон145

1950 год только что наступил. Климат Сибири смягчился заметно еще в Х1Х веке, а в ХХ веке жестокие морозы в Тобольске уже отошли в область предания, и когда мы рассказывали нашим внукам о —40°R в декабре, рассказы казались сказкой.

1-ro января был очень тихий, теплый вечер, на улицах было светло, как днем. Благодаря тому, что г. Тобольск постоянно «опаздывал» в применении успехов науки, он не успел осветиться газом, а прямо от керосиновых коптилок перешел к электрическому освещению; к сожалению, электрические фонари постоянно тухли и пока город собирался улучшить их, был открыт новый, почти солнечный, свет, — фонари его состояли из особых трубок, в которых не было ни угля, никаких проводов, горела «пустота», ярко, как солнце.

На всех колокольнях, на холмах, на крышах высоких зданий были такие фонари и на улицах было светло, как днем.

Я прошла до Белого дома, где все еще помещались все присутственные места, через площадь, едва покрытую снегом, залитую светом.

Спешить было незачем, — до прихода поезда оставалось еще два часа, поэтому я прошла биржу автомобилей (где некогда стояли извозчики) и направилась к лифту.

На мысу у Белого дома за 5 коп. можно было спуститься и подняться.

Лифт действовал прекрасно. Он состоял из двух небольших уютных вагонов; когда один опускался, другой летел вверх; его сделали по образцу Нижнего Новгорода, но значительно усовершенствовали, сколько помнится, его устройство было поручено молодым инженерам, местным уроженцам, окончившим Иркутский электротехнический институт.

Здесь я встретила свою подругу, которая также собиралась на вокзал, и мы отправились вместе.

Мы были членами женского клуба и сегодня встречали женщин-депутаток. Теперь от Тобольской губернии в областную сибирскую Думу выбиралось 15 депутатов, трое из них были женщины; во что бы то ни стало мы решили своих депутаток провести из областной в 12-ю Государственную Думу в Петербурге.

Это очень занимало всех женщин города, и на 4 января был назначен большой митинг по этому поводу в здании женского клуба.

Спустившись под гору, мы пошли пешком, так как нам надо было зайти купить фруктов; их привозили каждую неделю из Ялуторовска, Кургана, Ишима, где плодоводство уже пустило глубокие корни и на всех соседних выставках славились курганские вишни и дыни, ялуторовские яблоки и мелкие груши; перевозка фруктов вообще достигла такого совершенства, что даже крымские и ташкентские фрукты можно было получать зрелыми, а не зелеными, как было раньше.

— Не зайдем ли мы в Народный дом? Сегодня сеанс знаменитого тенора в Петербурге, — предложила мне подруга.

Я охотно согласилась.

Народный дом был недавно отстроен заново из камня и железа и поражал красотой и простотой своей архитектуры; он был выстроен на месте старой деревянной аудитории, которая в один несчастный день сгорела от вспышки сажи в трубах; по счастью, это случилось днем и дело обошлось без человеческих жертв.

Теперь это было огромное здание с народной столовой, библиотекой-читальней, театром, кинематографом и пр.

Нас ввели в обширный зал, мы заняли свои места, и только что приставили к ушам по трубке, как поднялся занавес. Мы увидели оперное зало одного из петербургских театров, переполненное изящной публикой, а в отдалении на эстраду всходил знаменитый певец.

Кинематограф давно уже слился с фонографом, и мы за 3000 верст слушали дивное пение так, как если бы он пел в самом Тобольске.

Мы охотно продлили бы это наслаждение, но, к сожалению, было время уже идти, поезд Южной дороги приходил в 11 часов, а было уже 10 часов.

Мы взяли автомобиль и поехали на вокзал.

Мостовые и тротуары Тобольска давно уже служили предметом зависти соседней Тюмени и других городов, но состав плит был гордостью и секретом одного тоболяка, окончившего местное городское техническое училище.

Вокзал Южной Ишимской дороги красиво возвышался над городом, он был выстроен на так называемом Панином бугре; пешеходы поднимались к вокзалу прекрасным садом, называвшимся, как в Нижнем, «Откос», а на месте головоломного косогора был устроен тоже лифт.

Колесная дорога шла по Вершине к Кесареву взвозу, а для автомобилей был далекий объезд по Кузнечной улице. Железнодорожный поселок вытянулся вдоль всей горы над Тобольском, вплоть до Киселевки, в Подчувашах у мыса была южная пароходная пристань. Там, где была прежде «Тырковка» — и куда нельзя было въехать, не зажав носа, теперь были устроены «поля орошения», миновав их, автомобили поднимались на гору и, описав порядочный круг, подъезжали к вокзалу.

За последние 25 лет Тобольск сильно страдал от наводнений, поэтому город занял крупную сумму из кассы земств и городов и устроил дамбу; дамбу от города отделяла лента огородов и цветников, поставлявших цветы и овощи не только для города, но и для всего Севера.

Лучшие огороды принадлежали благотворительным учреждениям, главным образом детским приютам; частным лицам было невозможно конкурировать с ними, так как фонды всех благотворительных обществ числом 30 — достигли нынче колоссальной суммы.

Дорогой мы вспоминали с подругой развитие и рост этого капитала.

В старые годы обществ было числом 25, но все они влачили жалкое существование, потому что существовали исключительно на копеечные сборы с обывателей. Они встали на твердую почву только, когда каждое из них сделало источником дохода какое-либо коммерческое или ремесленное предприятие. Затем они объединились, так как в единении — сила! Так, напр., садоводство и огородничество окупало часть приютов, у них было в городе два цветочных магазина и несколько овощных лавок. Сиропитательное заведение приобрело всемирную известность изделиями из мамонтовой кости и коврами из сибирских мехов. Дом трудолюбия имел огромные магазины по всему Северу готового белья и платья; у некоторых обществ были электротипографии и пр. и пр.

Как только город освободился от дурных внешних воздействий, общественная жизнь забила ключом живого родника; широкие общественные и общегосударственные интересы затопили и снесли навек мертвую протухлость прежнего болота с его картами, пьянством, пошлыми сплетнями и апатией ко всему на свете.

Интриги, взятки и происки не имели уже силы в Петербурге, и Тобольск сразу получил Северную и Южную дорогу. С тех пор он вырос и разбогател.

Мы ехали ¾ часа и успели к поезду. На вокзале нашли много знакомых; встретив депутаток, сели в вагон трамвая и поехали домой; мы были уже очень стары и скоро утомлялись; а благодетельные недавно изобретенные пилюли для старых людей были очень дороги, они придавали юношескую бодрость и энергию, но их было вредно принимать больше трех, мы уже проглотили по второй, а до дому было еще далеко.

Трамвай мчался по широким ярко освещенным улицам нового Тобольска, который строился по направлению к Ивановску и к Сузгуну. На пути мы видели здания санатория для туберкулезных около бывшего Мостового лога, новое здание 2-го детского сада, нагорную библиотеку и клуб, 10-е городское училище и прочие прекрасные новые здания.

Трамвай остановился у бывшего вала, теперь бульвара. Здание бывшего винного склада давно уже было обращено в нагорные бани, выстроенные по последнему слову науки и техники, а «казенка» недоброй памяти исчезла вместе с пьянством.

Когда я добралась до дому, пробило два часа.

Два гулких удара прозвучали и замерли, а я... проснулась.

За окном выла метель, — в комнатах было темно, холодно и пусто.

Так живо было все в памяти, — но то был сон!

М. Костюрина.

Сибирский листок. 1913. № 1 (1 янв.). С. 2–3.

***¹⁴⁶

По служебным своим делам мне пришлось находиться в глухих таежных дебрях во время исполнения 25-летия близкого моему сердцу «Сибирского листка», и потому я своевременно не откликнулся на это важное в жизни провинциальной газеты событие. От всей души шлю самый сердечный привет Вам, глубокоуважаемый г. редактор, по случаю 25-летнего юбилея ныне редактируемой Вами газеты и долголетнего непрерывного Вашего служения делу культурного развития местного края.

Полагаю, что читателям небезынтересно знать историю возникновения «Сибирского листка» и имена сотрудников его в первый период его жизни. В конце 1889 года я переселился из Тобольска в другой город, а в середине 1890 года я написал А.А. Сыромятникову о желательности издания в Тобольске местной газеты, причем написал одновременно с этим и Л.Е. Луговскому, его доверенному, о воздействии на Сыромятникова путем личных переговоров по этому предмету, указав вместе с тем Луговскому на лиц, хорошо знакомых с Сыромятниковым, которые также могли бы оказать воздействие на него. Получив затем приглашение от Сыромятникова и Луговского приехать в г. Тобольск, и прибыв туда в августе 1890 года, я немедленно вошел с первым в переговоры по предполагаемому изданию газеты и через несколько дней подано было прошение в Главное управление по делам печати; предварительно, конечно, Сыромятников заручился согласием тогдашнего тобольского губернатора В.А. Тройницкого. Первоначально выработанную нами широкую программу пришлось, по настоянию названного губернатора, сократить и ограничить ее лишь исследованием экономических явлений жизни сибирского края, иначе местная администрация не соглашалась поддержать наше ходатайство. В начале ноября 1890 г. было получено разрешение Главного управления по делам печати издавать «Сибирский листок», а в конце ноября было разослано разным учреждениям и частным лицам составленное мною объявление о подписке на газету на 1891 г. в количестве 3000 экземпляров.

Передовая статья для № 1 была мною написана и одобрена лицами, изъявившими свое согласие участвовать в газете: Сыромятниковым, Луговским, Мамеевым, Старковым и Антоновичем. Из названных лиц приняли живое участие своим сотрудничеством лишь С.Н. Мамеев и Антонович, первый по составлению городской хроники, а второй отчасти по заведыванию конторой газеты, отчасти по ведению внутреннего отдела (корреспонденции). Затем по составлению городской хроники принимал деятельное участие А.А. Крылов, а также помешал иногда свои заметки Е.В, Кузнецов; в конторе некоторое время занимался бывший политический ссыльный Руднев, а затем Т.П. Гладышева, которая затем с апреля 1891 г. до 1896 г, бессменно заведовала конторой газеты. Принимал также участие своими трудами и известный местный художник М.С. Знаменский; последнему «Сибирский листок» много обязан по упроченью его положения, благодаря тому, что он был родной брат первого цензора и находился в приятельских отношениях с тогдашним губернатором Тройницким, через него приходилось устранять недоразумения по цензурной части, и имя этого человека, оказавшего немалые услуги изданию «Сибирского листка» своим добрым к нему отношением, необходимо отметить при воспоминаниях о прежних сотрудниках газеты. Следует также отметить участие Чукмалдина и Каменского, которые, по моему письму к первому, оказали значительное денежное пособие в конце первого года издания, когда Сыромятников, удрученный материальным убытком по изданию газеты, намеревался прекратить его. Чукмалдин, кроме того, в целом ряде номеров поместил свои очерки: «По Чусовой». Ал. М. Сибиряков денег на издание «Сибирского листка» не давал, а снабжал «Сибирский листок» в течение двух лет бумагой из какой-то фабрики, находящейся в Пермской губ., где он состоял пайщиком. С последним я лично вел переговоры, и он, обещая доставлять бумагу, просил меня оказать и ему услугу, издав в г. Тобольске его брошюру о водных северных сибирских путях, взяв на себя корректуру, все хлопоты по изданию и отсылке ему отпечатанных экземпляров, что мною и было исполнено. И.И. Корнилов также оказал некоторую денежную помощь, но взамен этого просил меня подыскать ему лицо, могущее написать ему либретто для задуманной им оперы «Сузге», войти в сношение с этим лицом и доставить ему либретто, и я таковую просьбу исполнил. Либретто было написано приват-доцентом Московского университета П.М. Головачевым. Н.Н. Подревский приехал в г. Тобольск в июне 1891 года, когда и принял деятельное участие своим ценным сотрудничеством.

С 1892 года Вы, а с 1893 г. Ваш муж В.Ф. Костюрин присоединились к числу главных работников по изданию «Сиб. листка». Работы же других местных тоболяков имели чисто случайный характер.

Из иногородних сотрудников должны быть отмечены: С. Чудновский, Михайлов, А.В. Адрианов, Вл.М. Крутовский, Ф.К. Зобнин, Н.В. Виташевский, И.Я. Словцов, Завадский, П.М. Головачев, С.П. Швецов и в особенности В.К. Штильке, организовавший в Барнауле Алтайское отделение редакции, сосредоточив у себя корреспонденции и заметки из Барнаула и близлежащих местностей и присылавший их в готовом к печати виде. Было много и других менее заметных работников, но сотрудничество их носило случайный характер. Растерял сотрудников «Сибирский листок» по причинам, не зависящим от редакции: во-первых, потому, что гонорар сотрудникам не из чего было платить (иногда приходилось брать взаймы по 20—30 руб. у добрых своих знакомых для уплаты денег в типографию); во-вторых, некоторые сотрудники выехали из пределов Сибири; в-третьих, число сибирских органов печати со сравнительно широкой программой стало увеличиваться, куда и посылались статьи и корреспонденции из ближайших местностей; в-четвертых, самое главное, из-за цензурных тяжелых условий — кому охота в самом деле посылать статьи, когда последние цензурой или совсем не пропускались, или уродовались путем вычеркивания многих мест.

После перехода обязанностей цензора от Н.С. Знаменского к барону К.П. Фредериксу для «Сиб. листка» наступили тяжелые времена. Прежде всего он потребовал, чтобы статьи не выходили из рамок разрешенной узкой программы, и статьи такие, которые раньше разрешал прежний цензор, уже не могли появиться на страницах «Сибирского листка»; дело доходило до того, что даже перепечатки из «Правительственного вестника» о болезни и кончине Императора Александра III зачеркивались, как выходящие из рамок разрешенной программы. Одно время даже губернатор Богданович обратил внимание на это и, пригласив меня, предложил посылать ему статьи на предварительный просмотр и только по одобрении им сдавать эти статьи в печать, выходила сверхпредварительная цензура; но я просил его взять на себя всю цензуру газеты и стал посылать ему газету в корректурных листах; а так как Богданович часто уезжал из Тобольска по делам службы, то барон Фредерикс как вице-губернатор стал опять вводить газету в рамки узкой программы; все же хлопоты о расширении таковой кончались отказом.

Томск. 10 января 1916 г.

А. Зубковский.

Сибирский листок. 1916. № 10 (21 янв.). С. 2.