Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru

83

импликатуры, от формально-логических инференций, простых семантических следствий: «Implicatures appear to be quite unlike logical inferences, and cannot be directly modelled in terms of some semantic relation like entailment» [Levinson 1983: 115—116]. Такого рода инференции недедуктивны, они выводятся по направлению к самому «вероятному» или «наиболее правдоподобному» объяснению [см.: inference to aplausible explanation — Bach, Harnish 1979: 92—93].

Можно напомнить, что построенная на инференционной модели остенсивной коммуникации теория релевантности Шпербера—Уилсон [1988] для объяснения порождения как импликатур, так и экспликатур главным инференционным механизмом объявляет дедукцию [Wilson, Sperber 1986; Sperber, Wilson 1982; 1995], хотя основаниями для дедукций все так же служат вероятностные по природе суждения, составляющие разные типы «когнитивных запасов» человека, либо хранящиеся в памяти, либо воспринимаемые непосредственно в процессе общения. Недооценка вероятностно-индуктивных инфе-

127

ренций стала одним из наиболее слабых мест логико-прагматических неограйсовых теорий, продолжающих картезианскую традицию в языкознании.

В рассуждениях об участии когнитивных структур в формировании инференций нельзя не отметить важнейшую роль ситуационных моделей в трехуровневой когнитивной репрезентации дискурса [surface code/text base/ situation model — Дейк, Кинч 1988; van Dijk, Kintsch 1983; van Dijk 1995]. Доказано, что абсолютное большинство инференций, генерируемых в процессе обработки дискурса, — компоненты ситуационной модели

[Graesser, Zwaan 1995:117; Wilensky 1994; Long e. a. 1990; Johnson-Laird 1983; Singer 1990; Kolodner 1994].

4.1.5 Импликатура

Импликатуры как прагматический феномен привлекли к себе внимание после чтения Г. П. Грайсом цикла лекций в Гарвардском университете в 1967 г. (в рамках William James lectures) и последовавшей за этим серии публикаций [см.: Грайс 1985; Grice 1975; 1978; 1981; ср.: Sadock 1978; Leech 1980; 1983; Levinson 1983 и др.]. Импликатуры, по Грайсу,

были призваны способствовать лучшему описанию небуквальных аспектов значения и смысла, которые не определялись непосредственно конвенциональной структурой языковых выражений, т. e. того, что подразумевается, на что намекается.

Конвенциональные импликатуры (conventional implicatures) в теории Грайса определяются значением использованных слов. В {III-а} говорящий имплицировал каузативное отношение двух качеств субъекта (храбрость и принадлежность к английской нации) конвенциональными языковыми средствами: порядком слов и союзом therefore. Некоторыми справедливо указывается на близость и даже совпадение категорий

конвенциональная импликатура и семантическая (в частности лексическая или

структурная) пресуппозиция [например, см.: Sadock 1978: 281—282]. В теории, принятой в данной работе, некоторые аспекты конвенциональной импликатуры подпадают под категорию

экспликатуры.

Коммуникативные импликатуры (conversational implicatures) в прагматических исследованиях языка вызывают куда более значительный интерес, чем конвенциональные. По Грайсу, они определяются коммуникативно значимыми отклонениями от предполагаемого и подразумеваемого соблюдения ряда основных принципов общения. Г. П. Грайс [1985] подробно разбирает один главный Принцип Кооперации (Cooperative Principle): «Твой коммуникативный вклад на данном шаге диалога должен быть таким, какого требуют совместно принятая цель или направление обмена коммуникативными действиями, в котором ты участвуешь» [Grice 1975: 45; Грайс 1985: 222]. Здесь тема интер-

128

субъективности представлена в форме тезиса о «совместно принятой цели и направлении» общения, что созвучно идее коллективной интенциональности Сёрля [shared intentionality — Searle 1992: 21; ср.: Dascal 1992: 49; Streeck 1992], хотя и не лишено оттенка картезианского логического рационализма, подразумевающего «идеального человека».

Макаров М. Л. Основы теории дискурса.— М.: ИТДГК «Гнозис», 2003.— 280 с.

83

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru

84

Принцип Кооперации реализуется в четырех категориях, которые Грайс вслед за Кантом называет максимами Количества, Качества, Релевантности и Способа. Каждая из этих категорий объединяет ряд частных постулатов [Грайс 1985; Grice 1975].

В идеальном общении партнеры соблюдают все названные постулаты и ожидают от других такого же соблюдения. Однако можно обойти тот или иной постулат: сделать это скрытно, обманув собеседника; открыто игнорировать постулаты и Принцип Кооперации; попасть в ситуацию конфликта постулатов; эксплуатировать какой-то постулат — нарушить его таким образом, что из этого слушатель инференционно вычисляет свою импликатуру (полагая, что только желание передать скрытый смысл заставило «по умолчанию» идеально кооперативного говорящего нарушить один из постулатов [см.:

Flouting a maxim; Violating a maxim; Infringing a maxim; Opting out of a maxim; Suspending a maxim — Thomas 1995: 64ff]. Например:

{V} — I don't suppose you could manage tomorrow evening?

—How do you like to eat?

—Actually I rather enjoy cooking myself.

[J. Fowles]

—Вряд ли ты смог бы выбраться завтра вечером?

—Как ты хочешь поужинать?

—Вообще-то я люблю готовить сама.

Вторая реплика вместо прямого ответа, ожидаемого в случае идеально кооперативного общения, оказывается вопросом, формально совершенно не связанным с первой репликой. Нарушаются максимы Релевантности и Способа. Выводимая импликатура: Да, (я могу завтра вечером). Из третьей реплики аналогичным образом выводится: Я приглашаю тебя поужинать к себе домой.

В своей теории Г. П. Грайс лишь мельком касается влияния моральных и Других социокультурных факторов на дискурс. Дж. Лич восполнил этот пробел [Leech 1980; 1983; см.: Brown, Levinson 1978; 1987; Thomas 1995; Yule 1996; Arundale 1996 и др.], добавив Принципы Вежливости, Интереса и Полианны. Вежливость реализуется в наборе категорий Такта +

Великодушия, Хвалы + Скромности, Непротиворечивости, Симпатии и оставленного под вопросом

129

Фатического постулата (учитывающего вежливые и невежливые коннотации молчания). В целом постулаты Вежливости нацелены на улучшение позиции адресата через уступки со стороны говорящего (такт и хвала в отношении других, скромность и великодушие со своей стороны, сближение своих позиций с адресатом в случае противоречия, минимизация антипатии и демонстрация симпатии).

Эти принципы и категории входят наряду с Принципом Кооперации в систему

межличностной риторики [interpersonal rhetoric — Leech 1983: 149]. Нарушение этих постулатов также может генерировать импликатуры. По типичности/уникальности речевые импликатуры делятся на стандартные [standard implicatures— Levinson 1983: 104] или

обобщенные и индивидуальные или конкретные [Грайс 1985; generalized vs. particularized implicatures — Grice 1975; 1978; Sadock 1978].

Речевые импликатуры характеризуются рядом признаков, отличающих их от других видов имплицитной информации в дискурсе [Грайс 1985; Grice 1975; 1978; Sadock 1978; Gazdar 1979; Levinson 1983; Mey 1993; Thomas 1995; Yule 1996 и др.]:

1)они исчисляемы (calculable) или, иначе говоря, выводимы из буквального значения высказывания и Принципа Кооперации;

2)они устранимы (cancellable, defeasible) под воздействием контекста или ко-текста последующего высказывания, в отличие от семантических пресуппозиций;

3)они характеризуются высокой степенью неотделимости (non-detachability) от смысла высказывания, опять-таки в отличие от пресуппозиции: в случае замены высказывания другим, схожим по смыслу, но отличным по форме, импликатура остается, что подчеркивает ее принадлежность прагматической стороне общения;

4)импликатура неконвенциональна (non-conventional), т. e. не является частью конвенциональных значений языковых форм.

Для импликатур, как и для пресуппозиций, важна проблема проекций [Levinson 1983: 142], так как импликатуры сложных высказываний не сводимы к сумме импликатур их частей.

В традиции интерпретативного дискурс-анализа импликатуры, как обладающие некоторыми особыми свойствами прагматические составляющие смысла, представляют особый интерес, чего, увы, не скажешь о рационально-логической концепции Грайса в целом. И адресату, и

Макаров М. Л. Основы теории дискурса.— М.: ИТДГК «Гнозис», 2003.— 280 с.

84

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru

85

исследователю импликатуры не даны в конкретной форме, они весьма неопределенны (indeterminate), так как основываются на предположении о желании говорящего передать небуквальный смысл, соблюдая постулаты Принципа Коммуникативного

130

Сотрудничества (кстати, сам Грайс позже был вынужден пересмотреть тезис об исключительной роли этого принципа). Поскольку нам доподлинно неизвестны интенции говорящего, степень его заинтересованности и искренности, то всякие выводы импликатур из фрагмента общения получают эпистемический статус интроспективных интерпретаций. При этом даже метафорически говорить об исчислении импликатур по меньшей мере некорректно. В отличие от грамматиста, оперирующего четко заданными в координатах бинарной логики правилами, аналитик дискурса оказывается сродни слушающему, чьи интерпретации чужих реплик могут быть, а могут и не быть адекватными [Brown, Yule 1983: 33].

4.1.6 Релевантность

Релевантность в системе максим Г. П. Грайса оказалась менее других эксплицированным понятием, за которым угадывается принцип локальной тематической когеренции или, иначе, семантического соответствия локальной теме предыдущего хода в дискурсе. Дэн Шпербер и Дьердре Уилсон на базе когнитивной теории значения Дж. Фодора [Fodor 1983; 1987] и инференционной модели остенсивной коммуникации построили свою теорию языкового общения, взяв его за основу вместо Принципа Кооперации принцип релевантности

[Шпербер, Уилсон 1988; Blakemore 1992; 1995; Wilson, Sperber 1986; Sperber, Wilson 1982; 1995; Carston 1988 и др.].

В ходе речевой коммуникации участники общения извлекают из памяти, конструируют и обрабатывают изменяющееся множество пропозиций, формирующее основу для интерпретации вновь поступающей информации. Не каждое новое высказывание добавляет пропозицию к общему контексту, некоторые речевые действия, например, запреты или разрешения, наоборот, извлекают пропозицию из контекста, снимают ее. Такой подход получил наименование

теории меняющегося контекста [context-change theory — Gazdar 1979; Ballmer 1980: 286; 1981; Levinson 1983: 276]. Логика меняющихся контекстов должна учитывать не только семантико-истинностные значения пропозиций, но и их постоянную динамику, взаимодействие с себе подобными, возможные результаты изменения пропозиционального состава контекста, неизбежные причинно-следственные связи и умозаключения, вероятностные инференции и образование выводного знания, что многими признается одним из главнейших свойств дискурса и когнитивности человека [inferential reasoning — Parret 1983: 99; ср.: Allwood 1976: 94; Bach, Harnish 1979: 4; Ballmer 1980; Sacks 1985].

Интерпретация дискурса не сводима лишь к распознаванию экспликатур, она вовлекает анализ выводов, получаемых в акте взаимодействия нового

131

знания с уже имеющимся. Важным понятием для теории релевантности стала категория контекстуальный эффект. Контекстуализацией Д. Шпербер и Д. Уилсон называют дедукции, которые основаны на взаимодействии новой информации P со старой информацией С. Добавим, что абсолютизация формально-дедуктивного механизма — главная слабость этой теории, ведь пропозиции из контекста чаще извлекаются индуктивно, по принципу вероятности.

К числу контекстуальных эффектов относятся импликация (implication), контекстуальное,

зависимое усиление (dependent, contextual strengthening), независимое усиление (independent strengthening), иначе, — подтверждение (confirmation), ретроактивное усиление (retroactive strengthening), а также противоречие (contradiction) [Sperber, Wilson 1995: 108—116].

Релевантность — это «мягкая» производная от двух параметров [см.: Шпербер, Уилсон

1988: 218; Sperber, Wilson 1995: 125]:

1)суждение P тем релевантнее в некотором контексте С, чем больше его контекстуальные эффекты в данном контексте;

2)суждение P тем релевантнее в некотором контексте С, чем меньше усилия, когнитивно необходимые для его обработки.

Важно отметить, что оба названных параметра, да и сама релевантность фигурируют как «нерепрезентационные свойства ментальных процессов», т. e. это процессы, не нуждающиеся в репрезентации и тем более «вычислимости» в терминах абсолютно точных или

Макаров М. Л. Основы теории дискурса.— М.: ИТДГК «Гнозис», 2003.— 280 с.

85