Учебный год 22-23 / 1agarkov_m_m_izbrannye_trudy_po_grazhdanskomu_pravu_t_2

Обязательство по советскому гражданскому праву

Handlung, oder Unterlassung eines Andern oder aus einem Zufalle. Die widerrechtliche Beschädigung wird entweder willkürlich, oder unwillkürlich zugefügt. Die willkürliche Beschädigung aber gründet sich teils in einer bösen Absicht, wenn der Schade mit Wissen und Willen; teils in einem Versehen, wenn er aus schuldbarer Unwissenheit, oder aus Mangel der gehörigen Aufmerksamkeit, oder des gehörigen Fleisses verursacht worden ist. Beides wird ein Verschulden genannt». § 1295 добавляет к этому: «Jedermann ist berechtigt, von dem Beschädiger den Ersatz des Schadens, welchen dieser ihm aus Verschulden zugefügt hat, zu fordern…»

Интересно отметить ту позицию, которую занимало в этом вопросе законодательство дореволюционной России. Свод законов (т. X, ч. 1) рассматривал отдельно вознаграждение за вред и убытки, причиненные преступлением или проступком (ст. 644 и след.), и вознаграждение за вред и убытки, последовавшие от деяний, не признававшихся преступлениями и проступками (ст. 684). Соответствующие статьи т. X, ч. 1 появились лишь в 1851 г. в результате работы комиссии Блудова. Ст. 644 совершенно отчетливо предполагала понятие противоправного поведения: «Виновный в совершении какого-либо преступления или проступка, несмотря на то, с предумышлением или без оного учинено им сие преступление, обязан вознаградить за все непосредственно причиненные сим действием его вред и убытки». Наоборот, буквальное содержание ст. 684 не указывает на противоправность причинения вреда: «Всякий обязан вознаградить за вред и убытки, причиненные кому-либо его деянием или упущением, хотя бы сие деяние или упущение и не составляли ни преступления, ни проступка, если только будет доказано, что он не был принужден к тому требованиями закона или правительства, или необходимой личной обороной, или же стечением таких обстоятельств, которых он не мог предотвратить». Статья expressis verbis освобождала от ответственности лишь в случае, если причинитель был п р и н у ж д е н требованиями закона или правительства, и умалчивала о случае у п р а в о м о ч и я, т.е. о правомерно причиненном вреде.

Ст. 644 и 684 доставили много забот дореволюционным комментаторам. Классификация, поставившая гражданскую ответственность в зависимость от признаков, заимствованных из уголовного закона (преступление и проступок), не была связана с существом обязательства возместить вред. Случайное распределение материала между двумя рубриками привело к неустранимым противоречиям (например, освобождение от ответственности за случай было предусмотрено лишь

211

М.М. Агарков

для деяний, запрещенных в качестве преступления или проступка, – ст. 647). Наиболее правильное объяснение было основано на истории указанных статей. Авторы закона 1851 г. имели в виду воспроизвести в ст. 644 и 684 деление на деликты и квазиделикты, содержащееся в ст. 1382 и 1383 Французского гражданского кодекса, но сделали это крайне неудачно, спутав понятие умышленного правонарушения (délit) с понятием уголовно караемого, а неосторожное правонарушение (quasi-délit) c понятием уголовно не караемого1. Авторы закона 1851 г., по-видимому, не имели в виду отказаться от признака противоправности поведения как необходимого условия для возникновения обязанности возместить причиненный вред. Так понимала ст. 684 сенатская практика, которая неоднократно указывала, что для возникновения обязанности возместить причиненный вред необходимо нарушение какого-либо права потерпевшего и что, в частности, по смыслу ст. 684 ответственность наступает «вследствие деяний, которые учинившее их лицо не имело права совершать, и упущений, допущенных лицом, обязанным и имевшим возможность их предупредить или предотвратить»2. На той же точке зрения стояли и дореволюционные комментаторы.

Таким образом, дореволюционное право не ставило возникновение обязательств из причинения вреда в зависимость от тех или иных определенных составов. Оно знало общий гражданский деликт.

Швейцарское обязательственное право 1881 г. также требовало противоправности для возникновения обязательства возмещения вреда. Посвященная этой теме гл. II была озаглавлена: «Die Entstehung durch unerlaubte Handlungen». Однако самый текст ст. 41, с которой начинается эта глава, умалчивал об этом («Wer einem Anderen widerrechtlich Schaden zufügt, sei es mit Absicht, sei aus Fahrlässigkeit, wird ihm zum Ersatze verpflichtet»). Это упущение было исправлено при пересмотре обязательственного права в 1911 г., в котором ст. 41 начинается словами: «Wer einem Anderen widerrechtlich Schaden zufügt…» Получившийся текст не был затронут ревизией 1936 г. Таким образом, швейцарский закон также говорит о противоправности в общей форме, не перечисляя отдельных деликтов.

1  См. об этом: Моносзон С.М. О происхождении ст. 644–682 и 689 Свода законов гражданских (закон 21 марта 1851 г.). М., 1913.

2  См.: Лепский М.П. Вознаграждение за вред и убытки и незаконное обогащение в сенатской практике. М., 1914. С. 47–78.

212

Обязательство по советскому гражданскому праву

По иному пути пошло Германское гражданское уложение. Пандектная доктрина, оказавшая столь сильное влияние на эту кодификацию, пришла к общему признанию противоправного поведения как основания (при наличии вины), порождающего обязательство из причинения вреда, и вышла, таким образом, за пределы текстов юстиниановской кодификации, которая хотя и широко допускала соответствующие иски, но в принципе знала все же лишь отдельные иски из причинения вреда. Но Германское гражданское уложение сочло этот путь опасным как слишком расширяющий поле гражданской ответственности. Оно избрало средний путь между римским правом и ст. 1382 Французского гражданского кодекса. Denkschrift zum Entwurt eines BGB указывает, что Германское гражданское уложение по образцу большинства кодификаций нового времени отказалось от установленной по римскому образцу гражданской ответственности лишь за определенные правонарушения. Германское уложение в общей форме устанавливает предпосылки такой ответственности, но при этом не идет так далеко, как французское право, допускающее ответственность за всякое противоправное умышленное или неосторожное причинение вреда1. Германское гражданское уложение исходит из следующего противопоставления, формулированного в цитированном выше Denkschrift: «Правовая сфера отдельного лица определяется частью принадлежащими ему правами, частью общими, преимущественно относящимися к уголовному праву правилами, которые для защиты такого лица запрещают или предписывают какое-либо действие другого лица»2. В соответствии с этим Германское гражданское уложение различает в § 823, с одной стороны, нарушения субъективного гражданского права, с другой – противоправные посягательства на жизнь, тело, здоровье или свободу другого лица и, наконец, нарушение какого-либо иного закона, направленного на охрану другого лица (§ 823: «Wer vorsätzlich oder fahrlässig das Leben, den Körper, die Gesundheit, die Freiheit, das Eigentum oder ein sonstiges Recht eines Anderen widerrechtlich verletzt, ist dem Anderen zum Ersatze des daraus entstehenden Schadens verpflichtet. Die gleiche Verpflichtung trifft denjenigen, welcher gegen ein den Schutz eines Anderen bezweckendes Gesetz verstösst. Ist nach dem Inhalte des Gesetzes ein Verstoss gegen dieses auch ohne Verschulden möglich, so tritt, die Ersatzpflicht nur im Falle des Verschuldens ein»). Таким образом, Гер-

1  Denkschrift zum Entwurf eines bürgerlichen Gesetzbuch, 1896. С. 100. 2  Там же.

213

М.М. Агарков

манское гражданское уложение не знает обязательства возместить всякий противоправно умышленно или неосторожно причиненный вред.

Всилу § 823 обязательство возместить вред возникает лишь в трех следующих случаях: 1) если совершено посягательство на собственность либо на иное субъективное право; 2) если совершено посягательство на жизнь, тело, здоровье и свободу другого лица; 3) если нарушен закон, имеющий целью охрану чьих-либо интересов.

Правда, некоторые германские авторы придерживаются другого толкования и считают, что § 823 относит к числу субъективных гражданских прав и право на жизнь, на собственное тело, здоровье, и свободу.

Втаком случае следовало бы признать, что § 823 устанавливает обязательство возместить вред в случае нарушения чьего-либо субъективного права, а также в случае нарушения закона, охраняющего чей-либо интерес. Однако судебная практика не приняла это толкование, находя, что оно не соответствует ни точному смыслу § 823, ни его истории. Таким образом, как ни широко формулированы в Германском гражданском уложении три случая, когда возникает обязательство возместить вред, все же общего признания ответственности за всякий противоправный вред оно не знает. Кроме трех случаев, указанных в § 823, Германское гражданское уложение указывает еще один принципиально важный случай – в § 826. Согласно этому параграфу, умышленное причинение вреда способом, противным добрым правам, обязывает возместить причиненный таким образом вред. Вместе с тремя составами, установленными § 823, состав, указанный в § 826, образует четыре основных гражданских деликта. Кроме того, Германское гражданское уложение знает еще ряд специальных деликтов (§ 824, 825, 831, 832, 836, 837, 838, 839), Хотя все эти параграфы и расширяют поле применения обязательств из причинения вреда, однако они не меняют принципиального отрицания германским правом общего гражданского деликта1.

Буржуазные кодификации XX в. склоняются к признанию общего гражданского деликта.

Так, например, Китайский гражданский кодекс 1929 г. в § 184 формулирует следующее правило: «Кто умышленно или по неосторожности противозаконно нарушит принадлежащее другому право, обязан возместить ущерб. То же правило применяется в том случае, когда

1  Можно согласиться с характеристикой известного криминалиста F. v. Liszt, который полагает, что Германское гражданское уложение заняло в этом вопросе промежуточную позицию. См.: Liszt F. v. Die Deliktsobligationen im System des burgerlichen Gesetzbuch. Berlin, 1898. С. 6.

214

Обязательство по советскому гражданскому праву

кто-либо умышленно причинит другому ущерб способом, противным добрым нравам».

Обособленно от континентального буржуазного права стоит английское law of torts. Оно до настоящего времени в основной своей массе состоит из судебных прецедентов. В этих судебных прецедентах кристаллизировался ряд фактических составов, охватывающих типичные случаи правонарушений. Так как английские суды не любят формулировать общие принципы, то в их решениях нельзя найти формулы генерального гражданского деликта, охватывающей отдельные составы. Однако они проявляют довольно широкое усмотрение в расширении случаев ответственности. В английской литературе вопрос является предметом оживленного спора. Одни, как, например, Сальмонд (Salmond), считают, что ответственность наступает лишь в случае совершения определенного деликта, фактический состав которого установлен правом, т.е. склоняются к тому, что существует numerus clausus фактических составов, порождающих обязательство возмещения1. Другие, как, например, Поллок, стоят на точке зрения генерального гражданского деликта и считают, что всякое правонарушение при наличии других необходимых условий порождает обязательство возместить вред2.

Таким образом, буржуазное гражданское право в разных странах пользуется разными приемами для определения того, какое противоправное поведение является необходимым для возникновения обязательства возместить вред. Однако большинство буржуазных правовых систем вслед за Французским гражданским кодексом стоит на точке зрения генерального деликта.

Ст. 403 ГК устанавливает для советского гражданского права генеральный гражданский деликт. Этот прием в советском праве находится в полном соответствии со всем нашим правом, и в первую очередь со Сталинской Конституцией. Именно благодаря этому приему

1  Salmond̓s Law of torts, 1936. С. 17.

2  Salmond по аналогии с уголовным правом отрицал для английского права генеральный гражданский деликт: «Just as the criminal law consists of a body of rules establishing specific offences, so the law of torts consist of a body of rules establishing specific in juries» (там же. С. 17). На точке зрения теории Salmond̓а (так называемой частной теории) стоят Sallybrass (продолжатель труда Salmond̓a, см. цит. соч. С. 19–20), Miles J. (A Digest of Englisch civil law by E. Jenks. 3-е изд. Т. I. С. 307). Противоположного взгляда (так называемой генеральной теории) придерживается Pollock. Law of torts. 14-е изд. 1939. С. 1–15. Winfield. Test-Book of the Law of tort. 1937. С. 15–21. Обзор положения вопроса в судебной практике дает Williams G.L. The fondation of tortious liability // The Cambridge Law Journal. 1939. № 1.

215

М.М. Агарков

осуществляется наиболее полная защита социалистической и личной собственности. Действительно, если бы советское гражданское право установило в той или иной форме numerus clausus гражданских деликтов, характеризуемых каждый своим специальным фактическим составом, то получилась бы неполная защита имущественного положения наших юридических лиц и граждан. Генеральный же деликт, установленный ст. 403, позволяет осуществлять такую защиту наиболее полным образом. Всякое противоправное умаление имущественного положения наших юридических лиц и граждан при наличии остальных элементов фактического состава, установленного ст. 403, порождает обязательство возместить вред.

Выше было указано, что вред и причиненная связь между вредом

иповедением причинителя вреда являются всегда и без исключения элементом фактического состава, порождающего обязательство возместить вред. Иначе обстоит дело с правонарушением и виной. Во-первых, обязательство возмещения в некоторых случаях может возникнуть при наличии противоправного причинения вреда, но при отсутствии умысла или неосторожности. Во-вторых, обязательство возмещения в некоторых случаях возникает в результате п р а в о - м е р н о г о причинения вреда. Управомочие на причинение вреда, согласно ст. 403, устраняя противоправность, устраняет вместе с тем

иответственность. Однако ст. 403 сама по себе дает лишь основание утверждать, что управомочие на причинение вреда устраняет ответственность только по этой статье, но не исключает в отдельных случаях ответственности по другому основанию.

Обязательство возмещения вреда при наличии противоправности, но при отсутствии умысла или неосторожности может иметь место в силу ст. 406. Равным образом противоправное причинение вреда при отсутствии умысла или неосторожности порождает обязательство при наличии предпосылок, указанных в ст. 404. Однако в отношении ст. 404 нам приходится столкнуться с мнением, которое считает причинение вреда, предусмотренное этой статьей, за правомерное. Сторонники этого взгляда рассуждают следующим образом: использование источника повышенной опасности является правомерным; причинение вреда третьим лицам, которое имеет место в результате деятельности, создающей повышенную опасность, поэтому также является правомерным1.

1  В германской литературе на этой точке зрения Enneccerus. Цит. соч. Т. I, § 199, II; Tuhr A. v. Der Allgemeine Teil des deutschen bürg. Rechts. Т. II. Ч. 2. С. 437–474. Против – Leonhard Fr. Besonderes Schuldrecht des BGB, 1931. С. 541–542.

216

Обязательство по советскому гражданскому праву

Это мнение неправильно. Оно основано на смешении двух разных вопросов – вопроса о п р а в о м е р н о с т и д е я т е л ь н о с т и, связанной с повышенной опасностью для окружающих, с вопросом о п р а в о м е р н о с т и п р и ч и н е н и я в р е д а при занятии этой деятельностью. Само собой разумеется, что эксплуатация железной дороги, трамвая, фабрично-заводского предприятия и другие виды деятельности, предусмотренные ст. 404, являются правомерными. Но отсюда не следует, что причинение при этом смерти или увечья, либо порча или уничтожение чужого имущества также являются правомерными. В этом вопросе, часто не отдавая себе отчета, встают на точку зрения рассмотренной выше теории Меркеля и Гольд фон Фернека и полагают, что неправомерным являются лишь умышленное или неосторожное действие. Так как лицо, ответственное по ст. 401, не может освободить себя от ответственности ссылкой на отсутствие умысла или неосторожности, то отсюда делают вывод, что причинение вреда, предусмотренное этой статьей, является правомерным. Мы видели, что эта теория ошибочна. Ошибочность его наглядно явствует из следующего: в случае причинения вреда, например, при эксплуатации трамвая, вред может быть причинен как случайно, так и по неосторожности (мыслимо и умышленное причинение).

Поскольку вред был причинен деятельностью, связанной с повышенной опасностью для окружающих (источником повышенной опасности), имеет применение ст. 404, хотя бы вред был причинен и виновным образом. Вопрос о том, имела ли место неосторожность при причинении вреда, может в таком деле и не вставать. Он не имеет значения для дела, так как трамвайное предприятие отвечает и за случайный вред (кроме вреда, причиненного действием непреодолимой силы). Если считать, что ст. 404 устанавливает ответственность за правомерно причиненный вред, то пришлось бы сделать вывод, что лица

ипредприятия, указанные в этой статье, имеют право неосторожно (и даже намеренно) причинять вред третьим лицам. Вообще оспариваемое нами мнение является неестественным. Нельзя вред, причиненный не только неосторожно, но и случайно, считать правомерным, раз этого вреда можно избежать. А избежать можно не только неосторожного вреда, но и случайного, если только он не вызван действием непреодолимой силы. Особыми мероприятиями можно исключить

ислучайный вред.

Обязательство возместить вред, причиненный правомерным действием, может иметь место, но лишь в случаях, когда в силу закона од-

217

М.М. Агарков

но конкретное благо сознательно приносится в жертву для ограждения другого, большего блага. Ничего подобного нет в случаях, предусмотренных в ст. 404. В этой статье закон считается с тем, что при эксплуатации железной дороги, трамвая и т.п. вероятность несчастных случаев больше, чем при езде на лошади, но он не разрешает давить людей, портить имущество и т.д. для того, чтобы сделать эту эксплуатацию возможной. Наоборот, он не только не разрешает этого, но устанавливает ввиду особенностей такой деятельности повышенную ответственность, принимая во внимание: а) необходимость особой бдительности при этой деятельности; б) трудность для потерпевшего опровергать доводы, приводимые причинителем в свое оправдание.

2. В некоторых случаях обязанность возмещения может возникнуть и из правомерного причинения вреда. Само собой понятно, что не может быть общего правила, обязывающего возмещать всякий правомерно причиненный вред. Правомерное действие, т.е. действие, дозволенное правом, по общему правилу не может влечь за собой ответственности. Но в определенных случаях закон может устанавливать обязанность возместить правомерно причиненный вред исходя не из мысли об ответственности, а из совершенно других мотивов. Нередко для обеспечения какого-либо законного и подлежащего удовлетворению интереса необходимо пожертвовать другим тоже законным и по общему правилу подлежащим удовлетворению, но менее значительным интересом другого лица. В таком случае закон может допустить такую жертву, признать ее правомерной, но дать потерпевшему право требовать возмещения. В каких случаях такая жертва допустима, определяется законом. Примером этого в нашем праве является институт реквизиции. В силу ст. 1 Постановления ВЦИК и СНК РСФСР от 28 марта 1927 г. (СУ СССР 1927. № 38. Ст. 248) «реквизицией считается применяемое в силу государственной необходимости принудительное возмездное отчуждение или временное изъятие государством имущества, находящегося в обладании частных физических и юридических лиц, а также кооперативных и других общественных организаций».

К вопросу о возмещении за правомерно причиненный вред сводится вопрос о возмещении в случае крайней необходимости. В силу ст. 13 абз. 2 УК меры социальной защиты не применяются, когда действия, предусмотренные уголовными законами, совершены для отвращения опасности, которая была неотвратима при данных обстоятельствах другими средствами, если причиненный при этом вред является

218

Обязательство по советскому гражданскому праву

менее важным по сравнению с предупрежденным вредом. Наши гражданские законы не говорят ни о крайней необходимости, ни о необходимой обороне, хотя эти институты имеют в гражданском праве столь же важное значение, как и в уголовном. Определения, которые содержатся в УК, имеют поэтому значение и для гражданского права. Состояния необходимой обороны и крайней необходимости устраняют противоправность причинения вреда лицом, находившимся в таком состоянии. Устраняя противоправность, они устраняют вместе с тем гражданскую ответственность. Но крайняя необходимость ставит еще и другой вопрос. Пусть жертва чужим интересом, менее важным по сравнению с тем, ради которого жертва принесена, является правомерной. Но есть ли основания, чтобы эта жертва приносилась безвозмездно или же потерпевший имеет право на вознаграждение? De lege ferenda едва ли могут быть основания ответить на этот вопрос отрицательно. Пусть кто-либо для спасения своей жизни пожертвует чужим имуществом. Такое действие является правомерным. Но пусть он возместит потерпевшему стоимость этого имущества. Если человеку угрожает опасность, то ясно, что его надо спасти, пожертвовав для этого хотя бы и чужой вещью. Но было бы непонятно, почему спасение в конечном счете должно ложиться на имущество собственника вещи. Поэтому есть достаточно оснований для того, чтобы в таком случае возникало обязательство возместить причиненный вред. Мы не останавливаемся здесь на спорном вопросе о том, на кого должна ложиться обязанность возмещения, – на того ли, кто действовал в состоянии крайней необходимости, или же на того, в пользу кого он действовал (если эти лица не совпадают). Для нас существенно лишь отметить желательность возникновения в этом случае обязательства возместить вред.

Необходимо, впрочем, сразу же внести ограничение. Нет достаточных оснований для возникновения такого обязательства, если опасность угрожала от той самой вещи, которая была уничтожена или повреждена в состоянии крайней необходимости. Например, человек подвергся нападению чужой собаки и, спасая себя, убил ее. Однако если опасность была вызвана умыслом или неосторожностью лица, оказавшегося в опасности, то он должен возместить вред на общем основании, так как в этом случае он противоправно, умышленно или неосторожно (следовательно, виновно) причинил вред. Так обстоит дело de lege ferenda. Желательно было бы урегулировать этот вопрос в будущем ГК СССР. Но de lege lata вопрос прямо не решен. Дей-

219

М.М. Агарков

ствующее гражданское законодательство не касается вопроса о крайней необходимости. Правда, для освобождения от ответственности по ст. 403 ГК достаточно наличия ст. 13 УК. Но вопрос о вознаграждении этим не разрешается. de lege lata вопрос о вознаграждении может быть разрешен только применением ст. 406 ГК. Текст ст. 406 дает возможность суду возложить ответственность и в тех случаях, когда вред причинен правомерным действием1.

Следует отметить, что во всех рассматриваемых случаях действие, причиняющее вред, является правомерным и н а м е р е н н ы м. Как действие правомерное оно не может быть виновным.

3. Ст. 399–402 ГК регулируют обязательства, возникающие из так называемого неосновательного обогащения. Основание, из которого возникают эти обязательства, формулировано в ст. 399 следующим образом: «Обогатившийся за счет другого без достаточного установленного законом или договором основания обязан возвратить неосновательно полученное. Обязанность возврата наступает и тогда, когда основание обогащения отпадает впоследствии».

У нас уже неоднократно обращали внимание на то, что термин «неосновательное обогащение», с которым неизбежно связан и обратный термин «основательное обогащение», неудачен как термин социалистического права. Советская юридическая терминология далеко не является установившейся. В ней много наследия прошлого, много терминов, имеющих в социалистическом праве чисто условное значение. Этими терминами приходится пользоваться (ими пользуется и советский закон) просто потому, что язык не выработал еще новых обозначений. Но и при таком положении дела термин «неосновательное обогащение» является инородным и совершенно не отражает существа тех отношений, которые он обозначает. Однако поскольку он до

1  Вопрос о крайней необходимости почти не затрагивался в нашей цивилистической литературе. На нем останавливается Варшавский, который считает, что обязанность возместить вред, причиненный в состоянии крайней необходимости, должна быть обоснована на ст. 1 ГК. Варшавский ссылается на социальную целесообразность такого возмещения (Варшавский. Цит. соч. С. 92). Трудно согласиться с таким обоснованием и с таким пониманием ст. 1. Ст. 1 вовсе не дает суду право возлагать ответственность всегда, когда он найдет это «социально целесообразным». В германской литературе имеется ряд работ, рассматривающих вопрос с точки зрения гражданского (а не уголовного) права. См.: Tuhr A. v. Der Notstand im Ziwilrecht, 1888; Titze. Die Notstandsrechte im BGB, 1897; Merkel R. Kollision rechtsmässiger Interessen und Schadenersatzpflicht bei rechtsmässiger Handlungen, 1895; Fischer. Die Rechtswidrigkeit, 1911. С. 221–256. Во французской литературе см.: Savatier R. Цит. соч. Т. I. С. 125 и след.; Demogue R. Obligations. Т. IV, 721; Mazeaud H. et L. Цит. соч. Т. I. С. 492–495.

220