2Александр - Саша - Шура
Александр - хороший, храбрый, активный, красивый, мужествен-
ный, величественный, могучий, простой, большой, радостный, яркий,
громкий, сильный. "Это имя соответствует в основе своей сангвинис-
тическому темпераменту с уклоном к холерическому. Благородство,
открытость настроения, легкость обращения с людьми характерны для
этого имени; легкость, но не поверхностность. ...Ум Александров
четкий и трезвый, слегка иронический, быстр и многосторонен. Бла-
городство этого духовного склада, рыцарство - не вспышка и порыв,
а склонность, оформленная вроде правила. Имя Александр хочет быть
микрокосмом и, когда получает достаточный питательный материал для
оформления, то становится таковым: гением. Но эта гармония и само-
удовлетворенность имени Александр может быть не по плечу всякому:
не имея сил стать даже большим, он, помимо желания, тянется к ве-
ликости" (Флоренский, 1994, с.8-13). "Хорошее и большое имя. Зна-
чение "защитник людей" как нельзя лучше соответствует эмоциональ-
ному восприятию этого имени, а признак "величественный", видимо,
подтверждается его судьбой, ведь это имя принадлежало великим
властителям прошлого, императорам и царям. Другие качества согла-
суются с основными: имя активное, яркое, сильное, мужественное,
храброе и могучее. Особенно выделяется признак "храбрый" - история
это подтверждает" (Менделев, 1995, с.462).
Парадоксальны показатели восприятия уменьшительных имен. Все
они, естественно, не так величественны, громки, ярки и могучи -
это понятно. Но исчезают и другие признаки: "активный", "сильный",
"красивый".
Саша - тихий, тусклый, низменный, отталкивающий, шероховатый,
страшный, злой, трусливый, медлительный.
Шура - страшный, темный, тусклый, тихий, шероховатый, плохой,
низменный, печальный, грустный, могучий, медлительный.
"Выходит, что великолепные качества Александра - руководителя
и вождя, защитника общества, нивелируются гораздо менее привлека-
тельными чертами Саши и Шуры в быту: ведь в будничной, повседнев-
ной жизни блестящий воин и организатор зачастую не может найти се-
бе места: тихие семейные радости не могут его удовлетворить, и он
становится заурядным, скучным, даже неприятным для окружающих. Это
отражается в восприятии имени: признак "величественный", например,
меняется на "низменный", "яркий" - на "тусклый", исчезает актив-
ность, зато появляется медлительность. Признак "красивый" уходит в
тень, а его антипод - "отталкивающий" становится более весомым, а
для имени Саша даже выходит из нейтральной зоны и становится зна-
чимым. В общем, Александры великолепны в минуты опасности, напря-
жения, в случаях, когда необходимо принять важные решения, - одним
словом, в переломные моменты жизни или в нестандартных ситуациях.
Они выходят победителями, оказавшись в безнадежных положениях, но
в обычной жизни теряются, иногда даже опускаются ниже среднего
уровня: это уже не хороший, светлый и большой человек, а зачастую
плохой и темный. Такова натура Александров - двуединая и противо-
речивая" (Менделев, 1995, с.463).
Эту особенность тонко чувствуют писатели. Так, в незабвенном
"Золотом теленке" И.Ильфа и Е.Петрова мы встречаемся с Шурой Бала-
гановым и наблюдаем следующую сцену:
"Рыжеволосый молчал, подавленный справедливым обвинением.
- Ну, я вас прощаю. Живите. А теперь давайте познакомимся.
Как-никак мы братья, а родство обязывает. Меня зовут Остап Бендер.
Разрешите также узнать вашу первую фамилию.
- Балаганов, - представился рыжеволосый, - Шура Балаганов.
- О профессии не спрашиваю, - учтиво сказал Бендер, - но до-
гадываюсь. Вероятно, что-нибудь интеллектуальное? Судимостей за
этот год много?
- Две, - свободно ответил Балаганов".
Еще более емкий и парадоксальный в своем проявлении образ мы
находим на страницах эпопеи И.Шмелева "Солнце мертвых" - плаче о
погибели Русской земли, о безвинно погибших от жестокости и голода
в 1920 году людях. В главе "Что убивать ходят" мы встречаем Шу-
ру-Сокола - это мелкий стервятник, от которого пахнет кровью: "Кто
сотворил стервятника? В который день, Господи, сотворил Ты стер-
вятника, если Ты сотворил его? дал ему образ подобия Твоего... И
почему он Сокол, когда и не Шура даже?! Покорный конек возит его
по горкам - хрипит, а возит. Низко опустил голову, челка к глазам
налипла, взмокшие бока ходят: трудно возить по горкам. Покорен ко-
нек российский: повезет и стервятника, - под гору повезет и в го-
ру" (Шмелев И., 1991, с.24-26).
Рассуждая о "сдвигающем" действии звучания А.П.Журавлев расс-
матривает, в частности, названия хищных птиц: "Самые крупные, кро-
вожадные и добычливые из пернатых хищников получили "хорошие" име-
на: сокол, ястреб. А славу самого "страшного" снискал довольно бе-
зобидный коршун, поскольку среди характеристик звучания слова кор-
шун есть такие, как "темный", "страшный". В фольклоре, а затем в
литературных произведениях и в разговорной речи коршун незаслужен-
но стал олицетворением злых, темных сил. Ясно, что признаковое
значение, столь мрачное для слова коршун и положительное для слов
сокол и ястреб, сейчас поддерживается только литературой и словоу-
потреблением. Мы можем прочитать или услышать словосочетание смот-
рит соколом или налетел коршуном. Во время войны наших летчиков
называли соколами, истребители - ястребками, а фашистские самолеты
- черными коршунами. Вот какие "сдвиги" значений вызвало звучание
этих слов!" (Журавлев А.П., 1991, с.72-73).
Таким образом, И.Шмелев выбрал и соединил самый отталкивающий
вариант имени Александр и самый благозвучный и мифологически-воз-
вышенный вариант названия хищных птиц. Шура-Сокол - это то же, что
Александр Балаганов, или Шура Пушкин, Шура Суворов, Шура Македонс-
кий. Парадокс и абсурд. Впрочем, информация к размышлению также.
Такой вот Шура-Сокол - страшный, тусклый, темный, тихий, шерохова-
тый, печальный, могучий, грустный.
Имя - один из ключей к нашему подсознанию. Выбирая новое имя,
трактуя имя тем или иным образом мы подключаем человека к контину-
альным потокам сознания, открываем в нем нечто сокровенное, полу-
чаем возможность прикоснуться к его душе. Это особый вид транса:
"Случалось ли вам, когда-нибудь находить странным ваше имя, произ-
несенное вами самими. Со мной это часто случается. Я произношу
громко, несколько раз подряд, свое имя и перестаю понимать что-ли-
бо; под конец я не различаю ничего, кроме отдельных слогов. Тогда
я перестаю понимать все, забываю обо всем. И, как бы загипнотизи-
рованный, продолжаю произносить звуки, понять смысла которых я уже
не могу" (Якубинский, 1986, с.169).